Отличная причина, чтобы умереть

      В скромном двухэтажном домишке было хорошо натоплено. Несмотря на то что обстановку в доме сложно было назвать богатой, здесь было комфортно и просторно. Приют №6 деревни Беломорье оказался куда более приятным местом, чем Тарталья себе представлял: здесь все дышало теплом и уютом, и видно было, что к созданию семейной атмосферы приложили немало усилий. Даже Тарталья, который старался никогда не расслабляться, ощущал себя на своем месте: в прямом смысле чувствовал себя как дома, как и предложила ему женщина, представившаяся Алевтиной или же тетушкой Алей, как называли ее дети.       В приюте жило десять детей, исключая Злата, который воспитанником приюта уже давным-давно не был, но все свое свободное время продолжал проводить здесь – об этом Тарталье доверительно поведал Велеслав, забавный мальчик в очках. Почему-то он моментально прилип к Тарталье сразу же, как только его увидел, и отказался отцепляться. Попытавшись воззвать на помощь, Тарталья имел честь пронаблюдать, как удивительно синхронно приютские дети сделали вид, что ничего не происходит, хотя внешне никакой агрессии к нему не выказывали – наоборот, заинтересованно блестели глазами и косились на тяжелую форменную куртку, которую Тарталья оставил у входа.       Стены были светлыми, потолки – высокими. Мерно горела печка, тепло от которой разносилось по всему дому, пахло свежеиспеченным хлебом и молоком. Дети были румяными и довольными, резво перемещались по дому и общались, но слушались тетушку Алю – невысокую пухлую женщину с нежным взглядом и темными волосами, завязанными в тугой узел на затылке. У каждого ребенка была какая-то обязанность, которую ему надлежало выполнить, и, сравнивая со своими младшенькими – да и старшенькими тоже, чего греха таить, – Тарталья понимал, что сравнение шло не в пользу его братьев и сестер. Те, выросшие в иных условиях, временами вели себя как последние засранцы, чем навлекали на себя гнев родителей.       Стройная зеленоглазая Милада, накрывавшая на стол, помогала по хозяйству и приглядывала за близняшками Огнеславом и Ожегой – рыжими и бойкими, как настоящее пламя. Те заговорщически перемигивались, когда думали, что их никто не видит, и пытались умыкнуть остывающие пирожки, недавно вынутые из духовки. Крепенький Святополк, которого поставили сторожить выпечку, не поддавался их уловкам и каждый раз несильно шлепал тянущиеся к запретному ручонки, а после оттаскивал ушлую Ожегу подальше. Злат сидел на трехногой табуретке и покорно подставлял лицо под прикосновения Яны – юной, но опытной знахарки, обладательницы Крио Глаза бога. На его руках сидела малышка Лютица, которая была совершенно слепа – бельма на глазах не дали бы соврать.       Помимо Велеслава, к Тарталье постоянно приставал Казимир, который, как ему потом пояснили, оказался страстным любителем лезть на рожон и первым фанатом Злата. Ребенку не понравилось, что Злат пришел побитый, и он твердо вознамерился отомстить, то и дело вызывая Тарталью на дуэль. Мелькнула в дверях пушистая шапка Богдана, который притащил большущую охапку дров, наколотых на улице, а сам он торопливо скрылся где-то в глубине дома, раздеваясь на ходу. Велеслав снисходительно пояснил, что Богдан очень скромный и не любит незнакомцев, поэтому Тарталья понял, что к нему лучше лишний раз не приставать. С верхнего этажа спустилась заспанная Перуника – смуглая и черноглазая, совсем не похожая на коренных снежнийцев; вероятно, кто-то из ее родителей был родом не то из Сумеру, не то из Натлана.       – Злат хороший, зачем ты его побил? – надулся Казимир, пихая Тарталью в колено, и потянул за рукав рубашки, привлекая к себе внимание. – У тебя совести нет?       – А вдруг он первый решил меня побить? – заинтересованно спросил Тарталья. Притихший Велеслав хлопнул глазами, слушая в оба уха. – Что мне оставалось делать?       Казимир воззрился на Тарталью со священным ужасом, даже рот приоткрыл. Велеслав ахнул и широко распахнул глаза, из-за чего стал похож на очаровательную лягушку. Злат на мгновение качнулся в сторону и бросил на Тарталью предупреждающий взгляд, как бы говорящий не делать глупостей. Глупостью было со стороны Злата приводить сломавшего ему нос человека в родной дом, убежище, а то, что Тарталья был вынужден развлекаться общением с детьми, являлось простым следствием.       