Silence 4 help

Каждое утро воскресенья несло за собой только две новости: 1. Чонгук мог не явиться в ненавистный университет и при этом не получить нагоняй от отца. 2. Он должен был отрабатывать утреннюю смену в баре, что омега ненавидел чуть меньше, чем лекции в ранее упомянутом университете. Было только десять утра, а Чон уже стоял на своём рабочем месте, стараясь изобразить вид бурной деятельности. Сегодня ему приходилось особенно тяжело, потому что каждое движение отзывалось болью в ногах, а голова кружилась от подавителей, что Чон выпил вчера после побега из дома. Скорее всего после них его ожидает целая гора побочек и, дай бог, чтобы это не повлияло на его и без того нестабильный цикл. Помимо всего прочего, спать хотелось просто зверски, а дел, которыми можно было бы себя отвлечь, совсем не было, поэтому приходилось постоянно передвигаться с места на место в попытках не уснуть прямо за стойкой. Обычно утром воскресенья найти кого-то из персонала было практически невозможно. Но именно сегодня вместо блаженной тишины Гук получил двух слоняющихся без дела охранников, уборщицу, что любила ворчать на все и всех неприлично громко, и даже вечно отсутствующего администратора. Последний хотя бы не мельтешил перед глазами, а прохлаждался в своём «кабинете» (если, конечно, маленькую комнатушку со столом, переполненным различными бумажками, можно было так назвать). Отсутствие людей, пожалуй, было одним из главных плюсов утренних смен, но и этой радости Чонгук, как назло, был лишён сегодня. Было бы намного лучше, если бы его голову сдавливал лишь поток собственных безутешных мыслей, да сжирающее его целиком чувство вины. Скажем прямо: Чон и сам неплохо доставлял себе проблемы, а тут ещё и уйма отвлекающих факторов, из-за которых сконцентрироваться на работе было практически невозможно. Но, несмотря на все невзгоды, за одно лишь утро Чон уже успел пробежаться по всем заметкам, оставленным администратором. Хлопот было немного, он всего-то потребовал внести пару поправок в барное меню, а именно: исключить наименее часто заказываемые коктейли и внести несколько новинок, которые смогут привлечь внимание молодежи. — Коктейли, которые привлекут молодежь… Серьезно? Их привлекает все, что имеет сексуальный подтекст в названии. Это не так уж и сложно, — Чонгук устало потирает глаза и откладывает лист с заметками подальше от себя. Юноша укладывается корпусом на барную стойку и свешивает руки вниз, смена положения не решает все его проблемы, но так хотя бы намного удобнее ныть о том, как же он заебался, и как сильно у него болит все тело. Обезболивающее он выпил примерно полчаса назад, но то имело свойство очень долго не действовать. Гук, как минимум, должен был дождаться конца часа, чтобы начать хоть как-то функционировать. Чон раздосадовано скулит, переводя взгляд на рабочий телефон, что не подавал признаков жизни с самого утра. «Оказывается, отвлекаться от работы намного сложнее, когда рядом нет мобильника», в голове проносится удручающая мысль, а вместе с ней и воспоминания вчерашнего вечера. Свой телефон Чонгук вчера «удачно» посеял где-то на улице. Когда двое альф любезно вызвались проводить его до дома Юнги, Чонгук находился в блаженном неведении, и в его переполненную адреналином голову не пришло даже мысли об утерянном устройстве. Уже после прослушивания долгой тирады Юнги с фразами из разряда: «Не смей меня, блять, так пугать, иначе будет у тебя на одного седого хёна больше», лёжа на диване и переваривая все то, что случилось с ним часом ранее, Гук вспомнил, что телефона в груде его мокрых вещей так и не было найдено. Тогда он решил, что иголку в стоге сена найти будет легче, чем телефон, потому что в случае с иголкой ты хотя бы знаешь, что она там, где-то на дне стога. Телефон его тоже был «где-то там», вероятнее всего, на дне реки. Поэтому-то