Отличная причина, чтобы умереть

      Хикарилья размером была побольше, чем Мекоче, правда, дорога до нее была дурацкой: пару часов на раздолбанной самоходной телеге, которую вечно приходилось подпитывать маной. Кваху невинно хлопнул глазами, что вкупе с его сморщенным старческим лицом смотрелось странно, и сообщил, что это единственное средство передвижения, которое у них есть. В итоге им пришлось поехать в соседний городишко, правда, зачем, Тарталья так и не понял.       – Ну и на кой черт мы туда тащимся? – проворчал он, когда Злат решал вопрос с транспортом.       – Господин Пульчинелла сказал познакомить вас с культурой Натлана, – проскрежетал Злат. – Наказание это или досуг – зависит от того, как вы сами воспринимаете происходящее.       В итоге Тарталья оказался в дурацкой телеге, которая подпрыгивала на каждой кочке и тряслась так, будто готова была развалиться в любой момент. Злат всю дорогу о чем-то переговаривался с Лейяти, которая жизнерадостно поскрипывала на местном наречии и активно размахивала руками, добавляя своим словам веса. Как пояснил Злат, натланцы прекрасно знали всеобщий тейватский язык, но между собой предпочитали общаться на педж’натли – официальном языке Натлана. Он сочетал жестовую и разговорную речь и был довольно непрост в освоении в силу того, что одновременно приходилось управлять и руками, и ртом, а также успевать обрабатывать входящую информацию.       В многозадачность Тарталья не умел, поэтому надеялся, что никто не заставит его учить педж’натли, поскольку у него и так был умница-разумница Злат, который шпарил на жестово-разговорном языке так, словно говорил на нем всю жизнь. Впрочем, чуйка подсказывала, что в итоге Тарталью заставят выучить хотя бы основы под предлогом «это же вам нужно, господин Тарталья, а вдруг меня не будет рядом, и что вы будете делать».       Педж’натли звучал странно. В сравнении с певучим всеобщим, на котором разговаривали и в Снежной, он был резким, состоял из множества скрежещуще-клацающих звуков и зачастую словно обрывался на полуслове, чтобы через мгновение дополниться серией хлестких жестов и новой порцией скрипения. Натланцы просто решили взять и создать себе новую проблему – собственный язык, хотя острой потребности в нем не имелось. И чего на месте-то им не усидеть было?       Тарталья потер лоб и раздраженно уставился вдаль. Лейяти бросала на него любопытствующие быстрые взгляды, жалящие подобно пчелиным укусам, но так же быстро теряла к Тарталье интерес и снова принималась активно жестикулировать и скрежетать, что-то не то доказывая, не то объясняя Злату. Голос Злата, искаженный маской, звучал в разы хуже обычного, потому что педж’натли заставлял скрипеть его еще больше.       Тарталья рявкнул и попросил заткнуться, когда трескотня ему надоела, и некоторое время они ехали в тишине. Впрочем, Лейяти со Златом продолжали исподтишка перекидываться жестами и, судя по довольному выражению на смуглом лице, прекрасно друг друга понимали.       Додавливать Тарталья не стал. У него и без того хватало забот, потому что, оклемавшись по утру, он первым делом пошел проверить колодец, дабы подтвердить или же опровергнуть свою догадку касательно внезапной засухи в Мекоче. Вода, которая вчера едва ли не через край лилась, составляла примерно треть от общей высоты – это было подозрительно мало, ведь за какую-то ночь небольшой городишко, в котором каждый дом Тарталья обеспечил живительной влагой, не мог осушить целый колодец.       Дополнительно Тарталья таки уточнил у Кваху, сколько оставалось воды с вечера, и получил нерадостный ответ и заставляющее закипать в венах кровь «значит, на то воля духов». Несложно было сделать логичный вывод, что Мекоче кто-то целенаправленно хотел засушить, правда, причин тому не наблюдалось. Мекоче было расположено не в самом удачном месте и имело не самый высокий уровень жизни, и его единственным достоинством являлась качественная дурь, поставлявшаяся и в другие города. О да, белла-кулила родом из Мекоче можно было назвать чуть ли не достоянием, которое остальные жители Натлана чуть ли не до небес превозносили. О, Тарталья определенно не понимал этих людей.       