Отличная причина, чтобы умереть

      Внизу было темно и прохладно. Тарталья бесшумно приземлился на ноги и хмыкнул, явно довольный собой. Откуда-то из теней в тусклые лучи света, льющиеся сверху, выскользнул Злат; прорези его маски угрожающе сияли алым, навевая ассоциации с демонами и прочей нечистью.       – Вы могли бы просто попросить меня разведать обстановку, – спокойно, как будто объясняя что-то несмышленому ребенку, протянул Злат. Тарталья уже провел с ним бок о бок достаточно времени, чтобы понять: Злат доволен экстренной посадкой на дно пустого колодца не был, а это автоматически поднимало Тарталье настроение. Когда бы он еще вывел из себя невозмутимую заразу? – А если бы внизу были ловушки? Я бы даже не успел вас предупредить.       – Ты так переживаешь обо мне, – картинно схватился за сердце Тарталья, округляя глаза. – Но не волнуйся, по твоему предсмертному крику я бы точно догадался, что дела у нас плохи.       – Вы совсем меня не любите, – сокрушенно покачал головой Злат, складывая руки на груди.       – Если бы ты пообщался сам с собой, то понял бы, почему тебя никто не любит, – ехидно заметил Тарталья.       Скорее всего, он был прав. У Злата был неприятный, практически невыносимый характер, который тот в личном общении даже не пытался сглаживать. Разумеется, при высших чинах организации он так не ершился – еще бы, – но в рамках отношений с Тартальей мог разгуляться на полную катушку, потому что ему это позволялось, причем самим же Тартальей.       Ох уж эти нездоровые отношения во всей своей красе.       – Я поражен в самое сердце, – монотонно проговорил Злат, даже не пытаясь подпустить в голос чуть больше эмоций. Тарталья закатил глаза – иногда актерская игра Злата желала лучшего – и ехидно фыркнул, давая понять, что не поверил ни на грамм. – Шутки шутками, а нам туда.       Тарталья проследил за направлением, в которое Злат ткнул пальцем, и вскинул брови. Слегка попривыкнув к темноте, в тенях он углядел проход, зиявший в камне огромной чернильно-черной дырой. Оттуда тянуло холодом, а еще чем-то мрачным, и Тарталья поморщился и повел плечом, лишь бы скинуть неприятное ощущение. Ощущение не скинулось, Тарталья фыркнул и прищурился: разумеется, он не ждал абсолютно ничего хорошего от того, что бы в этом проходе ни находилось.       – Даже не знаю, куда нам надо, – вздохнул Тарталья, не отводя взгляда от проема.       – Туда нам надо, – басовито проскрежетал Злат, подходя поближе. Он щелкнул пальцами, и на ладони зажегся небольшой яркий огонек, осветивший дно колодца. Тени заплясали, заволновавшись в присутствии источника света, и проем, и без того навевавший напряжение, стал выглядеть еще уродливее.       Чем-то напоминало Бездну с ее влажной, липкой тьмой, опутывавшей конечности и мешавшей дышать, цеплявшейся за горло и запястья, проникавшей во сны вязким маревом, затекавшей в глаза, уши, рот и нос. Темнота внутри Тартальи, посаженная в его душу семечком самой Бездной и с любовью ею же взращенная, откликнулась на сочившийся из прохода на дне колодца мрак, и Тарталье пришлось прикрыть глаза, загоняя зверя поглубже в клетку. Он уже давно перерос и ошеломляющее чувство жути, и лезущую изо всех щелей жажду крови, перестал кидаться на окружающих и научился себя контролировать, но что-то внутри него до сих пор радостно откликалось на тьму, возникавшую в его жизни то тут, то там.       Огонь на ладони Злата вспыхнул ярче, разгоняя чернильные тени, и Тарталья украдкой с облегчением выдохнул. Злат ничего не сказал, и Тарталье хотелось думать, что он добавил яркости просто так, для удобства, а не потому, что заметил его секундную слабость.       Про Бездну Злат не знал и, скорее всего, даже не догадывался; эти сведения строго засекретили, губы Тартальи были навечно запечатаны поцелуем Бездны, а Пульчинелла – проницательный, умный Пульчинелла – наверняка обо всем знал, просто молчал. Вполне возможно, что он поделился подозрениями со Златом, но Злат пока что скользкую тему не поднимал: некоторые аспекты он вообще предпочитал не затрагивать, даже если был в курсе всех дел.       – Идем, – сказал Тарталья, решительно делая шаг по направлению к глубокому непроглядному мраку. – Пора узнать, на дне ли мы или же нам есть куда еще спускаться.       – Вау, аналогии от господина Тартальи, – меланхолично протянул Злат, тенью следуя за Тартальей. – Вы растете и развиваетесь, я вас поздравляю.       Тарталья фыркнул и ничего не ответил. Как только они заступили внутрь прохода, сильнее повеяло холодом и чем-то зловещим, и тьма внутри потревоженно всколыхнулась, чтобы через мгновение улечься водной гладью.       Тусклый свет, сочащийся в колодец с неба, остался за спиной. Чем дальше они шли, тем тяжелее становился воздух: спертый, влажный, он пах плесенью и чем-то кислым, нездоровым. Злат, идущий за Тартальей следом, на мгновение остановился и поднес ладонь ближе к стенам. Тарталья обернулся и уставился на стену: при ближайшем рассмотрении под светом она едва-едва переливалась какой-то золотой пылью и слабо отливала голубым.       Да и сам тоннель, по которому они шли, был явно вырыт относительно недавно: он выглядел так, словно его долго и упорно копали человеческими усилиями. Тоннель был укреплен какими-то балками и неизвестным материалом, размазанным и засохшим то тут, то там, но также, судя по всему, его выкопали на скорую руку, практически не стараясь: даже Тарталья, не имея никакого архитектурного образования, понимал, что это местечко вот-вот развалится.       Все дороги ведут к Фатуи, не умеющим ценить человеческие жизни, чужой труд и вечно гоняющимся за какими-то высшими целями, иногда не особо сопряженными с моралью и честью. На мгновение закралась мысль, что это все тщательно сплетенная паутина, в которую Тарталья вляпался со всего размаху; даже если так, чего плакать над пролитым молоком?       Тарталья покосился на Злата, внимание которого почему-то привлекли стены прохода. Он пошкрябал перчаткой, растер пыль между пальцев, поднес к прорезям маски, туда, где располагался нос…       – Ты что делаешь? – возмутился Тарталья и шлепнул Злата по руке. Тот издал смешной крякающий звук и повернулся. – Тебе мало всякой дури у натланцев, так ты еще и в непонятной дыре занюхнуть решил?       Злат некоторое время молчал, затем помотал головой и ответил:       – Да ладно вам, даже если нас кто-нибудь поджидает, вы все равно со всеми справитесь без особых проблем. Или вы, скорее, беспокоитесь о том, что вы без моей помощи не сможете сделать правильных выводов?       – Спасибо, что считаешь меня тупее, чем я есть на самом деле, – ничуть не оскорбился Тарталья, цокнув языком. – Чем тебя заинтересовала эта пыль?       – В ней содержится элементальная энергия, – ответил Злат, вновь растирая между пальцев сверкающую пыль. Он поднес огонек ближе ко второй руке, и пыль заблестела ярче, будто реагируя на пиро элемент. – Значит, теория насчет артерии земли, скорее всего, верна, и колодец действительно стоял на артерии.       Тарталья огляделся, одновременно прислушиваясь к ощущениям. До этого он не обращал внимание на окружающую его среду, но теперь-то, с подачи Злата, особенно остро почувствовал утекающую, умирающую элементальную энергию. Удивительным и неприятным было то, что Тарталья вовсе не заметил этого, как только они вошли, будучи больше сосредоточенным на подавлении ассоциаций, связанных с Бездной; большое, практически огромное упущение для него как для воина, которым он себя считал.       – Ну конечно она здесь содержится, я это сразу понял, – хвастливо отозвался Тарталья, не желая попасться на промахе. Он здесь был командиром, он должен был первым замечать важные детали, но почему-то опять отдал все лавры Злату.       – Ложь белой ниткой шита, – не преминул отозваться Злат, стоило только Тарталье понадеяться, что он сыграл свою роль успешно.       