сейчас он был обречён на страдания в течение ближайших трёх часов (по крайней мере, в час дня к нему присоединится Юнги-хён). Чонгук в последний раз взглянул на настенные часы, прежде чем решительно поднялся со своего места и направился прямиком к ближайшей кофейне. Без кофе он боялся заснуть прямо на рабочем месте, что крайне нежелательно делать, когда работаешь барменом. Омега успевает только скинуть фартук, когда по помещению раздаётся привычный звон колокольчиков. — Чонгук~и! — юноша испуганно вскидывает голову на звук собственного имени, чтобы обнаружить перед собой группу в полном составе. Впереди всех — Чимин с сумкой для гитары наперевес, взглянув на него один раз, Чона словно омыло осязаемыми волнами комфорта, в которых он так отчаянно нуждался последний час. Было бы неплохо, если бы его сейчас кто-нибудь погладил по головке и сказал, что все будет хорошо, иначе он снова грозится начать скулить из-за боли и недосыпа. За невозможностью вжаться носом в мягкую чёрную толстовку альфы, Чон перебивается тем, что вдыхает полной грудью землистый запах клубники, исходящий от Чимина, и мгновенно ощущает, как все его тело расслабляется от одного лишь присутствия Пака. — Привет, Волчонок, можешь немного подвинуться? — Тэхён неожиданно оказывается прямо рядом с ним. Яркий запах мяты на контрасте с клубникой Чимина беспощадно бьет по Чонгуковым рецепторам, приятной свежестью оседая прямо в легких. От него Чонгук ощущает себя слегка заторможенным. Спустя мгновение он поспешно отступает в сторону, давая младшему альфе внести внутрь сумки с барабанной установкой. Чимин следует за ним, по пути успевая мимолетно провести рукой по взлохмаченным волосам омеги. Хосок незаметной тенью сразу проскальзывает за кулисы, не давая Чону долго задерживаться на себе взглядом, Намджун же молчаливо замыкал линию, проходя мимо, он лишь одарил бармена тёплой улыбкой с очаровательными ямочками, прежде чем полностью погрузился в распаковку инструментов. Чонгук задерживается прямо посреди зала на пару минут, наблюдает за тем, как музыканты неспешно устанавливают аппаратуру. А время всего лишь одиннадцать утра. Гук бросает быстрый взгляд на часы, чтобы убедиться наверняка. Все верно, одиннадцать утра, так какого хрена они забыли в баре в такую рань? — Эм, ребята? — три головы тут же вскидываются вверх, уделяя все своё внимание мальчику перед сценой. — Что вы делаете здесь так рано? — Ой, мы забыли сказать тебе вчера. Хотим прорепетировать некоторые моменты в новых каверах, а то Тэхён всегда сбивается с ритма, а я ноты не вытягиваю, — Пак в задумчивости прикладывает пальцы к подбородку, пытаясь вспомнить, что ещё он бы хотел исправить в их выступлении. — Мы больше не можем арендовать наш старый гараж, потому что он, откровенно говоря, был полным дерьмом, за которое требовали баснословные суммы. Но, к счастью, владелец вашего бара, помимо подработки в виде стабильных выступлений, разрешил нам репетировать днём, когда народу совсем мало. Так мы сможем остаться при деньгах и с местом для репетиций, одни плюсы, — Тэхён продолжал раскладывать оборудование во время своего повествования, к его концу все сумки были опустошены, а отдельные куски установки лежали перед ним в ожидании своего часа. — Обожаю играть, но собирать эту ебаную установку просто невыносимо, — Ким разочарованно рычит. — Вы спали сегодня, сколько… часа четыре? Не мудрено, что у тебя ничего не получается, — Намджун хмыкает с другого угла сцены; сам-то он успешно настроил свою бас-гитару ещё десять минут назад. Тэхён гримасничает, растягивая губы в фальшивой улыбке, чтобы в следующую секунду хмуро уткнуться пустым взглядом в большой барабан на своих коленях. Чонгук вдруг понимает, что не только он один чувствует себя так, словно разваливается на куски: Чимин, что сидел рядом с усилителями, то и дело