Дыхание Чёрного человека

Луи стоял на сцене с довольно толстой тетрадью, наполняя просторное помещение своим звонким голосом. Парень читал отрывок из своего нового произведения своим товарищам литераторам. — «‎Гнев Бога справедливости пробудился, обрушивая на весь земной шар стрелы, пропитанные ядом. Рот демона с двумя рогами был полон крови и слюней, он жадно поглощал обмякший труп невинного дитя…»‎ Чтение Дака прервал заливистый смех мужчины в чёрном цилиндре на голове. Весь зал притих, уставившись на селезня. Он медленным шагом стал надвигаться к сцене, на которой стоял Луи. — Луэллин Дак, мне вот интересно: ты что-то употребляешь? — ухмылка так и не сходила с его лица. Дак сжал свою тетрадь, прикусив от злости язык. Его агрессивный взгляд и красное лицо только больше забавляли одного из Великих писателей — Скруджа Макдака. — Что же ты за абсурд-то пишешь? Уродуешь нашу литературу, — остановившись у сцены и смотря снизу вверх на Луэллина, громко спрашивал Скрудж. — И хватит уже нюхать всякую дрянь. Все в зале стали перешёптываться, а кто-то и вовсе воскликнул, что Луи наркоман. Парень стоял в шоке, он ещё никогда не слышал такие слова в свой адрес. Его самооценка была задета. Сделав шаг вперёд, Дак скрестил руки на груди, прожигая Макдака недовольны взглядом. — А вы, как погляжу завидуете мне! — с неким отвращением заявил Луи. В зале снова повисла гробовая тишина, лишь стук собственного сердца был слышен блондину. Макдак нахмурился, поставив руки по бокам. — Это я-то тебе завидую? Тебе завидовать — себя не уважать. Луи начал вскипать. Спрыгнув со сцены, он сократил дистанцию со Скруджем, встав на носочки. Его сердце резво билось, а руки были сжаты в кулаки. — Ты… Высокомерный урод, который привык быть лучше всех! — прорычал ему прямо в лицо Луэллин. Селезень в красном оттолкнул от себя Дака, который, не устояв на ногах, упал на пол. Все в зале открыли от неожиданности рты, не понимая, что происходит. Подобных случаев было очень мало, но они были, есть и будут. Луи всегда считал себя превосходным писателем, неплохим поэтом и отличным критиком. Сейчас же он ощущал себя грязью под чьим-то тяжёлым ботинком. Поднимаясь на ноги, он произнёс: — Завидуешь. Скрудж схватил парня за ворот зелёного пиджака, взглянув ему прямо в глаза, наполненные злобой. — Как я могу завидовать такому позору? Ты думаешь, что это идеальная книга? Не смеши, парень, это полное дно, — выплюнул селезень. — Высокомерный тут только ты! Только ты всем кричишь, что у тебя самые сногсшибательные произведения; врёшь всем в лицо, а за спиной критикуешь каждого! Остальные писатели стали громко возмущаться, не верили своим ушам и тому, что Луи мог про них что-то отрицательное говорить. Блондин попытался вырваться из мёртвой хватки, но у него не очень получалось. На помощь пришёл Дьюфорд Дак. — Пустите его, что вы на него набросились, в самом деле, — подойдя к мужчинам, воскликнул парень в синем. Макдак ещё раз посмотрел на Луи с отвращением и отпустил, снова оттолкнув от себя. На этот раз Дак устоял на ногах. — Уж твои книги куда лучше его, — посмотрев на Дью, сказал селезень в пенсне, указав на Луи, и покинул зал. Дьюи подошёл к Даку, положив руку ему на плечо. Он видел, что завышенная самооценка Луи была сильно задета, но попытался как-то приободрить парня. — Не расстраивайся ты так, он просто издевается над тобой. Мальчишки дёрнулись, когда остальные писатели стали надвигаться к Луэллину. — Ты про наши книги говорил гадости? Поверить не могу! — разочарованно пробубнила Вебби Вандеркряк, сильнее сжимая в руках свою книжечку. Луи вжался спиной в стену, смотря на всех испуганным взглядом, а Дьюи пытался всех успокоить. — Ты же так хвалил мои стихи про Родину, а сейчас я узнаю, что ты врал мне! — не веря в свои слова, орал Джайро. — А мне говорил, что я красивая, как мои предложения в книге, тоже ложь? — возмущалась писклявым голосом Вайолет. — Если тебе не нравится моё название, я могу его изменить ради тебя, но не надо за спиной гадости г-говорить, — заикаясь и теребя ткань блузки, прошептала Лина. Луи вспотел, голова болела, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а глаза метались из стороны в сторону. Такого Дак никак не мог ожидать. — Н-нет, это всё не так, — единственное, что смог произнести блондин, выбегая в коридор. Дьюи остался, смотря на медленно закрывающуюся дверь. Биться за звание лучшего писателя, быть мастером своего дела, стать популярным в своём городе — всё, к чему так стремился Луи. Дак понимал, что враги есть абсолютно везде, но так не любил ни с кем ссориться и ругаться, пока не встретился с Величайшим писателем — Скруджем Макдаком. Селезень писал очень сильные произведения, при прочтении которых человек погружается в иной мир, думает над каждым предложением и не хочет отрываться от книги ни на минуту. В основном Скрудж писал про семейные ценности, дружбу и любовь, что считал самым важным в жизни каждого человека. Мужчина не любил книги ни про магию, ни про паранормальные явления, они казались ему какими-то грязными, неправильными, порой и вовсе глупыми. Луи Дак и Скрудж Макдак были заклятыми врагами. Они отрицали друг друга во всём — начиная творчеством, заканчивая внешним видом. Луэллин стал ненавидеть столь высокомерного селезня с того дня, когда Макдак посмеялся с отрывка из его новой книги и облил грязью перед всей аудиторией, оговорив его. Утки грызли друг другу глотки, поливали самой настоящей грязью, а иногда дело доходило до рукоприкладства. Макдак уходил с литературного вечера с разбитой губой, а Луи с фиолетовым синяком под глазом. Чёрный человек безумно любил рычать Луэллину в спину, когда тот бесился и проклинал Скруджа во всех смертных грехах этого мира. После каждой ссоры Чёрный человек говорил Луи на ухо, что он слабак, который не достоин жизни, и он должен покончить со всем этим раз и навсегда. Голос пугал Дака всё сильнее и сильнее, а дверь шкафа открывалась всё больше и больше. Лу хватался за стены, обдирая верхний слой кожи, из-за чего становилось неимоверно горячо и больно. В ушах пищало, на голову давили с силой, а воздуха становилось всё меньше и меньше. А сердце готово было взорваться, испачкав всю комнату кровью.