Впрочем, против детей Тарталья ничего не имел. Его накрыло волной спокойствия после разговора-боя на берегу, которая не схлынула за все время, пока они шли до приюта. Почему-то Тарталья не возражал, когда Злат гнусаво предложил «поужинать дома», а теперь сидел здесь, разморенный теплом и уютом, и втайне наслаждался атмосферой, попутно отбиваясь от приставаний мальчишек.       – Злат, что ты сделал с шарфом? – неожиданно грудным голосом протянула Перуника. Злат попытался ей ответить, но Яна звучно цокнула языком, и тот перестал вырываться. – Почему здоровенный кусок болтается на соплях?       – На соплях, на соплях! – вдруг расхохоталась Ожега, и ее брат вторил задорным смехом. Тетушка Аля, вернувшаяся с улицы, стряхнула с объемной шапки снег и плотно прикрыла за собой дверь. В ее руках была какая-то корзинка, при виде которой Велеслав и Святополк вдруг подозрительно оживились.       – Можно садиться, – сообщила тетушка Аля, принимая в объятия близнецов. – Я же холодная и вся в снегу, промокнете и замерзнете!       Близнецы с визгом брызнули по сторонам, и Тарталья увидел любящий взгляд, которым их наградила женщина. Она посмотрела на Тарталью и неожиданно весело подмигнула, избавляясь от верхней одежды. Он хотел уже было задать вопрос, как вдруг Казимир дернул его за рукав и твердо заявил:       – Я тебе не верю! Ты врешь!       И в его голосе звучали подозрительно знакомые интонации. Точно с такой же Злат выкатывал очередную поговорку про ложь, когда Тарталья неудачно ему врал. Казимиру было не больше десяти лет, но он уже успел выучиться у Злата какой-то ерунде, скорее всего, неосознанно, потому что пытался на своего кумира – старшего брата – походить. Мимолетом Тарталья подумал, что существования второго Злата мир, пожалуй, не переживет, однако не в его стиле было лезть к другим людям с указаниями о том, как им жить.       – Может быть, и вру, – легкомысленно ответил Тарталья, поднимаясь на ноги. Сидевший рядом Велеслав моментально последовал его примеру и резво поскакал в столовую, откуда вкусно пахло едой.       – Как можно? – неподдельно возмутился Казимир, идя с Тартальей бок о бок. На детском личике было написано такое негодование, что Тарталья даже умилился. – Вообще не стыдно?       – Не-а, – по-детски показал в ответ язык Тарталья и ухмыльнулся близнецам, разглядывавшим его с одинаковым интересом.       Во главе длинного стола сидела тетушка Аля, по правую руку от нее – Злат. Дети деловито сновали вокруг, рассаживаясь по своим местам, и лишь стул напротив Злата стоял неприкаянный. Молчаливо спросив у Злата, его ли это место, только после получения короткого кивка Тарталья сел за стол, окидывая взглядом простую, но вкусную пищу, явно приготовленную с душой. Тарталья повел носом и блаженно прижмурился, вдыхая восхитительные ароматы еды.       Дети притихли, все как один уставившись на тетушку Алю. К Злату прижималась малышка Лютица, которую тот легонько приобнимал и слегка поглаживал по светлой макушке. Кажется, она вообще не собиралась от него отлипать: практически все время девочка проводила на руках у Злата, и все принимали это как данность. Видимо, Лютица была привязана к Злату так же сильно, как Тьюсер – к Тарталье. В домашней обстановке, наполненной детским смехом и ласковыми объятиями, это было видно особенно четко.       Тем не менее, Тарталья вдруг понял, как сильно соскучился по своей семье.       – Приятного вам аппетита, дети, – сказала тетушка Аля, взяв в руки ложку. Без ее команды никто не начинал есть, понял Тарталья и последовал примеру, – и тебе, Тарталья.       – Приятного аппетита! – нестройным хором отозвались дети, и вскоре столовая заполнилась стуком ложек и бульканьем супа.       Ели в тишине, которую изредка сменяли негромкие разговоры и лукавые взгляды. Тарталья краем глаза наблюдал за детьми: все до единого вели себя аккуратно, не разбрасывались хлебом, как любил безобразничать Антон, и не воротили нос от предложенного, как делала Снежана. Он понимал, что разница между полной многодетной семьей и приютской семьей все же была, и последняя находилась в иных условиях, где не приходилось выбирать. Несмотря на внешний уют и наличие в доме как женских, так и мужских рук, мебель была потертой и старенькой, хоть и добротно, крепко сколоченной, а одежда на детях выглядела опрятно, но все равно перешивалась не раз.       