Отличная причина, чтобы умереть

      Что-что, а привлекать к себе внимание Тарталья умел прекрасно, более того – ему это даже нравилось. Так сказать, помогало почувствовать себя значимым, когда все-все глаза были устремлены на него и старались не пропустить ни единого его жеста, а уши – ни одного слова. Злат, конечно, отчаянно стремился привить Тарталье хоть какие-нибудь крупицы ораторского мастерства, но получалось сомнительно; возможно, потому, что у Тартальи была какая-никакая, но естественная харизма, которая позволяла удерживать внимание людей столько, сколько требовалось.       По крайней мере, он так считал. Злат, разумеется, считал иначе и старательно пытался донести до Тартальи обратную точку зрения, но получалось у него, откровенно говоря, паршиво – Тарталья и слушать не желал заверения в том, что оратор из него такой себе. Злат ворчал, острил и закатывал глаза, пытаясь впихнуть хоть немного теории в одну рыжую голову; Тарталья кивал, отвечал на вопросы, читал книги и все равно делал все по-своему.       Он тоже умел быть засранцем, когда хотел. В конце концов, не одному же Злату вести себя как распоследняя задница? Тем более, на практике Тарталья успел выяснить, что действительно умел удерживать на себе взгляды, а вот каким путем – это уже его дело. Злат, кажется, просто не умел проигрывать и не хотел смиряться с неудачей.       Пожалуй, в этом они даже были похожи – впрочем, как и во многом другом, о чем Тарталья думать лишний раз не хотел.       Собственно, поскольку Тарталья был идеальной приманкой – даже цвет волос имел подходящий, вот уж точно не пройдешь мимо, – он играл в плане ключевую роль: отвлекал внимание от Злата и Лейяти, пока те творили свои темные делишки. Насчет Злата Тарталья не сомневался: тот был достаточно изворотливым и живучим засранцем, что было неоднократно проверено за все время их тесного сотрудничества. Ему всего-то предстояло пробраться в самое охраняемое место во всей этой вакханалии с производством наркотиков, опытами над детьми и рабским трудом. Тарталья даже глазом не моргнул, когда отдал Злату данную роль: в конце-то концов, он был агентом Фатуи, чертовым ассасином и любителем сидеть в засаде, пока остальные работают – так пусть выполняет свои прямые обязанности!       А вот данная Лейяти задача вызывала некоторые вопросы касательно ее пригодности. Тарталья колебался, когда решал, какую роль она будет играть в наспех состряпанном плане, но все же рассудил, что это шанс доказать свою полезность – а дальше можно будет смотреть, что с ней делать дальше.       В обязанности Лейяти входило по команде устроить как можно больший хаос на черном рынке Хикарильи, и она клятвенно пообещала, что от рынка не останется и мокрого места. При этом черные глаза блестели такой решительностью, что Тарталья даже почти проникся.       Откровенно говоря, он сомневался, что Лейяти выполнит свою «угрозу»: она, конечно, была неплохим воином, а в симпатичной головке, судя по всему, имелись работающие мозги, но, по мнению Тартальи, на вестника хаоса она походила очень и очень слабо. У нее не хватило бы духу, например, подорвать рынок – так он считал.       Злат же был подозрительно молчалив все время, пока они обговаривали детали плана, и лишь изредка вставлял меткие комментарии и предложения, но при этом старался не язвить. Тарталью раздражало, что он не мог прочитать его эмоции: Злат по-прежнему предусмотрительно прятался за маской, и как минимум поэтому по возвращении домой его стоило как следует отметелить.       Нечего раздражать своего Предвестника по пустякам, он и так излишне нервный.       