Француженка

— Я рад, что вы так быстро восстановились,— говорит он мне.— У меня было ощущение, что вы без сознания. Но при этом вы шли почти самостоятельно и разговаривали со мной. Я прекращаю разглядывать на просвет бокалы, абсолютно чистые, и замираю с белым полотенцем в руках. — Спасибо. Значит, это точно были вы? — Судя по всему,— улыбается он и приглаживает курчавые волосы.— Вы совсем ничего не помните? — У него слишком тёплый голос. — Только по рассказам бабушки. А ещё…— Тут я немного теряюсь, потому что воспитанные официантки такого говорить не должны. Но мы в «Ведьме», тут особые правила.— В общем, единственное, что я помню, это странную татуировку у вас на запястье. Он отодвигает ноутбук, расстёгивает манжет тёмно-зелёной рубашки и показывает мне татуировку — столбик китайских иероглифов. — Да-да. Скажите, почему такая странная надпись для татуировки — «свиная тушёнка»? — Это история давняя,— терпеливо объясняет он, чуть улыбнувшись.— Я как-то раз увидел, что на банке тушёнки название и на русском языке, и на китайском. Тушёнка называлась «Великая китайская стена». Я решил, что это единственно возможное и глубокое значение для моей будущей татуировки. Старательно перерисовал иероглифы и отнёс мастеру. Оказалось, что не те. С тех пор для меня эта татуировка — напоминание самому себе: всегда проверять источники и думать, прежде чем что-то делать. — Сильно,— улыбаюсь я.— Не стесняетесь, если кто-то читает надпись? — Вообще вы первая, кто её сходу прочитал. Так что не стесняюсь. Сам дурак. Я смеюсь и прикрываю рот рукой. И ухожу за стойку, готовить сэндвичи для посетителей. — Спасибо вам,— спустя несколько минут говорю я. Его столик совсем близко.— Вы, получается, меня спасли. — Я? — удивляется он.— Я только проводил вас до дома и отнёс за вами куртку с ботинками. Вы протестовали и не желали одеваться. — Было жарко, да. Бабушка, правда, сказала, что вы меня чуть ли не на руках принесли. — Это некоторое художественное преувеличение,— замечает он.— Иногда вёл под руку и задавал направление. — То есть вы знали, где я обитаю? — Нет, скорее отследил изначальную траекторию. Надо же, бабушка. Я подумал, это ваша мама. Очень молодо выглядит. — Да,— улыбаюсь я.— Она такая. Да ещё влюбилась. Не знаю, почему я так откровенничаю с ним. — Влюбилась? Это очень хорошо,— задумчиво говорит он и смотрит на меня так, что я прячусь за прозрачными бокалами и прибавляю громкость на музыкальном аппарате — он старинный, знает всего десятка два песен, но шуршит и поскрипывает очаровательно. Я замечаю, что один шнурок у меня развязался, быстро завязываю его, а когда встаю, посетителя с ноутбуком уже нет. На столе деньги и маленький листочек бумаги. Я читаю записку и пытаюсь не слишком откровенно расплыться в улыбке. На листочке небольшое стихотворение обо мне и признание в том, что посетителя зовут Альберт. Это слишком необычно, но я ему верю. Я гляжу, спрятавшись за занавеской, и провожаю глазами светло-сиреневый «пежо». Потом возвращаюсь за стойку и достаю свои записи. У меня появилась ещё одна работа: я перевожу с французского рассказы современных писателей. Это получилось случайно: я разговорилась с одним из посетителей, а он оказался редактором в небольшом издательстве. Рассказы совсем маленькие, на один вздох, мягкие и будоражащие, как тяжёлый занавес в театре, когда заблудился и чуть не вышел на сцену,— в них много парадоксов и грустной любви. Когда посетителей нет, я читаю их вслух. Когда я перевожу, я пишу от руки, чтобы ещё сильнее их почувствовать. С Альбертом мы переписываемся до утра. «Я ведь немного волшебница, или ведьма, это как посмотреть». Я написала это во втором часу ночи. «Отлично, я всегда знал, что заведение так называется неспроста». А я-то думала, он перестанет мне писать, когда узнает. Я рассказываю ему свои истории, очень осторожно, но у меня покалывает в кончиках пальцев, и я понимаю, что всё будет хорошо. Он пишет в ответ, но ещё больше слушает. Даже в паузах по десять или двадцать минут, когда я торопливо пишу и ошибаюсь поминутно от спешки, я ладонями, и щеками, и лопатками чувствую, как он меня слушает в кромешной тишине ночи. «Я начал заниматься китайским языком. Если вы не против, я буду брать у вас консультации». Ещё бы я была против. Я ложусь спать только тогда, когда звёзды растворяются в светлеющем небе.