клевал носом и раздраженно тёр лицо руками в попытках проснуться. Под глазами у обоих альф вырисовывались заметные мешки, и, в целом, двигались парни вдвое медленнее обычного. Глядя на разбитые физиономии людей, с которыми он вчера носился по городу как угорелый, Чона накрывает ранее незнакомая ему потребность заботиться. Он хотел бы сделать для них что-то приятное, возможно, поблагодарить за то, что нашли его в подворотне на грани обморока, и за то, что не бросили на растерзание копам. И вообще, сколько бы Гук не страдал от ноющих мышц, он ни за что бы не упустил возможности ещё так побегать, потому что эмоции и воспоминания, что он получил, были бесценны. В первую очередь, он был благодарен альфам именно за их искреннюю доброту, ведь не каждый захочет помочь едва знакомому человеку. Его внутренний волк нетерпеливо рычал, подгоняя Чона. Набравшись храбрости, омега решается предложить первое, что приходит ему в голову: — Я собирался зайти в кофейню пока у меня перерыв, — им не обязательно было знать, что никакого перерыва у него не было, он просто не хотел по пятому разу просматривать меню бара, — Так что я мог бы… захватить вам что-нибудь? Чимина словно окатили ведром с ледяной водой, с таким энтузиазмом тот вскочил со своего места и оказался прямо перед носом Чона: — Это было бы волшебно, Кук! Возьмёшь для меня эспрессо? — Пак неотрывно смотрел прямо в глаза омеге, от чего уши и щеки того покрылись краской. Для Чона, что привык смотреть мимо собеседника большую часть времени, прямой зрительный контакт с альфой был причиной разрастания легкого приступа паники. Гук оторопело кивает, стремительно переводя растерянный взгляд на Тэхёна. Чонгук по личному опыту выяснил, что смотреть на младшего альфу было гораздо безопаснее, учитывая тот факт, что Ким, в отличие от Пака, не пытался с ним флиртовать при каждом удобном случае. Поэтому-то между ними и не было той глупой неловкости, что постоянно преследовала Чона во время разговоров с Чимином. — Латте было бы неплохо, — быстро ответил он и отвернулся, но стоило Паку отойти чуть подальше, как альфа резво притянул Чона за руку, — Возьми Чимину американо с двумя ложками сахара, — на вопросительный взгляд Чона альфа устало закатывает глаза, но не отказывается предоставить объяснения. — Он думает, что должен пить самый крепкий кофе, чтобы выглядеть круто. Типа, как лжепопулярные селебы из соц. сетей и прочие хипстеры. Вместо этого он просто выглядит как клоун, потому что не может выпить и половины. Это бесполезная трата кофе и денег. — Окей, я понял. А что насчёт остальных? — Чон бросает взгляд на Намджуна, затем снова на Тэхёна, молясь о том, чтобы Ким сразу сказал заказ на всех, и Чону не пришлось подходить к каждому лично. — Джун чай любит, особенно зелёный. Возьму ему эту болотную жижу, как ее там… матча? — Чонгук сдерживает хихиканье за рукой, кивая, чтобы барабанщик продолжал. — А Хоби просто колы, не ошибёшься. — Спасибо Тэхён-ши. — Не-не, оставь это своё уважение для друзей папочки, он же у тебя важная шишка, да? — Чонгук еле заметно вздрагивает при упоминании отца. Он не отвечает на вопрос, молчит, тупит взгляд в местами пошарканный пол сцены. Откуда только Тэхён узнал? — Просто Тэхён или Тэ, — барабанщик не продолжает поднятую тему. Мгновенной реакции Гука хватает, чтобы он соединил несколько точек между собой: длинные рукава, подавители запаха, практически полная занятость в баре, да ещё и больная тема с отцом. Чонгук здесь не работал. Он прятался. — И что, больше не будешь скалить на меня зубы? — Я не скалюсь на тех, кто вытаскивает меня с того света, — Чонгук понимающе мычит. — Ты только, когда в следующий раз захочешь сыграть в Муму, предупреждай заранее. — Замётано, — альфа одаривает его мягкой улыбкой и подмигивает, прежде чем с мученическим стоном вернуться к установке барабанов.

