***
Заснуть было тяжело. Гораздо тяжелее, чем, в принципе, должно было быть. Образ, который он увидел сегодня вечером, врезался в память Какаши. И он никак не мог избавиться от него. Половая жизнь Обито его не касалась. Но чёрт… из всех возможных мест, он реально выбрал именно университет? Почему именно Какаши из всех возможных людей «посчастливилось» застукать их там? Почему он потерял ластик именно в этот день? Почему именно в том кабинете? Какаши проворочался много часов не в силах расслабиться и откинуть засевший в подкорке образ, прежде чем наконец почувствовал, как веки тяжелеют, и его одолевает сон. — Ты обещал, что защитишь её, — Обито стоит перед ним, смотрит с осуждением, указывает пальцем прямо на Какаши. — Я сделал всё возможное! — Ты сказал, что защитишь её, когда меня не будет рядом. — Я пытался! — Я спас твою жизнь, и вот как ты мне отплатил? Позволив Рин умереть? — Нет! — Да ты только взгляни на свои руки, ты, убийца! Какаши опускает взгляд. Его руки залиты кровью. Её кровью. Он снова глядит вверх — Обито перед ним. Ониксовые глаза смотрят прямо в душу, заставляя хватать воздух ртом, словно при удушье. Обито голый. Какаши отступает на шаг назад и тут же оказывается в ловушке. Его спина врезается в столешницу, и он понимает — он тоже голый. Обито нависает над ним, до боли сжимает запястья. Вопросительно наклоняет голову. — Присоединишься? Он прикасается к нему. И Какаши задыхается. Он проснулся по будильнику. Глаза распахнулись, и рука автоматически отключила навязчивый звон. Сердце бешено колотилось. Всего лишь сон. Просто обычный сон. Такой же как и всегда… практически. Какаши соскребся с кровати и, словно зомби, добрел до ванной комнаты. Щёлкнул выключателем, прищурился, чтобы дать глазам время привыкнуть к неожиданно яркому свету. Стянул с себя боксеры и закинул в корзину с бельем. Открыл кран и залез под душ. Теплая вода ударила по голове, намочила волосы, стекла по плечам, спине, согрела. Наконец хоть немного разбудила, медленно вернула к жизни. Он прислонился к прохладной стенке душевой, полной грудью вдохнул влажный воздух. Обито. Ему действительно нужно было прекращать постоянно думать о нём. Стоило уже понять — он не способен заставить Обито простить его. И вообще, чего это он начал ему сниться в подобном ключе? Какаши никогда не задумывался о друге… в сексуальном плане. И горячо проклинал собственное воображение, что заставило его увидеть и почувствовать то, что он никогда бы не хотел увидеть и почувствовать… Но это, тем не менее, совсем не помешало ему возбудиться во сне. Черт. Какаши просто терпеть не мог утренние стояки. Рука скользнула по животу вниз, мысли наполнились сценами из «Приди, приди рай», но Какаши резко остановился. Понял, что делает. Ну уж нет. Он не будет дрочить из-за того, что Обито возбудил его во сне. Ни за что на свете. Он переключил воду с горячей на ледяную.***
Какаши вышел из душа, всё еще продолжая вытирать влажные волосы полотенцем, и поставил на плиту чайник. Он надеялся, что чай поможет ему согреть всё еще подрагивающее от холода тело. Пока вода нагревалась, он отправился на поиски штанов. Хоть одной пары, которую он бы мог надеть сегодня. Какаши Хатаке ненавидел ходить по магазинам. И если с покупкой еды он ещё справлялся, то любая попытка найти удобную, подходящую по размеру и цене одежду — была настоящей пыткой. Даже просто мысль о том, чтобы зайти в магазин, утомляла его, так что он просто избегал подобных вылазок. Вообще, последний его поход в магазин был около одного (или же двух?) года назад, в связи с чем, он без преувеличения мог бы сказать, что проблема наличия нормальных брюк стояла довольно остро. У него было две пары штанов, между которыми он и переключался периодически, но и те уже были прилично короткими и до ужаса узкими. Но он успокаивал себя мыслью, что последнее время в моде