Отличная причина, чтобы умереть

      Ночевали, чтобы не вызывать подозрений у возможных наблюдателей, в отеле «Гёте». Некоторое время назад организация забронировала отель для своей делегации практически целиком, и теперь все здание по сути принадлежало Фатуи. Судя по лицу хозяина отеля, Гёте, это создавало ему определенного рода затруднения, но Тарталья этому абсолютно не удивился: он был лучше прочих знаком с тем, какие неприятности его сослуживцы могли приносить окружающим.       Ему, как Предвестнику, разумеется, выдали лучшую комнату из доступных: просторную, с личной ванной, широкой кроватью и большим окном, выходящим на чудесный пейзаж, который должен был умиротворять, но на деле вызывал лишь больше тревоги.       Из «Кошкиного хвоста» Тарталья вышел в веселом подпитии и на свежем воздухе протрезвел практически моментально. Тем более, что из расслабленного состояния, окутывающего сознания пуховой периной, он быстро перешел в привычное напряженное и настороженное. Легкое опьянение от алкоголя, атмосферы и близости знакомого человека, при котором Тарталья мог позволить себе отдохнуть, сошло на нет, стоило ему поймать первый заинтересованный взгляд какого-то проходящего мимо мондштадца.       Злат скользил следом незримой тенью, но его присутствие Тарталья чувствовал чуть ли не кожей и с досадой осознавал, что так ему действительно было спокойнее. Присутствие Злата, которое он наконец-то осознал после проведенных вместе нескольких часов, в течение которых Тарталья понял, что Злат на самом деле не такой уж и засранец, но это неточно, оказывало на него умиротворяющее влияние.       Всю ночь Тарталья провел не смыкая глаз. Его глодала мучительная, выворачивающая наизнанку тревога, которая в таверне улеглась, а сейчас снова пробудилась и изо всех сил выжирала изнутри. Тарталья знал, что этажом ниже к кому-то подселили Злата: обычным рядовым не полагалось никаких изысков, даже если они были закреплены за кем-то высокого ранга.       Тарталья не хотел этого признавать, но за Злата он… беспокоился. Нет, он знал, что Злат – живучий и очень упорный засранец и всегда найдет, как вывернуться из ситуации и уж точно не даст себя в обиду…       …однако утром все равно выдохнул, когда увидел Злата целым и здоровым.       – Я так полагаю, бесполезно спрашивать, насколько сладко вы спали, – проговорил Злат, привычно встав за правым плечом. Лейяти, сонная и зевающая, медленно терла лицо ладонями. Вчера она вернулась от библиотекарши Ордо Фавониус сияющая, как начищенная монетка моры, и до невозможности довольная. Ну хоть кому-то здесь было хорошо.       Хотя иногда Тарталье казалось, что вместо мозгов у Лейяти были перья козодоев. Ее беззаботное, и-так-сойдет отношение к жизни его удивляло и заставляло думать, что у нее явно что-то не так с головой.       – Как будто ты спал лучше, – проворчал Тарталья, потирая горящие огнем глаза, в которые словно очень щедро сыпанули песка. Он окинул недовольным взглядом округу, шугнул пару страдающих от похмелья рядовых, которые тут же притихли, стараясь не отсвечивать, и дернул губой в подобии улыбки. Щеки болели: Тарталья устал улыбаться еще вчера и больше улыбаться не хотел.       Он искренне надеялся, что Злат не заставит его повторять подвиги вчерашнего дня, иначе он открутит бестолковому агенту голову. Все желание улыбаться кому угодно пропало, Тарталье от вновь разыгравшегося беспокойства, усталости и недосыпа хотелось убивать, а не приветствовать каждого встречного-поперечного.       Тарталья намекающе поднял бровь, когда Злат открыл рот, чтобы ответить, но намек, разумеется, того не остановил. Поэтому Злат, привычно выпрямившись и расправив плечи, чуть склонил голову и сказал:       – Зря вы так, я замечательно выспался. В отеле очень мягкие матрасы и теплые одеяла, а подушки такие воздушные, и пахнет белье просто замечательно. Вы обязательно должны попробовать в следующий раз поспать, а не мучиться от бессонницы, иначе…       – Злат, просто заткнись, – проворчал Тарталья, бросив на него свирепый взгляд. Злата не проняло, однако он вскинул подбородок, словно сделал что-то, чем теперь гордился. – У нас много дел и нет времени, чтобы чесать языками.       – Да? – изумилась Лейяти. Она чуть хрипела: если насчет того, спал ли Злат на самом деле или нет, Тарталья сомневался, то в случае Лейяти не было никаких сомнений. Она звучала и выглядела как человек, который проспал всю ночь без задних ног. Учитывая, что они находились на условно вражеской территории, удивительно, что она проснулась живой. – А как же завтрак?       – Какой еще завтрак? – недоуменно спросил Тарталья, на мгновение даже потеряв дар речи.       Лейяти уставилась на него в ответ. Несмотря на наличие маски, скрывавшей смуглое лицо – которое, к слову, как нельзя некстати выдавало в ней уроженку одного из солнечных элементальных регионов, – Тарталья чуть ли не кожей ощущал ее взгляд. Он повернулся к ней и посмотрел ей прямо в лицо.       – Обыкновенный, – удивленно ответила Лейяти, почесав щеку. Она поправила ворот униформы дипломата Фатуи и повела плечами: как она неоднократно жаловалась, в полностью закрытой одежде ей было непривычно, неудобно и душно. Еще бы, она всю жизнь бегала по песку полуголая и теперь была вынуждена привыкать к множеству тканей, в которые заворачивались простые смертные, не живущие в пустынях.       Злат остался неподвижным и внешне равнодушным, но даже так Тарталья догадывался, что внутри он вовсю потешается над происходящим. Взрастил себе достойную преемницу, которая могла капать Тарталье на мозги, и радуется жизни. И плевать, что Злат едва-едва знал Лейяти. Уж этот хитрый жук точно знал, как вложить в чужую голову свою мысль в кратчайший промежуток времени и заставить ее там укорениться.       Лейяти чуть подалась вперед, прижимая ладонь к щеке так, чтобы приглушить голос, и заговорщически спросила:       – Вы что, не знаете, что такое завтрак?       – Ты сейчас, должно быть, издеваешься надо мной, – обманчиво спокойно ответил Тарталья, сощурив глаза.       Он знал, что все было с точностью да наоборот: Лейяти говорила предельно серьезно. Ребенок ребенком, даром, что двадцать лет; или это они просто все в пустыне были такие пришибленные на своем куреве, расширяющем разум, сердце и душу?       – Нет, – невинно ответила Лейяти, чуть округляя рот. – Госпожа Лиза вчера сказала, что в отеле подают вкусные завтраки и порекомендовала их непременно попробовать. Я подумала, что мы могли бы хорошенько подкрепиться, прежде чем отправляться по делам. Делать всякие штуки на голодный желудок может быть тяжело. И грустно.       В словах Лейяти имелся резон, который Тарталья, впрочем, в упор не хотел видеть. «Делать всякие штуки» действительно было лучше сытым, однако все упиралось в другой вопрос: не отравлена ли еда в отеле? Вдруг кто-то приказал подсыпать им в чай яд без вкуса, цвета и запаха? И ведь никто не узнает, кто это был, те же агенты Фатуи – настоящие мастера скрытности, а ведь наверняка существует кто-то искуснее Злата. Хотя Тарталья в этом искренне сомневался.       – Грустно, не грустно, без разницы, – цокнул языком Тарталья. – У нас есть дела, вопросы питания можно отложить на потом, поэтому…       У Лейяти звучно и очень пронзительно заурчал живот. Она ойкнула и прикрыла его руками, словно это могло заглушить звук, и хихикнула, улыбаясь во весь рот. Тарталья утомленно потер зудящие глаза. Детский сад, штаны на лямках. Как она вообще дожила до своих лет с таким-то отношением к жизни?       – Очень хочется кушать, – доверительно, словно сообщала какой-то нереальный важный секрет, сообщила Лейяти. Тарталья с трудом подавил желание вмазать себе по лбу. Внутри багряным цветом распускалось раздражение и стремление прижать непослушную подчиненную бездной, скребущейся под кожей, чтобы неповадно было перечить старшему по званию. – Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста?       