На этих мостах висело множество ярких фонарей, и вся эта сцена выглядела как сказочный пейзаж.
***
Когда сгустились сумерки, сопровождаемые унылым осенним ветром члены отряда экзорцистов последовали за Ли Цзинлуном в бордель в соответствии с императорским указом. — Не торопитесь, но сдерживайтесь, — специально приказал Ли Цзинлун. — О! Капитан Ли! Нет, это Ли-чжанши! «Соловей весенней зари» был самым большим и роскошным домом развлечений и борделем в Чанъане. По сравнению с маленьким и поэтическим «Садом благородных поэтов», что словно слушающий ветер звенящий верблюжий колокольчик за пределами Великой стены, это место, очевидно, гораздо роскошнее и соответствовало требованиям каждого. — Держитесь подальше… Держитесь от меня подальше, — Ли Цзинлун чувствовал себя неловко, как только к нему подбегали, поэтому притянул Хунцзюня ближе к себе, чтобы воспрепятствовать этому. Это был первый раз, когда юноша официально посещал это заведение, он был взволнован и поспешно спрятался за мужчиной, — Ты сам захотел в Пинканли, чего это ты прячешься? Ли Цзинлун злорадствовал, поэтому специально повысил голос, отчего лицо Хунцзюня мгновенно покраснело. Он, наконец, понял чувства мужчины. — О! Это тот Ланцзюнь-ху! Кто-то заметил А-Тая, закричал, и тут же рванулся к нему, так как мужчина был хорошо известен в Пинканли. Сам он был вполне доволен вновь очутиться в этой вишнево-красной и зелено-ивовой стране. — Сегодня я не буду играть, — сказал А-Тай, — вместо этого я послушаю вас. Собравшиеся женщины были крайне разочарованы, в то время как старая хозяйка предоставила пятерым мужчинам самые просторные и роскошные места в зале. Когда Ли Цзинлун проходил мимо, песни и танцы все еще не начались, но посетители смеялись и бурно разговаривали, но стоило им его заметить, как они тут же замолкали. Мужчина прошел чуть дальше «Соловья весенней зари» и чуть нагнулся к пруду с карпами кои. Он небрежно встряхнул тканевый мешок и вытряс демона-карпа в воду. — Повеселись, — произнес Ли Цзинлун. — Спасибо! — Чжао Цзылун высунул голову из воды, прежде чем удовлетворенно поплыть к косяку рыб. Кои были так напуганы, что попытались спастись бегством, но демон-карп тут же обнял одну из них, — Не уходи! Красавица! Вскоре после этого веселый галдеж возобновился. В последние дни в Чанъане горячо обсуждали произошедший захват демонов Ли Цзинлуном на императорских экзаменах, что, само собой, произвело настоящий фурор. Слухи были неудержимы, и они распространились со скоростью света повсюду в виде прикрас или с предположениями о группе экзорцистов. Слуга подвел мужчин к самому просторному месту в зале, установил экран и пригласил их присесть. Трое из них были слева, а остальные двое — справа: Цю Юнсы и А-Тай сели по одну сторону, а Ли Цзинлун, Хунцзюнь и Мо Жигэнь по другую. Ли Цзинлун также приказал перенести еще один экран более меньшего размера, чтобы заблокировать их слева и справа от А-Тая и Цю Юнсы, что часто захаживали в бордели, и остальных, чтобы не дать детям лицезреть вредные привычки. Все трое смотрели прямо на чрезвычайно роскошно оформленный светлый зал, который занимал почти пол-акра земли. Из-за установленного экрана все-таки доносились смех и разговоры женщин. Стоило Хунцзюню взглянуть вверх, и он увидел три этажа «Соловья весенней зари», каждый из которых был выше предыдущего, а прямо над головой были сооружены деревянные мосты. На этих мостах висело множество ярких фонарей, и вся эта сцена выглядела как сказочный пейзаж. — Дорогие господа, есть ли здесь понравившаяся вам девушка? — Нет, — решительно отверг старую хозяйку Ли Цзинлун. — Тогда пусть девушки… — В этом нет необходимости. — Двое других господ, вам нужно… — Не обязательно. — Зачем мы вообще сюда пришли? — после неловкого молчания спросил Хунцзюнь у Мо Жигэня. Тоже молчавший до этого Мо Жигэнь почувствовал, что