Расцвет расизма эпохи Цин

Император приказал привести пленника в должный вид принять наказание. Он был так рад тому, что нашел самое больное и слабое место Бао, стоит копнуть чуть глубже его страдания по мертвой грязи, и осквернить его честь в память им, как он тут же сломается и больше никогда не сможет сопротивляться. Конечно можно было бы ему каждый день отрезать конечности и куски кожи, но не будь он лучшим лучником, Синьхуа воспользовался бы своими «изобретениями» как разбить человека изнутри. Скоро должно было взойти солнце, пленник был связан узлом клана Сунлинь, выбраться из которого невозможно, и при нужной тугости затяга, он бы мог доставлять бесконечную боль пленнику и невозможность даже пошевелиться. А каждое движение тела пленника, вызывало бы дикую боль от веревок. Бао трясло от душевной боли осквернения, но он даже не мог себе позволить дергаться, потому что в его тело было воткнуто словно тысяча ножей. Синьхуа самодовольно стоял в ночном одеянии цвета багровой крови, со ослепительно золотыми вышивками драконов. От его ухмылки оскалилась часть зубов, и стоя напротив света казалось словно его оскал сверкнул, он был похож на зверя, готового разорвать добычу. Больше всего на свете ему нравилось унижать людей, которых он за таковых не считал. По его мнению были боги подобно ему, и грязь. Пока он посмеивался от искушения попытать Бао, тот уже был весь в слезах. Никогда в своей жизни Бао не позволял себе горько плакать, тем более при императоре, плакать перед кем-то — показать свою слабость, но теперь поняв насколько безмерно коварен Синьхуа, Бао был на грани нервной истерики. Когда император приблизился к нему и Бао понял что он собирается сделать, он начал кричать на весь дворец. Никогда еще в своей жизни он так не кричал и не плакал в голос, ему уже было плевать на веревки рвущие тело, потому что все оно невольно извивалось в конвульсиях. Услада для ушей Синьхуа, слышать чьи-то крики словно предсмертные. Это была самая настоящая «музыка ада», а он «императором прееподнии». -Не надо, нет, ты не посмеешь, прекрати, лучше оторви мне все конечности, убей меня!!! Но все было бесполезно, это был не половой акт, а самое настоящее очень жесткое и грубое осквернение чего-то материального. Никаких чувств Синьхуа не испытывал, ни страсти, ни жалости, ничего. Лишь веселье. Во время всего этого «происшествия» слуги с ужасом слушали доносящиеся истошные крики и плач, словно кого-то решили линчевать в спальне владыки Поднебесной. И глухие стуки. Чтобы еще больше себя потешить и измучить Бао, Синьхуа специально выбрал положение при котором тот будет биться головой об стену. -Просто скажи что белые грязь, все они сдохли не просто так, скажи это, и я прекращу. Тебе белая падаль дороже собственной жизни и чести? До сих пор? Прошло столько лет, а ты не можешь признать что белые мусор из-за той падалицы, ну она теперь сгнила в земле, ей все равно что ты думаешь о белых, а мне нет. Ни один мой раб не имеет права считать что белые это люди. Признай это, мне уже становится скучно. Я так долго искал как проучить тебя, и нашел столь грешное занятие Вперемешку с болью и мерзкими язвами Синьхуа, душу Бао рвало на части от осквернения его тела, ведь в те времена считалось очень позорным нарушить обещание чести. Быть вдовой или вдовцом и позже завести партнера — можно, но если ты по обещал себе что будешь чист в память умершего любимого, и нарушил обещание, значит ты прогневаешь свою любовь в райском саду Поднебесной, и вы никогда не встретитесь, и дух умершего вас будет лишь ненавидеть. Бао больше не мог выдержать этого унижения, он потерял все что его связывало его когда-то с семьей, его душа была разбита вдребезги, он хотел перестать дышать прямо сейчас, но император «заботливо» пинал его в легкие, чтобы тот рефлекторно снова начал дышать. Император сжал ему челюсть на столько, что у Бао хлынула кровь, и задыхаясь в слезах и собственных криках Бао попытался сказать, сквозь дикую боль -Б.б.бел.ые .гр.я -Ну наконец, я уже устал ждать твоего просветления и заниматься пороками, поверь, ты мне не симпатичен не на каплю в озере, громче, говори громче, тогда я остановлюсь -Беллллы.е грязь….па….да…л.ь Через всхлипы истерики повторил Бао, и в ту же секунду император скинул его с кровати на пол, и упав лицом об пол, Бао больше был не в силах пошевелиться и даже кричать, слезы тихо текли ручьем с его лица и невнятное мычание содрагало его тело. Синьхуа наконец выбил из него эти слова жестоким осквернением, найдя путь к душе Бао и ловко ломая одну струну за другой. Император самодовольно оделся и наступил на дрожащее тело Бао, вместо того чтобы перешагнуть его, вдавив в пол хрипящий беззащитный комок, он произнес -Прекрати ныть, ты такой жалкий, видел бы ты сейчас себя, я не знаю, ты больше вызываешь у меня отвращение или смех? Заливистый хохот снова раскатился по покоям. -Как бы меня не смешил твой жалкий вид, но я не так жесток чтобы твой позор продолжался и дальше, так что ты свободен Лежав на полу Бао не реагировал на слова. Тогда император со всей силы пнул его и удалился из покоев, потеряв интерес наблюдать за безжизненным телом. На следующий день Бао просил об уходе из клана в бродяжничество и Синьхуа не отказал ему, понимая что после всех тех унижений репутация и честь Бао была уничтожена. -Тебе потребуется 10 лет чтобы восстановить свою честь, или чтобы хотя бы все забыли о том что было, но ты всегда будешь принадлежать клану Сунлинь, и если однажды ты мне потребуешься, то немедленно вернешься в клан. И не сношайся больше с белыми, я пошлю лучников расстрелять каждую белую женщину в округе, в котором ты будешь, если узнаю что ты взялся за старое, не позорь наш клан, коль тебе своя репутация не дорога. На кровавом закате пути Синьхуа и Бао разошлись, фигура в черном и с луком за спиной с позором и душевной болью удалялась от ворот клана Сунлинь. Бао был даже не в силах смотреть вдаль, а лишь себе под ноги. В горящем огне упала слеза на сапог цвета смоли. После этого в клане Сунлинь еще долго ходили слухи среди всех, что Бао был на столько позорным человеком, который не смог искупить свои грехи, что аж взмолился подложиться под императора, чтобы отдать грех телом. -Не может быть, хахаха, в тихом омуте черти водятся -Продажный -Да я всегда знал что если он встречался с кухаркой, и не важно белой или китаянкой, имея такой статус лучника, значит у него в бошке ветер -Расплодить грязнокровку на глазах Синьхуа — это же самоубийство, вот идиот!!! Удивительно как он своим мерзким телом смог отделаться -Жаль что его не линчевали, Синьхуа слишком его пожалел, аж удивительно В то время считалось высочайшим осквернением акт между двумя мужчинами, трактовалось как один из них настолько грешен или беден, что решил подложиться под другого ради выгоды. Это считалось самым ужасным и мерзким вариантом, определенно один из мужчин при таком расположении получал статус продажной подстилки, и никого не интересовало что это могла быть бескорыстная любовь.