***

Дьюи сидел на краю кровати, держа своего друга за руку, и успокаивал. Конечно, узнать, что твой враг навещает кого-то в этой же психиатрической больнице, в которой ты лежишь, не самое лучшее. Если Макдак узнает о том, что Лу лежит в столь ужасной больнице, засмеёт непременно же, не забыв рассказать об этом остальным писателям. Луи смотрел на окно через решётку, ковыряясь глубоко в себе. Дьюи же смотрел в усталые глаза парня, в которых отчётливо виднелись серые дождевые тучи. Дьюфорд считал Луи не просто другом, но и самым талантливым писателем, чьи книги читать интереснее всего на свете. Как же ему хотелось, чтобы Дак покинул стены больницы, и вернулся с головой в литературу. Он будет ждать. — Луи, вчера выпустили мою новую книгу про подростков, которые исследуют одно интересное дело, хочешь почитать? — захлопав от радости в ладоши, спросил Дью. Луэллин перевёл взгляд на лицо Дьюи, на котором сияла лучезарная улыбка. К сожалению, читать у Луи не было ни малейшего желания. Ему пришлось отказаться. — Нет, извини, — совсем тихо. — Мне сейчас не до этого. Дак в синем понимающе кивнул, спрыгивая с кровати. Он лишь достал из рюкзака клубничный чупа чупс и бросил его Луи на кровать. — Угощайся, — усмехнулся Дью, застёгивая молнию рюкзака. Луи взял в руку леденец на белой палочке, упакованный в розовую обёртку, на которой были нарисованы красные ягоды. Не теряя ни секунды, он ловким движением рук разорвал обёртку, отбросив куда-то в сторону, и взял конфету в рот, держа двумя пальцами за палочку. Дьюи ещё раз улыбнулся. — Давно ты их не ел, а в дурке плохо кормят? — держась за ручку двери, поинтересовался Дак. — Просто омерзительно: блюдо холодное, сухое, с какими-то комочками, в общем, такое есть невозможно, — лицо Луэллина сразу же скривилось. — Но иногда приходится впихивать в себя всю эту мерзость, от которой потом так и тянет избавиться, сунув два пальца в рот. Дьюи ещё раз с пониманием кивнул, взглянув на писателя, который лежал на спине, и смотрел в потолок с леденцом во рту. — Ты только не зацикливайся на том, что Макдак бывает здесь, и даже если ты столкнёшься с ним — не паникуй, с людьми может произойти всё: и психологические заболевания, и вирусы, и смертельные болезни. Не волнуйся ни о чём, ладно? — открывая дверь, дабы покинуть палату друга, воскликнул Дью. Луи кивнул, ничего не ответив. Он всё равно волновался. — И да, не переживай, все думают, что ты лежишь в обычной больнице, я уже плохо помню, какой тебе диагноз поставили журналисты, но ты не переживай, — закончил Дак и всё же покинул палату. Блондин не сдвинулся с места, всё продолжая прожигать взглядом потолок. — Поставили диагноз значит? Во дела! — устало выдохнул Луи, съев чупс, а палочку бросил на пол, наплевав на уборщиц, которые так стараются, вымывая пол. Вдруг Дак стал чувствовать на своей шее чьи-то руки, от испуга он спрыгнул с постели, хватаясь руками за горло. — Пошёл прочь, — гаркнул блондин именно в тот момент, когда в палату вошёл врач. Дак дёрнулся, но сделал вид, будто отряхивает свою толстовку, ложась обратно в кровать. Врач же отреагировал на это иначе: — Вы держались за горло? Вы хотели снова себя задушить? Глаза писателя округлились, а в горле встал ком. Это было так неожиданно. — Нет, что вы! Я не хотел этого делать, даже не думайте об этом, доктор, — затараторил Лу, смотря мужчине в глаза. Врач, тяжело вздохнув, сказал: — Пришёл сообщить вам, что скоро пить лекарства, но медсестра сказала, что вы отказались от еды в очередной раз. Может, всё же поедите? Луи зашипел, давая понять, что не собирается есть мерзкую для него пищу. — Здесь отвратительно кормят, я не буду, — грубо выплюнул Лу, отвернувшись. Врач ещё раз тяжело вздохнул, подойдя к кровати Дака. Он с силой засунул в рот Луи таблетку галоперидола, подав ему стакан с водой. Селезень, испугавшись, попытался выплюнуть препарат, но попытки не увенчались успехом, только воду пролил на своё одеяло. Таблетку пришлось проглотить, зажмурив глаза. — И следовало так буянить? — возмущённо спросил врач, шагая к двери. Луи смотрел на мужчину неприязненным взглядом, скрипя зубами. Дак терпеть не мог данный препарат, он пил лекарство два раза в день: утром и вечером, от которого не чувствовал ничего, кроме сильной усталости и сонливости. Да, Луи был поставлен диагноз шизофрения, но парень прекрасно знал, что он абсолютно здоров, и это не галлюцинации, а вполне реальное существо. Оставшись в палате в полном одиночестве, Луи стал всерьёз задумываться над побегом из этого страшного места. Ему так надоело травиться таблетками, которые ему даже пить не надо было; надоело отказываться от еды из-за мерзких блюд, которые здесь готовили. Блондин потрогал одеяло, на котором было большое и влажное пятно, прошипев: — Ублюдок, даже не предложил поменять, ненавижу врачей.