Ожега и Огнеслав шкодливо улыбались чему-то своему и временами пихались локтями, но их одергивала красавица Милада, которая очаровательно краснела от любого взгляда Тартальи. Богдан и Яна сидели с одинаково строгими лицами, и только тогда становилось понятно, что они брат и сестра, а Велеслав постоянно пытался умыкнуть у Яны кусок хлеба, но неизменно получал по рукам. Казимир сердито сопел у уха Тартальи и словно случайно попинывал его под столом, сидящий подле него Святополк сосредоточенно работал ложкой – он был левшой. Перуника загадочно смотрела в окно, находясь мыслями совсем не здесь, и периодически вставляла какие-то расплывчатые реплики. Злат же помогал устроившейся у него на коленях Лютице и тихо переговаривался с тетушкой Алей.       Он выглядел преступно домашним в большом вязаном свитере и с теплым взглядом. Представления Тартальи о нем рушились в очередной раз, потому что Злат будто становился иной личностью, демонстрируя новую грань характера, о которой Тарталья и помыслить раньше не мог. Вот этот тюфяк, кормящий с рук слепую девочку, и агент Фатуи, способный пытать людей, – скажи кто Тарталье раньше, что такие трансформации бывают на самом деле, не поверил бы.       Посуда постепенно пустела, дети благодарили за ужин, один за другим уходили мыть за собой тарелки и разбредались по дому. За столом оставались только старшие дети, которые вели разговоры друг с другом, и самые стойкие: Лютица, которая, кажется, наметила себе целью ни за что не отлипать от Злата, Велеслав, которому нужно было знать все и сразу, и Казимир, который из чистого упрямства не отводил от Тартальи подозрительного взгляда. Это было даже мило: Тарталье так и хотелось лишний раз поддразнить его, чтобы посмотреть на надутые щеки.       – Злат, я думаю, вам лучше остаться на ночь, – вдруг произнесла тетушка Аля, откладывая вилку. На ее лице застыло обеспокоенное выражение, которое сменилось легкой улыбкой, стоило только детям восторженно вскинуться. – Скоро стемнеет, и тогда вам придется ехать в снегопаде. Как бы не случилось ничего плохого.       – Завтра поедем, – согласился Злат, поглаживая по спине малышку Лютицу. – В планах было переночевать дома. То, что кто-то приехал за мной без предупреждения, ничего не изменило.       – Вот и отлично, – хмыкнула Перуника, хлопнув в ладоши. На ее смуглом скуластом лице расплылась довольная улыбка. – Я как раз успею починить твой шарф и довязать шапку. Где ты умудрился так его разодрать?       Тарталья сделал вид, что ни при чем, и с преувеличенным вниманием уставился на кусочек хлеба, который до того крутил в пальцах. Он помнил, с каким священным ужасом тогда, на пляже Злат поднял отброшенный на землю шарф и обнаружил, что половину Тарталья практически отсек водным клинком. Извиняться Тарталья, разумеется, не стал – делать ему нечего, кроме как за испорченный шарф прощения просить, – поэтому был вынужден слушать гнусавое нудение Злата все время, пока они шли до приюта.       Теперь-то у Злата с лицом все было в порядке – умница Яна даже умудрилась вылечить сломанный нос, а после посмотрела на Тарталью с нескрываемой неприязнью. Разумеется, обмануть старших детей было сложнее: они были все как один донельзя проницательными, и им Злат во избежание всякого пояснил, что с Тартальей они устроили дружеский спарринг, в котором Злат оказался в числе проигравших. Ему почему-то поверили, и их отношение к Тарталье потеплело, однако Яна-целительница так и продолжала смотреть на Тарталью волком – не могла простить ему то, что он основательно попортил Злату мордашку.       – Зацепился за ветку, – меланхолично отозвался Злат, баюкая прикорнувшую на его коленях Лютицу.       – А на ветке, видимо, нынче ножи растут?       – Сегодня елки с ножами, завтра сосны со стрелами. Сама же знаешь, что против природы не попрешь.       Тарталье стоило больших трудов сохранить невозмутимое лицо. Злат, прижавшийся щекой к макушке Лютицы, гладил по голове невероятно радостную Яну, которая аж жмурилась от удовольствия, подставляясь под руку. Перуника поймала взгляд Тартальи и хмыкнула:       – Яна – невеста Злата.       