♪ ♫ ♪
После того как Чонгук, не без удивления, принял предложение альфы заглянуть на чай (Чонгук припоминает, как его глаза шокировано расширились, когда эти слова слетели с губ Тэхёна), он послушно вернулся на своё рабочее место. Остаток смены для него прошёл в лёгком трансе. Мысли всё время возвращались к словам Кима: «Объединить наши усилия». Про какие усилия шла речь, Чонгук так и не понял, потому что в ответ на прямой вопрос омеги, барабанщик лишь загадочно улыбнулся, а потом и вовсе исчез за дверьми бара. Чона разговор с альфой оставил в ещё более подвешенном состоянии, чем раньше. Без ответов, без дальнейших подробностей плана, да ещё и с вибрирующими под кожей нервами. Не подумайте, он был не против взглянуть на место, где жили альфы, скорее наоборот. Огонёк интереса, кажется, разрастался в нем все больше и больше, когда он прокручивал в голове их с Тэхёном диалог. Но было одно «но», а именно абсолютное нежелание Чимина видеть его даже в радиусе ста метров от себя (это ещё и при том, что они были вынуждены работать в одном заведении). На этот раз Тэхён обещался поговорить со своим строптивым другом, и если, чтобы помириться с Паком Чонгуку придётся вытаскивать со дна реки и его, то, пожалуй, в этот раз он возьмёт с собой плавательные очки. Под гнетом ожидания прошла целая неделя, а Тэхён все никак не мог назначить день встречи. Чонгук ни раз пытался сам выловить альфу в перерыве между репетициями и спросить, мол, когда же уже тот Чимину мозги вправит. Но каждый такой раз Чон трусил и сбегал поджав хвост, только завидев кудрявую макушку вдали коридора. Омега не знал, почему так боялся спросить, ведь Тэхён не отталкивал его, а даже наоборот, старался поддерживать связь в университете, несмотря на явные протесты со стороны Чимина. Так на протяжении всей недели Тэхён проверял его в перерывах между парами и даже старался завязать диалог, но он всегда превращался в монолог Тэ с тихими поддакиваниями Чонгука. Впрочем, Ким не жаловался и не спешил ретироваться при первой же возможности, у него был некоторый опыт общения с закрытыми людьми (Чимин был тому подтверждением), он понимал, что Чонгуку понадобится время, чтобы привыкнуть к его компании и почувствовать себя увереннее. Поэтому альфа возвращался снова и снова, пока не стал замечать, как плечи Чонгука постепенно перестали быть такими напряжёнными, при разговоре он поворачивался всем корпусом к барабанщику и, даже если все ещё мало говорил, то слушал внимательно, с широко раскрытыми от интереса глазами. Чонгук был самой милой маленькой вещью (несмотря на то, что он был на несколько сантиметров выше Кима), которую Тэхён когда-либо встречал. Чон хотел казаться большим и грозным, расправляя свои широкие плечи и стараясь держать голову высоко поднятой на публике, но все это таяло на глазах, стоило Киму просто погладить его по голове или сказать, что он выглядит красиво в своём сиреневом свитере и приталенных голубых джинсах (возможно теперь это был любимый наряд Чонгука, но никто не должен был этого узнать).♪ ♫ ♪
Чонгук тяжело вздохнул, взгляд его упал вниз на открытую тетрадь с материалом для подготовки к зачёту по статистике. Ему нужно было срочно прекратить прокрастинировать и начать учить конспекты, если он не хотел получить выговор от отца. Чонгук правда пытался сконцентрировать внимание на запоминании информации из последней лекции, но мысли в его голове то и дело возвращались к нерешенному конфликту с Чимином. Из горла омеги вырвался отчаянный скулёж полный досады и негодования. Честно признаться, он плохо понимал смысл этого предмета, впрочем, как и всех остальных предметов, преподаваемых на его направлении. Чонгук никогда не интересовался расчётами, управлением финансов, теорией экономики или какими-либо другими нюансами менеджмента. Его база знаний в этой сфере была чуть выше нуля, но из-за прихоти отца он был вынужден научиться работать с цифрами и внимательно слушать скучнейшие лекции о маркетинге и теории