Сам же Тарталья, собственно, обязался прийти в лабораторию с очередной проверкой и закидать работников вопросами, предложениями и пожеланиями, чтобы привлечь к себе все внимание и отвести подозрения от Злата, снующего где-то внутри в поисках хоть каких-то полезных бумаг. Что конкретно искать, Тарталья сходу не придумал и отдал все на откуп Злату: уж тот-то точно бы сообразил, что стоит стащить, а что стоит оставить на месте. Вкратце они обсудили, что лучше сузить область поисков до месторасположений других лабораторий и имени бывшего владельца, который, вероятно, и заварил эту кашу. То, что владелец мог быть из Фатуи, Тарталье категорически не нравилось, хотя он и без того знал, что некоторым падать ниже некуда.       Он с максимально легкомысленным видом спустился по длинной винтовой лестнице, отделявшей верхнюю Хикарилью от нижней – город от черного рынка; в этот раз у него не было сопровождающего, но это было к лучшему. Люди, деловито сновавшие туда-сюда, не обращали на Тарталью ровно никакого внимания: вероятно, потому, что здешний рынок отличался разнообразием посетителей из самых разных стран, поэтому наличие снежнийца никого не удивляло. Как максимум – его награждали взглядами из разряда «ты что, дурак?», поскольку Тарталья один из немногих не носил ни капюшона, ни плаща и вообще не старался скрываться, не боясь быть узнанным.       Узнают – и хорошо. Правильно. Предвестник должен внушать ужас, господин Тарталья, проскрипел Злат в его голове, и Тарталья фыркнул, скривившись.       Даже в мыслях не перевести дух без этой бледной немочи!       Оказавшись в потоке людей, Тарталья слегка напрягся: он не чувствовал себя в безопасности, хотя все еще мог контролировать окружение, а благодаря этому – предугадать, откуда начнется возможная атака. Проскальзывая между закутанными в плащи фигурами, он старался угомонить поднимающее голову раздражение и не сорваться ненароком. Когда его толкнули – по всей, видимо, случайности, – Тарталья едва сдержался, чтобы не сломать нахалу плечо: он терпеть не мог, когда его трогали, да еще и столь бесцеремонно.       С прошлого раза черный рынок не изменился: все был таким же мрачным и удушающе тяжелым, угрожающе давил каменным низким потолком на плечи и пытался прижать к земле. Но Тарталья был выше этого, он старательно фокусировался на мыслях о текущей миссии и напрочь игнорировал угнетающую атмосферу нижней Хикарильи. У него был опыт обращения с территориями, которые хотели стереть его в пыль, не оставив ни косточки, и в контрасте с Бездной черный рынок Хикарильи определенно проигрывал. В предыдущий визит Тарталья не был готов к такому повороту, но теперь был во всеоружии.       Тарталье нечего было бояться – он знал, что сильнее, быстрее и ловчее кого бы то ни было, поэтому никто не смог бы встать на пути, особенно когда он был настроен столь решительно. У него чесались кулаки разнести в щепки блядскую лабораторию, и перед глазами все еще стоял образ обезображенного детского тела, но Тарталья терпел, потому что помнил умоляющий влажный взгляд Лейяти и заломанные в отчаянии смуглые руки.       Героем Тарталья никогда не был и в этом амплуа себя не видел: Бездна на удивление хорошо выбивала из трусливых мечтателей пустые чаяния и стремления. Так случилось и с Тартальей: Скирк была чертовски убедительна в процессе своего обучения, и благодаря ей Тарталья понял, что иного пути, за исключением уже избранного, у него не было.       Дойдя до нужной двери, Тарталья не замешкался ни на секунду, преисполненный холодной решимости. Он уже знал, что ждет его внутри, и был к этому готов на все сто процентов; впрочем, это отнюдь не мирило с действительностью и ни на грамм не позволяло с ней свыкнуться: дети в понимании Тартальи были неприкосновенны, и ни одна мразь не имела никакого права накладывать на них грязные, омерзительные руки, не говоря уже о том, чтобы использовать в своих целях.       Тарталья не озвучивал это вслух, но, вероятно, ему и не нужно было: в конце-то концов, его не единожды тыкали носом в то, что Злат – «идеальный помощник», мать его за ногу, значит, он стопроцентно должен был уметь читать как между строк, так и мысли. То, что Тарталья собирался сравнять ублюдскую лабораторию с землей после того, как они найдут документы, не подлежало обжалованию: мудилы сами подписали себе приговор и теперь должны были расплачиваться по счетам.       