Breaking Insanity

      Был конец ноября, когда упал последний лист и когда Обито вновь приказал ему задержаться после последней лекции. Огромные лужи укрывали своей гладью практически любое углубление и тут же шумно расплескивались под ногами студентов. Когда автобус уехал, оставляя их одних на всей территории университета, Обито встал.       — Пойдём.       И Какаши последовал за ним. За это время он привык, что Обито постоянно приказывает, а выполнение этих приказов было самым быстрым способом продолжить свою жизнь. Какаши уже однажды попытался оказать сопротивление. Просто так. Чтобы посмотреть, что случится… И Обито в ответ натравил на него четырех своих дружков.       Для него это было словно игра: он со стороны наблюдал, как Какаши дерется с ними, при этом ещё и успевал раздавать ему советы, как и что лучше сделать, чтобы выжить в настоящей уличной драке — но на самом же деле он, конечно, просто издевался. Четверо против одного — это было уже слишком, и в конце концов, Какаши понял, что Обито просто в кайф смотреть на то, как силы покидают его, и как всё больше и больше ссадин появляется на его теле. Поэтому он просто перестал отбиваться, сдался, отказываясь и дальше развлекать Обито этим представлением.       Когда он прекратил свои попытки защититься, Дейдара с удовольствием скрутил ему руку и вжал лицом в землю, прямо под ногами у Обито. Было неловко — просто унизительно — и Какаши просто кипел от гнева, хоть и пытался всеми силами это скрыть, он не собирался доставлять Учихе ещё больше нездорового удовлетворения. Та история оставила ему в подарок знатное количество синяков, но серьезных травм не было. Какаши догадывался, что быть с ним полегче — тоже было частью приказа Обито. И от этого было только гаже на душе.       Обито привел его к зданию спортзала. Он покопался в кармане и, тут же выудив оттуда ключ, которого наверняка не должен был у себя иметь, открыл дверь в мужскую раздевалку. Зашёл, а после того, как Какаши проследовал за ним, вновь запер дверь, но уже изнутри.       Какаши включил в помещении свет и, сунув руки в карманы, обернулся к Обито.       — Итак, что ты хотел? — он старался казаться небрежным. Но на самом деле ситуация заметно его нервировала. Да, он хотел поговорить с Обито наедине, но идея остаться с ним наедине в данный момент, ещё и за запертыми дверьми — совсем не радовала.       Обито нахмурился, быстро взглянув на него, и тут же отвернулся, проходя глубже в раздевалку и садясь на одну из скамеек.       Он снова поднял взгляд на Какаши.       — Сядь ко мне на колени.       Какаши замер.       Нет. Только не это. Опять.       — Я… я тяжёлый.       — Какаши… — глаза Обито опасно сузились, — я говорю, садись.       Полный неуверенности, Какаши всё же подошёл ближе.       — Я хочу посмотреть тебе в глаза, — сказал ему Обито, стоило только парню заколебаться в принятии решения.       Сглотнув комок, засевший в горле, Какаши поставил колени по обе стороны от ног Обито и сел. Его лицо покраснело от смущения.       — Ближе.       Какаши двинулся немного, но Обито, похоже, это совсем не удовлетворило, он зло рыкнул и, положив ладони на чужую задницу, притянул Какаши ближе так, что пах прижался к паху.       Какаши вспыхнул.       — Смотри на меня.       Он послушался. Его взгляд слегка дрогнул, стоило ему пересечься со взглядом Обито. Так близко… Какаши чувствовал, как его собственное дыхание смешивалось с дыханием Обито. Что-то под ним шевельнулось, и он попытался было соскочить, когда понял, что именно с каждой секундой всё сильнее упиралась в него, но тут же был остановлен — Обито грубо смял его ягодицы ладонями, насильно удерживая на месте.       Окей. Уже дважды. Он пытался проигнорировать стояк Обито, когда это случилось впервые, но, очевидно, тот просто нашёл в нём что-то, что его заводило (или, быть может, его просто возбуждала роль хозяина ситуации). И пускай, Какаши догадывался, что понимание этого могло помочь ему в возвращении Обито к его старому «Я», всё портил тот немалозначимый факт, что вся эта ситуация доставляла ему слишком большой дискомфорт. Всё это было так странно, так неправильно… Что сердце забилось сильнее.       