это забавно, и усмехнулся: — Спроси об этом Чжанши, я не знаю. Ли Цзинлун съел виноград со стола и ответил: — Послушайте музыку, посмотрите танцы, потратьте немного денег, а после мы вернемся в Департамент экзорцизма, чтобы поспать. Хунцзюнь спросил: — Чуть позже начнутся танцы? Ли Цзинлун кивнул: — Да, и еще будут играть на цине… Мо Жигэнь, если хочешь найти девушку, то сядь по другую сторону экрана. Мо Жигэнь улыбнулся: — Я же вам говорил, мне нужно уберечь свой первый раз. Сегодня я здесь только для того, чтобы послушать игру на цине и повеселиться. — Уберечь? — Ли Цзинлун немного опешил. Мо Жигэнь задумался на мгновение, прежде чем кивнуть, а Ли Цзинлун больше не задавал вопросов. После Мо Жигэнь вновь заговорил: — А Чжанши не позволит Хунцзюню… — Ему это не нужно, — безжалостно оборвал Ли Цзинлун слова мужчины и взглянул на Хунцзюня, прежде чем спросить: — Я прав? Хунцзюнь вспомнил о том, что Ли Цзинлун объяснил ему той ночью. Поначалу он был немного взволнован, но теперь, когда на него будто вылили ведро холодной воды, он не смог сдержать порыв и съязвил: — На самом деле вполне возможно, что нужно. — Тогда иди и пересядь по другую сторону, — Ли Цзинлун указал в сторону Цю Юнсы и А-Тая, — Эта сторона для серьезных людей. Ты хочешь остаться с нами или уйти на другую сторону? Хунцзюнь задумался на мгновение, но в итоге вынужден был признать поражение: — Я останусь здесь. Ли Цзинлун продолжил: — Подумай над этим хорошенько, тебе больше не дадут поменять место. Чуть позже нам принесут вишневое пирожное из клейкого риса. Хунцзюнь приободрился. — Что? Что принесут? Что такое «пирожное с клейким рисом»? Я никуда не пойду… можно мне немного вина? В распитии вина не было ничего плохого, и Ли Цзинлун с радостью заказал юноше еды и вина, прежде чем отправить слугу в лавку по соседству, которую открыл генерал Хан, чтобы купить знаменитых вишневых пирожных. Угодить Хунцзюню было действительно легко. Из двух удовольствий в жизни — похоти и еде — первое его не привлекало, а вот второе более чем, к тому же то, о чем говорил Ли Цзинлун, звучало довольно вкусно. — Молодые господа, когда начнутся песни и танцы, все-таки должен быть кто-то, кто позаботиться о вас и нальет вина, — к ним вновь подошла старая хозяйка, — Как насчет того, чтобы найти для вас ту, что просто прилежно посидит в углу? Ли Цзинлун уже собирался отказаться, но тут Хунцзюнь вспомнил кое-что и обратился к старой хозяйке: — Вы знаете Сан-эр? — та немедленно ответила, что знает, прежде чем повернуться и приказать кому-то привести ее. Ли Цзинлун вынужден был сдастся, но юноша заверил: — Я никогда не буду здесь ничего делать. — А ты понятливый, — улыбнулся Мо Жигэнь. Сразу после прихода Сан-эр Хунцзюнь поприветствовал ее. По сути, Сан-эр была «первым другом» юноши по приезду в Чанъань, поэтому он был счастлив встретиться с ней снова. В то же время Сан-эр была всего лишь служанкой многочисленных девушек в «Соловье весенней зари», а сегодня, к неожиданности, посетитель в положении Тяньцзы запросил именно ее, поэтому она была крайне довольна. Когда эти двое встретились, они оба заулыбались. Сан-эр взглянула на Ли Цзинлуна, прежде чем вновь перевести взгляд на Хунцзюня, в то время как мужчина был полон подозрений, так как понятия не имел, как эта девушка связана с юношей. Вдруг, Сан-эр заговорила: — О, это же цзянь-цзюнь Ли! Вы двое вместе! Когда ты успел сблизиться с ним? В тот момент Ли Цзинлун пил воду, которая сразу же выплеснулась наружу, а сидящий рядом Мо Жигэнь криво улыбнулся. — Мы давно уже вместе! — сказал Хунцзюнь с улыбкой, — Сан-эр, ты здесь, чтобы разлить нам вина? Я заплачу тебе! Сан-эр с улыбкой встала на колени, подняла кувшин и начала наливать вино. В этом кувшине находилось превосходное вино «Ланьлин дагу», сваренное до янтарного цвета, и стоило ему наполнить белые фарфоровые