♪ ♫ ♪

Так получается, что Чонгук больше не возвращается к своим обязанностям вплоть до самого обеда. Сегодняшний день очень располагал к такому исходу событий. Управляющий бара был слишком занят подготовкой к вечернему мероприятию, группа людей арендовала их бар на целый вечер и отвалила за всё про всё не маленькую сумму, поэтому-то тот носился как белка в колесе. Чону было совершенно нечем заняться, вот он и решил, что понаблюдать за репетицией группы будет намного интереснее, чем натирать все бокалы по второму кругу. Поначалу он молчаливо стоял, прислонившись к стене неподалёку; парни прогоняли песни, которые Чону уже довелось слышать в самый первый вечер. В основном их трек-лист состоял из старых хитов альтернативы и инди-рока, но «Хищники» не ограничивали себя только этими жанрами. Иногда они пели песни, висящие на верхних строчках радиочартов, но в исполнении альф классический поп переставал быть музыкой для танцев. Они делали рок версии, в которых можно было покричать на припеве и порыдать на куплетах, тем самым, избавив себя от негативных эмоций. Даже попса в их исполнении приобретала совсем иной смысл. Если слушая песню по радио тебя привлекала только мелодия, то в выступлении «Хищников» привлекала лирика. И это их умение вывести слушателя на эмоции одним лишь исполнением, было прекрасно. Больше каверов за душу брали только авторские песни альф. В каждое выступление была вложена душа, но в их песнях были отданы все они, без остатка. В свою музыку они вкладывали свои сердца и бесстрашно протягивали их на ладони перед тысячами случайных прохожих: «Вот, смотри, оно всё исполосовано ранами несправедливости, но оно всё ещё бьётся. Оно живое». Чон бы так и остался вдалеке от всех, если бы в один прекрасный момент Тэхён не обратился прямо к нему: — Эй, Волчонок, нам нужно твоё мнение. Серьезно, Чонгук ненавидит это прозвище, но то с какой нежностью барабанщик произносит его, заставляет сердце омеги ухать прямо в пятки и уже оттуда, валяясь где-то у самых ног альфы, оно начинает разгонять кровь с удвоенной силой, заставляя бедного мальчика отчаянно краснеть. — Давай-давай, Гуки, иди сюда, — Ким зовёт ещё раз и Чону ничего не остаётся, кроме как усесться прямо рядом с Кимом. — Чем я могу… — Нам нужно, чтобы ты послушал отрывок и сказал своё мнение о нем, ничего сложного. Просто говори как есть, не стесняйся, мы не боимся критики, — Чимин открыто глядит на него с мягкой улыбкой на лице, а Чон просто… ну как он может отказать этой улыбке? Он оторопело кивает головой, за что награждается очередной улыбкой, но теперь уже более искренней, той, что прикрывает глаза альфы, оставляя на их месте две тонкие щелочки. — Отлично, Тэ, за барабаны! — Ну только не это… Вы все сидите, а я за барабаны, можно я об пол постучу, а? — Тэхён канючит, умильно надувая губы и строя глазки вокалисту. А пока Чимин ругает младшего альфу за ленивость, у Чонгука рушится очередной шаблон. Тэхён, все время казавшийся ему безэмоциональной ледяной глыбой; тот самый Тэхён, что рычал на него и запретил приближаться к Чимину, по итогу оказался заботливым, игривым парнем с добрыми глазами. Да и, чего уж там, он самого Чонгука «Волчонком» называет! А всякий раз, когда младший что-то говорит, Ким смотрит, да так внимательно, будто вслушивается в каждое его слово. Ещё он часто дурачится и любит донимать Чимина в свободное от репетиций время. И это все … Так сильно поменяло представление Чона о нём. Чонгуку дали разрешение увидеть совершенно иную сторону альфы, и он был безмерно благодарен Тэхёну за то, что тот дал ему второй шанс. Новый взгляд на происходящее пустил волну тепла по всему телу омеги, затмевая собой отголоски боли вчерашней пробежки. Именно тогда Чонгук признался себе в том, что хотел бы подружиться с альфами. Впервые хотел попробовать полагаться на свои ощущения, а не на стереотипы, что отпугивали одним своим существованием. Это знакомство уже подарило юноше множество положительных эмоций, и он не мог отказать себе в том, чтобы получить ещё больше приятных моментов. Он впервые почувствовал, что может довериться альфе и чувствовать себя спокойно в подобном окружении. Он мог не бояться, что его осудят или посчитают слабым. Чонгук действительно хотел этого. Хотел чувствовать себя в безопасности будучи омегой. С запахом или без него, он все равно оставался омегой. И что, что они ничего не знают? Пускай! Пускай это останется скрытым от их глаз, так ведь даже лучше. Это ничего не меняет. Правда ведь?

