Отличная причина, чтобы умереть

      Когда они выходили с черного рынка, Тарталью колотило от злости, но, судя по всему, ему удавалось истинные чувства скрывать, раз на него никто не косился, а старательно заталкиваемая внутрь жажда крови не прижимала никого к земле. Злат прекрасно читал атмосферу, в отличие от обитателей пещеры, а потому не давал Тарталье вставить и слово, равно как и кому-то – хоть что-то у него спросить. Пожалуй, за это Тарталья был благодарен, как и за то, что в определенный момент Злат предупреждающе тронул его за локоть и легонько качнул головой.       «Нельзя, господин Тарталья, вы же не хотите проблем?» – как наяву услышал искаженный голос Тарталья и силой прогнал из сознания кровавый туман. Он старательно держал лицо и подавлял клубящееся внутри бешенство. За уничтожение целого черного рынка никто не погладил бы его по голове, а отношения между Снежной и Натланом – особенно в том случае, если черному рынку покровительствовал кто-то могущественный, – оказались бы на волоске. Тарталья прекрасно понимал, что допустить подобного исхода нельзя, и лишь поэтому продолжал себя контролировать.       Но как хотелось разнести все в округе! Ему становилось мерзко лишь от одной мысли о том, что его считали причастным к производству наркотиков и экспериментам над людьми. Джади, звонкоголосая ученая, влюбленная в свою работу, оказалась последней садисткой, которая ничем не брезговала ради достижения результатов. Она с такой радостью делилась со Златом подробностями экспериментов и трудностями, которые им пришлось преодолеть, чтобы добиться подходящего результата. Рассказала она и об эффекте, и о побочках, в которых не было ничего хорошего: люди приобретали сильную зависимость буквально с первого применения и загибались в ломке, если не получали дозу вовремя.       Тарталья знал, что мир не делится на черное и белое, знал и то, что некоторые люди бывают страшнее чудовищ, живущих в темных недрах Бездны. Бездна желала сожрать незадачливого спустившегося к ней человека с головой, обглодать до костей и бросить остатки своим детям-монстрам столь жутким, что Тейвату и не снилось; Бездна в своем желании убивать и разрушать была предсказуема, и ее можно было научиться читать.       Люди же каждый раз оказывались все более и более ужасными, чем вообще можно было себе вообразить. Тарталья не переставал неприятно удивляться несовершенству этого мира. Окажись он на вершине, сумел ли бы он изменить ситуацию к лучшему?       Надзиратели в черных мантиях, расшитых медной нитью, являлись культистами. Понять это было несложно: отличительный символ самого кровавого культа Натлана – змея, возлежащая на человеческих костях, – был высечен на бритых затылках мужчин с неприятными ухмылками на лицах. Даже Тарталья, не очень-то сведущий в политике других стран, об этом знал: культ Итцли оставлял море крови и трупов. Они убивали людей ради забавы, приносили их в жертву Безымянному богу, вихрем налетали на поселения и сравнивали их с землей. Женщин насиловали, детей забирали и продавали, а мужчин убивали, обязательно подвергнув пыткам и издевательствам. Культисты были бессмысленно жестоки и безумны, и натланцы их откровенно боялись, особенно те, которым нечем было себя защитить.       А ведь он победил лучшего воина Мекоче, и ему отдали Лейяти – сильнейшую в племени. На сердце стало неспокойно: а не оставил ли Тарталья случаем свои земли совсем беззащитными? Не бросил ли их на верную гибель, когда уволок Лейяти за собой в Хикарилью?       – Какого хрена, – выплюнул Тарталья, когда они отошли на безопасное расстояние ото входа на черный рынок, а их сопровождающий скрылся из виду. Ярость рокотала в нем и грозилась излиться наружу обжигающей лавой. Глаз бога пронзительно звенел на поясе, воздух казался тяжелым и вязким, как кисель; Глаз порчи покалывал бедро, утробно рокотал и манил, обещал силу и власть… – Что, блять, это было?       – Черный рынок, а что еще? Удивительно, что вы не поняли этого за все время нашего пребывания там, – эхом отозвался Злат, но без огонька. Он тащился рядом с идеально прямой спиной, пока Тарталья бросал на местных, съеживавшихся от его внимания, быстрые злые взгляды. – Могу вас похвалить, вы хорошо держались, учитывая обычную вашу эмоциональность.       – В жопу твою похвалу, – оскалился Тарталья и грубо впихнул Злата в ближайший переулок между домами, узкий, темный и неприметный, небрежно толкнул к стене и замер, тяжело, разъяренно дыша.       – Дети, – проскрипел Злат, вздергивая подбородок. Тарталья уставился на него волком; кончики пальцев подрагивали от едва сдерживаемого гнева. – Они ставят эксперименты на детях.       Тарталья вспомнил маленькое тело, скрючившееся на грязном каменном полу, волосы, больше похожие на соломенную мочалку, обезумевшие глаза, капающую изо рта белесую слюну и хриплые стоны, рвущиеся из худенькой груди с выпирающими ребрами. Джади называла мальчика экспериментом номер сто тридцать четыре, и Тарталья не хотел задумываться о том, что случилось со ста тридцатью тремя людьми до него.       – И ты меня остановил? – пророкотал Тарталья. – Можно было снести этим ублюдкам головы и освободить детей и работников! И все, проблема была бы решена!       – А вы считаете, что Джади – глава? Что это ее рук дело? – хмыкнул Злат, расправляя плечи. Безукоризненно ровная спина, чуть склоненная голова – такой Злат мог стебать Тарталью, а мог готовиться перерезать кому-то глотку и глазом не моргнуть. Таким же напряженным он был и в пещере, и Тарталья понял: Злат тоже с трудом сдерживался. – Если мы избавимся от одного таракана, далеко не факт, что на его место не наползут другие. Более того, еще непонятно, сколько существует таких лабораторий в Натлане, не говоря уже о целом Тейвате.       «Если вы сейчас устраните единственную зацепку, соединяющую нас с истинным зачинщиком, велика вероятность, что мы больше никогда до него не дотянемся», – расшифровал его слова Тарталья и раздраженно потер переносицу, а после со всей силы впечатал кулак в стену… и пробил в ней дыру, напрочь забыв, что стена-то деревянная.       Тарталья уставился на дыру как баран на новые ворота, Злат издал нечто среднее между вздохом и всхлипом, а после из дыры кто-то громко и возмущенно застрекотал на педж’натли, и не надо было знать язык в совершенстве, чтобы понять, что хозяин костерил наглого вандала на все лады. Тарталья невозмутимо взглянул на Злата, делая вид, что так и должно было быть, и виноватым себя при этом совсем не чувствовал.       – Дома натланцев и так хлипкие, пожалуйста, не надо их доламывать, – вкрадчиво произнес Злат. Вспыльчивость Тартальи принесла свои плоды, пусть он и поступил неосознанно: проломанная стена встряхнула Злата, который после лаборатории проявил неожиданно большую слабость. Злат очень сильно любил детей – это Тарталья уже успел понять, – поэтому его сильнее прочего задевали их проблемы.       – Пусть скажет спасибо, что я не разрушил дом до основания, – надменно сообщил Тарталья и фыркнул, скрестив руки на груди.       – И правда, он вас еще и поблагодарить должен. И еще в ножки кланяться за то, что у него дыра в стене, и в рамочку ее оформить: поглядите, большой и страшный Предвестник меня не поколотил, – покивал Злат, отлип от стены и, шумно вздохнув, сделал пару шагов к выходу. – Пойдемте, господин Тарталья. Нам еще нужно отыскать Лейяти и разработать план действий.       – Почему мы просто не можем бросить ее здесь, – буркнул Тарталья, следуя за Златом. Злость все еще клокотала в нем, но уже слегка схлынула, оставляя после себя легкую неприятную дрожь в руках. – Ей же наверняка лучше на родине. Хотя воин она неплохой признаю, правда, ей еще есть куда расти.       – Спросите для начала у нее, чего она хочет, – посоветовал Злат, ловко лавируя среди снующих натланцев: веселых после Пляски пламени и, скорее всего, накуренных. По крайней мере, вид у них был очень одухотворенный, и именно этим они отличались от людей в лаборатории, загибающихся от ломки.       Знали ли жители Хикарильи, что происходило на черном рынке? Что их соплеменников подсаживали на наркотики и тестировали на них новые образцы? А может, они все были в сговоре, Хикарилья в принципе являлась одной огромной ловушкой, из которой не было выхода? Внутренности стянуло узлом, и Тарталья почувствовал, как зверь внутри недовольно зарокотал, напрягаясь следом за ним. Неприятные, темные мысли роились в голове и перехватывали контроль над разумом, превращая Тарталью в ищейку, старающуюся вынюхать первый попавшийся подвох и с рыком вгрызться в чужое горло.       – Ты же уже наверняка все у нее выяснил, просто перескажи и дело с концом, – закатил он глаза. – Вы же с ней умудрились спеться, ты уже ей в старшие братья затесался, и она выложила тебе все как на духу. Ты же любишь подобным заниматься – втираться в доверие ради каких-то своих целей.       – Вам надо учиться говорить словами через рот, особенно с людьми, которые готовы отдать за вас жизнь, – посоветовал Злат, покачав головой. Он ловко обтекал ликующих людей, и они, казалось, даже его не замечали. – В последний раз, когда вы пытались со мной поговорить на серьезные темы, все закончилось сломанным носом. Мне кажется, это показатель.       – А ты готов отдать за меня жизнь? – со смешком спросил Тарталья и едва не врезался в Злата, который замер посреди дороги. Какие-то натланцы попытались их обругать, но Тарталья швырнул в них предупреждающий взгляд, и им пришлось смириться с тем, что какие-то ненормальные фатуи мешают проходу. То-то же.       Злат, до этого молчавший, развернулся и сделал полшага вперед, чуть ли не вжавшись в Тарталью, и слегка склонил голову. Непростительная близость напрягала и нервировала, но это был очередной вызов, которыми полнилась жизнь Тартальи, поэтому он недовольно прищурился и выжидающе уставился в прорези маски, полыхавшие алым. Хотелось отступить самому или же оттолкнуть Злата, который осмелился так бесцеремонно вторгнуться в личное пространство, но Тарталья был упрямым – поэтому выжидал и терпел.       – Личный помощник легко расстанется со своей жизнью, если его Предвестник прикажет, – веско произнес Злат. – Мы расходный материал, и нас легко заменить. Предвестники – сила куда более весомая, с ней следует считаться, а агенты, застрельщики, маги цицинов – это винтики, которых в организации более чем достаточно.       Тарталья не дрогнул, но внутри что-то неприятно кольнуло. А что он ожидал? Что Злат, ведомый невесть откуда возникшей привязанностью, бросится защищать его грудью и оставит ради этого семью? Он моргнул и растянул губы в оскале, готовясь выдать ответную колкость, но тут Злат добавил низко и негромко:       – Но я не хочу за вас умирать. Вы без меня потонете в лавине из безграмотно составленных отчетов, и это будет самая позорная смерть в истории Фатуи. Живым я вам больше пригожусь.       – Паршивец, – выдохнул Тарталья. – Ты можешь быть хоть когда-нибудь серьезным?       – Я все время серьезен, – невозмутимо ответил Злат, отстраняясь, и только тогда Тарталья наконец-то ощутил, что напряжение из-за чужого присутствия схлынуло. – Не моя вина, что вы не воспринимаете мои слова должным образом.       – Да ты вообще сплошная ходячая серьезность, – огрызнулся Тарталья, пихнул Злата плечом и возмущенно протопал мимо. – С тобой невозможно нормально разговаривать. И ты еще хочешь, чтобы я научился говорить словами через рот?       – Не хотите признаваться, что вам на самом деле нравится – не надо, – проскрежетал Злат, держась на почтительном расстоянии.       