Лейяти вызвалась быть их гидом по Хикарилье: как выяснилось, она здесь частенько бывала, поэтому успела изучить город практически вдоль и поперек. Злат спросил у Тартальи, не против ли он такого расклада, и принял невнятное бурчание за согласие, чем невероятно обрадовал Лейяти, которая просияла лицом в прямом смысле этого слова. Тарталья максимально абстрагировался от заливистого щебетания и ушел в астрал, но голоса спутников вынуждали его быть начеку.       Хикарилья не понравилась Тарталье с первого взгляда: она была непонятно яркой и шумной, по улицам сновало слишком много людей, и все они казались чересчур радостными, а так не бывало, потому что мир полнился страданиями. Он таскался по городу за невероятно активной Лейяти, которая норовила их затащить то в одну лавочку, то в другую и не переставала трещать на ходу, и Златом, который во всем ей потакал. Не то у него активировался инстинкт старшего брата, требовавший пригрести к себе под бок каждого ребенка, который был ему симпатичен, – и плевать, что Лейяти было около двадцати, – не то ему просто хотелось побесить Тарталью. Тарталья ставил на второе: уж больно Злат любил трепать ему нервы и делал это с особой самоотдачей.       Они поели больших круглых желтых лепешек с начинкой из соленой рыбы, странных островатых хлебцев с каким-то пресным зеленым соусом и купили большущий мешок сушеного мяса, который Тарталья торжественно вручил Злату, поскольку тот не мог нормально поесть: маска агента Фатуи не обладала особой подвижностью, поэтому запихать себе что-то в рот, не сняв ее при этом, было невозможно. Под конец взбудораженная Лейяти притащила три мисочки с нежным суфле из желудей и объявила, что они обязаны поучаствовать в некой Пляске пламени, поскольку это часть Праздника Войны и пламени, на который они успели попасть.       Злат, разумеется, не удивился, а вот Тарталья снова ощутил желание свернуть кому-то шею, испытывая иррациональную обиду за то, что его никто не предупредил. Для чего ему вообще нужен был личный помощник, если тот ни о чем толком не сообщал? Тарталья не любил оставаться в дураках, но Злат откровенно нарывался: раз за разом щелкал Тарталью по носу и чуть ли не откровенно насмехался.       Может быть, Тарталья зря решился ему довериться? Может, ему действительно стоило держаться особняком и никого не пускать в душу, раз с ним не собирались считаться?       Только Тарталья хотел высказать свое мнение и настучать бесячему Злату по тупой башке, как тот вдруг схватил его за руку, невесть куда засунув мешок с сушеным мясом, и потянул в сторону площади.       – Пойдемте, господин Тарталья, – вкрадчиво произнес он, и Тарталья в очередной раз поддался, поджимая губы.       Он понятия не имел, что вскоре должно было произойти, и ему не нравилось, что его окружало множество незнакомых людей. Инстинктивно Тарталья ждал подвоха, поэтому готовился атаковать первым; все портили лишь пальцы Злата, сцепленные на его запястье и мешающие действовать по своему вразумлению. Хотелось вывернуться и продемонстрировать, что никто не смеет помыкать Одиннадцатым Предвестником и игнорировать его существование без весомой на то причины. Плечи Злата, затянутые в форменную куртку, буквально гипнотизировали, и Тарталья упорно таращился куда-то между лопаток, стараясь прожечь там дыру.       Несмотря на бурлящую внутри обиду, Тарталья понимал, что присутствие Злата дарило ему небольшое спокойствие в океане вечных проблем. Тарталья был синонимом слова «проблемы», ему нравилось нести хаос, который являлся неотъемлемой частью его сущности и следовал за ним по пятам. Невозмутимость Злата была как снег, свалившийся за шиворот: его непробиваемость могла приостановить поток огня, клубившегося в Тарталье, и заставить взглянуть на мир вне бесконечной пляски.       Тарталье не нравилось, когда его взгляды подвергались сомнению, причем им самим же. По той же причине он злобно зыркал в сторону Злата, который старался противоречить ему так часто, как только мог, то есть практически всегда, когда выдавалась такая возможность.       