undone

Бет не знала, чего ей ждать от Москвы. Сидя в кресле лайнера, что летел из Западной Европы в СССР, в сопровождении чиновника госбезопасности, она жалела, что рядом с ней нет Бенни Уотса, который уже бывал на этой незнакомой территории. Бенни был зол на нее и отшил по делу, но было приятно думать, что будь он рядом, ей было бы с кем обсудить завершенные матчи или составить стратегию для отложенной партии. Боргов будет окружен свитой, состоящей из представителей шахматного советского пантеона. Лаев, Лученко, Шапкин. Бет поежилась. Она была настолько неуверенна в себе, что от одного перечисления этих фамилий ее бросало в дрожь. Она непроизвольно дотронулась до сумочки, где в потайном кармашке лежали зеленые пилюли. Джолин бы не одобрила, но она была далеко. Бет закрыла глаза и попыталась представить себе Боргова: его излучающую уверенность позу за шахматной доской, непроницаемое лицо с чуть опущенными уголками рта. Вот он вряд ли тревожился, как перед турниром, так и перед встречей с американской девчонкой Бет Хармон. Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и приказала себе поспать. Советская гостиница оказалась огромным помпезным зданием, поражавшим визитера шикарной мозаикой, изображавшей карту СССР, недостижимой высотой потолков, хрусталем люстр и багрянцем ковровых дорожек. Когда Бет шла к своему номеру на четвертом этаже, ей казалось она петляет в лабиринте Минотавра. До встречи участников турнира оставалась пара часов, и Бет надеялась ей хватит времени, чтобы немного взбодриться и привести себя в порядок после двух перелетов. Из номера до места, в котором должна была проходить приветственная встреча, Бет шла в сопровождении женщины из числа организаторов. В лифте она заговорщицки наклонилась к Хармон и произнесла по-английски: — Не говорите остальным шахматистам, но мы тут все болеем за вас. Вы как глоток свежего воздуха. Впервые с момента как она села в самолет, Бет почувствовала, что натянутая струна у нее в груди чуть ослабла. Она искренне улыбнулась и сказала «спасибо» по-русски. В зал, в котором уже группками стояли шахматисты и организаторы, она вошла повеселев. Распорядитель турнира проводил ее к остальным иностранным участникам. Бет пожала руку Фленту и Хельстрему, а элегантный Жан-Поль Дюамель поднес ее ладонь к губам для поцелуя. Почти сразу после этого в зал разом вошли все четверо советских шахматиста, и Бет опустила взгляд, как будто ее ужасно заинтересовал узор ковра на полу, чтобы скрыть свою реакцию на появление Боргова. Все обменивались рукопожатиями, и Бет тоже пожала вялую руку Шапкина и твердую сухую ладонь Лаева, что улыбнулся ей вполне дружелюбно. Лученко, похожий скорее на художника или дирижера со своей пышной копной серебристых волос и бордовым шейным платком вместо галстука, произнес с теплой улыбкой: — Очень рад встретиться. И жду не дождусь нашей партии. Слева от Бет Боргов пожимал руку Фленту, и она смогла лишь кивнуть в ответ на любезность Лученко, нервно дернув уголком рта. Все ее тело вдруг одеревенело, утратило гибкость. Посторонние звуки слились в неясный шум — или это был шум крови в ее ушах; зрение вдруг сделалось туннельным. Она видела только Василия, теперь ей протягивающего свою руку. Она механически вложила свою ладонь в его. Ей показалось прошла вечность. Томительное бесконечное мгновение, во время которого их пальцы соприкасались. Она отважилась взглянуть ему в лицо. Такое же бесстрастное, как на фото в «Чесс ревю»… Нет. Обычно строго поджатые губы изогнулись в едва заметной улыбке, которая коснулась и глаз. — Добро пожаловать в Москву, Бет Хармон, — сказал он по-английски, и, прежде чем отпустить ладонь, чуть сжал ее пальцы. Первый игровой день прошел отлично. После того, как Бет на приветственной встрече пожала руку Василию, на смену тревоге и страху пришли азарт и решительность. Как будто одного только нахождения с ним в одной комнате хватило, чтобы заразиться непробиваемой уверенностью. Она приятно провела время за ужином, получила удовольствие от выступления струнного квартета и отлично выспалась ночью. Она разгромила Фленту в двадцать два хода, партия заняла меньше часа. За обедом молодой официант, на вид почти подросток, развозивший в своей тележке алкогольные напитки в качестве аперитива, попросил у Бет автограф. Она расписалась на салфетке найденной в сумочке ручкой и в ответ, улыбнувшись самой приятной из своих улыбок, попросила рассказать ей кое-что. Бет выскользнула из своего номера незадолго до полуночи. Мягко притворила дверь, и, ступая по скрадывающему шаги