Отличная причина, чтобы умереть

      – Ну и что мы здесь забыли, – проворчал Тарталья, скрещивая руки на груди. Он испытывал некоторый дискомфорт и всеми силами старался его скрывать, хотя в глубине души понимал, что спрятать что-то от Злата очень и очень проблематично.       Злат, на ходу уткнувшийся носом в какую-то книжонку, вопросительно поднял голову и огляделся, словно впервые осознал, где они оказались. Впрочем, это была очередная обманка, и Злат вел себя нарочито беззаботно, будто не понимал, в какую ситуацию попал. Пожалуй, с его стороны это было разумным решением: так, если бы за ними действительно следили, он вызывал бы меньше подозрений. Но вот если Злат мог держать себя в руках, то Тарталья – нет, а потому вид ничего не подозревающего Злата бесил его сильнее обычного.       Беспокойство и тревога рвали ему горло и лезли наружу жестокостью и яростью: Тарталья ждал нападения, но не знал, когда и откуда. Бездна, бегущая по венам вместе с кровью, соблазнительно нашептывала ответить на неизвестность боем: неважно, с кем и зачем, но отвести душу, дать миру понять, что с ними стоит считаться…       Наваждение Тарталья удачно стряхивал из раза в раз: его этому учили, и он не имел права поддаться искушению, хотя иногда очень сильно хотелось. Его разум был закален и силен; проигрывать самому себе Тарталья больше не собирался.       Не собирался.       Он скрипнул зубами, когда Злат сделал странный жест рукой и снова беззаботно уткнулся в книгу. Внутри все бурлило, кипело и искрилось молниями, Глаз порчи угрожающе гудел на бедре, и от демонстративного спокойствия Злата легче совсем не становилось – наоборот, Тарталья заводился только сильнее и не знал, что с этими эмоциями делать. Спрашивать совета у Злата он по понятным причинам не собирался, как и не желал давать ему очередной повод для насмешек.       Злат тратил много времени, пытаясь научить Тарталью брать эмоции под контроль. Зачастую у него это даже получалось, причем без особых проблем, что приятно грело душу, однако в моменты, когда Тарталья не мог собраться и находился в полнейшем раздрае, он переставал себя контролировать, и эмоции брали над ним верх.       Ничего хорошего в этом, разумеется, не было, и это Тарталья прекрасно понимал. Понимал он и причину, из-за которой он никак не мог взять себя в руки: потому что он чувствовал себя загнанным в угол.       Безопасность для Тартальи значила очень и очень многое хотя бы потому, что он практически начисто лишился возможности ее ощущать. Тарталья часто параноил, не доверял никому, даже себе, и ко всему миру относился с подозрением – эту привычку из него не вытравили даже в Фатуи, что, вероятно, было и к лучшему: нездоровая паранойя вкупе с чутьем не раз спасли ему жизнь.       А теперь они вовсю трубили, что дело дрянь, что источник беспокойства следует устранить как можно скорее – или же бежать от него как можно дальше. «Бей или беги», – кричало сознание.       Но Тарталья продолжал трястись в повозке и ехать неизвестно куда с неизвестно какой целью. И это медленно сводило его с ума.       – Господин Тарталья, – проскрипел Злат, не отрывая взгляда от книги. Хотя, возможно, книга была только прикрытием: в конце концов, из-за маски агента не было видно, куда именно Злат смотрел.       – Что? – рявкнул Тарталья, резко повернувшись к Злату. Тот даже не вздрогнул, лишь поднял голову и пожал плечом.       – Не переживайте так сильно, мы скоро приедем, – негромко ответил Злат, особым жестом указав на извозчика, управлявшего лошадьми. – И тогда вы сможете насладиться всеми прелестями Мондштадта. Вином, женщинами… Осталось совсем чуть-чуть.       Показанный Златом жест означал «предатель», что в контексте их текущей ситуации, скорее всего, значило, что он сомневался в том, что извозчик ничего не подозревал и не был засланным казачком. Поэтому, чтобы успокоить Тарталью и при этом ничем себя не выдать, Злат решил сморозить какую-то чушь про вино, женщин и нетерпение, чтобы мужик, если и подслушивал их разговор, то точно не обнаружил бы в нем ничего подозрительного.       