Они забирались все глубже и глубже в огромную толпу людей, взбудораженную, источающую практически физическое нетерпение. Лейяти, юркой юлой крутящаяся рядом, радовалась не меньше всех остальных и иногда пропадала из зоны видимости, чтобы через мгновение появиться вновь, то припадая к чужому боку всем телом, то отстраняясь с задиристым хохотом. Она вообще была очень тактильной, как, впрочем, и большинство натланцев – им было важно поддерживать физический контакт с человеком, с которым они общались или даже попросту находились рядом, поэтому никто из местных не чурался похлопываний по плечу, объятий или намеренных соприкосновений бедер или колен.       – Скоро начнется! – воскликнула Лейяти, чуть ли не выпрыгивая из платья в попытке увидеть как можно больше. Из-за не очень высокого роста ей приходилось привставать на носочки и поглядывать по сторонам, чтобы не пропустить самое важное. Что это такое важное было и почему его нельзя было пропустить, Тарталья до сих пор не знал, поэтому вкрадчиво осведомился у Злата:       – Ну и что мы здесь забыли?       – Жрец Огнеликой Мураты начинает Пляску пламени, – ответил Злат, невесть откуда выудил уже знакомый мешочек с сушеным мясом и торжественно вручил его Тарталье. – Это очень важная церемония, которая знаменует начало нового урожайного года и приносит землям Натлана плодородие и процветание.       – Плодородие белла-кула? – фыркнул Тарталья.       – И его в том числе, – кивнул Злат. Лейяти на мгновение подставилась ему под руку, позволяя себя погладить, а затем сверкнула рядом белых зубов в улыбке и скрылась где-то в толпе. Вот уже истинная носительница Анемо Глаза бога – одна нога здесь, другая там. Не уследишь. – Из кактуса белла-кула изготовляется не только курительная смесь белла-кулила, но и множество других продуктов. Например, лепешки, которые мы сегодня ели, изготовлены с добавлением сока кактуса белла-кула, что добавляет муке желтый цвет, а блюду – калорийности. Помимо всего прочего, этот сок также используется в фармацевтике и является одним из ключевых компонентов медикаментов, изготавливаемых в Натлане.       – Не иначе как волшебный кактус, – вздохнул Тарталья. Он уже успокоился, но все еще периодически кидал по сторонам недобрые взгляды, из-за чего вокруг них образовалась небольшая зона отчуждения. Люди инстинктивно чувствовали угрозу, которую источал Тарталья, и старались держаться от него подальше.       – Есть такое, – согласился Злат. – Это священное растение, которое почитают в Натлане. По легендам первый белла-кула вырос из божественной крови первого Пиро Архонта, которую он пролил на землю, пробуждая ту от долгого сна. Как только на белла-кула распустились первые цветы, пошел благодатный дождь, взрастивший урожай. С тех пор белла-кула растет по всему Натлану, и люди пользуются его дарами на полную катушку.       – Разве священное растение не надо беречь как зеницу ока? – задумчиво протянул Тарталья. – Наказывать всех, кто тянет к нему руки? Позволять присваивать только тем, кто этого достоин?       – В этом и разница между мировоззрением натланцев и снежнийцев, – негромко проговорил Злат. Даже сквозь маску, скрывавшую лицо, Тарталья чувствовал на себе его взгляд, и от этого было… немного неспокойно. Почему он пялился? – Там, где Снежная ограничивает, Натлан дает доступ всем желающим. Натланцы считают, что белла-кула был дан им богами, поэтому каждый житель заслуживает права получить каплю божественности, и никто не может этому воспрепятствовать.       В понимании Тартальи божественность означала силу. Если каждый получил бы хоть каплю силы, в мире стало бы гораздо сложнее жить и добывать желанное место под солнцем, потому что сильнее становился не только ты сам, но и твой соперник тоже. Впрочем, кажется, натланцев это волновало в последнюю очередь: они жили достаточно беззаботно и не задумывались о подобной стороне вопроса.       – Начинается, – шепнул Злат, выпрямляясь во весь рост. Чуть ли не из воздуха соткавшаяся Лейяти водрузила Злату поверх капюшона роскошный венок из мелких красных цветов, а Тарталье плюхнула на голову синевато-голубую цветочную корону. Она лишь улыбнулась, когда Тарталья раздраженно сдернул венок и, покрутив его в руке, вернул Лейяти, которая надела его поверх своего бирюзового.       