Конечно, как же Тарталья мог позабыть, что имеет дело с ходячим сборником пословиц и поговорок про ложь. Злат так ловко отличал, когда Тарталья врал напропалую, что периодически становилось жутковато. Благо, способности Злата распространялись не только на него: несколько раз Тарталья воочию наблюдал за тем, как Злат словесно «раскалывал» разных крепких орешков, и не мог не признавать, что это выглядело впечатляюще.       – Пойдем уже, – заворчал Тарталья, насупившись, и первым устремился дальше в чернильно-черный мрак. Злат пробормотал что-то непонятное, затем щелкнул пальцами, и в проходе зажглись еще несколько небольших, но очень ярких огоньков.       Почему-то чем светлее было, тем спокойнее становилось Тарталье. Логическая цепочка, конечно, проводилась с легкостью, но обдумывать ее он не спешил.       Злат послушно потопал следом, не вставляя больше никаких излишне заумных комментариев. Тарталья не видел, но чувствовал, как тот крутит башкой по сторонам, рассматривая коряво сделанный проход. Ничего особенно интересного здесь не было, правда, остатки сильной элементальной энергии ощущались довольно-таки отчетливо, оседая на коже мелкой пылью, которую даже толком не стряхнуть.       В этом месте уже практически не теплилась жизнь – та самая, которую дарила артерия земли, одарившая Мекоче своим незамысловатым благословлением. И Тарталье – наученному не создавать жизнь, а наоборот, отбирать ее, – ощущение опустошения совсем не нравилось. А еще больше ему, разумеется, не нравилось идиотское упрямство жителей Мекоче, которые даже не пытались что-то поменять: их все устраивало, и они принимали свою гипотетическую гибель как должное.       В его понимании любое живое существо обязано было сражаться за свою жизнь, если того требовали обстоятельства, и он считал нежелание бороться признаком слабости. Слабаков Тарталья не любил, а тех, кто сдавался без боя, и вовсе ненавидел.       Для него, живущего сражениями, схватка была величайшим наслаждением, возможностью проявить себя и стать еще сильнее, научившись чему-то новому. Именно поэтому Тарталье нравилось сражаться со Златом, несмотря на то что тот значительно уступал в силе: Злат никогда не опускал руки и всегда искал новые пути решения, а еще пользовался каждым доступным шансом на победу и даже не пытался сдаваться.       Это радовало. Наверное, будь Злат другим, Тарталья не стал бы терпеть его замашки ядовитой змеи и избавился бы на первой совместной тренировке. Но что-то его остановило, заставило слегка приопустить защитные барьеры и притормозить в ожидании не пойми чего. Теперь Тарталья шарахался где-то под землей в сопровождении своего раздражающего помощника, которого раз на раз хотелось придушить, и кто его в этом обвинит? Если бы не Злат, он бы давно уже свалил обратно в Снежную и счастливо отправился на следующую миссию, так нет же, искал в пересохшем колодце умирающую артерию земли.       Ему даже приключения специально можно было не искать, они и так сами его находили.       Постепенно становилось светлее, и чем глубже они заходили, тем ярче сверкала элементальная пыль, осевшая на стенах. Даже у Тартальи уже не осталось абсолютно никаких сомнений: колодец в Мекоче стоял именно что на артерии земли, и если он пересох, то с артерией что-то определенно произошло.       Где-то вдалеке что-то шумело. Все это очень дурно пахло. Не то чтобы это когда-то останавливало Тарталью, разумеется.       Неожиданно узкий потолок, так сильно действовавший на нервы, исчез, и Тарталья незаметно перевел дух, а после огляделся. Опасности он не чувствовал, а потому позволил себе беззаботно пройти еще на пару шагов вперед, давая Злату возможность развесить по всему пространству огоньки-светлячки.       Опасности действительно не было: пространство пустовало, ни единой души, враждебной или не очень, здесь не находилось. Вместо этого здесь стояла огромная машина непонятного происхождения, собранная на скорую руку, а потому едва не разваливающаяся, которая едва-едва чадила, поплевывая черным дымом. Машина, состоящая из каких-то страшных труб и листов металла, подрагивала и периодически ворчала, впиваясь острыми зубьями-кольями в землю, под которой слабо-слабо тлели зеленоватые прожилки, то загораясь, то погасая.       – Какое варварство, – едва слышно пробормотал Злат. Его голос зазвучал яснее и чище, избавившись от скрежетания, и Тарталья чуть не дернулся от неожиданности: Злат снял маску, из-за которой его речь обычно и искажалась, и теперь жутковато таращился белесыми глазами на чудо фатуйской инженерии. Впрочем, Тарталья мог его понять. – Я видел многое, но это зрелище мне совсем не нравится.       Тарталья лишь молча кивнул. Он, конечно, мало что понимал в артериях земли и их особенностях, но даже его скудных знаний хватало, чтобы осознать, что происходящее здесь неестественно и неправильно.       – Артерии земли цветут, питаясь сильными желаниями людей, – проговорил Злат, опасливо подходя ближе к машине. Он вздохнул, ругнулся себе под нос и слегка наклонился чуть ближе, чуть ли не прижимаясь лицом к металлу. – Артерия, на которой расположено целое поселение, будет цвести особенно красиво. Она питала скважину, которая заполняла колодец, а после того, как это, – Злат резко развернулся, указывая рукой на тарахтящий механизм, и презрительно поджал губы, – эту… дрянь установили здесь, артерия больше не смогла выполнять свою работу.       – Если бы мне так грубо мешали, мне бы тоже было сложно выполнить свою работу, – буркнул Тарталья. Злат мрачно кивнул.       – Что самое ужасное, эта дрянь не только высасывала из артерии энергию, но и мешала появиться ей в другом месте. Цветущую артерию наглым образом вскрыли и препятствовали ее возрождению. Вопиющая наглость, – вздохнул Злат.       Тарталья прошелся вдоль стены, внимательно оглядываясь, а затем ловко подцепил и сорвал вязь иллюзорного заклинания. Он уже научился снимать невидимость со Злата, легкая иллюзия была в разы проще; под чарами оказалась еще одна просторная пещера, посреди которой тускло мерцали голубовато-белые головки ледяных мухоморов. Там было холодно, под ногами хрустел свежий снег, и пахло морозом.       Опутанное проводами и трубами, такими же, как у чудо-механизма в основной пещере, это местечко представляло собой специально сконструированную плантацию для выращивания ледяных мухоморов в безжалостно жарком Натлане. Энергия артерии земли переправлялась именно сюда: только с ее помощью можно было поддерживать оптимальную температуру и условия для выращивания. Именно поэтому здесь лежали сугробы, шел редкий снег, а холод кусался совсем как в Снежной.       – Вашу ж мать, – пробормотал Тарталья, оглядывая масштабы бедствия. – Да здесь весь Натлан кормить этими мухоморами не перекормить.       – Ага, – поддакнул Злат прямо над ухом. Пахнуло костром и сандалом, Тарталья дернулся и как следует врезал Злату локтем под ребра. Тот издал сдавленный стон и машинально отступил на пару шагов назад, согнувшись, но после выпрямился с абсолютно непроницаемым выражением лица. – Размахивать локтями вы, конечно, мастер.       – Нечего подкрадываться ко мне со спины, – огрызнулся Тарталья, недовольный тем фактом, что чутье, выручавшее не раз, почему-то принимало Злата за своего и не реагировало при его появлении. – Надо избавиться от мухоморов. И от машины тоже. Она не ебанет, если мы ее уничтожим?       – Очень надеюсь, что нет, – предельно вежливо отозвался Злат. – Механизм на ладан дышит, как и все вокруг. Одни мухоморы цветут и пахнут.       – Жги, – приказал Тарталья. Злат кивнул и вошел в пещеру, переполненную мухоморами, попутно надевая маску. – Что, не хочется нанюхаться веселых грибочков?       – Не особо, – ответил Злат. Он вынул из подпространства кинжалы, появившиеся в ворохе тусклых рыжих искр, и вскоре лезвия покрылись пламенем. Злат подкинул один из кинжалов, поймал его, взвесил в руке, как бы примеряясь, а потом безбоязненно пошел прямо между сугробами, переполненными ледяными мухоморами.       