менеджмента. И всё это только для того, чтобы успешно сдать сессию и не вылететь из универа. На подготовку Чонгук тратил немыслимое количество времени, иногда материал приходилось зубрить всю неделю напролёт, лишь бы казаться на ровне со своими одногруппниками. Ему постоянно приходилось делать вид, что он справляется, что у него все прекрасно получается и ничья помощь ему не нужна. Но все это было одной сплошной ложью, ведь он был сыном альфы, который посвятил всю свою жизнь работе в сфере маркетинга. Конечно же, сын должен был пойти по стопам отца и быть таким же выдающимся специалистом. Но Чонгук им не был. Каждое новое задание, казалось, было в десять раз сложнее предыдущего, омеге приходилось ломать голову над экономическими задачами, от которых хотелось натурально выть и биться головой об стену. Ничего никогда не выходило с первого раза, а когда он всё же получал правильный ответ на задачу, то его решение не сходилось с тем, что было у его одногруппников. Преподаватели наивно полагали, что из-за своей гениальности Чон старался найти другие, более сложные способы решения, но дело было в том, что Чонгук просто не знал, как нужно правильно (и без жертвоприношения его нервных клеток). С такими методами Чон смог добраться до середины второго курса и если уж говорить начистоту… Его силы стремительно иссякали, а желание появляться на парах становилось все меньше и меньше. В последний месяц в университете он появлялся от силы раза четыре и то, только для того, чтобы написать проверочную или тест, а потом снова пропасть за дверями бара. Чонгук поздно осознал, что чересчур расслабился и перестал держать оборону. Если отец узнает о его пропусках, то он вряд ли отделается одним лишь побегом из окна своей спальни. «Вспомнишь "лучик"…», пронеслось в мыслях юноши, когда внизу послышался звон ключей, а затем входная дверь широко распахнулась, громко ударившись о стену. Чонгук содрогнулся от терпкого запаха альфы, что сразу же достиг его комнаты, каждый раз Чону приходилось зарываться глубже в своё гнездо, чтобы хоть как-то приглушить неприятный аромат. Его отец громко передвигался по дому, даже не пытаясь скрыть своего присутствия, он метался от места к месту в поисках чего-то, а когда наконец-то нашёл, направился в сторону комнаты сына. Чонгук затих, напряжённо прислушиваясь к звуку шагов. Это было не к добру. — Чонгук? — голос отца эхом разнесся по всему дому, из-за чего Чон поёжился на мгновение. Обычно отец звал его только когда хотел высказать очередную тираду о том, какой он неблагодарный сын и ужасный ученик, не способный понимать элементарные вещи. По мнению альфы, в нем не было ничего выдающегося или полезного обществу, Чонгук был паразитом, бесцельно прожигающим свою никчёмную жизнь. Все вещи, которыми он хотя бы мало-мальски интересовался, были бесполезными: увлечение музыкой было пустой тратой времени, бег был занятием для больших альф, а не для слабых омег, как он, о смешивании коктейлей вообще не могло быть и речи. Возможно, отец откусит ему голову прямо на месте, если узнаёт, что он работает в баре. Чонгук нервно сглотнул, когда громкие шаги раздались прямо у его двери. Он отложил стопки тетрадей в сторону от себя, готовый принять новую порцию ругательств в свой адрес. Не так уж и внезапно дверь раскрылась, и на пороге показался крайне недовольный альфа, на его лице читалось множество эмоций, начиная с примитивного гнева и заканчивая легким блеском неверия. Интересно, что его могло так удивить? — Знаешь, до меня дошли некоторые сведения касательно твоей учебы. Чонгук судорожно начал припоминать все тесты, которые он мог бы завалить или домашние работы, не сданные в срок. Вот только… он сдавал все работы не меньше, чем на «хорошо» и всегда делал домашку за неделю до следующего занятия, так чем же был вызван гнев его отца в этот раз? — Какие сведения, отец? — Да так, птичка напела… — лицо Чонгука скривилось от излюбленной фразы мужчины. У отца было множество «птичек», которые следили чуть ли не за каждым шагом Чонгука в пределах университета, но по какой-то понятной только его отцу причине, птички пели только о неудачах омеги, словно специально стараясь сделать его жизнь более усложненной версией Ада на земле. Иногда, лёжа на полу своей комнаты со свежими синяками по всему телу Чонгуку хотелось бы посмотреть в лицо этим самым «птичкам», понаблюдать за тем, как их глаза расширяются от ужаса, когда они увидят последствия своих доносов. А потом Чон бы медленно обернул руку вокруг их горла, чтобы больше ни одно слово не смогло вырваться из их болтливого рта. Чонгук переломал бы шейку каждой «птичке», но сейчас всё, что он может, это смиренно слушаться своего отца и помалкивать. — Твоя посещаемость снизилась, Чонгук. Ты практически не появляешься на парах, как ты собираешься сдавать сессию если в твоей пустой голове нет никаких знаний!? — альфа рычит, приближаясь к месту, где он сидит, неспешными шагами. Чонгук вжимается телом в спинку кровати, когда руки мужчину хватают его за грудки и приближают к своему лицу. — Знаешь, что ещё я слышал? — Чонгук отрицательно машет головой, боясь предположить, что может быть хуже его бесчисленных пропусков. — О, поверь, это было последнее, что я ожидал услышать о тебе, но вот он я, вынужден краснеть за то, что мой сын оказался чертовой шлюхой. Он даже не успевает обработать сказанные отцом слова, когда рука альфы замахивается, чтобы ударить по лицу ничего не понимающую омегу. Удар был настолько сильным, что Чон обнаруживает себя скинутым с кровати на пол, он инстинктивно прижимает руку к горящему месту и загнанно смотрит в глаза своего персонального обидчика. — З-за что? — слетает с губ, прежде чем омега успевает прикусить свой язык. За этим следует удар ногой в бок, от боли его тело скручивается в позу эмбриона. — За то, что готов раздвинуть ноги перед каждой бродячей псиной. Весь университет говорит о том, что ты сдружился с группой альф. Неужели ты настолько бесполезен, что даже не можешь держать свою текущую задницу подальше от других учащихся? — новая череда ударов обрушивается на спину и живот, раскрашивая всю верхнюю часть тела оттенками синего и красного. Из горла вырываются болезненные стоны, что кажется ещё больше злят его отца, потому что он поднимает его с пола, крепко держа руку на шее. — Что-то ты совсем притих, не хочешь показать мне как ты скулил, как последняя сука, когда тот черноволосый альфа втрахивал твою тощую задницу в матрас, а? — Н-не бы- — слова давались с большим трудом, потому что с каждой секундой воздуха в его легких оставалось все меньше и меньше. — Что ты там лепечешь, говори громче! — Не было, у меня ничего с ним не было! — с этими словами рука на его шее разжимается и он снова валится на пол, отчаянно глотая ртом воздух. — Приятно слышать, что хоть какие-то слухи о тебе оказались ложью, — Чонгук сухо сглатывает, бросая быстрый взгляд на лицо альфы. Каково же было его разочарование, когда он не увидел в нем ни грамма сожаления. От этой лжи его только что чуть не задушил собственный отец, а «птички» продолжат петь ему свои песни, и он будет верить каждому их слову. — Я выполняю все задания, староста группы отправляет мне конспекты с занятий, я зазубриваю весь материал наизусть! У меня хорошая успеваемость и все контрольные точки сданы на положительные оценки. — Этого мало, Чонгук, и ты это знаешь, — отец смиряет его без эмоциональным взглядом, прежде чем продолжить. — Думаю, я ошибся, когда разрешил тебе поступить в университет, — глаза Чонгука расширились, когда до него дошёл истинный смысл этих слов. Нет, он же не имел ввиду… Он же не мог отдать его туда. — Н-нет, ты же не думаешь… — Кажется, ты можешь быть умным, когда тебе это нужно, — мужчина удерживает интригующую паузу, свирепо поглядывая в сторону дрожащей омеги. Он ухмыляется, когда замечает панику в глазах сына, словно это доставляет ему неповторимое удовольствие, видеть его таким напуганным и