Невеста? Тарталья изумленно вскинул брови. Почему-то представить Злата примерным семьянином получилось с трудом: хоть тот и всячески показывал любовь к приюту, в котором вырос, но к той же Яне относился с ласковым снисхождением, которое взрослые демонстрировали по отношению к любимым детям.       – Ага, – счастливо отозвалась Яна, но после вдруг отстранилась и бросила на Тарталью предупреждающий злой взгляд. – Если ты еще раз его так сильно поколотишь, я тебя заморожу.       – Яна, следи за тем, что говоришь, – сокрушенно покачала головой тетушка Аля. – Прости, она у нас очень взбалмошная. Злат ее избаловал.       – Не только я, – встрял Злат, закатив глаза. – Не надо сваливать на меня всю вину.       Старшие девушки, Милада и Перуника, с ухмылками переглянулись, и Тарталья почему-то почувствовал, что не такие уж-то они тихие и мирные, какими пытаются казаться. Яна снова прилипла к Злату, о чем-то негромко воркуя ему на ухо, а тетушка Аля, недавно вышедшая из-за стола, в несколько подходов вернулась с несколькими кружками душистого чая.       Злат ласково тыкнул Яну в нос, из-за чего девочка смешно зафырчала, а затем поднялся из-за стола вместе с Лютицей. Малышка уютно умостила голову у Злата на груди и едва слышно посапывала – видимо, совсем утомилась после сытного ужина.       – Я уложу ее в кровать, – тихо сообщил он.       Остальные дети закивали и, когда Злат скрылся на втором этаже, возбужденно уставились на Тарталью. От такого пристального внимания Тарталья ощутил себя неуютно, но виду не подал. Он бросил на тетушку Алю испуганный взгляд, однако та и бровью не повела, продолжая неспешно цедить чай.       – Ну что, погадаем тебе? – вдруг мурлыкнула Перуника, доставая из ниоткуда холщовый мешочек и тряхнула его так, что послышалось постукивание дерева о дерево.       – Руни – талантливая предсказательница! – возбужденно выпалил Велеслав, улыбаясь во весь рот.       – Я в этом не участвую, – закатила глаза Яна и соскочила со скамеечки. Она кинула строгий взгляд на Богдана, который молчал все это время, и тот послушно почесал следом за ней. На вид он был старше сестры, казался крепким и сильным, и Тарталья невольно подумал, что в будущем его вполне смогут забрать в Фатуи при очередном наборе рекрутов.       – Да ладно, ты что, все еще обижаешься за прошлый раз? – хохотнула Перуника, развязывая мешочек. Сидящая рядом Милада кинула на нее осуждающий взгляд и подняла с колен искалеченный шарф Злата, а после грустно вздохнула. Тарталье стало немного стыдно.       – Иди лесом!       – Сама иди!       – Перуника, – качнула головой тетушка Аля, и Перуника послушно замолчала, не прекращая улыбаться.       – Ну так что? – спросила она, положив мешочек на стол. Вид у нее был такой самодовольный, что Тарталья не мог устоять. В конце-то концов, что он терял? Не то чтобы Тарталья верил в судьбу и прочие радости жизни, однако отказываться было бы некрасиво. Тем более, когда на него хитро, пристально смотрели угольно-черными глазами.       – А давай, – согласился он.       Без лишних слов Перуника осторожно высыпала из мешочка небольшие гладкие кругляши с выжженными на них рунами. Тарталья с разрешения взял одну из них, покрутил в пальцах и вернул на место – ничего примечательного, хотя с гаданиями он раньше не сталкивался. Перуника ловко, привычно перевернула деревяшки рубашкой вверх и перемешала их круговыми движениями, а после вскинула смоляные брови.       – Бери три, – скомандовала она, выжидающе улыбаясь. Милада поглядывала то на стол, то на Тарталью, неторопливо колдуя над шарфом. Тетушка Аля тоже казалась заинтересованной, Казимир смотрел с опасным прищуром, а Велеслав поставил оба локтя на стол и слегка покачивался туда-сюда.       Послышались шаги, и вскоре на кухне показался Злат. Увидев разложенные на столе руны, он невозмутимо спросил, пока садился на свое место:       – Опять людей на деньги разводишь? Учти, у господина Тартальи их не так много, как тебе бы хотелось.       – Не страшно, в человеке главное – душа, – отмахнулась Перуника, а после, поймав взгляд Тартальи, подмигнула ему и с лихой улыбкой потерла пальцами в воздухе. Ушлая девица.       