чарки, как винный аромат разнесся по воздуху. «Прекрасное вино Ланьлина похоже на тюльпан, в нефритовой чарке отдает оно янтарным цветом», соответствуя этой фразе, вино это было лучшим в заведении. — Не пей слишком много, — приказал Ли Цзинлун Хунцзюню, — Это вино крепкое. Мо Жигэнь, поедая сухофрукты, весело пошутил: — Неужто как уксус? Сан-эр возмутилась: — Как можно! Это наше лучшее вино! Мо Жигэнь потер кончик носа и произнес: — Но я постоянно чувствую, что вокруг нас пахнет чем-то кислым. Ли Цзинлун промолчал. Сан-эр же поняла, на что намекает Мо Жигэнь, и тоже улыбнулась со словами: — Молодой господин, не мог бы ты подвинуться немного… — Мо Жигэнь, ты… — начал было Ли Цзинлун. Сан-эр поспешила пододвинуть Хунцзюня ближе к Ли Цзинлуну, прежде чем сдвинуться в другое место и сесть рядом с Мо Жигэнем. Он же улыбнулся: — Вот так то лучше. Хунцзюнь понятия не имел, что только что произошло. Они расселись так, что Хунцзюнь сидел рядом с Ли Цзинлуном, и теперь ему приходилось наклоняться, чтобы поговорить с Сан-эр. Он прислонился к телу мужчины, и Ли Цзинлун позволил ему опираться о себя, больше ни слова ни говоря. Вскоре после этого принесли купленное вишневое пирожное из клейкого риса, и все воскликнули короткое «вау!». Эти пирожные из клейкого риса в основном были наполнены вишневыми ягодами в качестве основной начинки, ну а в яичное тесто было также завернуто мясо ягненка, свежий сыр, тонкие стебли бамии, сердцевины овощей и других начинок. Все готовилось на пару до полной готовности, а затем сверху посыпалось измельченными листьями мяты. Это блюдо было сладким, пикантным и вкусным, и вкус во рту не казался чересчур насыщенным. — Что вы там получили такого вкусного? — Цю Юнсы выглянул из-за ширмы и поспешил поинтересоваться: — Это от генерала Хана? — Это есть только на нашем столе, — холодно сказал Ли Цзинлун, — Если хочешь попробовать, то купи себе сам. Ли Цзинлун купил только четыре порции, но так как к ним присоединилась Сан-эр, то ему пришлось отдать ей одну. Сразу после того, как Хунцзюнь поглотил свою часть, он поинтересовался: — А есть еще? Купи еще немного. Ли Цзинлуну пришлось отдать ему свою часть. Затем он повернул голову, оглядел зал, недоумевая, почему они еще не начали представление, а когда он вернул взгляд на Хунцзюня, то и его пирожное из клейкого риса исчезло. — Есть еще? — снова спросил юноша. — Ты у Чжао Цзылуна научился глотать еду целиком?! — Но я уже доел. Ли Цзинлуну оставалось только ответить: — Больше ничего нет. Я не могу накормить тебя досыта, и это заставляет меня думать об этом, — Хунцзюню пришлось оставить эту затею, вместо этого он начал размышлять, получится ли у него получить половину порции Мо Жигэня, но тот уже почти доел. Ли Цзинлун вновь заговорил: — В Поднебесной так много вкусной еды, и когда-нибудь я поведу тебя, чтобы медленно всю ее попробовать. На втором и третьем этажах по очереди проходили слуги и тушили фонари. Свет в зале потух, смех и болтовня постепенно стихли. В темноте раздался звон, и во всем зале воцарилась тишина. Вскоре после этого заиграла пипа, и ее мелодия походила на звуки бегущих облаков и струящейся воды, продолжающее наигрывание походило на грохочущий сход лавины с высокой снежной горы, что в конце концов превратилась в десятки тысяч льющихся вниз капель воды. Вскоре присоединились мелодии еще нескольких пип, плавно сливаясь с музыкой ведущей. Словно сотни птиц следовали за фениксом, этот звук опоясал весь зал и эхом унесся прямо в небеса! Услышав, как талантливо эти десять пальцев перебирают струны, зал будто взорвался и все начали аплодировать. Хунцзюнь уже и забыл, что хотел сказать, он повернулся и уставился в зал, глаза его наполнились радостью. Это было потрясающе! Раздалась птичья трель, и это оказалась коджи исполнителя. Вскоре после этого последовательно загорелись все