Тарталья не счел необходимым отвечать, швырнул в Злата яростный взгляд и чуть не врезался в возникшую из ниоткуда Лейяти. Она бесцеремонно схватила Тарталью за щеки, внимательно заглянула ему в лицо и, в чем-то убедившись, потянулась к Злату и заскрипела на педж’натли, прижимаясь всем телом.       – Давайте-ка найдем местечко поукромнее, – проворковал Злат на всеобщем языке, успокаивающе поглаживая Лейяти по обнаженному плечу, и, быстро кивнул Тарталье, последовал за натланкой, указывающей им путь.       Небольшая беседка, прятавшуюся за густыми кустами, под определение «укромное местечко» действительно подходила. Воздух здесь был суховатым и пах сочной зеленью, и Тарталья напряженно огляделся, чтобы убедиться, что нигде поблизости нет подозрительных священных кактусов – они не на шутку его напрягали с некоторых пор. Лейяти с размаху плюхнулась на скамеечку, тут же подбирая под себя ноги, Злат устроился рядом, а Тарталья – напротив.       – Вы в порядке, – с неприкрытым облегчением в голосе сообщила Лейяти. – Я очень переживала, когда вас увели.       – Ты знала, куда нас уведут? – нахмурился Тарталья, подаваясь вперед.       – Догадывалась. У Хикарильи слишком много грязных секретов, некоторые из которых мне не посчастливилось узнать.       Смуглое лицо Лейяти помрачнело, она поджала тонкие губы и, скользнув по Тарталье непонятным взглядом, уставилась себе в колени, теребя мерцающий Глаз бога. Кажется, она действительно не была рада своим знаниям, они тяготили ее и тянули к земле. Веселая, легкая на подъем девушка исчезла, и на ее месте оказалась усталая женщина, знавшая слишком много.       – Что конкретно ты шепнула Злату, когда провожающий, – Тарталья поморщился на последнем слове, – нас уводил?       – Не пробовать ничего из продукции и не поддаваться на уговоры, – ответила Лейяти, сжимая подол юбки. – У того, кто единожды попробует лириум, нет пути назад, лишь дальше и дальше в отравляющие нутро дебри, над которыми не властны даже боги. Это верная дорога к смерти.       – Но вы же сами его курите, в чем разница? – рыкнул Тарталья. – И даже я попробовал тогда, на церемонии. Разве это нормально – постоянно пичкать друг друга мерзостью, которая вас же убивает?       В голосе прорезалась злость, и Тарталья шумно выдохнул. Лейяти нахмурилась, но в ее глазах не было ответной злости, лишь печаль. Она действительно переживала; возможно, что-то личное?       – Нет, нет, – замотала она головой. – Белла-кулила совершенно безвреден, это рецепт, пришедший к нам еще от наших предков. Он не вызывает зависимости и у него нет сильных побочных эффектов, только поначалу, когда тело еще не полностью раскрыто для просветления и получения благодати небес.       – Когда вы пробуете белла-кулила в первые несколько раз, – пояснил Злат, и Тарталья метнул в него быстрый острый взгляд.       – Да-да, именно, – закивала Лейяти так быстро, что волосы разметались по смуглым плечам. – Белла-кулила безобиден – это просто сушеные листья белла-кула и сешельта, которыми набивают трубку, которую затем раскуривают. Но лириум – это искореженный, испорченный иноземцами рецепт, который убивает, а не помогает достичь просветления! Прошу вас, – Лейяти вдруг рухнула на колени и уставилась на Тарталью блестящими черными глазами, – сделайте что-нибудь!       «Вот тебе раз, – подумал Тарталья, не прерывая зрительного контакта. Сидевший около Лейяти Злат не шевелился и даже не думал подсказывать, вероятно, предоставив Тарталье возможность решить проблему самому. – Устраиваешь себе отпуск в Натлане, а оказывается, что его надо спасать. Я вам что, герой по вызову?»       – Ладно, – вздохнул Тарталья, растрепав волосы. Злат, как ему показалось, даже слегка расслабился – линия его плеч стала слегка мягче. Тарталья вспомнил детское тело, скрючившееся на полу, и произнес: – Рассказывай, что тут у вас происходит.