Отличная причина, чтобы умереть

      Злат куда-то запропастился. Не то чтобы Тарталья ждал, что помощник в одночасье предстанет перед ним по первому зову, но такая надежда теплилась все время, пока он рыскал по штабу в поисках своей цели. Цель не находилась, и тогда Тарталья заподозрил неладное.       Впрочем, чего-то подобного следовало ожидать, рассудил он. Уши все еще горели после выволочки, устроенной Пульчинеллой, и Тарталья недовольно поджимал губы, переваривая сказанное. Выйдя из кабинета Пятого, он отправился искать Злата, но при этом даже толком не осознал, что именно делает. В голове все еще звенел сердитый приказ разобраться друг с другом, и военная выучка подсказывала, что вышестоящему лицу будет лучше подчиниться без лишних вопросов.       Здесь же дело касалось не только исполнения поручения начальника – который так-то начальником уже не был, но все еще им воспринимался, – однако дошло это до Тартальи не сразу. Когда дошло, он насупился, намереваясь пойти по своим делам и убеждая самого себя, что никакой роли его дружба со Златом не сыграет. Пришлют другого помощника – и черт с ним, ему же лучше.       Но потом Тарталья вспомнил серьезный взгляд Пульчинеллы и уверенное: «Стал бы я тебе врать?», затем – бескровное лицо Злата и его постоянные шутки-подколки, и решительности в нем резко поубавилось. Он с досады саданул кулаком стену, рассеянно полюбовался оставшейся там вмятиной, шугнул каких-то трепещущих рядовых и поковылял в комнатушку, которую Злат гордо именовал кабинетом.       Злата там ожидаемо не было. Тарталья послонялся туда-сюда, поперекладывал какие-то бумаги, разложенные в стопки разной высоты, затем смутился и постарался вернуть все на место, но в итоге только раскидал листы по столу и разозлился. Он, очевидно, опять пытался залезть в те же проблемы, от которых только недавно умудрился избавиться, да что ж это такое!       «Злат единственный из организации вызвался тебе помочь», – сказал Пульчинелла, а у Тартальи внутри все заледенело. Он закрыл глаза, плюхнулся на стул, на котором обычно сидел Злат, зарылся пальцами в волосы и с силой ударился лбом о стол сначала один раз, потом второй и третий. В абсолютной тишине раздался шорох, а затем на Тарталью обрушилась лавина из документов, которые окончательно перемешались между собой.       Замечательно. Можно ли это было считать за ответ от вселенной на безмолвно заданный вопрос касательно ситуации в целом?       Тарталья, не разгребая ворох бумаг, поставил подбородок на край стола и уставился ровно перед собой. Разбираться в чувствах оказалось куда сложнее, чем можно было представить, и под этим цунами Тарталья тонул, не способный выплыть без посторонней помощи. А причина всего этого где-то шлялась и даже знать не знала о том, что вызывает у кого-то столько противоречий!       После Сумеру Тарталья только убедился в том, что Злату верить нельзя, но потом произошла стычка на корабле, затем – разговор с Пульчинеллой, который окончательно перевернул все с ног на голову и несколько раз взболтал. А теперь Тарталья находился в полнейшем раздрае и не знал, что делать дальше.       Да и о самом Злате он ничего не знал, если так подумать.       Эта мысль так неожиданно пришла в голову, что Тарталья аж выпрямился на стуле. Бумаги попадали на пол – не повезет тому человеку, который будет вынужден их разбирать, – но он даже не обратил на это внимание. Личный помощник был приближенным к Предвестнику человеком, поэтому такой тандем в любом случае знал друг о друге чуточку больше, чем сторонние лица.       Тарталья же не знал о Злате ничего. Да, он был сообразительным, неплохо сражался и шутил дурацкие шутки, но на этом познания Тартальи заканчивались. Не потому, что Злат был скрытным – просто Тарталья никогда не спрашивал о чем-то личном, хотя все шансы у него были. Более того, он даже не взглянул на досье, которое Злат первым же делом вручил ему, когда они оказались в учебной обстановке, но не заставил досконально изучить.       Злат понял, что Тарталье это было не интересно, и не стал настаивать, подпихивая никому не нужную информацию, – как и полагается идеальному личному помощнику.       