♪ ♫ ♪

Руки в его волосах аккуратно, с особой нежностью проводят по непослушным прядям, попеременно поглаживают и массируют загривок, чтобы потом вновь вернуться к макушке и начать всё с начала. Чонгук блаженно выдыхает с закрытыми глазами. Это ощущение ни на что не похоже, оно вызывает в его груди бурю щекочущих чувств, которые переполняют его изнутри. Он специально не открывает глаза, надеясь, что руки ещё немного побудут с ним. По мнению Чонгука, поглаживания прекращаются слишком быстро, вскоре пальцы выпутываются из волос и вместо этого воздушно проводят по скулам и челюсти, прежде чем незаметно опуститься на колено юноши. Омега невольно вздрагивает, когда ощущает, как пальцы Пака принимаются вырисовывать небольшие круги на его коленной чашечке. Гук, конечно, подозревал, что у Мина была большая потребность в тактильном контакте, но чтобы настолько… Чон просто сидел рядом, слушал, как Тэхён и попросил; да, он всё ещё чувствовал дискомфорт от большого количества внимания к своей персоне, но в этом не было ничего критичного. Он явно не выглядел, как человек, отчаянно нуждающийся в сторонней поддержке. По крайней мере, он так думал. Руки Чимина первые потянулись к нему, сначала осторожно опустились на плечи, как бы проверяя границы, потом, немного погодя, перетекли на шею. У Чонгука перехватило дыхание, когда пальцы сначала ощутимо сжались вокруг чувствительного участка, а затем, как ни в чём не бывало, зарылись в тёмные локоны. Тяжелый вздох слетает с губ Чимина, когда неподалёку снова раздаются ритмичные звуки барабана. Тэхён усиленно пытался улучшить свою безупречную игру, но у него что-то постоянно шло не так: то он играет слишком громко, заглушая этим всех остальных ребят, то сбивается с ритма в самый неподходящий момент, то палочка просто выскальзывает из его рук (из-за чего альфа устало рычит и следом за первой выкидывает и вторую). Рука внезапно уходит с его колена. Но Чон, даже больше не чувствуя тепло тела рядом с собой, замечает, что места, в которых пальцы касались его кожи, продолжают слабо пульсировать, словно пытаясь удержать это чувство еще ненадолго. Он поворачивается направо и замечает, что челюсть Чимина напряжённо сжата, а тяжелый взгляд сфокусирован на барабанщике. — Тэ, может тебе пора сделать перерыв? Это уже начинает действовать на нерв- Чимин не успевает закончить, когда с другого конца сцены ему вторит рычание Кима: — Я должен отточить этот кусок до автоматизма, чтобы сегодня вечером мы не упали в грязь лицом. Но О’кей, если тебе поебать, то можешь как обычно затыкать меня, а мы так и продолжим топтаться на одном месте, — Ким злобно зыркает, выглядя так, словно готов воткнуть палочки Паку в глаза. Из раздражённого, выражение лица Чимина становится совершенно нейтральным. Ранее нахмуренные брови снова складываются в привычную линию, уступая место безразличному взгляду из-под полуприкрытых век. Единственное, что меняется — оттенок глаз альфы: в мгновение тёплый карий становится на пару тонов темнее, приобретая бордово-красный оттенок. Чонгука больно прикусывает язык между зубами, не желая влезать в перепалку между разозлившимися парнями. Правда, оставаться невозмутимым удаётся недолго. Чон испуганно сглатывает, заметив, как Пак медленно подымается со своего места: — Что ты имеешь в виду под «топтаться на месте»? Мы постоянно работаем над звучанием, ты, блять, сам прекрасно знаешь сколько времени я трачу на нашу музыку. И сейчас я слышу именно от тебя, что мы не становимся лучше? — Твою мать, Чим, я говорю не об этом. Вот так всегда, ты воспринимаешь мои слова неправильно, а потом ещё и злишься, — Тэхён всплескивает руками, наконец-то откладывая палочки в сторону. — Тогда потрудись объяснить такому идиоту, как я, что ты, черт возьми, имел ввиду. — Я не знаю… это просто- Мы, — его голос резко стихает, оставляя мысль незаконченной. — «Мы»? — Чимин хмурит брови внимательно глядя за сменяющимися эмоциями на лице Кима. — Да, мы, — Тэхёну требуется пара секунд, чтобы выдохнуть и продолжить говорить под испепеляющим взглядом старшего альфы. — Сколько бы мы не батрачили над этой музыкой, она все равно получается однообразной. Ты назовёшь это «стилем», но это нихуя не так. Все повторяется из раза в