***

С наступлением ночи в психиатрической больнице становилось темно и страшно. Коридоры пустовали, слышались стоны душевнобольных, разум окутывали нехорошие мысли. Луи лежал в кровати, трясясь от страха и держась за одеяло. Он видел на стенах палаты страшные тени каких-то силуэтов, и было ощущение, словно селезня поместили в морозильную камеру. Дак должен был позвать врача, но вместо этого сидел и шарахался каждого звука из коридора. К сожалению писателя, ему захотелось в уборную, из-за чего он был вынужден встать с кровати, опустив ноги на холодный пол. Выйдя из палаты, он стал осторожно передвигаться до самого конца коридора. Вдруг он услышал медленные шаги за собой и остановился. Обернувшись, Луи никого не увидел. Ком подкатил к горлу, а в животе всё перевернулось, руки затряслись, но он засунул их в карман толстовки, пытаясь успокоить себя. Он продолжил путь, но делал это быстрее, оборачиваясь назад каждый раз. Достигнув своей цели, Луи вошёл в кабинку, закрывшись на щеколду. Уборная выглядела просто ужасно: грязный пол с трещинами, чёрные унитазы с тошнотворной вонью, разбитое зеркало над такой же грязной раковиной, решётки на окне. Света не было, лишь лунный свет пробирался в помещение. Сделав все свои дела, Луи вышел из кабинки, стараясь особо ничего не касаться руками. Подойдя к зеркалу, он посмотрел на своё лицо. Даку было страшно, хотелось скорее сбежать из этой «тюрьмы»‎, но он понимал, что ничего у него не выйдет. Посмотрев на окно, через которое он так и не сможет выбраться, он тяжело вздохнул и снова посмотрел на своё отражение. Сердце пропустило удар. В глазах стало летать много мушек. Тело стало трясти не по-детски. Ком подкатил к горлу, и Луи, наклонившись над раковиной, стошнило. В отражении, за своей спиной, он увидел Чёрного человека с широкой улыбкой, который махал ему худощавой рукой. Дак начал кашлять и задыхаться. Нет, он был уверен на все сто процентов, что Он — живой. Оставив всё как есть, Луи выбежал из туалета и со скоростью гепарда помчался к себе. Пока селезень бежал, он слышал за собой медленные шаги, но не оборачивался, боялся. Добежав до своей двери, он взглянул назад, но никого не увидел. Луи влетел в палату, захлопнув громко дверь. Обняв себя руками, Дак на цыпочках стал подходить к кровати. Глаза бешено бегали, сердце вырывалось из груди, а руки сжимали самого себя ещё крепче. Лу лёг в кровать, накрывшись одеялом с головой. Он долго лежал в такой позе, слушая стук своего сердца и думая о произошедшем. — Что ты такое, чёрт бы тебя побрал, — прошептал Луэллин, закрыв глаза.