Тарталья даже лица его не видел, потому что Злат все время носил маску и даже не думал ее снимать. Прятался ли, ждал приказа – непонятно, потому что Злат сам по себе был сплошной загадкой, тенью своего Предвестника. Попытавшись воскресить в памяти подробности о бледном лице Злата, на которое он почти не обратил внимание тогда, на корабле, Тарталья понял, что ничего не запомнил. Он помнил мраморно-белую кожу и кровь, которая была повсюду, и... все.       – Да чтоб тебя, – буркнул Тарталья и со злости смел все оставшиеся бумаги со стола. Он и не обязан был ничего знать о человеке, с которым имел чисто деловые отношения, поэтому ни возраст, ни место жительства, ни лицо Злата не были ему известны. Тарталью интересовало совершенно другое – его страсть к сражениям и хорошим противникам была неисправима.       Пульчинелла говорил, что Злата дрессировали в угоду Предвестникам, что тот был серьезным и собранным, но Злат, которого знал Тарталья, мастерски умел действовать на нервы, был ходячим сборником пословиц и поговорок про ложь, а также обладал недюжинным упрямством, поразительно иронично сочетавшимся с извечной вежливостью.       Ну и как Тарталья должен был понять, какой из Златов настоящий, если его впечатления и рассказы Пульчинеллы разнились?       Он никогда не был хорош во всей чепухе с чувствами – причин научиться копаться в себе, не говоря уже о чужой голове, Тарталья в свое время так и не нашел, а теперь медленно закипал, не способный унять бурю в душе. Это не было боем в привычном понимании. К сражениям Тарталья привык, как привык и выходить из них победителем, но здесь позорно проигрывал человеку, который даже не находился рядом.       – К черту, – выдохнул он и встал, а затем в два шага добрался до шкафчика со стеклянными дверцами. Каким-то чудом Тарталья запомнил, что досье, которое когда-то принес ему Злат, было кричаще красного цвета – не иначе как сигнальная ракета во мраке для такого, как Одиннадцатый Предвестник, который даже толком не знал, как выглядит его подчиненный.       Нет, они вполне могли бы продолжить сосуществовать и так – Тарталье это даже толком не нужно было, ему вполне хватало имени и того, что Злат что-то мог противопоставить в спарринге. Не было необходимости сближаться и узнавать друг друга получше, ведь их связывали чисто рабочие отношения, у которых не было и шанса покинуть пределы рамок «начальник-подчиненный».       Но Злат, невыносимый, раздражающий Злат уже умудрился пустить корни глубже, чем изначально планировалось, и теперь бесил Тарталью даже тогда, когда не находился рядом.       – К черту, – повторил Тарталья, взяв в руки красную папку, которая фантомно обожгла пальцы. Он скользнул взглядом по фотографии и уставился на строчку с местом жительства. Деревня Беломорье, гласило оно, сиротский приют №6.       Не было никакой уверенности, что Злат находился именно там, но нигде в Заполярном его не было – Тарталья уже проверял. Он захлопнул папку, задумчиво постучал себя ее краешком по подбородку и мгновением спустя шагнул в коридор, направляясь в сторону тренировочного полигона одиннадцатого подразделения. Единственным, кто мог знать о перемещениях Злата, был Владлен – уж его-то Тарталья сегодня точно видел, но подходить не стал.       Ворвавшись на полигон в разгар тренировки, Тарталья кивком поприветствовал уполномоченных за ее проведение офицеров.       – Вам чем-нибудь помочь, господин Тарталья? – осведомился один из них, держась на почтительном расстоянии.       – Мне нужен Владлен, геомант, – ответил Тарталья. – Он здесь?       – Владлен! – рявкнул второй офицер, и где-то в дальнем ряду один из фатуи, отрабатывавших приемы, пропустил удар и согнулся пополам. – Сюда подошел, быстро!       Тарталья проследил за Владленом, прокравшимся через весь полигон вдоль стеночки. Без обмундирования геомантов он казался маленьким и щуплым, а широко распахнутые голубые глаза и по-детски кудрявые темные волосы, обрамлявшие вспотевшее лицо, делали его совсем юным. Что он забыл здесь в таком возрасте? Были ли на то адекватные причины? С собой его Тарталья не равнял – он, к сожалению или к счастью, попал в Фатуи иным образом.       Оттащив Владлена в сторону и бросив острый взгляд на собравшихся погреть уши офицеров, Тарталья тихо и вкрадчиво спросил:       – Где Злат?       