***
Скрудж волновался, тёр руки о свой сюртук, тяжело дышал, шагая в сторону дома Луи. Зная кучу проблем Дака, Макдаку было страшно за его самочувствие. Заметив скорую помощь возле подъезда Луэллина, Скруджа прошибло холодным потом. В голове сразу же всплыли страшные и дикие мысли, которые он пытался отогнать, прибавив шагу. Прибежав к дому Луэллина, Скрудж с ужасом стал смотреть на открывающуюся дверь, из которой, как он думал, должны были вывести Луи, но, к счастью селезня, из подъезда вывезли ту самую женщину, соседку Луи, что помогала вместе с Макдаком Луи, когда на него напал Чёрный человек. Он сразу же вспомнил эту женщину по её солнечно-жёлтым волосам. Утка лежала на каталке с закрытыми глазами. Скрудж, смотря на неё, почувствовал облегчение, что это не Луи, но сам факт того, что человек лежал без сознания, вызывал тяжесть во всём теле и напряжение. Он ведь не знал, что всё серьёзнее, чем могло показаться на первый взгляд. Из окон таращились люди, словно никогда раньше не видели скорой помощи. Смотря на чужое горе свысока. Писатель, с отвращением посмотрев на жителей этого дома, всё-таки зашёл в подъезд. Он помнил, что соседка эта жила на первом этаже, с правой стороны. Дверь в её квартиру была приоткрыта, а возле неё валялась какая-то жёлтая бумажка. Макдака она привлекла, почему он её и поднял. На ней было написано кривым, но довольно понятным почерком: Сынок, с днём рождения тебя! Мой милый, добрый и прекрасный сын, ты у меня уже такой взрослый! К твоему двадцатипятилетию я подыскала для тебя отличную однокомнатную квартиру, вот наступит эта долгожданная дата, тогда я вручу тебе твои личные ключи от твоей личной квартиры. С любовью, мама. Скруджа до глубины души зацепило это поздравление, но то, что он услышал из той самой квартиры, где была приоткрыта дверь, застрянет в его памяти ещё надолго. — Да-да, маман забрали на скорой, вроде как инсульт. Господи, прикинь, нашёл в её сумке поздравление к моей днюхе, которая ещё только через две недели. Ну так не об этом речь, в общем, мать моя, оказывается, квартирку мне однокомнатную подарить собиралась. Что? Да нет, Дэн, не перебивай меня! — громко рассказывал молодой парень по телефону, стоя в коридоре спиной к двери, — вот скажи мне: зачем мне какая-то там однокомнатная конура, когда я могу жить в её, двухкомнатной квартире. Я думаю, инсульт — дело серьёзное, вряд ли выживет, поэтому я теперь могу полностью быть спокойным, что квартира эта станет моей, а Ева перебьётся, пускай живёт со своим упырём и дальше в вонючей Индии, зато смогу устраивать здесь каждый вечер тусовки и бухич. Ой, я дурак, дверь не закрыл, сейчас, погоди минутку. Скрудж сжал кулаки, злобно прикусив щёки изнутри. Он отошёл на пару шагов от квартиры, а когда дверь захлопнулась, просто стал анализировать то, что услышал. Его переполняли эмоции, он не мог понять, как можно так цинично относиться к своей матери. Хотелось взять и набить этому ублюдку морду. Давно селезень так не злился из-за чужих ему людей, но эта ситуация просто выходила за рамки нормы. Было такое чувство, будто это Макдака предали, были рады тому, что он загремел в больницу с инсультом. Спрятав бумажку в карман, писатель, глубоко вздохнув, пошёл на нужный ему этаж, сдерживая свой порыв гнева и обиды за эту несчастную женщину, которая родила такое отродье. Скрудж любил и уважал своих родителей, поэтому был готов размазать по стенке того парня за нелюбовь к матери. Судя по тексту на бумажке, она очень добрая и милая женщина. Добравшись до нужной ему квартиры, Макдака вдруг настигло чувство дикого и необъяснимого страха. Он хотел нажать на дверной звонок, но рука всякий раз опускалась. Что-то внутри подсказывало, что лучше Дака не тревожить. Но, пересилив себя, он нажал на звонок. За дверью не раздалось ни звука, кроме звóнкого звонка. Макдак был напряжён, волнение нарастало, поэтому пришлось ещё и постучать в эту же дверь: медленно, но громко. Селезень краем уха услышал тихие шаги, которые остановились прямо возле двери. Стояла гробовая тишина, однако она вскоре нарушилась звуками открывающейся двери. Когда дверь приоткрылась, Скрудж смог