Что ж, пришел звездный час Тартальи: он был готов творить такую дичь, что никому и в жизни не снилось.       Он вошел внутрь как король. Пришлось чуть прищуриться, привыкая к недружелюбному полумраку, и лишь потом Тарталья сделал следующий шаг, прикрывая за собой дверь. В лицо дохнуло чем-то затхлым и кисловатым, определения чему Тарталья не смог дать в первый визит, но мог дать теперь. Так пахла боль, так пахли отчаяние и смерть – жалкая и некрасивая, которую не пожелаешь даже врагу.       – Господин? – протянула Джади, выглядевшая не иначе как удивленной до глубины души. Она поправила очки в тонкой оправе, а Тарталья вдруг явственно представил, как впечатывает стекла в ее лицо, и сладко-сладко улыбнулся. – Вы что-то хотели?       – Я что, не могу приходить сюда когда захочу? – опасно спросил Тарталья, слегка прищурившись, и Джади, секунду помедлив, вдруг качнула головой.       – Можете, конечно же, – заверила она и сделала какой-то жест рукой, который заставил Тарталью моментально напрячься, предчувствуя опасность. Впрочем, он постарался не выдать себя и лишь расслабленно улыбнулся, легкомысленно потягиваясь. Глаз бога угрожающе загудел, ему тихим стрекотом вторил Глаз порчи, но Тарталья лишь доверительно подался к Джади и заглянул ей в лицо.       – Я мог показаться незаинтересованным в прошлую нашу встречу, – проникновенно начал он, понижая голос, и увидел, как Джади изумленно распахнула глаза, – однако это не значит, что мне чисто по-человечески не любопытно задать вам несколько конкретных вопросов.       Джади сглотнула, прижимая к груди планшет; она выглядела чуть более расслабленной и даже как будто завороженной близостью Тартальи. Он специально вторгся в ее личное пространство, чтобы обезоружить: либо бесцеремонностью и наглостью, либо же продемонстрированным интересом. Собственно, второе сработало на ура, и Джади, такая говорливая и активная в прошлый раз, теперь казалась лишь мышью, которая попалась в лапы кота.       И почему женщины так просто велись на мужское обаяние? Чем дольше Тарталья узнавал этот мир, тем страннее он для него становился. Видимо, иногда инстинкты начисто перекрывали способности мыслить разумно и становились во главе угла. Тарталья не мог назвать себя опытным соблазнителем – по правде говоря, он раньше и в реальных отношениях-то толком не был, но никогда бы в этом не признался, – однако его попытки очаровать, что удивительно, сработали.       Он внимательно следил за реакцией Джади: как расширились ее зрачки и участилось дыхание, как она приоткрыла губы и слегка прогнулась в спине, почти касаясь груди Тартальи своей. Мысленно Тарталья уговаривал себя не кривиться и не скалиться, как бы Джади ни была ему неприятна: от его игры, держащейся буквально на соплях, зависел весь план.       Смешно, что Тарталья исполнял ту роль, от которой еще недавно открещивался всеми силами. Притворяться было отнюдь не его коньком, но, видимо, Злат очень плохо на него влиял: Тарталья уже даже думал иначе о мире вокруг и средствах достижения целей. Это не означало, что ему вдруг резко понравилось обводить людей вокруг пальца и играться с ними с целью получить выгоду, нет; просто теперь Тарталья слегка иначе воспринимал происходящее.       Да что уж там говорить, он сам вызвался актерствовать в главных ролях.       Культисты смотрели на него с подозрением, но все же не подходили, хотя Тарталья чувствовал их пристальные взгляды: вероятно, потому, что Джади, заведовавшая хозяйством и всеми прочими радостями жизни, не била тревогу во все колокола и спокойно провела его по рабочим зонам. Тарталья не исключал возможности того, что она попросту пудрила ему мозги, притворяясь очарованной, и пытливо выискивал любые признаки того, что она напропалую врала. Он старательно вспоминал уроки по выявлению лжи и обращал внимание на мелкие мимические изменения, особенно глаз и рта. Применять то, что едва-едва начал опробовать на практике, было действительно проблематично, однако Тарталья старался и прилагал все усилия для того, чтобы не палиться.       