Тарталья выложил перед собой три деревяшки. Перуника приподнялась со своего места и подошла поближе, а затем поочередно указала на деревяшки, которые все еще лежали рубашкой вверх.       – Прошлое, настоящее, будущее, – торжественно произнесла она. – Они нераздельно связаны между собой, и в одном времени можно найти ответ на вопрос из другого. Руны поведают тебе о самом главном. Попроси у них о помощи и переворачивай одну за другой.       «Ну помогите, что ли», – без особого энтузиазма подумал Тарталья, перекладывая деревянные кругляши рубашкой вниз. Все за столом замерли, затаив дыхание, и стали внимательно следить за его действиями, и отчего-то стало волнительно. Перед ним лежали три руны: в виде буквы «П», веточки с отростком по правую сторону и высокого домика без основания.       – Прошлое: перун, – озвучила Перуника, склоняясь над столом. От нее пахло чем-то пряным, вроде сандала. – Избавление от старого и ненужного, большие изменения в судьбе, личная сила и целеустремленность, могущество без мудрости. Тебе потребовалось пройти через многое, чтобы стать тем, кто ты есть сейчас, и эти изменения могли стать для тебя внезапными. Возможно, ты не до конца принял свою новую роль, из-за чего до сих пор находишься на перепутье.       Тарталья повел бровью и испытующе глянул на Злата: «Ты рассказал?» Злат ответил безразличным взглядом: «Делать мне больше нечего, господин Тарталья» и преувеличенно заинтересованно уставился на следующую руну.       – Настоящее: крада, – продолжила Перуника, вглядываясь в руны. Она говорила негромко, но вкрадчиво, так, что каждое ее слово доходило до слушателей. – Огонь, очищение, реализация задуманного, раскрытие истинных мотивов. Возможно, сейчас ты учишься отличать черное от белого, правду от лжи. Эти навыки необходимы тебе, чтобы избавиться от остаточного влияния перуна и наконец-то свыкнуться с новым амплуа. Огонь станет твоей путеводной звездой, и ты сможешь достигнуть поставленной цели.       Милада негромко вздохнула, и все вдруг одновременно посмотрели на нее. Девушка смутилась и стыдливо прикрыла лицо шарфом, пряча взгляд. Казимир неожиданно оживился и решил, что самое время продолжить пихать Тарталью под столом, а Велеслав, осоловело моргая, лениво привалился к боку Злата да так и замер.       – Будущее: ветер, – произнесла Перуника с сомнением. Тетушка Аля вскинула брови и подалась вперед, а Злат поджал губы. – Вершина, творчество, вдохновение, но вместе с тем – проигрыш, серьезные препятствия в исполнении желаний. Вероятно, поставленная цель может оказаться не так проста в достижении, как хотелось бы. Несмотря на то что для реализации задуманного у тебя в руках будут все карты, придется попотеть и даже оказаться в проигрышной ситуации, выход из которой можно будет найти не сразу.       Столовая погрузилась в нерадостное молчание. Тарталья пожевал нижнюю губу и повел плечом, когда Перуника выпрямилась и замерла, бездумно рассматривая стол, а затем звонко хлопнула в ладони и улыбнулась, обходя Тарталью с другого бока.       – Впрочем, это всего лишь руны, – непосредственно заявила она, деловито потрясая холщовым мешочком. – Только тебе решать, верить им или нет. Предупрежден – значит, вооружен… А может быть, и нет.       – Ерунда все это! – проорала откуда-то из глубины дома Яна.       – Скажи мне это в лицо, Яна, милая! – сладко отозвалась Перуника, и ответа не последовало. Видимо, девушки были на ножах, и Яна в этой схватке проигрывала.       Злат, слегка растормошив пригревшегося Велеслава, поднялся на ноги и, подхватив опустевшую кружку с чаем – только тогда Тарталья обратил внимание на свою, уже давно остывшую, – сказал:       – Я к себе. Господин Тарталья, останетесь здесь?       – Нет, – быстрее, чем надо было, ответил Тарталья, поднимаясь следом. – Пойду с тобой.       – Если он будет тебя обижать, только скажи, – боевито заявил Казимир. – Я ему наваляю!       – Казимир, это некультурно, – укорила его тетушка Аля, и мальчишка сделал вид, что стушевался. Синие глаза блестели ну очень уж упрямо.       Тарталья быстро подхватил свою кружку и последовал за уходящим Златом, допивая холодный чай на ходу. В молчании они сполоснули свою посуду, а после, пожелав всем спокойной ночи, отправились по лестнице наверх.       