увидеть только бледное, с синяками под глазами, лицо Луи. — Луи! — воскликнул Скрудж, подлетев к парню. — Зачем ты пришёл? Уходи, — оттолкнул ледяной рукой Макдака, прохрипел Дак. Успев просунуть голову в квартиру, Скрудж смог заметить в ней беспорядок и почувствовал мертвецкий холод, словно все окна были открыты настежь. Сам же Луэллин был одет в какой зелёный свитер с горлом, а укрывался каким-то синим пледом. На голове было птичье гнездо. Самое ужасное — холодный взгляд. — Луи, прошу, впусти меня, я хочу тебя поддержать, я же тебе обещал, что буду рядом, — держа руки на сердце, говорил писатель в шляпе. Дак, тяжело и как-то медленно моргая, недовольно посмотрел на своего гостя. — Нет, мне не нужна помощь, я тебе уже говорил, чтобы ты не рассчитывал ни на что, Скрудж. Мне сейчас не до твоих признаний, я просто хочу быть один. Дьюи умер, Чёрный человек смеётся и постоянно напоминает мне о том, что его, моего лучшего друга, больше нет, поэтому, помощь твоя мне не поможет, — печально хрипел Луэллин, смотря в пол. Макдаку стало так больно, что он готов был разбиться, как старинное зеркало. Луэллин уже не испытывал никакого сожаления. Ему было наплевать: обидел или нет. Луи хотел сидеть дома и скорбеть. — Я вовсе не за этим к тебе пришёл, — сдерживая ком обиды, сказал Скрудж. — Я просто пришёл поддержать и поговорить по поводу случившегося. Луи, закатив глаза, уже стал закрывать дверь, крикнув: — Да не надо мусолить эту тему! Дьюи разбился на машине, что ещё можно сказать? Макдак не дал ему закрыть дверь, резко её схватив. — А что, если в его смерти виноват Хьюберт? — как гром среди ясного неба прозвучал этот вопрос. Дак отпустил дверь, с широко раскрытыми глазами пялясь на писателя в шляпе. Злость резко подкатила к горлу. — Заходи.***
Мужчины сидели в холодной кухне, в которой было так грязно, будто не мыли её век. Скрудж, конечно, брезгливым не был, но отказался от недопитого холодного кофе Луэллина, которое чёрт знает сколько стояло на подоконнике. Луи же, пожав плечами, допил. Селезня перекосило, но он быстро пришёл в себя и начал разговор: — У тебя так грязно…когда в последний раз ты… — Твою мать, ты не за этим ко мне пришёл, а по делу! — перебил его Дак, стукнув кружкой по столу. Скруджу и правда было обидно от такого отношения к себе, но он утешал себя тем, что Луи так делает из-за перенесённого стресса. — Что ж, помнишь, когда мы поминали Дьюи, в нашем зале были все, — сложив руки в замок, спокойно говорил Макдак, — а вот Хьюи в тот момент не было, а когда Лончпад рассказал про человека, перебегающего дорогу, из-за чего, собственно, авария и произошла, я пришёл к мысли, что Хьюи может как-то к этому причастен. Выслушав теорию Скруджа, лицо Луи скривилось и побагровело от злости. — Так это он? Это он сделал? Да как этот мудак только посмел? — вскочив изо стола, орал Дак. — Да я убью его! В ушах Луэллина запищало, дыхание участилось, а за спиной послышалось ядовитое: — Так ты уже давно как… Чёрный, опять этот чёрный-чёрный человек. Он стал чернее, чем раньше. Нет, не внешне — внутренне. Лу схватился за голову, ничего не понимая. Тело дрожало, мурашки бегали по коже, а глаза…глаза просто летали, как кометы. Даку было снова страшно, он не понял слов Чёрного человека. — Что я уже давно? Что я мог сделать? Я ничего не делал! — кричал уже совсем о другом Лу. — Луи, — Макдак подбежал к испуганному парню, — что случилось? Дак дёргал себя за волосы, мотал головой, лишь для того, чтобы понять, о чём говорил Он. Крыша ехала знатно. Чёрный человек уже не один раз намекал Луи на что-то такое…ужасное: сначала Страшный суд, потом окровавленные руки с заявлением о том, что Луи что-то забыл, а теперь это. Скрудж положил руку Луэллину на плечо, но юный писатель быстро её скинул с себя. Макдак удивился. — Не надо, просто оставь меня, ты поделился новостями, этого хватит, а теперь, будь добр, оставь меня одного, — тоскливо произнёс Лу, отведя взгляд в сторону. Скруджу стало ещё больнее и обиднее, что его помощь не признают, отвергают, но поделать с этим ничего не мог. — Дело во мне? — прошептал селезень, уже шагая в прихожую. — У меня нет сил это