Никакого понимания субординации. Тарталья не удивился бы, если бы Лейяти даже после рассказов Злата не поняла, кто такой Тарталья и какое положение в организации он занимает. Не говоря уже о том, что Лейяти по идее после того самого ритуального поединка в Натлане должна была вроде как стать его слугой или что-то вроде того, но вместо этого Тарталья почему-то ощущал, что из него вьют веревки.       Возможно, всему виной тлетворное влияние Злата, которого хлебом не корми, дай поиздеваться над Тартальей. Пусть даже чужими руками.       И за этого засранца он беспокоился ночью?       Не выдержав, Тарталья с силой пнул Злата под колено носком сапога, и Злат, смешно крякнув, чуть не завалился вперед. И только тогда Тарталья почувствовал себя сколько-нибудь отмщенным.       – Ты же не отстанешь, если тебя не накормят? – вздохнул Тарталья, покачав головой. Краем глаза он отметил особенно любопытных фатуи, шлявшихся вокруг и делавших вид, словно они не при делах, и постарался запомнить самых подозрительных. Чужое внимание нервировало и заставляло жажду крови колоться под кожей ядовитыми иглами.       Лейяти застенчиво улыбнулась, и в этой улыбке Тарталья увидел отчетливое «нет». Это даже манипуляцией нельзя было назвать: Лейяти была простой, как монетка моры, и вряд ли имела склонность к манипулированию, уж это Тарталья почувствовал бы сразу же. Нет, Лейяти просто была бестолковой и в первую очередь думала о низменных потребностях, жила настоящим и о будущем особо не задумывалась. Дурацкий, по мнению Тартальи, подход, который однажды обязательно сведет ее в могилу.       Ну ничего, жизнь в Фатуи научит ее, как выживать всем невзгодам назло. И, разумеется, как думать головой в первую очередь. Хотя такой, как Лейяти, это не поможет.       – Пожалуйста? – добивающим ударом мяукнула Лейяти. Ее глаза в полутени маски влажно, жалобно блестели. Злат маячил сбоку незримой, не привлекающей к себе внимания тенью.       Уже через десять минут они завтракали. Точнее, завтракала Лейяти: уминала еду так, что за ушами трещало, и, кажется, вообще не заботилась о том, что технически еда могла быть как максимум отравлена, как минимум – содержать в себе другие не менее неприятные добавки, как, например, снотворное или что-нибудь снижающее скорость реакции. Злат невозмутимо потягивал чай, поднося к губам белоснежный фарфор, а у Тартальи ни глоток, ни кусок в горло не лез: его до красной пелены перед глазами бесили фатуи, снующие по столовой, их внимательные, любопытные взгляды и нездоровый интерес.       Любой, если не каждый, из них мог стать противником для их злополучной троицы. Если в своих силах Тарталья не сомневался, то в силах своих подопечных… очень даже.       – И куда в тебя столько лезет? – проворчал Тарталья. Лейяти, оторвавшись от яичницы с беконом, подняла на него удивленный взгляд и округлила глаза, показывая на себя большим пальцем в вопросительном жесте. – В тебя, в тебя. Кто-то еще кроме тебя здесь ест?       – Вам бы тоже поесть, – заметила Лейяти, активно работая челюстью. Она проглотила еду, облизнула губы и жадно уставилась на какую-то пышную булочку. – В Мекоче пища не отличалась особым разнообразием. Мы всегда были ограничены в ресурсах, в частности в воде, а потому были вынуждены есть то, что дает нам земля.       – Дает нам земля, – передразнил ее Тарталья. – Да измучена ваша земля, выдохлась давным-давно, и жизни в ней больше нет. И артерию земли раскурочили… мои… коллеги, – сказал он как выплюнул и неприязненно поморщился: воспоминания о несчастной артерии были еще излишне свежи в памяти. – Вам бы всем собрать мозги в кучу и свалить куда подальше. В ту же Хикарилью, например.       – Но это земля наших предков, – едва понятно возразила Лейяти: она уже набила рот той булкой, на которую еще мгновением назад смотрела излишне жадно, и теперь активно ее жевала. – Мы не можем просто так взять и бросить ее умирать.       – Ладно бы вы еще что-то пытались сделать, так вы же топчетесь на одном месте!       