Француженка

— Операция будет. Если бы чуть пораньше обнаружили, не нужно было бы делать. Может, просто профилактика была бы нужна. — Ты так спокойно об этом говоришь. — Ну а что. Я уже наревелась три месяца назад. Сейчас какой смысл. Бегаю тихонько по утрам, если не забываю, ем всякое полезное, курить перестала. — Вина тебе больше не дам. — Ну уж нет! — возмущается Света.— Единственная радость в жизни. — А как же мальчики? — Да какие это мальчики, прости господи. Ты же понимаешь, что я про каждого знаю, что с ним будет. Славка три раза разведётся и всё равно в четвёртый раз найдёт похожую на первую. Юрка в сумасшедшем доме полгода проведёт. Длинный Сэм откроет свой магазин, а потом свинтит в Америку, потому что тут попадётся на взятке. — Ужасно,— сочувственно говорю я.— Всё равно идём в комнату. — Может, лучше на крышу? Голос у неё стал как будто тоньше. И когда думает, что я не слышу, она тихо кашляет, прикрывая рот ладошкой. Почему я раньше не обращала на это внимания? — Идём, конечно. Я переодеваюсь в обычные джинсы и рубашку и достаю хулахуп — огромный тяжёлый обруч, которым мы по очереди истязаем свою талию. И мы поднимаемся на крышу. Я уже давно вскрыла тяжёлый навесной замок, и когда мы возвращаемся, я привожу его в такой вид, как будто он давно уже висит и покрылся ржавчиной, похожей на гречневую кашу. На крыше ветер чувствуется сильнее. Зато туман уже рассеялся, потому что выглянуло солнце. — Сделаешь хорошую погоду? — Просто тепло или прямо жарко? — Давай жарко,— улыбается Света. Она сбрасывает ботинки и босиком забирается на какую-то скользкую металлическую трубу, прихватив хулахуп. Достаёт из кармана «чупа-чупс», снимает обёртку и засовывает его за щёку.— Хочу, чтобы ты меня сфотографировала. На свою страничку хочу выложить фото. — Поэтому ты сегодня нарядная? — А как же.— Света поправляет бретельки на плечах и картинно ставит обруч рядом с бедром. Но тут же останавливается: — Сфотографируй, как Элен тебя. И в лучах света. — Я так не умею. И вообще, Элен меня предпочитает не слишком одетую фотографировать. Я расстёгиваю рубашку и повязываю её узлом на животе. — Умеешь. Нужна просто практика. Триста или четыреста попыток, и всё получится даже на телефон,— успокаивает меня Света. — Ну, тогда крутить тебе обруч до вечера. — Вызов принят. Получается быстрее. Удивительно, но уже на тридцатый или сороковой раз Свету устраивает на фотографии всё. А может, ей просто надоело крутить хулахуп. Мы сидим у какой-то кирпичной трубы, вытянув ноги на солнце, и болтаем о всякой всячине. Я включаю музыку на телефоне. — Почему, когда я для тебя меняю погоду, мне ничего за это не бывает? — Ты что, ещё не поняла? — удивляется девочка. — Нет, а должна была? — Это же так просто,— укоризненно говорит она.— Потому что я сама прошу тебя. А ты чаще всего любишь помогать не спросясь, нужно это или нет. — Не спросясь… — Ну а как ещё. Ты причиняешь добро насильно. А может, это и не добро вовсе. — Почему это? — Я прекрасно понимаю, почему, но верить в это не хочу. — Ну вот смотри. Помнишь ту женщину с мандаринами, на красной машине? — Девушку. — Да неважно. Вот ты помогла ей уехать. Она вернулась домой вовремя, а там её парень с любовницей. Он был уверен, что в метель она вообще останется на работе. Кому от этого лучше стало? — Так было на самом деле? — расстроенно спрашиваю я. — Почти. Или помнишь, ты тогда папу моего вернула домой? На следующий день они ещё хуже поругались. Сейчас он вообще дома мало бывает. — Я помню… Прости. — Да нет, может, это и к лучшему. Я-то с ним вижусь всё равно. Просто всё по-дурацки и неоднозначно. — А когда я всем помогала на экзамене? Вроде меня просили тогда помогать. — Ну и кому лучше, что они ничего не учили, понадеявшись на тебя? Тебе хоть кто-то сказал тогда спасибо? Я пытаюсь припомнить и отрицательно машу головой. Горячий ветер дует в лицо, и глаза слезятся. — Я настолько бессмысленная? — Я этого не говорила. Света вскакивает на ноги и ходит из стороны в сторону, напряжённо раздумывая. Пятки у неё почти чёрные от старого рубероида, который листами лежит кое-где по крыше. — По крайней мере, у тебя потом всё будет хорошо. — А у тебя? — А себя я не чувствую в будущем,— хладнокровно говорит девочка, и у меня слова застревают в горле.