Владлен захлопал глазами, приподнял брови и смешно приоткрыл рот, и оказалось, что он совсем еще мальчишка. Он вытер рукавом форменной кофты лоб и ответил:       – Уехал домой, поправлять здоровье. Вы не подумайте, – вдруг перепугался Владлен и взмахнул руками, – Злат сказал, что попросил пару дней отгула в связи с полученным на задании ранением. Официально попросил!       – Официально, значит, – с непередаваемой интонацией произнес Тарталья. Владлен замолчал и вжал голову в плечи, на всякий случай отступив на шаг назад. – Домой – это в деревню Беломорье, сиротский приют №6?       Владлен мелко-мелко закивал, и взгляд его стал затравленным. Он боялся – как и офицеры, косившиеся в сторону Тартальи с опаской, как и рядовые, шарахающиеся от него в коридорах как от чумного.       Злат иронизировал над его способностями, завуалировав насмешку под вежливость, не боялся высказывать свое мнение и помогал – иногда так осторожно и ненавязчиво, что никто вокруг этого не замечал. Было ли это чисто по-человечески или ради какой-то цели, Тарталья не знал. Да, он не доверял Злату, но где-то в глубине души ему хотелось этого.       Одно теперь было ясно, как день, – дальше бежать было некуда. Да и Тарталья не относился к тому типу людей, которые уклонялись от нежелательных сражений; еще не случившийся разговор, вызывающий странные чувства, тоже относился к их части.       Смазанно поблагодарив Владлена, Тарталья пулей вылетел из тренировочного зала. У него было время, чтобы разобраться со сложившейся проблемой раз и навсегда, вне зависимости от исхода, – следующую миссию наметили на начало грядущей недели, поэтому Тарталья имел право ходить и ездить куда захочется. Он заскочил за вещами, оделся потеплее и устремился на станцию, где стояли сани.       Не ожидавший увидеть его извозчик сначала не глядя обругал за то, что Тарталья потревожил его во время обеда, а затем, узнав в нем Предвестника, спешно рассыпался в извинениях и вежливостях, страшась поднять глаза. Весь поток слов Тарталья проигнорировал, не дослушал какую-то витиеватую конструкцию – почему нельзя было изъясняться по-человечески? – и сказал, что они едут в Беломорье.       Сани – без лошадей, как и всегда – тронулись с места. Тарталья прищурился, когда по глазам больно резануло видом белоснежных просторов; пришлось некоторое время попривыкать, разглядывая родную землю сквозь ресницы. Они съехали по главной дороге, ведущей прямиком в Заполярный, разминулись еще с несколькими дежурными санями, пересекли Морозный мост и внезапно оказались один на один с зимой – полноправной властительницей Снежной.       Тарталья подпихнул на место вывалившийся из паза тепловой камень, и обогревающие контуры вспыхнули приятным желтовато-оранжевым светом. Внутренняя и боковая часть настила озарилась целой вязью вен и послушно разогнала жар по всем саням. В лицо щедро сыпануло горстью колючих снежинок, и Тарталья недовольно выдохнул, поглубже зарываясь носом в пушистый воротник и съеживаясь так, чтобы беречь драгоценные крупицы тепла.       Заснеженные земли сливались в сплошное белое полотно, проносящееся мимо, и злой ветер выдувал из головы ненужные мысли. Стало совсем спокойно, будто и не было на деле никакой проблемы, и Тарталья все сам себе надумал. Вечная зима – опасная, безжалостная владычица – всегда с радостью принимала его в свои объятия и давала передохнуть от постоянного бега.       Это не значило, что ей можно было верить, нет, – ее коварство воспевали в легендах, которые Тарталья впитал с молоком матери. Однако он никогда не отрицал, что любил суровые метели, колючие льды и лютые морозы – они навсегда стали частью Тартальи, вырастили и воспитали неразумное дитя, оставив свой след на его прошлом. Зима пыталась его задавить, как и многих других до этого, но вместе с тем давала силы жить вопреки опасностям, которые она неизменно приносила с собой.       