Обито внимательно наблюдал за ним. Казалось, он подпитывался этой нервозностью, наслаждался тем, какую сильную неловкость вызывает. Он откинулся назад, спиной прижимаясь к стене; это движение заставило его стояк немного сдвинуться, сильнее упираясь в Какаши. Каждая клеточка тела кричала замершему в неловкости Хатаке, что нужно бежать. Но Обито всё равно не позволил бы ему, а попытка только сильнее прежнего разозлила бы парня.       К тому же… грубые черты лица Обито выглядели пугающе привлекательными, когда он находился так близко.       — Итак, как у тебя дела?       Обито серьезно пытался завязать светскую беседу? Сейчас? После всех тех проигнорированных попыток Какаши наладить общение?       — Хм. Полагаю, хорошо… — теперь, когда Обито, наконец, был готов его выслушать, когда у Какаши появилась возможность высказаться, сказать хоть что-то, что могло бы повлиять на Учиху — его голова опустела. Какаши хотел выудить из своего сознания что-то, что могло бы переубедить Обито, заставить его прекратить это безумие, но мозг отказывался работать абсолютно.       — Вот как. Тогда, думаю, я хреново справляюсь со своей работой.       — Не то чтобы.       Обито усмехнулся, но ни единого намека на веселье не было в его улыбке. Он задумчиво взял руку Какаши в свою и большим пальцем надавил на мизинец.       — Как там мои родители?       Какаши попытался скрыть подступающую дрожь, когда его палец вышел за пределы той траектории, по которой обычно двигался.       — Хорошо. Только скучают по сыну. Они… — он зашипел от боли, когда палец согнулся в неестественном положении. — Они беспокоятся… о нём.       — Ох.       Палец Какаши звонко щёлкнул, и ему пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Заметив это, Обито улыбнулся и вновь дернул за вывернутый палец, на этот раз уже в другую сторону. Какаши резко выдохнул.       — Ты же правша, верно?       — Ох, — он был не уверен, стоит ли ему вообще отвечать на этот вопрос. — Нет, левша.       Обито едва взглянул на него и тут же потянулся к правой руке, с силой отгибая большой палец назад.       — Лжец.       Палец Какаши покрылся красными пятнами, и, когда он сломался, парень едва ли расслышал громкий хруст, настолько оглушающей показалась ему боль. Когда Обито наконец отпустил, вся рука запульсировала.       — Годы… они пошли тебе на пользу, Какаши.       — Что? — просипел он.       — Я имею в виду… — Обито поднял руку, и его ладонь аккуратно легла на чужое лицо. Какаши вздрогнул, поднял взгляд со своей руки вверх, тут же встречаясь со взглядом напротив. Пальцы осторожно прошлись по линии роста волос, по подбородку, большой палец остановился на щеке, поглаживая её, — … ты неплохо выглядишь.       Лицо Какаши вспыхнуло огнем.       Внезапная тьма разгорелась в глазах Обито, его черный взгляд блуждал по лицу Какаши, такой тяжёлый, практически осязаемый настолько, что его можно было почувствовать — будто очередное поглаживание.       — Мне нравится… — но тут же добавил: — ломать красивые вещи. Это намного веселее.       Что-то в его голосе заставляло Какаши нервничать.       — Обито…       — Нет ничего забавного в том, чтобы просто залить пламя водой. Куда более… приятно накрыть свечу стаканом. Наблюдать за отчаянной попыткой остаться в живых, прежде чем она задохнется, прежде чем её свет угаснет. Понимаешь, о чём я?       — Да, понимаю, — Какаши протянул сквозь стиснутые зубы. — Ты меня ненавидишь и хочешь, чтобы я страдал.       — Вот и всё. Повесели меня, и я позволю тебе жить… хотя бы какое-то время. Но когда ты перестанешь делать то, что я говорю… для тебя всё закончится, — Обито наклонился ближе и, прижавшись губами к уху, прошептал: — Конечно, ты всегда можешь сбежать от меня пораньше, покончив с собой… Но мы оба знаем, что ты никогда не последуешь тем же путем, что и твой отец…       Какаши поморщился. Обито был единственным в мире человеком, кому он когда-либо рассказывал правду о своем отце, и было особенно больно от того, что он использовал это знание — то доверие, что оказал ему Какаши когда-то, — против него сейчас.       — Хотя, если честно, это принесло бы мне немного меньше удовольствия, — Обито продолжил: — Кроме того, ты же вроде как был полон решимости заставить меня передумать, какими глупыми и бессмысленными бы не были твои попытки, и единственное, в таком случае, что тебе остается — это выполнять мои приказы, чтобы выиграть немного больше времени.       Какаши ничего не ответил.       Обито откинулся назад и вновь принялся играться с пальцами Какаши. Он почти лениво потянул за сломанный палец, и только хищный блеск в глазах выдавал его. Какаши прикусил губу с такой силой, что кожа под ровным рядом зубов лопнула. Он надеялся, что это хоть как-то поможет ему скрыть сдерживаемую боль. Но не помогло. Когда Обито сломал безымянный палец, он громко застонал, лбом прижимаясь к стене за чужим плечом.       — Не смей, — прорычал Обито, схватив его за волосы и грубо дернув назад.       Какаши задохнулся от резкой боли, когда корни его волос буквально вспыхнули огнем от рывка. Спокойный, ледяной голос внезапно словно лишился контроля, превращаясь в низкий гортанный рык, при звуке которого парень ощутимо вздрогнул, и, когда Обито находился так близко, не было никакой надежды, что это может остаться незамеченным.       Удивительно, но такая реакция, казалось, даже несколько успокоила неуравновешенного парня. Он растянулся в ухмылке, немного опустил голову и прижался губами к подрагивающей шее.       — Я хочу видеть твоё лицо, — хрипло прошептал он. — Ты знал, что ты намного привлекательнее, когда корчишься в агонии?..       — Х-хватит.       — Не дёргайся, — Обито провел носом вверх по шее, высунув язык, слизнул каплю крови, стекшую по подбородку, и прошелся дальше, по оставленной ей дорожке, до нижней губы. Какаши напрягся всем телом, и даже его дыхание замерло, пока Обито не отстранился.       — Думаю, ты можешь идти, — Обито даже не успел договорить, как Какаши мгновенно соскочил с его коленей, — но никакого автобуса.       — Что?       — Иди домой пешком.       — Но это займёт целую вечность, и я…       Обито встал.       — Похоже, что мне не наплевать?       — Оби…       — Пешком. Или попробуй побороться с собственной совестью.

***

      Когда он добрался до дома, на улицу уже опустились сумерки. Он не смог нормально заснуть даже после того, как приложил лёд к пальцам. На следующий день, когда опухоль так и не спала, а боль только усилилась, он отправился к университетской медсестре, Шизуне. Сказал, что запнулся о собственную ногу и упал с лестницы.       Шизуне пришлось вправить пальцы и наложить шины — безымянный палец оказался не сломан, а просто вывернут, так что она смотала его вместе с мизинцем. Женщина выдала ему несколько таблеток обезболивающего и приказала обязательно явиться, если через несколько дней не станет легче. Она несколько раз посоветовала ему впредь быть более осторожным, а также полностью отказаться от любых попыток пользоваться правой рукой в ближайшие пару недель.       И это было самым ужасным, ведь через две недели должны были начаться экзамены, а единственное, что он мог — это криво корябать левой рукой.       Когда друзья спросили, он рассказал им ту же историю, что и Шизуне. Едва ли они поверили. Но к их чести, они просто молча приняли тот факт, что это объяснение — единственное, которое он готов им дать. Самого же Какаши не слишком беспокоило верят ли ему друзья или нет — они не задавали лишних вопросов, это главное.       Гай продолжал заниматься дзюдо, когда как Какаши посвятил себя единственной тренировке из возможных в данной ситуации — бегу. Но он был даже не против. Он любил бегать, это помогало очистить разум. Он бегал, чтобы забывать.       А иногда наоборот, чтобы вспомнить.       Хотя возможно, это было и без его на то желания.       