ширмы, ждущие за ними девушки подняли застекленные фонари и разноцветными огнями покинули ширмы, быстро шагая к центру зала. На втором и третьем этаже поочередно показывались идущие танцовщицы. С природной красотой и синхронным танцем певчих птиц, пока в их руках были фонари, а талии повязаны атласом, они с шорохом спускались вниз. — Вау… — Хунцзюнь впервые в жизни видел такую сцену, и Ли Цзинлун шепнул ему: — Соловьи весенней зари, как и название. Разноцветные застекленные фонари мерцали, как весенний свет, и танцовщицы кружились перед зрительскими местами с милыми улыбками. Некоторые люди уже видели этот танец раньше, но все равно не могли удержаться от аплодисментов. Хунцзюнь же воскликнул: — Это так красиво! Как сотня кричащих весной иволг, наполненных жизненной силой, несущие застекленные фонари танцовщицы сначала собрались посередине, а затем рассредоточились по сторонам, открывая складной экран, похожий на вращающийся живописный фонарь. За ширмой показалась стройная фигура с лютней в руке, эта девушка сыграла мелодию ранее. Снова зазвучала мелодия пипы, девушка слегка раскрыла свои красные губы и запела: — Утренним дождем в Вэйчэне, Чуть пыльца увлажнена. Зелены у дома тени, Свежесть ив обновлена. Хунцзюнь был шокирован! Это произведение называлось «Трое умирают в Яньгуане», и оно было самым распространенным репертуаром юэфу в Чанъане. Хотя ее играли бесчисленное количество раз, она обретала новые оттенки под ярким весенним светом, что своими огнями разгонял тени по бокам сцены. Сан-эр наклонилась вперед, чтобы налить вина. Хунцзюнь был немного пьян, он оперся на плечо Ли Цзинлуна и, ошарашенно смотря на девушку с пипой, тихонечко подпевал: — Выпей, друг, при расставанье, Снова чарку наших вин… Одна из рук Ли Цзинлуна лежала на столе, мягко постукивая по ладони Хунцзюня, когда они вдвоем запели в унисон: — …Выйдешь ты из Яньгуаня… И останешься один… Сцена, на которой сидела девушка с пипой, была мягко подтолкнута танцовщицами по направлению к месту Хунцзюня и Ли Цзинлуна в главном зале. Когда песня закончилась, она умело соединила строчки с другим произведением и тихонечко запела: — У пограничных застав зеленеет трава, В родной стороне уж опала листва. — Ли Бай! Это дело рук Ли Бая! — услышав стихотворение своего кумира, Хунцзюнь сразу же взволновался. Ли Цзинлун не удержался от улыбки и положил одну руку на плечо Хунцзюня. Девушку с пипой толкали до тех пор, пока она не приблизилась к их месту, и, заглянув в глаза Хунцзюню, она продолжила петь: — Лишь мысли мои обращаются к дому, Как в сердце появится тоска и печаль. Хунцзюнь тоже улыбнулся. Это было слишком приятно для глаз! Стоило Ли Цзинлуну увидеть улыбку, что бросила им эта девушка, как его лицо снова стало строгим. — К дыханью весны безразлична душа, Зачем же проникает она под газовый полог в ночи? После того, как она спела эту строчку, красивая девушка с пипой опустила голову, и в ее глазах были отголоски горя. Голос ее чуть изменился, и платформа, на которой она сидела, отступила назад. В этот момент все в зале громко зааплодировали, и только они собирались дать танцовщицам парчу, девушка с пипой улыбнулась. Над их головами внезапно вспыхнул огонь, Хунцзюнь опешил и поднял голову. Слуги наверху зажигали огромный вращающийся живописный фонарь, свисающий с третьего этажа. После того, как живописный фонарь зажегся, весь зал «Соловья весенней зари» полностью озарился светом, а на его складных ширмах отобразилось бесчисленное количество иволг. При каждом вращении фонаря казалось, будто вокруг пролетало множество птиц. Когда Хунцзюнь опустил голову, девушка с пипой уже ушла с вращающейся платформы, но вместо нее там кружился долговязый мужчина средних лет с пипой в руке. Танцовщицы тоже уже ушли, и казалось, будто весь этот ярко освещенный зал превратился в сцену для этого высокого