беспомощным, полностью в его власти. — Я должен был отдать тебя туда, когда тебе только исполнилось шестнадцать. Ты потерял целых четыре года, уверен, что сейчас они бы сделали из тебя прилежного омегу. — Нет, отец, пожалуйста! Я исправлюсь, я буду делать все, что ты скажешь… Только не отправляй меня туда, — слёзы начали течь из его глаз, попадая на раздражённую от удара кожу, что вызывало неприятное пощипывание, но Чону было совсем не до боли. Сейчас решалась его судьба. Мужчина закатывает глаза, совершенно не впечатлённый развернувшейся перед ним сценой. Пока юноша, стоя на коленях, умоляет его об ещё одном шансе, всё, что ему хочется сделать, это снова ударить, чтобы больше не видеть как унижается его сын. — Поднимись, — голос холоднее льда раздаётся прямо над головой мальчика. — Я сказал «поднимись», СЕЙЧАС ЖЕ! — грозное рычание альфы заставляет Чона подскочить так быстро, что его покалеченное тело снова чуть не падает на пол. — Я не так тебя воспитывал, ты не должен валяться в ногах, пытаясь вымолить прощение, вместо этого ты должен принять решение альфы как должное и беспрекословно слушаться его. Ты разочаровал меня, снова. Чонгук еле слышно всхлипывает, но этого хватает, чтобы новая волна агрессии вспыхнула в красных зрачках альфы. — Прекрати скулить! — кулак поднимается прямо над его лицом, но остаётся на месте. Обычно отец не оставляет следов на его лице, потому что слишком боится, что в один момент все может раскрыться. Та пощёчина была, пожалуй, крайней мерой, вот настолько Чонгук облажался. — Это твой последний шанс, Гук. Я устал от твоих извинений, они ничего не значат, ты никогда не сдерживаешь своих обещаний, сынок. Я прощаю тебя в последний раз, но если я снова услышу что-нибудь от своих информаторов, то ты будешь собирать вещи в «Институт Благородных Омег». Его отец бросил на омегу последний взгляд, прежде чем произнести: — Хорошенько подумай над своим поведением, второго шанса у тебя не будет. Дверь за мужчиной захлопнулась, в комнате повисла гнетущая тишина. Кое-как Чонгуку удалось подняться на дрожащих ногах, чтобы добраться до двери и сбежать как можно скорее. Он дернул ручку один, два, три раза, но та совершенно не хотела поддаваться. Он закрыл дверь с внешней стороны. Все тело омеги била крупная дрожь, когда он отшатнулся от двери и направился прямо к окну, он не был уверен сможет ли сейчас быстро спуститься по лестнице, но медленные шаги все же были лучше, чем просто сидеть сложа руки. Окно неохотно поддалось его слабым рукам, открывая перед юношей вид на темную пустую улицу, он опустил голову вниз, ожидая увидеть знакомую пожарную лестницу, но ее там не оказалось, стена дома была абсолютно пустой, а на месте, где лестница крепилась к дому, осталось лишь два пустых отверстия. — Твою мать… Конечно, идея прыгать со второго этажа не звучала, как идеальный план побега, но Чонгук не остался бы в одном доме с этим человеком, даже если бы все окна и двери были перекрыты, а из средств связи у него осталась бы только пара стаканчиков соединённых веревкой. Он нашёл бы способ выбраться, чего бы ему это не стоило. Но, к счастью, окна все ещё были открыты, а Чонгук смотрел слишком много приключенческих фильмов, чтобы не знать, как делать веревку из подручных средств. Он движется на автомате, руки сами выгребают нужные вещи из шкафа в рюкзак, пока мозг пытается обработать случившееся. Его отец угрожал отправить его прямиком в чистилище, если он не будет слушаться. И что Чонгук делает при первой же возможности? Сбегает из дома, потому что терпеть это больше невозможно, он устал смиренно получать удары и делать вид, что все хорошо. Это не так, и он знает, что если в очередной раз поведётся на "милость" отца, то будет паковать сумки в Институт уже в этом месяце. Не существует того пути развития событий, где альфа будет доволен его поведением. Если в голове его отца уже поселилась мысль сослать Чона куда подальше и сделать из него идеальную трофейную жену для одного