На втором этаже Тарталья еще не был. Здесь все было таким же аккуратным и чистым и дышало уютом. Злат уверенно прошел в самый конец коридора, в котором Тарталья насчитал семь дверей, и толкнул неприметную деревянную дверь.       – Не хоромы, но, надеюсь, вас это не смутит, – сказал он, заходя внутрь. Тарталья скользнул следом, прикрывая за собой дверь. – Ваша кровать у той стены. Если вам неуютно спать с кем-то в одной комнате, я могу переночевать в соседней.       – Я привык спать в казармах вместе со всеми, – пожал плечами Тарталья, с блаженным вздохом заваливаясь на кровать и зарываясь лицом в чистые простыни. – Тем более, это твоя комната.       Перевернувшись на бок, Тарталья огляделся. Судя по всему, здесь жили двое, и спальное место второго Тарталья сейчас занимал.       – На чьей койке я буду спать? – бесцеремонно осведомился он.       Злат, снимавший свитер, бросил на Тарталью быстрый взгляд.       – Владленовской, – ответил он и, прежде чем Тарталья успел среагировать, добавил: – Вы с ним уже встречались лично, если забыли. Геомант из одиннадцатого батальона. Мастерски крепит чужие руки к подлокотникам стула, а еще…       – Я понял, понял, можешь не продолжать, – перебил его Тарталья. Злат пожал плечами и уселся на кровать, затем стянул с волос резинку и перевязал хвостик заново. Внимание Тартальи привлек кривой зарубцевавшийся ожог на правом запястье, похожий на отпечаток детской ладони. – Владлен… тоже отсюда?       – Ну да, – устало отозвался Злат, стягивая ботинки. В тусклом свете нескольких свечей он казался тенью, танцующей на стене. – Его забрали в Фатуи сразу же, как ему исполнилось шестнадцать – возраст призыва. Конечно, он не так хорош и умел, как вы в его возрасте, но очень даже ничего.       Становилось понятно, почему Злат опекал Владлена: по сути, их можно было назвать братьями, учитывая, как близки были приютские дети между собой. Поэтому Злат подставился ради Владлена под удар, поэтому Владлен постоянно был у Злата на виду – из-за стремления Злата вечно опекать нерадивого младшенького.       Тарталья подумал, что ради Антона, Тони или Тьюсера поступил бы так же.       – Почему ты позволил переступить мне порог своего дома? – негромко спросил Тарталья, упрямо таращась в потолок. – Я же на полном серьезе хотел убить тебя там, на берегу. А ты познакомил с семьей, которую так сильно любишь, накормил, обогрел и не выгнал в лютый мороз, хотя имел на это все права. Я даже нос тебе сломал.       – Господин Тарталья, не делайте меня хуже, чем я есть на самом деле, – вздохнул Злат, который шебуршился где-то на фоне: видимо, забирался под одеяло. – Ну хотели и хотели, чего бубнить-то, раз уже перехотели. У меня законный отпуск, а отпускать вас обратно одного могло бы быть чревато последствиями. Мне моя голова еще дорога.       – Пульчинелла? – забросил пробный шар Тарталья. Ответом ему послужил еще один вздох. – Я думал, он мне голову открутит.       – И поделом вам, – беззлобно проворчал Злат. – Если бы вы остались без головы, мой нос был бы цел.       – Как грубо.       – Это я еще нежен с вами в силу того, что мы с вами недавно помирились.       Помирились, вот умора – так он обозвал безобразную драку на заснеженном берегу. Усталый Злат в домашней обстановке был похож на старую сварливую бабку. Эта мысль заставила Тарталью усмехнуться и с удивлением признать, что день прошел куда лучше, чем он изначально себе его представлял. По крайней мере, теперь у Тартальи была надежда, что Злат не станет отказываться от роли его личного помощника, а Пульчинелла не будет на них орать.       В груди разгорелось желание написать письмо своим родным. Спросить, как они, рассказать о своих делах и планах; в последнее время Тарталья был так занят, что напрочь позабыл о том, что поддерживать связь с семьей, переживающей за него, необходимо. Пожалуй, он был благодарен Злату за то, что тот напомнил о том, как важно любить и ценить близких.       Тарталья лениво стянул с себя рубашку и штаны и начал уже было забираться под одеяло, как Злат вдруг проворчал:       – Кстати, раз вы еще не легли, то вам тушить свечи.       – Эй!