мужчины. Он, казалось, не хотел выставлять напоказ свои музыкальные способности, вместо этого он слегка провел пальцами по струнам, что издали несколько плавных нот, а после уже запел: — Красные бобы в долинах юга, За весну еще ветвистей стали. Наломай побольше их для друга - И утешь меня в моей печали. Хунцзюнь мгновенно был очарован. Голос этого мужчины полностью отличался от А-Тая. Голос А-Тая был чистым и ясным, в то время как у этого человека — глубоким и чуть хриплым. Но когда он пел, он был практически неотличим от А-Тая в вызываемых ощущениях, словно звук проникал прямо в сердце и вызывал онемение на коже головы. — Ли Гуйнянь? В «Соловье весенней зари» гости начали возмущаться, но стоило кому-то выкрикнуть это имя, как все тут же замолчали. За ширмой по соседству внезапно раздались звуки опрокидываемых чарок и тарелок. Хунцзюнь же обратился к Ли Цзинлуну: — Он так хорошо поет! Кто он? — Ли Гуйнянь, — небрежно ответил Ли Цзинлун, с улыбкой взглянув на мужчину на платформе. Этим человеком действительно был Ли Гуйнянь — первый музыкант в столице. Он, увидев Ли Цзилуна, кивнул и улыбнулся. Хунцзюнь был поражен. — Так вы знакомы? — Да, — Ли Цзинлун оперся на складной экран, небрежно положил одну руку на плечо Хунцзюня, заставив его наклониться немного ниже, и лениво продолжил: — Этот парень обычно не приходит играть в «Соловье весенней зари», но сегодня он здесь только для сохранения моего лица. Только в тот момент Хунцзюнь понял, что Ли Гуйнянь был специально приглашен Ли Цзинлуном! Ли Гуйнянь вновь дернул струны, но на этот раз он пропел строчки: — Весной сильный прилив соединяет реку с морем. Кажется, будто яркая луна поднимается из моря и вытекает вместе с приливом… Одинокая луна висит высоко в ярком небе. Кто на берегу реки впервые увидел луну? Когда луна на реке осветила людей впервые? Вращающийся живописный фонарь наверху вновь потускнел, когда группа женщин выстроилась в ряд позади Ли Гуйняня, и, держа в руках пипы, присоединились к нему. Глубокий голос Ли Гуйняня сливался с мелодиями нескольких пип: — Река вот-вот потечет с весенним светом, и луна в пруду вот-вот снова зайдет на запад. Хунцзюнь был полностью захвачен песней. — Месяц медленно тонет в морском тумане. Расстояние между людьми бесконечно. И именно в тот момент голос Ли Гуйняня постепенно стал тише: — Я не знаю, сколько странников сумеет найти дорогу домой. Заходящая луна ласкает леса вдоль реки. Звук пипы постепенно затих, и сердце Хунцзюня, что, казалось, качалось на реке с приливами и отливами, медленно возвращалось на место. Большой зал тоже постепенно темнел. — Могу я поиграть с ним ночью? — Ли Гуйнянь не продает свое тело, — сказал немного подвыпивший Ли Цзинлун, не зная, смеяться ему или плакать. — Я хочу попросить его научить меня этому искусству, — взволнованно сказал Хунцзюнь, — Он так хорошо поёт! — Ты уже позабыл обо мне? — горестно спросил А-Тай с другой стороны ширмы. Хунцзюнь улыбнулся: — Я действительно хочу увидеть вас двоих на одной сцене. Я уверен, что ваше выступление прогремит на весь Чанъань. — Мне с ним не сравниться, — был дан ему ответ. Цю Юнсы вклинился в разговор: — Чжанши, вы знакомы с Ли Гуайнянем? Я никогда не слышал, чтобы вы упоминали об этом. Ли Цзинлун ответил: — В ранние годы, когда он еще не прославился, я часто тратил деньги на поддержку его выступлений, вот и все. Теперь, когда он известный имперский музыкант, я больше не могу себе этого позволить. Мне пришлось отбросить свое лицо, чтобы уговорить его сыграть несколько песен. Свет в зале вновь загорелся, и на этот раз заиграл целый хор музыкальных инструментов. Девушка в зале начала исполнять «танец с цветными тканями». После появления Ли Гуйняня остальные песни и танцы по сравнению с ним стали казаться обычными. Хунцзюнь все время вспоминал исполнение «Лунной ночи среди цветов на весенней