Видят Архонты, он искренне надеялся, что для окружающих не выглядит как последний идиот, косоглазящий во все стороны. Как говорится, один глаз на вас, другой на Драконий хребет – вот это, вероятно, про Тарталью, который одновременно обращал внимание и на Джади, и на культистов, и на несчастных работников лаборатории.       Затхлый запах смерти и болезни – болезненной зависимости от наркотиков, если быть точнее, – забивался в ноздри и перекрывал дыхание. Щебечущая под боком Джади, кокетливо постреливавшая в Тарталью взглядом, никак не располагала к воодушевлению и дальнейшему приятному проведению времени. Они прошли в ту часть лаборатории, где Тарталья побывал в первый раз, и ему едва удалось подавить жажду крови, которая прорезалась в тот же миг, стоило ему увидеть изможденные, пергаментно-желтые лица людей, запертых в клетках. В их глазах не было и намека на волю к жизни, и Тарталья ощутил резкий приступ ярости, который тут же загнал поглубже, и лучезарно улыбнулся Джади, пытаясь выглядеть довольным и заинтересованным.       – Сколько требуется времени, чтобы вызвать окончательную и бесповоротную зависимость? – спросил Тарталья, изучая сквозь прутья решетки распростертую по полу женщину. На ее лице было нарисовано выражение крайнего блаженства, и она тихо, хрипло постанывала: не то от боли, не то от удовольствия.       – Достаточно трех применений, однако эффект наступает уже с первого, – ответила Джади с легким волнением в голосе. Тарталья бросил на нее быстрый взгляд и увидел, как безумно поблескивают ее глаза. – Мы близки к тому, чтобы снизить число необходимых для привыкания до двух, а вследствие и до одного применения, потому что это позволит повысить эффективность лириума и форсировать его распространение.       – Каким образом? – поинтересовался Тарталья, галантно поддерживая Джади под локоть. Та улыбнулась еще шире и произнесла:       – Ну что же вы, все предельно просто. Схема такова: покупатель, даже если он не коренной натланец, приходит в магазин курительных смесей и вместо белла-кула по ошибке покупает лириум. Почему так происходит, спросите вы? Ответ лежит на поверхности: во время перевозки белла-кула от места производства до точки продажи наши, – она махнула рукой куда-то в сторону главного зала, намекая, вероятно, на культистов, – подкладывают смесь лириума к смеси белла-кула. Внешне они не отличимы друг от друга, также не знающий, неопытный человек не различит и эффекты, возникающие во время курения, потому что обе смеси основаны на одних и тех же ингредиентах, за исключением…       Дослушивать Тарталья не стал: он и так все это знал со слов Лейяти. Иными словами, культисты добавляли в оригинальную курительную смесь свою щепотку «магии», которую потом не знающие торговцы сплавляли ни в чем не повинным покупателям. Отследить, на каком этапе произошла осечка, было невозможно, потому что – Тарталья был в этом уверен – культисты были достаточно умны, чтобы не оставлять после себя следов и не давать никому осесть у них на хвосте. Пока проблема не обрела глобальный уровень и не охватила весь Натлан, они могли творить все, что только вздумается, без оглядки на божественную власть.       – А что вы будете делать, когда вас поймают на горячем? – полюбопытствовал Тарталья. – Сейчас вы развиваете производство и мастерски добавляете звенья в цепи логистических поставок. Дальше выйдете за пределы черного рынка, и на этом этапе вас схватят за руку. Это моментально поставит под угрозу существование всего мероприятия.       