раз, те же мотивы, те же тексты, те же мысли. Мы не двигаемся, понимаешь? — он выжидающе смотрит в красные глаза напротив, что прищуриваются в минутном раздумье. — Мы же постоянно пытаемся пробовать что-то новое, разве не так? — В этом то и проблема, Чим, мы пытаемся сделать что-то новое, но ты постоянно просишь нас сыграть старое. Ты сам не хочешь двигаться вперёд. Глаза Чимина вспыхивают, когда он подскакивает вплотную к барабанщику: — Вот к чему ты вёл все это время, да? Что во всем виноват я. — Я не это-… — Именно это ты и имел ввиду. Я плохой лидер, который только и делает, что тянет всех вниз, так? Но не забывай, что вы сами сделали меня им, вы возложили на меня ответственность, и до сегодняшнего дня я стойко нёс её, работая над песнями и своим вокалом бесчисленное количество часов. И что в итоге я слышу? Что делал все это зря, ведь Тэхён посчитал наши песни однообразными. — Ты ведёшь себя глупо, — Тэхён фыркает, отталкивая от себя Чимина, и снова устраивается на своём месте за установкой. Глаза Чимина шокировано мечутся между лицом Тэхёна и барабанной установкой, прежде чем полное осознание ситуации успевает достигнуть его. Он снова не воспринимает Чимина всерьёз, отрезает любую возможность продолжить диалог и отвлекается на свои дела. Чимин не чувствует, а слышит, как его зубы скрипят друг о друга. Чувство злости растёт внутри, беря под контроль всё его тело. Альфа собирается пустить в ход когти, когда его руку перехватывают на полпути и с неожиданной силой опускают вниз. Фигура Гука реализовалась перед ними будто из ниоткуда, оба юноши были крайне шокированы тем, что Чон вообще осмелился вмешаться в потасовку двух альф. — Я думал об этом. Я имею ввиду эту песню, ну и всю ситуацию в целом, конечно же. И в общем…мне кажется, что вы могли бы просто замедлить мелодию, тогда у Тэхёна не было бы проблем с поддержанием ритма, а ты, Чимин, смог бы использовать больше мелизмов, чтобы песня звучала свежо и не была похожа на все предыдущие. Атмосфера на сцене становится напряженной, слышно только, как на противоположной стороне бара, там, где расположена небольшая кухня, звенят тарелки. Чонгук тяжело сглатывает, переводя взгляд с одного на второго, но оба альфы, глубоко погружённые в размышления, подозрительно молчат. Как ни странно, но первым отмирает именно Тэхён, он ещё раз смотрит на Гука большими глазами, а затем вскакивает с места, чтобы крепко обхватить мальчика поперёк талии. — Это может сработать. Почему мы не попробовали это ещё в самом начале? — Потому что это идиотизм. Чонгук вздрагивает от темноты голоса Чимина. Они с Тэхёном синхронно поворачивают головы в сторону источника звука, чтобы столкнуться с взором красных глаз. — Почему ты так говоришь? — вся уверенность омеги ускользает песком сквозь пальцы. Он растерянно смотрит на злого альфу перед собой и снова не понимает в чем он провинился. Перед глазами мелькают картинки того, как отец сотни раз кричал на него, говоря, что именно Чонгук испортил его жизнь. Он был причиной всех бед в их семье. И со временем Чон привык к беспочвенным угрозам и обидам своего отца. Оказывается, когда тебе сотни раз повторяют одно и то же, то ты невольно начинаешь верить, даже если не имеешь к этому никакого отношения. То был его отец, человек, которого он больше не воспринимал всерьёз и с чьим мнением не хотел считаться. Но Чимин… для Чонгука он был чем-то большим. Больше, чем просто знакомый, меньше, чем новый друг. — Я не собираюсь менять наше звучание на медленные распевки и акценты в каждой строчке. Я не дрожащая омежка, что поёт свои сопливые баллады для таких же бесхребетных существ, как и она. — Что такого плохого в омежьих балладах? — Чонгук хмурит брови, подступая ближе к блондину. Руки Тэхена соскальзывают с его талии, но Чон продолжает ощущать его присутствие за спиной. — Они не несут никакой смысловой нагрузки, — Чимин небрежно пожимает плечами, словно говорит что-то само собой разумеющееся. — Знаешь, каждый второй может написать песню про бабочек в животе и вечную любовь. Их песни — это мусорные отходы, которые даже на жвачку для мозгов не тянут, потому что разжевывать там не-че-го. — Любое творчество имеет право на существование, ты не можешь поливать мусором