как раз были узкие джинсы — и даже у парней. И пока Какаши не ходил в спандексе или во всём зеленом — он мог жить спокойно. Он с сожалением поглядел на некогда любимую пару джинсов. После стирки они сели ещё больше и, казалось, теперь будут на добрых пару сантиметров выше щиколотки. Какаши был вынужден признать — откладывать поход по магазинам больше не имело смысла. Да, Какаши начал расти позже остальных, но сейчас он был примерно таким же, как и все его ровесники. Значило ли это, что и он скоро остановится в росте? Постоянно расти (вместо того, чтобы благополучно оставаться мелким коротышкой) было не очень-то экономично. Реально. Хотя наверное… он мог бы проходить в них еще пару месяцев. Пока у него были длинные носки, а на улице не ударили морозы — покупка новой пары виделась ему пустой тратой денег. К тому же, всегда можно было попросить штаны у Джирайи в подарок на Рождество. А что. Хороший план. Какаши натянул джинсы. Когда они сидели на нем, плотно облепляя — выглядело не так уж и плохо. Он надел белые носки и через голову нырнул в футболку. Вода закипела, и он взглянул на часы, понимая, что опять провозился слишком долго. Пришлось вылить кипяток в раковину и, быстро пообкусав яблоко, побежать на остановку. Мир снаружи блестел в кристалликах льда. Какаши выдохнул, и воздух вокруг превратился в белое облачко. Он быстро застегнул куртку, жалея, что не додумался взять шапку или что-то с капюшоном, чтобы прикрыть уши. Первые солнечные лучи еще не раскрасили мир вокруг, на улице было темно, и только уличные фонари освещали дорогу, ведущую к остановке. Когда он сел в автобус, небо залило розовым, и блестящий город вновь стал угрюмо-серым. — Доброе утро, мой вечный соперник! — Привет, Гай, — Какаши снова взглянул в окно. — Ты успел увидеть сегодняшнюю изморозь? — Конечно! Как я мог не заметить подобное? Ну, например из-за блеска его собственных зубов, мило подсказал Какаши его мозг, но парень промолчал. Он почему-то всегда был слишком саркастичным по утрам. Саркастичным, сварливым и слишком уставшим, чтобы как-то с этим бороться. Но в любом случае, этот рассвет был прекрасен. Достаточно прекрасен, чтобы отвлечь Какаши от плохих мыслей… отвлечь от воспоминаний о сегодняшнем сне. Он просто хотел как можно скорее забыть обо всём этом. — Знаешь, думаю, теперь утренние пробежки мне будут больше по душе, — сказал Какаши, пытаясь изменить поток своих мыслей. Подумать, поговорить о чём угодно кроме вчерашней встречи с Обито. — Я ждал, когда ты это скажешь, мой друг! — воскликнул Гай. — Тогда ещё предлагаю зимой отправиться в лыжный поход! Какаши кивнул. — Замётано. В прошлом году было здорово. Как насчет пригласить Тензо и ещё кого-нибудь присоединиться и поехать с нами? — Чем больше народу — тем больше силы юности! Какаши, прикрыв глаза, откинулся на спинку сидения и улыбнулся. — Я уверен, что там говорится иначе, Гай. Автобус остановился ровно в тот момент, как Какаши начал проваливаться в дрёму. Печально, но ему пришлось таки вылезти из теплого уютного сидения и отправиться на лекцию, несмотря на ужаснейший недосып. Но сегодня он хотя бы должен был закончить пораньше. Он, извинившись, вернул ключи своему куратору. Какаши чувствовал себя крайне неловко из-за того, что нарушил собственное обещание из-за случившегося, но куратор, казалось, простил его. Было ли это просто актом милосердия или же причиной была хорошая успеваемость, Какаши не знал… Да и не хотел узнавать, пока ситуация была в его пользу. Холод продлился недолго. Уже к полудню солнце воссияло на чистом небе, и день стал, на удивление, тёплым. Но к вечеру над городом нависли тяжелые тучи, а на следующий день пролился дождь, напомнивший, что до наступления зимы оставалось ещё много времени. В тот вечер тренировка по дзюдо была просто великолепна. Несмотря на то, что он пропустил лишь одно занятие, уже начал скучать по нему. В конце тренировки он даже умудрился перейти в зону боксеров, — клуб дзюдо соседствовал с боксерским — чтобы хорошенько отлупить одну из боксерских груш, просто потому что острое желание ударить что-то посильнее взыграло в нём. Тензо осторожно отошел от него подальше, а Гай лишь бросил насмешливый взгляд, но не стал ничего спрашивать. Какаши продолжал бить грушу, и никто так и не осмелился напомнить ему, что он зашел на чужую сторону тренировочного зала.***