Это случилось… в июне. Нет, в начале июля. Всего через несколько дней после того, как все вещи Какаши сгорели дотла в пожаре. Всего через несколько дней после того, как Обито спас ему жизнь. Какаши и Рин, не рассказав взрослым, прибежали к нему в больницу.       — Мы можем его увидеть? — спросил Какаши медсестру. Если вспомнить, тогда он, наверное, выглядел великолепно… Он был чертовски мелким для своего возраста и при необходимости всегда мог выдать самый что ни на есть несчастный щенячий взгляд. В тот день он так и поступил, атаковав медсестру самым слезливым взглядом из тех, на которые был способен. Им наконец удалось проскользнуть мимо глупых врачей, которые запрещали им видеть Обито, и если бы медсестра вышвырнула их — Рин и Какаши, вероятно, сошли бы с ума.       Им нужно было увидеть друга. И точка.       — Пожалуйста? — проблеяла Рин, сверкая своими огромными оленьими глазами, которые могли растопить сердце абсолютно любого — в этом она даже была лучше Какаши. Обито, например, при виде этих карих глаз сразу же становился марионеткой, готовой на что угодно, буквально на всё.       Медсестра мотнула головой и наконец выдала:       — Ладно. Идите. Только не задерживайтесь там, ему нужен отдых — он сильно надышался дымом. И, Какаши… ты и сам только недавно выписался, не забывай и о себе.       — Не забуду!       Несмотря на её предупреждение, двое друзей сломя голову бросились к двери, ровно в ту же секунду, как женщина отвернулась, абсолютно не беспокоясь о том, что она наверняка услышала их громкий топот, когда они пронеслись по безмолвным коридорам. В любом случае, то, что она слышала их, не значило, что она смогла бы их догнать, так что им следовало поторопиться, пока не явилась другая старая и сварливая медсестра. Они на мгновение остановились перед дверью в палату, глядя друг на друга.       Рин схватилась за ручку и повернула. Вновь взглянула на Какаши. Он положил руку на дверь и толкнул ее. Внезапно сделавшись тихими, абсолютно беззвучными, словно обученные маленькие ниндзя, они прокрались внутрь. Они сразу договорились о том, что придут только лишь для того, чтобы просто убедиться, что все эти взрослые не лгут, и Обито действительно жив. Они не собирались нарушать его покой, им просто нужно было увидеть его. Хотя бы один раз.       Неожиданно он подал голос.       — Привет, Рин, Какаши.       Они замерли на месте, взглянув на сверток, лежавший на кровати в глубине палаты. Голос был хриплым, сухим, но несомненно принадлежал ему.       Улыбка Обито стала шире.       — Тут так уныло, и я соскучился по вам.       Фраза заставила их подскочить на месте.       Рин бросилась к кровати и уже через секунду осторожно, чтобы ненароком не травмировать друга ещё больше, нежно обняла покрасневшего мальчишку. Какаши же, наблюдая со стороны, остался стоять у приоткрытой двери. Обито был сильно замотан в бинты, и Какаши до ужаса боялся узнать, насколько сильно тот обгорел на самом деле. Он чувствовал себя виноватым за то, что сам отделался лишь несколькими легкими ожогами, которые пройдут сами по себе через пару недель покоя, но… Какаши слышал разговоры врачей. Правая рука, плечо, шея грудь… правая сторона лица. У Обито останутся шрамы на всю жизнь.       Люди будут смотреть на него. Пялиться.       И это вина Какаши.       — Ты идиот. Если ты ещё хоть раз поступишь так же беспечно… — Рин была крепкой. Но всё, что случилось за последние дни, всё что произошло… было слишком. Она заплакала. — Я думала, что потеряю вас обоих.       Обито неловко погладил ее по содрогающейся спине своей забинтованной рукой.       — Хей, ты чего. Я в порядке, Какаши тоже.       — Я так испугалась… — её голос оборвался до слабого шепота.       — Не то чтобы я мог просто бросить его там… Во всяком случае, думал, ты скажешь мне спасибо за это, — пошутил Обито.       — Идиот! — Рин вдарила ему своей маленькой ладошкой по голове — наверное единственному месту, которое не пострадало. Это был первый раз, когда Какаши видел, чтобы Рин ударила Обито. Оба мальчика удивленно моргнули. — «Спасибо»?! Ты вбежал в горящее здание и даже никому не сказал, что собираешься это сделать!       — Я…       — Крыша была на грани обрушения!       Обито насупился.       — У меня не было времени думать, Рин. А если бы я сказал кому-нибудь, они бы меня остановили!       — Да потому, что это работа пожарных. Просто посмотри на себя! У тебя не было ничего, чтобы так глупо лезть туда.       Обито опустил взгляд, его голос стал тише.       — Они бы опоздали.       Рин открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же осеклась. Обито закашлялся.       Какаши сжал кулаки. Почему Обито? Почему именно ему пришлось пережить всё это? Ведь это Какаши пробыл в горящем доме дольше — всё это было несправедливо.       — У тебя есть какое-нибудь лекарство? — спросила Рин, внезапно намного тише.       Обито кивнул в сторону прикроватного столика. Рин дала ему глотнуть воды из стакана и, прочитав надпись на бутылке с лекарством, пришла к выводу, что строгих правил насчет того, как его давать нет. «Принимать по необходимости» гласило описание, поэтому она аккуратно набрала чайную ложку сомнительного вида жидкости и протянула другу.       Обито был бледным, выглядел уставшим. Ему был нужен отдых.       Какаши положил руку на плечо брюнетке.       — Рин, думаю, нам пора.       — Ты прав. Береги себя, хорошо, Обито? Мы придем ещё, как только сможем.       Обито усмехнулся.       — Не думаю, что это необходимо. Врачи сказали, опасное состояние позади, и я завтра-послезавтра могу отправляться домой, если пообещаю соблюдать постельный режим.       — Это замечательные новости. Тогда увидимся.       Рин и Какаши направились к двери, но Обито вдруг окрикнул:       — Эй, Какаши!       — А? — мальчик остановился, вопросительно приподняв бровь.       — Могу я… поговорить с тобой кое о чём?       — Конечно. Рин, иди, я догоню.       — Хорошо.       После того, как дверь за девочкой закрылась, Обито повернул голову к окну. Какаши нерешительно шагнул ближе, его взгляд снова скользнул по перебинтованному телу друга.       — Я подслушал разговоры полицейских, — наконец произнес он. — Они думают, это был поджог.       Какаши удивленно поднял взгляд.       — Думаешь, кто-то хотел навредить мне или Джирайе?       — Нет. Похоже, что какая-то банда просто подожгла несколько домов в нашем районе. В знак протеста из-за чего-то, не знаю… Об этом мало говорили раньше, потому что до этого огонь всегда тушили до того, как случалось что-нибудь плохое. Пока не загорелся ваш дом, и… — Обито повернулся и взглянул на Какаши необычайно серьезно. — Какаши, я прошу. Защити Рин… Если с ней что-то случится, я не… Я даже думать об этом не могу. Я слышал, что вы жили у них, пока твой дедушка не подыскал вам новый дом, так что… Просто побудь с ней рядом, пока я не могу, хорошо?       — Конечно. Тебе не нужно было об этом просить.       — Спасибо.       Какаши вновь обернулся к выходу.       — Нет. Обито, это тебе спасибо.       Он оглянулся на друга, одарив его легкой улыбкой.       Глаза Обито расширились.       Неужели это было настолько поразительно? Конечно, Какаши никогда не был самым эмоциональным человеком на Земле. Он никогда не умел говорить о своих чувствах или благодарить людей просто на словах. Да что уж, он часто вёл себя как настоящий засранец. Но всё же… Неужели Обито действительно всё это время не понимал, как много он значит для Какаши?       — За всё, — тихо добавил он, прикрывая за собой дверь.       И не только за спасение моей жизни.       Над дорожкой, по которой бежал Какаши, загорелись фонари. Он пробежал уже половину пути. Неожиданно сжал руки в кулаки.       Если бы только я не давал ему того обещания.       Нет, ему ни на грамм не было бы легче потерять Рин. Но дать то обещание и не быть способным его сдержать…       Могло ли всё сложиться иначе? Будь я немного внимательнее… если бы я заметил раньше… просто был бы немного быстрее…       На улице стемнело. Какаши ускорился.