Злат тоже находился настороже. И этот факт почему-то странно обнадежил. Читать эмоции Злата – самого малоэмоционального человека из всех, кого Тарталья когда-либо встречал, даром, что вместе с тем общающегося на языке сарказма, – он до сих пор не умел, особенно учитывая, что Злат вечно скрывался за безликой маской агента. Но понимание, что Злат также был напряжен, принесло Тарталье некоторое спокойствие.       – Поскорее бы уже, – проворчал Тарталья. Злат едва слышно фыркнул.       В Мореносталь они вернулись четыре дня назад и уже на следующий день после возвращения отправились в Мондштадт с новой дипломатической миссией. Им даже отдохнуть не дали: практически сразу же выдворили из Заполярного, толком не объяснив, что за срочность и в чем вообще цель задания. Это все очень, очень дурно пахло, потому что тот самый приказ первого уровня, ради которого их выдернули из Натлана, не содержал в себе ничего, кроме воды.       Злат изучил приказ вдоль и поперек, ругнулся сквозь зубы и назвал приказ «позорной парашей». Из текста приказа, написанного очень заумными словами, так, чтобы никому не пришло в голове докопаться до сложных формулировок, было понятно только одно: им прямая дорога в Мондштадт. На этом полезность приказа заканчивалась, и начиналось непонятное хождение вокруг да около.       Что самое интересное, непонятно, откуда у приказа первого уровня росли ноги: все попытки Злата разузнать, кто его сфальсифицировал и отдал, да еще и умудрившись привлечь к этому целого Предвестника, заканчивались провалом. Такие приказы обычно отдавала сама госпожа Царица, ее подпись стояла на документе – но чтобы госпожа и пропустила такой приказ в люди?       Злат не верил, что она отдала приказ лично. Тарталья не верил тоже: он не сомневался в силе и мудрости госпожи.       Им не дали времени, чтобы закончить расследование в Натлане, не дали и времени, чтобы разобраться в случившемся в Заполярном. Это было бы логично, если бы не подозрения, которые крепли с каждой секундой: кто-то пытался помешать им докопаться до истины, и, возможно, в дальнейшем устранить, чтобы не мешались под ногами.       Причастность Фатуи к распространению наркотиков в Натлане была очевидна, но Тарталья держал свои мысли при себе, зная, что Злат разделяет его позицию. Да, они уничтожили подземную плантацию ледяных мухоморов в Мекоче, но где гарантия, что эта плантация была единственной? Где гарантия, что люди не начнут умирать от передозировки? Где гарантия, что земля, которую вверили Тарталье в пользование, не прекратит свое существование вместе с живущими на ней людьми?       Какая же… мерзость. Наркотики были ужасным, низким методом контроля людского сознания, и Тарталью накрывало яростью и желанием убивать, когда он вспоминал, что творилось на его землях.       Безусловно, он вряд ли бы стал прекрасным лидером. Но, по крайней мере, Тарталья мог приложить все усилия для того, чтобы людям, которые ему доверились, жилось немного легче.       А для этого заразу требовалось выкорчевать, чего бы это ни стоило.       Судя по оговорке Злата, тот исхитрился заскочить к Пульчинелле и перекинуться парой слов до того, как их отправили на все четыре, то есть в Мондаштадт. Тарталью это успокоило, но несильно: приказ Пульчинелла отменить без должных на то оснований не мог, равно как и отложить их отъезд. Единственное, что Пульчинелла мог сделать, – это подстраховать их в случае чего, но как будто у него своих дел не было.       Злат тогда пожал плечом и сказал, что Пульчинелла передал, что справляться Тарталья должен своими силами: помогать ему никто не будет, потому что это его проблема. Обидно не было: Тарталья и так догадался, что проблема касается только его, охоту объявили именно на него, поэтому выгрызать место под солнцем придется самостоятельно.       