В следующие выходные Какаши отправился на кладбище, где были похоронены его родители. Он не был тут с тех пор, как в шесть лет переехал из города в Коноху. Ему потребовалось какое-то время, чтобы найти их могилы — воспоминания о том, как они приезжали сюда с отцом, чтобы возложить цветы у могильного камня матери, были слишком смутные. Он помнил темные снежные зимы и мягкий жёлтый свет от огоньков свечей. Он держал отца за руку, на нем были бело-синие полосатые рукавицы. Было холодно. Летом кладбище было зеленым, усеянным одинокими лютиками — было большим и торжественным в своей тишине. Ему нравилось приходить сюда вместе с отцом — каким-то образом он начинал чувствовать себя немного ближе к матери, которую совсем не помнил. И чувство это успокаивало. Какаши устало покачал головой. Видимо, ему уже тогда нравились кладбища. Но последние воспоминания были более туманными и мрачными, наполненными слезами. Как он стоял здесь на похоронах отца, перед тем как переехать в Коноху к своему дедушке. Он остановился перед камнем, на котором было выгравировано имя его отца. Сакумо Хатаке. Какаши возложил цветы на могилу матери. Насколько он помнил, его отец никогда не любил подобные вещи, так что не стал даже озадачиваться покупкой цветов и для него. Взгляд еще раз пробежал по строчкам на камне. В горле встал знакомый ком. Почему ты меня оставил? Голос в голове Какаши был совсем тонким, его детской версией. Почему ты решил бросить меня, отец? Почему ты выбрал смерть, когда у тебя был я? Я совсем для тебя ничего не значил? Подобные мысли и сейчас периодически появлялись в его голове, хоть он больше и не испытывал обиды или злости по отношению к отцу. Разве есть смысл злиться на мёртвых? Его отец был для него целым миром и до сих пор оставался для него героем. Он был офицером полиции, невероятным человеком. И Какаши хотел стать таким же. Самоубийство отца было словно ударом под дых. Земля ушла у него из-под ног, и сколько Джирайя не пытался достучаться до него — ему не удавалось. После смерти отца Какаши превратился в холодного, злого мальчишку, подобраться к окоченевшей душе которого было практически невозможно. И только после того, как он нашел в себе силы рассказать всё Обито — он отпустил. Смог двигаться дальше. Не это ли сама ирония? Сакумо был замечательным человеком, и, повзрослев, Какаши стал лучше это понимать. Работа офицера — хоть и достойная восхищения — отнюдь не была приятной. Смерть жены сильно ударила по нему. А после, как не так давно узнал Какаши, он был обвинен в инциденте, приведшем к гибели нескольких его коллег. Какаши не был в курсе всех деталей — дело было засекречено — но, очевидно, это сломило его окончательно. Сакумо покончил с собой. И Какаши был первым, кто обнаружил его тело. Но были и счастливые воспоминания. Много… много! счастливых воспоминаний. О том, как они купались в ледяном озере, о том, как однажды ему разрешили прокатиться в полицейской машине и, конечно, о дзюдо. Какаши пытался сосредоточиться лишь на них. — Я не брошу Обито, — пообещал он, полный решимости. — И, знаешь… ты всё еще мой герой. Когда солнце село, Какаши достал свою оранжевую книжицу и направился обратно к дороге, на ближайшую автобусную остановку. Его разум словно очистился, проблемы показались не такими ужасными. Видимо, разговоры с мертвыми были для него какой-то терапией.