***

      Ровно через тринадцать дней и семнадцать часов, однажды утром во вторник перед обедом, Какаши принял решение.       Обито был засранцем.       Конечно Какаши не сказал бы ему это в лицо, но у себя в голове, среди множества относящихся и не относящихся к делу оскорблений, он называл его именно так. Обито прекрасно понимал, что творит, когда сломал ему большой палец. На этой неделе у них намечались финальные экзамены за семестр, а Какаши просто-напросто потерял всякую способность к письму. Вот только он должен был писать. И пускай, без своей ведущей руки и нескольких пальцев… Это было далеко не самой легкой задачей во всем свете.       Обито действительно собирался превратить жизнь Какаши в ад. И чертовому засранцу это удалось.       Грёбаный сукин… Стоп.       Это бы оскорбило мать Обито, а её Какаши любил.       Сломанные пальцы означали и отсутствие в его жизни дзюдо, что само по себе уже было отстойно. Бег удовлетворил его всего на пару дней, но теперь он вновь буквально умирал от желания настоящих тренировок, на которые даже не был способен. То, как сильно самые простые поступки Обито могли повлиять на жизнь Какаши, сводило с ума. Особенно нервировало то, что его больше беспокоили последствия переломов, чем сам факт того, что Обито сломал ему пальцы.       Какаши направлялся в университетскую типографию, куда отправила его преподаватель по математике, чтобы забрать отправленные на печать тесты по формулам. Попутно он пытался придумать как можно больше оскорблений для описания Обито. Так много, насколько хватало фантазии.       Но на самом деле, он все-таки не ненавидел его. Всё происходящее скорее напоминало медленное сведение Какаши с ума. Он до сих пор так особо и не придумал какого-то действенного плана и продолжал чувствовать себя крайне беспомощным в присутствии Обито.       И чтобы компенсировать это, он решил восстать против него хотя бы мысленно. По крайней мере, ему стало немного легче.       Когда он добрался до кабинета с принтером, примерно половина бумаг уже была распечатана, а машина трудилась над оставшимися, медленно затягивая один лист за другим.       Какаши уставился на зеленую лампочку-индикатор, уходя в свои мысли. Носить вещи с покалеченными пальцами было посложнее, чем со здоровыми, и то, что преподаватель выбрала именно его для выполнения этого поручения — сильно раздражало. С другой стороны, это не было бы проблемой, если бы Обито не был чертовым придурком-садистом, который…       — Привет.       Какаши вздрогнул от звука чужого голоса. Он обернулся и увидел Обито, который, закрыв за собой дверь, стоял привалившись к косяку, со сложенными на груди руками. Какаши даже не заметил, когда он зашёл.       Великолепно. Теперь ему нужно лишь подумать о нём, чтобы он явился. Какаши отвернулся, пряча на своем лице раздражение, которое, к слову, было направлено в основном на себя самого. Он действительно не должен был краснеть при виде другого парня, но, опять же, учитывая то, что заставлял Обито делать его в прошлый раз, возможно такая реакция была даже несколько оправдана…       — Обито, — признал его присутствие Какаши, в надежде на то, что парень просто оставит его в покое или, по крайней мере, не примется за что-то более агрессивное, чем обычный разговор.       Да. Они просто поговорят.       — Как проходят экзамены?       Этот засранец. Какаши уловил ироничный подтекст, скрытый за вопросом, и сжал зубы посильнее, чтобы ненароком не ляпнуть в ответ какую-нибудь глупость. Он зло взглянул на пальцы, будто только их собственная вина была в том, что они сломались.       — Игнорируешь меня?       — Нет, — Какаши быстро поднял на Обито взгляд, обнаружив, что парень смотрит на него, то ли вопрошающе, то ли недоверчиво приподняв бровь.       — Да неужели? — Обито оттолкнулся от косяка, делая намеренно медленные, но уверенные шаги в сторону Какаши.       — Я… Я не игнорирую, — Какаши сделал шаг назад, а потом еще один, когда Обито подошел ближе. — Я просто забираю тесты. Не хочу задерживаться, преподаватель ждёт…       Ладно, возможно, последняя фраза не была произнесена так гладко и спокойно, как хотелось Какаши, но она должна была подействовать, не раздражая Обито… ведь так?       Глаза Обито сузились.       