ковру, направилась туда, где горел огонек пожарного выхода. По холодной лестнице, дрожа в своем легком домашнем платье и мягких туфлях, она сбежала на цокольный этаж, в коридорах которого надеялась найти подтверждение слухам, что ходили в шахматной среде. В кармане у нее лежала пачка сигарет и зажигалка. Курение в номерах было запрещено. И это была ее легенда, на случай, если навстречу ей попадется кто-то из персонала или организаторов турнира, или агентов комитета госбезопасности. Она легко нашла нужную дверь, благо мальчик-официант объяснил ей как сориентироваться в этих коридорах. Прислушалась. Разобрала стук железа о пол. Набралась смелости и толкнула дверь. Он стоял в середине небольшого гимнастического зала, спиной к ней. Мускулы под белой футболкой двигались, когда он поднимал и опускал руки с зажатыми в кулаках гантелями. Бет упустила дверь, что продолжала придерживать на случай, если что-то пойдет не так и придется спасаться бегством, и та хлопнула, наконец привлекая его внимание. Боргов оглянулся, и Бет насладилась выражением удивления на его лице. Повернула до щелчка ключ, торчавший в скважине, и сделала пару шагов навстречу. Он осторожно пристроил гантели к другим спортивным снарядам у стены и вытер руки о полотенце. — Лиза, — Боргов улыбнулся. Два десятка человек встретили ее после матча у бокового входа в здание, где проходили игры, аплодисментами. Под присмотром своего сопровождающего она села в машину под «Браво, Лиза!» словно была актрисой. Видимо, кто-то рассказал Василию об этом. — Как ты нашла меня? — Бенни Уоттс говорил, что по слухам ты упражняешься поздно вечером и гостиница оставляет для тебя ключ от спортзала. — А, Бенджамин. Славный парень. — Да, очень. — Бет остановилась и сложила руки на груди. — Ты один на турнире в этот раз? Без жены. — На вчерашнем ужине присутствовали супруги советских шахматистов, но Елены не было. Василий отбросил полотенце и сделал шаг к Бет. Волосы его, обычно уложенные и разделенные на пробор, были растрепаны, низкий ворот футболки открывал длинную шею, ключицы, яремную ямку. Весь его внешний вид был начисто лишен привычного официоза и строгости, и Бет вглядывалась, жадно впитывая любую новую деталь. — Мы развелись. Коротко упавшая фраза застала Бет врасплох. Она охнула точно ребенок, на глазах которого совершили простенький карточный фокус. Боргов, чей английский заметно улучшился за прошедшие месяцы, продолжил: — Я старался забыть Париж. Вымарать из памяти, как дурной сон. И поначалу преуспел в этом занятии. Пока однажды, разбирая новую периодику, не наткнулся на статью о нашей партии. Это был момент внезапного озарения. Я вдруг понял, что собираюсь всю оставшуюся жизнь лгать себе и окружающим, что наша встреча ничего не изменила. Не изменила меня. — Он помолчал, — Вопрос был только в том, готов ли я поступить эгоистично: причинив боль своим близким, разрушить уклад всей их жизни. Я все рассказал Елене, и это был самый трудный разговор в моей жизни. — Она была расстроена? — спросила Бет и тут же отвесила себе мысленную оплеуху: конечно, его жена была расстроена! — Да. Она была подавлена, не хотела меня видеть. Потом — очень зла, обещала сделать так, чтобы я никогда больше не выехал ни на один международный турнир. — Она правда могла это сделать? — Да, если бы известила определенные структуры. Но она этого не сделала и не сделает. Это была просто реакция на боль, не суди ее строго. В конечно итоге, она оценила мой поступок. Потому что поняла, что я делаю это в том числе, чтобы защитить ее и детей от последствий моих будущих действий. — Твои сыновья, они… — Обижены. Старшему я рассказал, не называя твоего имени, что встретил своего соулмейта, и он поднял меня на смех. А младший просто растерян и не может понять, как вышло, что родители больше не живут вместе. — Мне жаль, — искренне произнесла Бет. — Я сделал это ради нас, — сказал Боргов просто, смотря ей прямо в глаза. Затем приблизился, нежно взял ее лицо в свои ладони; большие пальцы огладили скулы. — Я скучал по тебе каждый день. Он поцеловал ее. Плавно, нежно проводил языком по ее полуоткрытым губам до тех пор, пока она не раскрылась навстречу. Бет тихо вздохнула и ее горячее дыхание обволокло его кожу. Странная, долгожданная близость двух людей, вместе проведших времени меньше, чем минут в часе. Но проживших в мыслях друг о друге несколько месяцев. Она уткнулась ему в грудь, обвив руками за талию. Боргов поцеловал ее в лоб, прижал к себе. Сердце Бет стучало так быстро, что ему казалось, он чувствует это биение часовой бомбы в своей груди.