Тарталья кипел от того же возмущения, которое одолевало его в Мекоче. Злат, сидевший рядом, толкнул его коленом под столом и, когда Тарталья повернулся к нему, незаметно покачал головой.       Ах да, приверженность традициям, культуре, наследию предков, бла-бла-бла. Кого это вообще могло волновать? Уж точно не нормальных людей, которые могли отличить, когда стоит упрямиться, а когда легче отступить.       Доедали в тишине. Тарталья нервно тряс ногой и постоянно норовил сорваться с места, а посторонние шумы и голоса выводили его из себя: он опять чувствовал себя беззащитным, а это чувство никогда не доводило до добра. Рядовые и даже офицеры косились на него, некоторые даже порывались подойти непонятно зачем, но Тарталья пригвождал их к полу одним яростным взглядом, а особо ретивых осаживал бешеным оскалом.       Пусть не лезут, если им дороги их жизни.       – Господин Тарталья, чем больше вы нервничаете, тем подозрительнее выглядите, – словно невзначай проговорил Злат.       – Да знаю я, думаешь, самый умный? – огрызнулся Тарталья, сжимая в руках кружку. Помедлив, он тише, нехотя выдавил из себя: – Это не так-то просто, как тебе кажется.       Злат некоторое время помолчал. Тарталья, удивленный тишиной, поднял на него глаза и тут же столкнулся с внимательным блестящим взглядом. Под этим взглядом он всегда чувствовал себя уязвимо, словно Злат видел его насквозь, знал наизусть до последней капли крови и мог этим знанием воспользоваться в любой момент.       Любая уязвимость – возможность вонзить в подходящий момент в спину нож. Такого исхода Тарталья, прошедший через персональный ад с гордо поднятой головой, подсознательно ждал: он знал, что от людей редко бывает что-то хорошее.       Но Злату все равно верил. Кажется. Это было странное, необычное ощущение, впивавшееся под кожу иголками, потому что обычно Тарталья не верил даже себе.       А Злату почему-то доверял.       – Надо будет поработать над вашей психологической устойчивостью, когда все это, – проговорил Злат, обводя пальцем сначала их троицу, потом всю столовую, – закончится.       – Ага, – проворчал Тарталья, отводя взгляд. – Если вообще закончится.       Когда Лейяти нажралась от пуза – впрочем, на еду она смотрела так, словно с превеликим удовольствием съела бы что-то еще, – они наконец-то смогли покинуть отель. Там их пути разделились: Лейяти Тарталья отправил за нормальной одеждой, а не униформой дипломата, а дальше – собирать информацию у местных, потому что Кэйе он не доверял и хотел перепроверить его трижды по всем возможным источникам. Кто может быть лучшим источником информации, чем люди, обожающие сплетни?       Обрадованная жизнью – и возможностью принести пользу, как она сама выразилась, – Лейяти направилась на дело чуть ли не вприпрыжку. Тарталья проводил ее долгим задумчивым взглядом.       – Все ли будет с ней в порядке, – произнес он полувопросительным тоном.       – Она пересеклась с очень хитрой и привлекательной библиотекаршей Ордо Фавониус и даже вернулась к нам, – отозвался Злат. – А еще навела шороху на черном рынке. И не побоялась выступить против вас на ритуальном поединке. Думаю, она справится.       – Привлекательной библиотекаршей? – недоуменно произнес Тарталья.       Злат повернул к нему голову. Тарталья молча ответил упрямым взглядом.       – Надо быть слепым, чтобы не признать ее привлекательность, – сказал Злат, пожав плечами.       Некоторое время подумав, Тарталья выудил из памяти мимолетное воспоминание о внешности библиотекарши и был вынужден согласиться: она действительно была красивой женщиной. Тем не менее, Тарталья все равно ощущал… некоторое недовольство, причин которому никак не мог найти.       Переговариваясь и постоянно осматриваясь по сторонам, они потратили некоторое время, чтобы добраться до того самого места у Драконьего хребта, о котором вчера говорил Кэйя. Оно выглядело не так подозрительно, однако Тарталья был в курсе, что в Фатуи знали толк в маскировке своей деятельности.       И все бы ничего, но вскоре на них напали.