из своих партнёров по бизнесу, то так оно и будет. Сегодня он оттянул срок неизбежного, но насколько хватит терпения его отца? На месяц? Неделю? А может он передумает уже завтра? Нужно действовать быстро. Когда со сбором вещей покончено, Чонгук вытаскивает с верхней полки стопку аккуратно сложённых пледов и постельного белья, которые и должны были стать его ключом к побегу. Он привязывает один край импровизированной веревки к шкафу, а другой перекидывает через оконную раму, искренне надеясь спуститься вниз в более менее целом состоянии, а не с переломанными конечностями. По длине веревка не достаёт до самой земли, лишь только до середины дома, что довольно сильно расстраивает, но не останавливает. — Возможно, я ушибу ноги в процессе, но это не так критично, как открытый перелом или сотрясение, — Чонгук судорожно вдыхает холодный воздух, перекидывая обе ноги через окно. Рюкзак уже надет на его плечи, а руки крепко держатся за перекрученную простыню. — Сейчас или никогда. Чонгук никогда не был хорош в лазании по канату, но в тот момент он точно знал, что нужно делать: руки горели от напряжения и трения, пока ноги отчаянно старались зацепиться за веревку. Он бросает быстрый взгляд вниз, когда понимает, что веревка заканчивается, его ноги свободно болтаются в воздухе, а руки из последних сил удерживают тело в воздухе. Его пальцы медленно соскальзывают, заставляя тело Чона шумно соприкоснуться с землей. Когда на кухне включается свет Чонгук уже покинул территорию бывшего дома. Он снова бежит из этого места, но теперь уже навсегда. Чонгук не вернётся домой, даже если его отец решит сжечь всю его комнату вместе с бережно охраняемой им папиной картиной и гитарой, прячущейся за задней дверью шкафа. — Давай, тварь, попробуй найти меня, — тяжелые вздохи срываются с губ омеги, когда тот останавливается перевести дыхание. Он тянется к карману толстовки за телефоном, но в последний момент вспоминает, что уже неделю как посеял его. — Чёрт, похоже придётся заявиться без приглашения, — Чонгук фыркает, пиная небольшой камешек на тротуаре. Его тело болит, а легкие горят, но он делает твёрдые шаги вперёд, упрямо продолжая свой путь. На улице сыро из-за недавно прошедшего дождя, а вдобавок к этому ещё и ужасно холодно, ведь на дворе ещё не май месяц. Чон то и дело вздрагивает в своей тонкой толстовке на голое тело. Когда он пройдёт больше половины пути, то обязательно вспомнит про уличную одежду, которая осталась висеть в коридоре первого этажа. Хорошо хоть, додумался надеть летние кроссовки, а не идти босиком. — Мне придётся купить Юнги целых две бутылки коньяка, если он пустит меня на порог в такое время. Спустя десять минут непрерывной ходьбы к Чонгуку приходит осознание того, что идти домой к Юнги не самая лучшая его идея. Отец первым же делом заявится к нему домой, потому что хён всегда был его спасательным кругом, он был единственным, кто не боялся Чонова отца и был готов на все ради своего донсёна. Юнги был его безопасным местом, в которое он сбегал, чтобы отогреться и успокоиться, но что теперь? Теперь у него даже нет места для ночлега. Холодный воздух пронизывает омегу насквозь, из-за чего по всему телу пробегает волна мурашек. Его волосы превращаются в пушистое гнездо, "благодаря" повышенной влажности, и Чону приходится прятать неудачную причёску под капюшоном, натягивая его так низко, что видно было только половину лица. Аккуратно подведенные глаза превращаются в чёрный беспорядок из слез и подводки, что размазывается по щекам юноши, но все это меркнет на фоне его болезненно сжимающегося сердца. «Это так глупо», думается ему. — Что теперь делать? — Чонгук делает прерывистый вдох, в его груди скребёт от неприятного чувства безнадежности. Он ощущает, как новая волна паники подкатывает к горлу, но стойко давит это внутри себя, остервенело трёт и без того красные глаза и крепко обнимает себя за плечи. Холодно, ужасно холодно. Ему нужно найти место для ночлега и как можно скорее.