Добро пожаловать в реальный мир, Тарталья, здесь тебе не рады.       Но это не удивляло: Тарталья бы больше удивился, если бы Пульчинелла предложил помощь или выход из ситуации, так что результат его удовлетворил. Наставничество наставничеством, но помогать друг другу Предвестников никто не обязывал, вот Пульчинелла и отпустил Тарталью в свободное плавание.       Поражало, скорее, то, что Злат был недоволен. Это не проявлялось внешне, зато с легкостью вылезло в парочке нелестных замечаний, которые Злат отпустил в сторону Пульчинеллы. Выяснять, что не так, Тарталья не стал: не до того ему было, ох не до того.       Собственный отряд казался предателями, все как один настроенными против Тартальи, взгляд каждого офицера другого отряда казался враждебным, а отпускаемые другими Предвестникам колкие шутки выводили из себя. Скарамуш, который прибыл в Заполярный за несколько дней до Тартальи, смотрел особенно надменно, и почесать кулаки о его нахальное лицо хотелось особенно сильно.       Одной Лейяти было хорошо: она осталась неподалеку от Заполярного, в небольшой гостинице с заранее оплаченной едой и комнатой. Топить девчонку в случае их со Златом смерти не хотелось, потому Тарталья на правах «победителя» и «хозяина» приказал Лейяти остаться в гостинице и дожидаться их, в противном случае, если сигнала не поступит, – возвращаться в Мекоче, благо, денег, которые они ей дали, должно было хватить на обратный путь.       Если бы их убили сразу по прибытии в Заполярный, о Лейяти никто так бы и не прознал. Возможно, только тот чертов посланец, но Тарталья был уверен, что хорошенько его запугал, поэтому тот маловероятно вспомнил бы о незнакомой натланке, одной из десятков таких же, живущих в деревне. Тогда она могла бы попытаться продолжить свое дело и избавить родину от чертового лириума. Без них, правда; зато живая.       Но в Заполярном их никто не тронул, поэтому за Лейяти пришлось заезжать по пути в Мондштадт: Злат настоял, хотя, казалось бы, беспокоился о ней куда больше, чем Тарталья. На логичный вопрос: «Почему?» был ответ: «Потому что она может быть полезна», что было совсем не в стиле наседки-Злата, всю дорогу сдувавшего с Лейяти пылинки.       – Она предана вам до мозга костей, господин Тарталья, – равнодушно заметил Злат. – А нам точно не помешает подкрепление. По крайней мере, вы можете быть точно уверены в том, что Лейяти не предатель, в отличие от членов вашего отряда.       В словах Злата имелся смысл, поэтому за Лейяти они все-таки заехали. Та бросилась Злату на шею сразу же, как только увидела, и просияла при виде Тартальи. Смуглая, с миндалевидными блестящими глазами, она казалась настоящей диковинкой на фоне вечных снегов Снежной, и постояльцы гостиницы странно на нее косились, не понимая, что Лейяти забыла здесь, в самом сердце ледяной безжалостной земли.       Так что они ее забрали. И сразу же выехали в Мондштадт.       А теперь уже второй день тряслись в повозке.       Сейчас же Лейяти сидела под боком у Злата, постоянно потирая ладони друг о друга, и прятала нос в складках плотного шерстяного шарфа: мерзла. Она была похожа на птичку, пригревшуюся в гнезде и оттого настроенную более чем благодушно: прикрыв глаза, Лейяти что-то едва слышно мурлыкала, закутавшись в шаль и вжав голову в плечи, и мерно покачивалась на каждой кочке, на которой подскакивала повозка.       Тишь да гладь. Еще одна безмятежная рожа на голову Тартальи. Вот только Лейяти трогать не хотелось: ее умиротворенное выражение лица, по крайней мере, бесило не так сильно, как умиротворение Злата. По отношению к Лейяти Тарталья испытывал странный трепет: не то потому, что до сих пор не определился, что с ней делать, не то потому, что она находилась под протекцией Злата. Ну или, возможно, просто потому, что Лейяти была девчонкой, да еще и старше, и плюс ко всему отличалась от знакомых Тарталье представительниц женского пола дружелюбным и миролюбивым нравом.       