Высокий мужчина в цветастом балахоне, разрисованный множеством мелких татуировок, с иссиня-черными волосами, забранными в длинную тяжелую косу, украшенную перьями и бусинами, широко развел руки в стороны и из снопа искр вынул что-то наподобие флейты, а после затянул протяжную песню сильным, поставленным голосом. Застрекотали четки, низко загудели барабаны, заухали странные длинные трубки, скрепленные между собой, и мир вокруг, замерший на несколько секунд, неожиданно пришел в движение.       Повинуясь гипнотическому голосу жреца, выводившему вслух объемные фигуры, встававшие перед глазами словно наяву, толпа зашевелилась в едином ритме. Тарталья не поддался искушению, Злат также остался неподвижен, но Лейяти быстро вплелась в общую картину, занимая положенное ей место. Они казались отщепенцами, лишним кусочком паззла в мире, который жил своей жизнью, но в том и была прелесть: возможность наблюдать, а не быть непосредственным участником, позволяла как бы быть причастными, но вместе с тем – сторонними лицами.       Жрец пел, и не надо было знать педж’натли, чтобы понимать, о чем он поет: возносит похвалу благодатному солнцу и добросердечной земле, молит дожди изливаться на урожай, чтобы тот рос сильным и здоровым. Натланцы монотонно покачивались из стороны в сторону, и венки на их головах разгорались все ярче и ярче: крошечные смешные цветочки наливались сиянием, источающим маленькие искорки, поднимающиеся все выше и выше, к небу. Наливались светом татуировки на смуглой коже, которых не было видно до этого; проступали невиданные птицы, скалящиеся пасти хищных зверей, бесчисленные лапы насекомых и рыбьи плавники, мерно мерцающие в полумраке, спустившемся на землю.       Миг – и натланцев захлестнуло волной движения. Они сходились в разнообразных фигурах танцев, разделялись на пары, сбивались в группы и делали это настолько синхронно, что казалось, будто это был заранее отрепетированный номер, сделанный специально для зрителей. Музыка звенела в воздухе, людские тела, отмеченные печатями зверей, рыб и птиц, сплетались воедино, чтобы через мгновение разъединиться. Было похоже, словно все представители животного мира собрались в Пляске пламени, чтобы восславить солнце и землю и повеселить богов урожая.       Тарталья бросил на Злата быстрый взгляд. Тот стоял за его плечом, ничем не выдавая своих эмоций. Отражались ли в его глазах цветастые искры? Искажались ли губы в легкой улыбке? Застыло ли на лице восторженное выражение, точь-в-точь повторявшее таковое у Тартальи? Хотелось снять маску, чтобы понять, что Злат не кукла, не идеальный помощник, а такой же человек, как и он, со своими грехами и недостатками. Злат был близко и далеко одновременно, и Тарталья не знал, чего ему хочется больше: оттолкнуть или притянуть.       – Я хотел сделать вам сюрприз. Вы же никогда не бывали на фестивалях, а Пляска пламени более чем впечатляющая, – негромко признался Злат, и его голос странно отчетливо прозвучал в гипнотизирующем мареве песни. – Не думал, что вас заденет факт того, что я от вас это скрыл. Прошу прощения.       – Нестрашно, – фыркнул Тарталья. От души немного отлегло. – Не то чтобы я не догадывался, что твоя система тоже может давать сбои.       – Сделаю вид, что не слышал этого, – милостиво отозвался Злат, и Тарталья не глядя пихнул его в плечо, во все глаза рассматривая небо, расцвеченное десятками тысяч мерцающих огоньков, один за другим срывавшихся со светящихся венков. Людское море волновалось под величественным небом, которое снисходительно слушало их мольбы, и Тарталья благостно щурился, занимая позицию стороннего наблюдателя. Местечко Злат подобрал более чем удобно.       – Простите, – вдруг негромко позвал кто-то, нарушая красоту момента, и Тарталья резко вскинулся, переводя острый взгляд на наглого интервента. От его внимания невысокий щупленький мужичок-натланец вздрогнул, но тут же выдавил из себя кривую улыбку. – Вы же к нам с проверкой приехали?       Тарталья вскинул брови и посмотрел на Злата. Что еще за проверка?