Тарталья на всякий случай отошел подальше, к механизму, который собирался разрушить. Мельком он понаблюдал за тем, как Злат, редко взмахивая кинжалами, позволял пламени литься с клинков, и грибы, любящие холод и пушистый снег, скукоживались от столь варварского обращения. Сугробы таяли, превращаясь в лужи, и от взаимодействия огня со снегом выделялось много пара.       Весьма залипательное зрелище, но у Тартальи были и свои заботы.       Он резко развернулся к механизму и окинул его критическим взглядом, затем поводил носком сапога по земле, там, где едва-едва пульсировало зеленоватое свечение артерии, а после замахнулся, моментально собирая в кулаке энергию электро, и как следует вдарил в самое уязвимое, на его взгляд, место. Машина закряхтела, цепляясь за жизнь, но вскоре загрохотала и, отчаянно плюясь копотью, развалилась на детали.       Довольно хмыкнув, Тарталья проследил за тем, как зеленые прожилки медленно погасли. Что-то словно коснулось его щеки, растрепало волосы и клюнуло в висок – как благодарность за содеянное. Тяжелое гнетущее ощущение чего-то нехорошего рассеялось, и Тарталья наконец-то смог вздохнуть полной грудью.       – Почему нельзя было просто отключить машину? – проскрежетал Злат. У него в руках таяли красные искры: видимо, только что убрал оружие в подпространство. – Зачем обязательно все ломать?       – Если отключать, то так, чтобы никогда больше не включили, – горделиво отозвался Тарталья. – Все мухоморы пожег?       – Все, – кивнул Злат. – Можем возвращаться на поверхность, господин Тарталья?       Злат спрашивал у Тартальи разрешения, как у главного. Не то чтобы раньше он действовал вопреки приказам и наглел, пытаясь стать командиром заместо менее опытного Тартальи, но почему-то сейчас Тарталья обратил внимание, что Злат, если и пытался перехватить инициативу, то только затем, чтобы подтолкнуть в нужном направлении.       Значило ли это, что Злат действительно видел в Тарталье начальника и его «господин Тарталья» было не просто проявлением вежливости, но и уважения тоже?       – Можете так усердно не думать, вам не идет.       Ах да, никакого уважения. Тарталья закатил глаза, не глядя швырнул в Злата гидро клинок и потопал в направлении чернильно-черного прохода, ведущего к колодцу. Стены уже не блестели тусклой элементальной пылью, которая словно вернулась к истокам вместе с цветением артерии, и из-за этого проход навевал жути чуть больше, чем раньше.       Тарталья снова шел спереди, за ним следовал Злат, вооружившийся огоньками-светильниками. Они молчали, но неуютным это молчание не казалось: по крайней мере, Злат держал свой ядовитый язык при себе, а не язвил на всю катушку. Возможно, угнетающая атмосфера места, где артерию земли бессовестно использовали в корыстных целях, подействовала и на него.       Через некоторое время они вернулись туда, откуда начали: на дно колодца. Здесь, хоть и пахло пылью и чем-то кислым, хотя бы не ощущалось, будто ты находишься в западне, из которой нет выхода, стены и потолки морально не давили толщей песка и земли над головой, а где-то там, наверху, простиралось огромное небо. Тарталья украдкой выдохнул и на мгновение крепко-крепко смежил веки. Что ни говори, а настолько замкнутые пространства ему не нравились: в них было очень некомфортно.       – Ну, надеюсь, вы уж как-нибудь сами выберетесь, – сказал Злат, поправляя маску и капюшон. – Но если что – кричите, я скину вам веревку, заберетесь по ней.       Не успел Тарталья среагировать, как Злат резво поскакал наверх, с преступной легкостью отталкиваясь от стенок колодца, чтобы приземлиться на противоположную сторону и снова оттолкнуться. Злат черной молнией метался туда-сюда, ни на мгновение не останавливаясь, и уже вскоре достиг верха, а затем выбрался наружу и пропал.       Голоса Лейяти Тарталья не услышал, хотя ожидал, что она засмеется или что-нибудь воскликнет, как делает обычно. Это заставило напрячься. Когда через край свесился Злат, Тарталья заподозрил неладное.       И не зря.       – Господин Тарталья, приказом первого уровня нас вызывают обратно в Снежную, – громко сообщил Злат, и в его голосе Тарталья распознал напряжение.