любовные песни, только потому что считаешь, что твоё мнение является правдой в последней инстанции. А теперь посмотрим правде в глаза, как далеко ты смог продвинуть своё творчество за годы существования вашей группы? Стал выступать в полузаброшенном баре? Похвально. Продолжай в том же духе и о карьере музыканта можно будет забыть. Чонгук замолкает от звука хлопков, что исходят от альфы. Недоумение читается на его лице, когда Пак подходит практически вплотную и смотрит на омегу свысока, даже не смотря на тот факт, что они практически одного роста. — Браво, — в глазах горит опасный огонь, что вспыхивает с новой силой, когда слова срываются с его губ. — Так отчаянно отстаиваешь чужое творчество, неужели тебе нравится подобное ванильное дерьмо? — красные лазеры внимательно следят за его реакцией. Хотя Чон и старался не подавать виду, но он никогда не умел прятать от других свои эмоции. Он отводит взгляд и практически слышит, как победный рёв поднимается в груди Чимина. — Я понял. Тебе не просто нравится, ты сам написываешь подобные песенки тоннами, не так ли? А на досуге выкладываешь каверы на таких же ущербных певичек, как и ты. Скинь хоть ссылочку, оставлю тебе пару ласковых в комментариях. — Пак, завали, блять, ебало, — Тэхен оттесняет шокированного мальчика себе за спину и берет альфу за грудки. — Кем ты себя возомнил, а? Ты не знаменитость вселенского масштаба и никогда ей не будешь. Своими недалекими высказываниями ты позоришь всю группу, это неприемлемо, ты понимаешь? Видимо нам не стоило терпеть все твои заебы после того, как тебя кинули, а просто выпнуть из группы к чертям собачьим. — Так почему же ты спохватился только сейчас, Тэхён-а? — маска злобы медленно сползала с его лица, обнажая обиженного брошенного юношу, которого никто никогда не хотел выслушать. Все это время Тэхён с тревогой наблюдал за тем, как Чимин самостоятельно пытался выбраться из ямы, в которую его скинули. Он был слишком горд, чтобы принимать руку помощи, вместо этого Пак больно её кусал и уверял всех, что с ним все в порядке и в яме он сидел по собственному желанию. Тэхён слишком поздно осознал, что Чимину не нужна была рука, ему нужна была забота и поддержка, которые дали бы ему силу самостоятельно выбраться из ямы. — Потому что думал, что ты справишься со всем сам. Кажется, я ошибся. «Зря я это сказал», всплывает в мыслях альфы, когда челюсть его друга напряжённо сжимается, а боль в глазах сменяется показушным безразличием. Чимин, в отличие от Гука, всегда был мастером в скрывании эмоций. — Не понимаю о чем ты. Единственной твоей ошибкой было подпустить это недоразумение к сцене. Мне жаль потраченного на него времени, — Чимин театрально надул губы, изображая грусть, но в его глаза её не было ни капли. Что-то в груди омеги рухнуло от этих слов. Интерес, вспыхнувший во время их первой встречи, влечение, что росло последние несколько дней, все нежные прикосновения и ласковые обращения, все это было растоптано грубыми словами, которые ранили больнее любого осколка. Он лишь раз решил абстрагироваться от стереотипов, что укоренились в нем за годы жизни с жестоким отцом-альфой, и теперь он снова был вынужден слушать унижения в свой адрес. Ему больше не хочется молча терпеть выходки озлобленных альф. Пора начать говорить правду им прямо в лицо. — Почему альфы считают себя обязанными обвинить меня во всех своих неудачах? Неужели так сложно принять то, что ты сам облажался? Это не я виноват в непопулярности вашей группы и даже не омежьи «сопливые» баллады, а именно ты, Чимин, потому что ты лидер группы. Тебе нужно научиться самосовершенствоваться, а не орать во все горло, что твои песни лучше других. Ты это прекрасно понимаешь, но не хочешь принимать. Чонгук ожидает продолжения перепалки, но вместо этого ответом на его слова служит тишина. Чимин выглядит уставшим от всей этой потасовки и, кажется, уже больше не горит желанием поддерживать спор. — Похоже тебе больше нечего сказать. Что ж, прекрасно, — Чонгук недовольно фыркает, разворачиваясь на каблуках в сторону чёрного входа. — Я считал тебя особенным, Гук, а ты оказался очередным разочарованием, — За спиной слышатся последние слова, прежде чем дверь захлопнется с громким хлопком. — Пошёл ты, Пак.