снова всё обсуждать, мне не до наших взаимоотношений и симпатий, которые ни к чему нас не приведут, — холодно молвил Луи, теребя ткань свитера, — к тому же сейчас меня ничего не интересует, кроме Дьюи, а ещё я, кажется, умом скоро двинусь, и мне бы не хотелось, чтобы я был чей-то обузой. Скрудж, услышав последнее слово, подлетел к Даку, схватил его за грудки и немного встряхнул. — Да хватит уже одно и то же заливать мне! Не будешь ты для меня обузой! Слышишь? — шипел Макдак прямо Лу в лицо. — Да, Дьюи умер, но я уже тебе говорил, чтобы ты голову не терял, неужели так сложно… Луи оттолкнул от себя писателя, успев стереть с лица слёзы. — Да ты можешь уйти, или нет? Мне правда наплевать, мне плевать на всё и на всех! К тому же в тебе я печали и скорби не вижу! Ты — всё тот же эгоист Скрудж Макдак. Ты не изменился, ты остался таким же злым и циничным! У меня горе, а ты припёрся опять всё с теми же намерениями, — кричал Дак, периодически вытирая слёзы руками. Такого Скрудж не ожидал. Это стало последней каплей. Удар под дых. — Это я-то эгоист и цинник? Это я? А ты? А ты такой весь белый и пушистый? Да только и бежишь от проблем других, закрывая глаза и жалуясь на то, как плохо тебе. Думаешь, ты один весь такой из себя несчастный? Макдак был нереально зол, голос казался таким же агрессивным, как в те времена, когда писатели вели войну. Даку стало на секунду аж страшно. — Ваши проблемы никчёмны! -огрызнулся Луи, открыв дверь, чтобы Скрудж ушёл. Макдак без слов понял и покинул квартиру, на прощание бросив: — Моя любовь к тебе такая же никчёмная. И захлопнул с грохотом дверь. Луи резко отпустило, и он только сейчас понял, что натворил, но менять что-то было уже поздно. Он просто сел на пол, обняв колени, и тихо заплакал. — Я ненавижу этот чёртов мир. За окном полил сильный дождь, сопровождаемый сильным ветром. Странно, но по прогнозу дождь не передавали.***
«Смерть познает каждый, каждый испытает боль, каждого пронзит невидимый свет и каждый попадёт либо в Рай, либо в Ад. Используй силу небесную, чтобы достичь…» Лина, сидя на подоконнике, медленно писала текст на листке бумаги, нервно останавливаясь. В голову лезли разные и довольно-таки абсурдные мысли, но она каждую воплощала на бумаге. Да, Лина писала книгу про смерть, как просил Хьюи. Ей эта задумка очень приглянулась. Вебби, к сожалению Де Спелл, отказалась от этой затеи. — Интересно, что из всего этого выйдет? — Лина была и правда увлечена написанием. В комнату вошла брюнетка с фиолетовой прядью в волосах, держа тарелку с печеньем и кружку с чаем. Она подошла к девушке, поставив еду на стол рядом. — Ты весь день пишешь, а про еду забыла, — улыбнулась женщина, скрестив руки на груди. — Что хоть пишешь? Лине пришлось оторваться от своего дела и обратить внимание на утку. — Тётя Магика, я сколько раз просила не отвлекать меня, а вы всё равно, — буркнула Де Спелл, всё равно закинув в рот печеньку. Магика засмеялась, покачав головой. В комнате было душно, но открывать окно Лина отказывалась из-за дикого страха простыть. В детстве ей пришлось лежать две недели с высокой температурой и больным горлом. Больше такого не хотелось. — Да ладно тебе ворчать, правда, зачитай мне чего-нибудь, я же не критик, — настаивала Де Спелл старшая, подходя всё ближе и ближе к розоволосой. Лина отдала лист бумаги тёте, не надеясь на похвалу, но была приятно удивлена следующим словам. — Ну надо же, Лина, ты пишешь на такую тему? Я в молодости тоже обожала всякое такое: загробный мир, кладбища, кресты, призраки. Вся в меня. Женщина покинула комнату, оставив Лину с хорошим настроением и ещё бóльшим желанием писать.***
Луи рвал шторы, ронял стулья, кидал вещи на пол, тарелки летели в стену, все листы с недо-стихами и рассказами были разорваны в клочья, а слёзы из глаз лились ручьём. Давно в его сердце не было такой дыры, что засасывала одну боль и кучу неудач. Дак падал в пропасть, не имея возможности за что-нибудь схватиться. Возможность была — упустил. Лу так хотелось, чтобы Скрудж остался с ним, но нет же, парню надо было его прогнать, ещё и наговорить столько гадостей. Луи не знал, уже не знал куда деваться.