Когда они только подъехали к Беломорью, Тарталья выпрыгнул из саней прямо на ходу, махнул извозчику рукой и деловито направился вдоль добротно прибранной дороги вглубь. Глаз бога на поясе миролюбиво дремал, но был готов проснуться в любой момент, Глаз порчи же недовольно жег карман, как и всегда. В сравнении с Морепеском Беломорье было тихим и маленьким: здесь едва ли можно было насчитать с два десятка домишек, скромных, но ухоженных. Чувствовалось, что жители свою деревню любили, все здесь дышало жизнью, и даже вечная зима словно смягчалась по отношению к беломорцам – Тарталья чувствовал, что в Беломорье было... уютно. Что именно создавало такое впечатление, он пока что понять не мог, да и не сильно-то и пытался.       Из головы выветрился хаос, над которым Тарталья был не властен, и после него осталось лишь легкое спокойствие. Проходившая мимо сухонькая старушка приветливо улыбнулась ему тонкогубым ртом и проворковала:       – И что такой чудесный юноша забыл в нашей деревне?       – Здравствуйте, бабушка, – ответил Тарталья, решив побыть немного вежливее, чем обычно: старость он уважал. – Мне птичка на хвосте принесла, что здесь можно найти некоего Злата. Не подскажете, где он обитает?       – Ой, так ты Златушкин друг? Что ж ты сразу-то не сказал! – воскликнула старушка, с необычайной резвостью приблизилась к Тарталье и, взяв его под руку, куда-то потащила. – Давай-ка я тебя сначала накормлю, а то щеки бледные да впалые, это куда это годится? Совсем отощал, загоняли тебя, молодца, совсем загоняли! Ну я их!..       Угрозы из уст бабули-одуванчика звучали безобидно и нелепо, но Тарталья старательно скрывал улыбку, чтобы не обидеть пожилую женщину. Она упорно вела его куда-то по дороге, бодро перебирая ногами, и чередовала угрозы кому-то невидимому, кто посмел на его, Тартальи, здоровье покушаться, с обещаниями вкусного и сытного обеда. Во рту скопилась слюна после того, как Тарталья имел неосторожность прислушаться к тому, как бабушка расписывала и борщ, и пирожки, и компот из сухофруктов, – организм, не получивший с утра положенной ему доли завтрака и еще не приступивший к обеду, явно был не против как следует подкрепиться.       – Казимир, если ты жаждешь лишиться пальцев, можешь продолжать лезть под топор, – вкрадчиво предложил кто-то, и в его голосе Тарталья различил донельзя знакомые интонации.       – Ну дай! – заканючил ребенок. – Я тоже хочу попробовать!       Тарталья вздрогнул и словно очнулся ото сна. Он остановился как вкопанный и повернул голову в сторону источника звука, туда, где во дворе обнесенного заборчиком двухэтажного дома несколько детей окружали высокого мужчину, у которого на шее криво-косо был повязан пестрый шарф. Он всеми силами прятал от них топор, но делал этого без особого энтузиазма.       – А ты уверен, что сможешь наколоть дрова? – спросил Злат, балансируя на одной ноге. За вторую цеплялась девочка в смешной розовой шапке, которую он придерживал, не давая детям постарше ее затоптать. – Тетя Аля уже ждет, когда вы принесете ей что-то, чем можно затопить печь. Кто же станет ее героем сегодня, а, детеныши?       – Я!       – Нет, я!       – Неправда, я первее!       Дети заорали наперебой и шумной толпой помчались куда-то за дом, пихаясь и толкаясь по пути. Злат вздохнул, положил топор на пень и поправил съехавшую розовую шапку с головы девочки, прижал к себе и улыбнулся, а затем безошибочно поднял на Тарталью безмятежный взгляд.       Злат был таким же бледным, каким Тарталья его запомнил, но морозный румянец на щеках давал понять, что он если не выздоровел окончательно, то, по крайней мере, шел на поправку. Снежинки покрывали пепельно-белые волосы, взъерошенные и даже слегка спутанные, а из огромного капюшона, сдвинутого с головы на спину, кокетливо торчал кончик хвоста. С искусанных губ сорвалось облачко пара. Злат приподнял тонкие брови.       – Здравствуйте, господин Тарталья. Чем обязан? – спросил он. Без маски голос Злата звучал иначе – мягче и глубже, что ли? – и сопоставить привычное с реальным казалось невозможным. Он стоял посреди заснеженного двора, прижимая к себе маленькую девочку, и казался кем-то иным, не тем агентом Фатуи, которым Тарталья привык его видеть.       На Злате не было униформы агента, за которой он вечно прятался, – без нее ничего не могло навести на мысль, что молодой мужчина в не по размеру большой куртке и штанах в заплатках принадлежал к рядам организации.       По глазам, выражающим один лишь вежливый интерес, Тарталья все еще ничего не мог прочитать.