Окей, а может быть и не должна…       Принтер запищал, сообщая о готовности бумаг, и Какаши выдохнул. Вовремя.       — Похоже, я всё… — он сделал шаг вперед, но Обито мгновенно вырос между ним и спасительными бумагами.       — Ты никуда не торопишься.       Какаши сглотнул. Сделал еще один шаг назад и ударился спиной о стену.       — Вообще-то… мне правда нужно вернуться до того, как она начнет меня искать.       Обито быстро сократил расстояние между ними.       — А я говорю, ты никуда не торопишься. А если твоя преподавательница действительно заявится сюда, я смогу позаботиться об этом…       — Кхм, да… Я не сомневаюсь, что сможешь, — Какаши вжался телом в стену, пытаясь увеличить дистанцию между ними. Но не сработало. Он закрыл глаза и тихо выдохнул: — Обито, пожалуйста… просто отпусти меня.       Когда Какаши открыл глаза, чтобы взглянуть на Обито, тот не выглядел впечатленным.       — У меня нет времени на всё это… — пробормотал он, глядя через плечо Обито на закрытую дверь. Какаши напрягся, когда боковым зрением заметил, как стиснулась чужая челюсть.       Вот дерьмо. Он только глубже зарывал себя этими словами.       Обито вжался грудью в грудь Какаши, так сильно, что едва ли теперь можно было нормально дышать.       — Я думаю, ты не совсем правильно расставил свои приоритеты, Какаши, — пробормотал он ему на ухо. — Позволь тебе напомнить.       Он толкнулся бедром в бедро Какаши.       У парня перехватило дыхание, а глаза расширились в испуге.       — Обито… — он оборвался на полуслове, резко выдохнув, когда Обито вжался своим пахом в его пах, заставляя волну неожиданного жара подняться в животе. Дыхание Какаши внезапно стало рваным, частым, и хоть он пытался восстановить контроль над собственными телом, он просто… он не мог.       — Обито, пожалуйста…       Выпирающие косточки ударились друг о друга, когда Обито резко прижался тазом к тазу Какаши. Кровь хлынула к низу живота, угрожающе устремилась к паху. Нет. Обито не мог заставить его…       — Ты что-то сказал, Какаши? — хрипло произнес Обито, продолжая тереться о парня.       Какаши пытался бороться, но быстро понял, что проиграл битву против собственного тела, когда штаны стали неожиданно тугими. Он был одновременно и разочарован, и рад тому факту, что носил такие узкие джинсы, благодаря которым легко можно было скрыть физическую реакцию организма на всё то, что делал с ним Учиха. По крайней мере, Обито бы не узнал, что ему так легко удалось всполошить Какаши.       Он почувствовал, что его лицо заливается румянцем от смущения, от того, что Обито продолжал упираться в него своим стояком. Какаши подавил стон и попытался заговорить. Ему нужно было остановить всё это. Сейчас же.       — О… — Обито сильнее прижался к нему, и голос Какаши оборвался до хриплого стона, когда он произнес чужое имя: — Обито.       Обито издал какой-то утробный, рычащий звук, его горячее дыхание ударило в шею, вызывая восхитительную дрожь, которой не должно было быть.       Он не должен так себя чувствовать.       — П-прекрати…       Обито продолжал тереться об него, с каждым своим движением всё сильнее вжимая тело Какаши в стену. И когда он наконец остановился, не отстраняясь, Какаши дышал уже совсем загнанно, его сердце сильно билось, а щеки раскраснелись.       — Толкнись ко мне, — приказал ему томный хриплый голос.       — Пожалуйста, — выдохнул Какаши. От мысли о том, чтобы самому прижаться к Обито, лицо стало ещё краснее. — Я не могу.       — Я не прошу. Не заставляй делать тебе хуже…       Какаши нерешительно толкнулся пахом в пах, и с его губ тут же сорвался тихий вздох от ощущения тепла, устремившегося ниже.       — Ещё раз.       На этот раз Какаши повторил движение смелее, молясь, чтобы Обито не заметил то, как сильно это на него влияет.       — Потрись об меня.       Какаши подчинился, подавляя стон, прежде чем тот успел сорваться с его губ.       Ха, блять.       Он прижался ещё сильнее. Штаны были до боли тесными — Какаши нуждался в этих прикосновениях. И пусть трение хоть как-то облегчало ситуацию, но каждый раз его хотелось снова и снова, он отрывался от чужого паха только для того, чтобы вновь толкнуться в него.       И жаркое, влажное дыхание на шее совсем не помогало.       