Джади моргнула, и ее затуманенный взгляд вдруг стал острее, и вместе с этим Тарталья ощутил, как на нем вновь сконцентрировалось внимание культистов-вышибал. К повышенному вниманию ему было не привыкать, это дело он любил, поэтому расправил плечи и с вызовом заглянул Джади в лицо.       Даже если она вдруг что-то поняла, Тарталья намеревался играть до последнего.       – А почему вы спрашиваете? Разве вам не должны были передать материалы дела на изучение? – спросила она, напрягаясь, как вытянутая струна, и прищурилась, словно невзначай вынимая ладонь из хватки Тартальи. Что ж, не то чтобы он рассчитывал на то, что сможет долго удерживать Джади под прицелом: как бы то ни было, она являлась умной женщиной, и удивительным было хотя бы то, что Тарталья в принципе умудрился ее чем-то зацепить и заставить ослабить бдительность. – Вы очень странно себя ведете. Более того, мы совсем недавно обсуждали эти же вопросы с вашим помощником при вас…       Что-то невесомое и прохладное коснулось левого запястья, и Тарталья слегка вздрогнул от неожиданности, но вовремя сообразил, что это был Злат, который закончил свою работу и теперь готовился уходить. Тарталья расправил плечи и угрожающе возвысился над Джади, которая, преисполненная подозрений, смотрела на него с опасным прищуром.       Не женщина – змея.       – Я-то надеялся на продуктивный диалог с глазу на глаз, а не на идиотские вопросы, Джади, – надменно протянул Тарталья, вскидывая подбородок. Джади скрестила руки на груди и собиралась было ответить, но Тарталья не дал и произнес еще громче: – Ты, видимо, забываешь, где твое место и что тебе позволено, а что нет. Если ты встала во главе одного филиала, милочка, это не означает, что ты имеешь право мне дерзить.       – Но я не!.. – возмутилась было Джади, но Тарталья перебил ее и продолжил пороть откровенную чушь, даже не задумываясь, что несет:       – Еще как да, Джади. Тебе стоит научиться засовывать язык себе в жопу и послушно улыбаться хозяину, когда тот приказывает. Если я прикажу тебе ползать по полу и вылизывать мои ботинки, ты, как послушная псина, будешь это делать. А вы все, – он вдруг развернулся, широким жестом обводя напрягшихся культистов, не отрывавших от него взглядов, – просто кучка бомжей, которые не знают, куда приткнуть свои задницы.       Тарталья театрально взмахнул руками и ощерился, когда некоторые культисты схватились за оружие. Злость бурлила в нем – она же делала его неуязвимым, однако контроль над эмоциями слабел с каждой секундой. Тарталье стоило заканчивать представление, пока он не устроил кровавую баню. Пусть лучше считают, что он надменный придурок, считающий их грязью под ногами, чем подозревают в попытках засунуть нос куда-нибудь поглубже.       Жажда крови заворочалась под ребрами и разверзла клыкастую пасть, накрывая лабораторию темным куполом. Джади свалилась на пол, как марионетка, лишившаяся поддержки кукловода, и затряслась. Культисты дрогнули, но устояли, однако приближаться к Тарталье не стали, выдерживая дистанцию.       Никогда не угрожайте человеку, у которого в руке нож. Возможно, водяной. Возможно, не нож, а очень даже клинок – им Тарталья взмахнул ну очень жизнеутверждающе и сломал какой-то стол, рядом с которым стоял. Впечатление он, если судить по охеревше-напряженным лицам присутствующих, произвел, да еще какое!       – Чего вылупились? – усмехнулся Тарталья, снова взмахивая клинком, и с удовлетворением пронаблюдал за тем, как культисты опасливо проследили за траекторией его движения. – За работу.       Он уверенным шагом прошел к выходу, и никто не посмел преградить ему дорогу. Тарталья швырнул злой взгляд в притаившегося в углу культиста-вышибалу, затем победно ухмыльнулся, вышел наружу и с силой захлопнул за собой дверь.       Одновременно с этим где-то что-то взорвалось. В воздух взмыл столп пыли, и Тарталья присвистнул.       Нехило он так хлопнул дверью, аж на другом конце рынка услышали!