Таких в Снежной не любили – таких Снежная сжирала с головой, обгладывала кости и выбрасывала на съедение безжалостной вьюге. Тарталья сомневался, что солнечная Лейяти впишется в здешний быт, а потому пытался придумать, как бы по-тихому сплавить ее домой. Он не хотел признаваться себе в том, что Лейяти ему было чисто по-человечески жаль. Он прошел все этапы становления полноценным фатуи от рядового до Предвестника и знал, как это бывает.       Но этот вопрос мог подождать до будущего. Если они, конечно же, переживут поездку в Мондштадт. А если нет, ну, на нет и суда нет. Мертвым обычно плевать на проблемы живых.       Тарталья шумно вздохнул, скрестив руки на груди, и неуютно завозился, стараясь усесться хоть немного поудобнее: казалось, будто он уже и так отсидел себе всю задницу, которая стала без малого квадратной. Лейяти понимающе покосилась, поводя носом по краю шарфа, и снова прикрыла глаза. Злат на мгновение замер – Тарталья почувствовал его изучающий взгляд, – помедлил, а после вынул откуда-то из-под сидения тощую страшную подушку, которую бросил Тарталье в руки.       – У тебя все это время была свободная подушка? – недовольно протянул он, приподнимая брови. Злат сделал вид, что ни при чем и вообще ничего не слышал, поэтому снова уткнулся в свою книженцию. Повертев подушку в руках, Тарталья недолго думая сел на нее и украдкой вздохнул с облегчением.       Морального напряжения это не сняло, зато немного облегчило физические страдания. Тарталья был обучен выживать и в более суровых условиях, однако это не означало, что он стал бы отказывать себе в комфорте, если бы таковой предоставился. Злат предложил – Тарталья предложение принял; хотя, честно говоря, мог бы предложить и пораньше. Зад Тартальи был бы целее.       Повозка, предоставленная организацией, должна была докинуть их до границы Фонтейна и Мондштадта. Оттуда бы они добирались… неизвестно как, возможно, своим ходом; Злат злился еще и потому, что ему не дали продумать маршрут заранее, чтобы понять, как добираться до столицы. У Злата, конечно, уже был опыт организации поездок в Мондштадт, но практически все перемещения так или иначе требовали предварительного согласования.       Что самое главное, и вернуться в Снежную, не сделав непонятное иди туда, не знаю куда, было невозможно: с них обязательно потребовали бы отчет, а соглядатаи-фатуи стопроцентно бы сообщили, что никакого Предвестника в Монде и в помине не было.       Так что приходилось ехать в неизвестность, не имея четкого плана действий, и бесконечно злиться, злиться, злиться, ощущая себя загнанным в угол. У Тартальи не было власти, чтобы переписать чужой приказ, не было влияния, благодаря которому он мог прижать нужного человека и выведать все необходимые сведения.       Тарталья, привыкший решать все грубой силой, перед лицом опасности иного толка оказался абсолютно беспомощен, и это его грызло. Он не боялся смерти, никогда не пугался травм и сильных противников, но его вовлекли в политические дрязги, совладать с которыми у Тартальи не было возможности. Это была проблема другого плана, и он понятия не имел, что мог сделать для того, чтобы если не предотвратить, то хотя бы попытаться смягчить последствия.       Уроки, которые давал ему Злат, по ощущениям не имели никакого сходства с реальностью: никто не готовил Тарталью к тому, что он будет чувствовать себя хищником в клетке, нервным, усталым и злым, когда столкнется с реальностью.       Ему оставалось только одно: встретиться с проблемой лицом к лицу и вкатать в пыль, чтобы больше ни одна крыса не осмелилась смотреть на Тарталью свысока. Тарталья всегда разбирался с проблемами лицом к лицу, не обращая внимания на последствия и сопутствующие разрушения. И в этот раз он поступит так же.       В конце концов, раньше эта тактика всегда работала. Так почему не должна сработать и сейчас?