Обито подхватил его под бёдра и, быстро развернув, усадил на стол. Его рука уперлась Какаши в грудь, толкая, пока спина не встретилась с твердой поверхностью, а вторая ухватилась за первую пуговицу на джинсах, расстегивая ее.       Какаши попытался сесть, но тело ослушалось. Он не мог заставить ни единую мышцу двигаться, точно невидимая сила удерживала его на месте. Он поймал Обито за руку, но тот с раздраженным рычанием мгновенно отбил её. Какаши захныкал, когда чужие пальцы, вцепившиеся в молнию, задели его всё ещё относительно незаметную выпуклость.       Он не сможет скрывать стояк, когда Обито стянет с него штаны.       Это так не работает. Какаши проебался… или же скоро должен был, но уже более буквально.       Внезапно сработала пожарная сигнализация, и оба парня замерли.        — Блять, — пробормотал Обито. — Наверное, это идиотские учения…       Он впился взглядом в Какаши и, издав низкий, полный раздражения рык, неожиданно отпустил его. Они достаточно в своей жизни провели времени в огне, и ни один из них — даже Обито — не хотел рисковать жизнью так глупо.       Какаши попытался было застегнуть пуговицу, но Обито тут же схватил его за руку, насильно вытаскивая из кабинета, и не отпускал её, пока Какаши не смог идти нормально сам. Они поспешили прочь из опустевшего здания — сначала пешком, но затем рванули бегом, стоило только запаху гари ударить в нос.       Когда они оказались на улице, Какаши как можно быстрее растворился в толпе, лишь бы оказаться подальше от Обито, и сосредоточился на том, чтобы не думать о тесноте в штанах. Сирены пожарных машин были слышны издалека, и, воспользовавшись творившимся хаосом, Какаши затерялся в нем, не высовываясь до конца учебного дня.       Тензо позвонил ему позже этим же вечером. Спросил всё ли в порядке, почему Какаши, не сказав ни слова, так внезапно исчез. Судя по рассказам, пожар был небольшим, и его быстро потушили. В какой-то из лабораторий загорелась тряпка, и огонь перекинулся на шкафчики.       Какаши наврал о том, что у него поднялась температура, и он хочет остаться дома, пропустив тренировки по дзюдо, — чего ему уж точно хотелось меньше всего из-за необходимости сбросить накопившееся напряжение. Но с другой стороны, он всё равно не смог бы бороться, ведь его пальцы так до сих пор и не зажили. Но ему действительно была нужна какая-нибудь активность, потому, в конце концов, он решил опробовать новый круг в десять миль, который недавно предложил ему Гай. Он вышел на улицу незадолго до наступления сумерек.       Он бежал, пока его легкие и ноги не зажгло огнем, и лишь последние полмили до дома, чтобы остыть, прошел пешком. Пошёл снег. Белые пушистые хлопья медленно плыли в темноте, отражая свет машин, домов и уличных фонарей. К тому времени как он открыл дверь своей квартиры, всё вокруг уже было покрыто тонким слоем снега.       И может это снег напомнил ему, а может Обито просто стал занимать немного меньше места в его голове после пробежки, но Какаши кое-что вспомнил.       Рождественские каникулы начинались всего через несколько недель.       Хотя постойте. Какое число сегодня было?       Осталось чуть больше одной недели.       Случилось так много всего, что он успел забыть о том, как сильно скучает по дому. Но теперь, когда он думал о Рождестве, он вдруг в полной мере осознал это. То, как скучал по дедушке, по Паккуну, по теплому, потрескивающему камину и по всей этой домашней обстановке. Он тосковал по местам — свежим, чистым, ярким, покрытым белым снегом, словно роскошным одеялом, по сверкающим сосулькам, по тонкому хрустящему льду, покрывающему тонкие ветви деревьев.       Какаши никогда не был человеком компаний и уж точно никогда не был городским человеком. Он скучал по своей деревне. Он скучал по одиночеству, тишине, ноющей в сердце пустоте.       Ему было необходимо отвлечься от Обито, и воспоминания о Конохе глубоко утянули его в себя, но ровно до того момента, пока в них вновь не мелькнул Учиха, освежая в памяти то, что произошло между ними сегодня.       Всё случилось так быстро и так же быстро закончилось. И то, как он реагировал — пугало. Что Обито делал с ним?..       Он не хотел об этом думать, вновь выбрасывая парня из головы, вместо этого отдаваясь мыслям о Джирайе и Паккуне.