реке» от Ли Гуйняня, ведь оно действительно завораживало. Когда наступила вторая стража, развлечения, наконец, подошли к концу, и в Чанъане настал комендантский час. Люди начали расходиться, но некоторых сморил алкоголь, и их в обнимку относили на второй и третий этаж для сна. Хунцзюнь всю ночь пил вино как воду, поэтому был так пьян, что просто разлегся на столе. Ли Цзинлун встряхнул его: — Эй, ты не собираешься возвращаться? Цю Юнсы подошел к ним, но Ли Цзинлун подал знак, что тот может делать, что хочет. Мо Жигэнь встал и вышел, чтобы посмотреть на осеннюю луну. Ли Цзинлун хотел отвести Хунцзюня обратно, но вечер сегодня был холодным, поэтому ему пришлось окружить их место еще несколькими складными ширмами и остаться здесь на ночь. Пьяный Хунцзюнь взглянул на мужчину и позвал: — Чжанши… Алкоголь также подействовал и на Ли Цзинлуна, но он спросил: — Хочешь воды? — Ты… верни мой Светоч Сердца, — юноша улыбнулся, — Я хочу домой. Ли Цзинлун потерял дар речи, а Хунцзюнь перевернулся и заснул. Беспомощный мужчина мог только накинуть на себя мантию, прилечь рядом с юношей, плечом к плечу, и заснуть. На рассвете Мо Жигэнь пропадал неизвестно где, Ли Цзинлун же растормошил Хунцзюня. Опьянение немного отступило, и это позволило ему остаться в здравом уме. Когда они проезжали на лошадях по Мосту Девяти Изгибов, Ли Цзинлун намеренно притормозил и, заметив, что Хунцзюнь не возражает, спросил: — Прогуляемся немного внизу? Этим осенним утром туман был густым, а опьянение только отступило, поэтому, когда на юношу подул прохладный ветер, его просто вырвало под мостом. Когда он обернулся, Ли Цзинлун протянул бамбуковую трубку с водой. После ополаскивания рта Хунцзюнь споткнулся, подлез под клен и внезапно подумал о своем доме. Та сцена вчерашним вечером с сотнями летящими птицами и пением иволг в унисон напомнили ему о золотых облаках вокруг дворца Яоцзинь, и в конце концов он расстроился. — Из-за того, что я разбил твой Светоч Сердца, ты не можешь вернуться домой? — Ли Цзинлун слегка нахмурился при взгляде на Хунцзюня. Мужчина позволил юноше посидеть под деревом, чтобы дождаться открытия лавок на рынке и вернуться уже позавтракавшими. Хунцзюнь же был все еще пьян и сонлив, поэтому он пробормотал: — Я отвезу тебя обратно в мой дом, чтобы поиграть… На заднем склоне гор… так много птиц… Ли Цзинлун засмеялся: — Когда? — Да… — пробормотал юноша, — Выезжаем завтрашним утром… Хунцзюнь растянулся на теле Ли Цзинлуна, и тот позволил ему это, так как не хотел вновь его отталкивать. Под Мостом Девяти Поворотов плясали кленовые листья, Хунцзюнь прижимался к Ли Цзинлуну, положив голову ему на грудь, и чувствовал себя очень комфортно. В молодости он также развалился на ветке и задремал, словно гепард. Дул ветер, листья шелестели, а небо было полно свободных ветров. — Эй… — у Ли Цзинлуна заболела голова, — Не спи, давай вернемся и поспим… Вставай. Хунцзюнь не ответил, а Ли Цзинлун склонил голову, его дыхание постепенно стало размереннее, и он тоже заснул под деревом. Запряженный лошадьми экипаж тихо проезжал по Мосту Девяти Изгибов. В этом тумане госпожа Гого приподняла занавес в окне и взглянула вниз, на подножие моста. Под заполненным кленовыми листьями небом Ли Цзинлун лежал, прислонившись к дереву, а Хунцзюнь растянулся на нем, словно лежащий на животе пес. — Госпожа, — прошептал мужчина в плаще. — Какое у него происхождение? — властно спросила госпожа Гого. Мужчина покачал головой. — Суаньни провел целое расследование, но не смог выяснить его происхождение. Взгляд госпожи Гого оторвался от подножия моста и обратился к мужчине, что снял плащ и обнажил чрезвычайно уродливое узловатое лицо со свирепыми бровями. Из-под тонких полос его губ выглядывало четыре клыка, а под шеей виднелось клеймо. Этот шрам от ожога являлся отметиной «Яцзы», одного из девяти сыновей дракона. — Иди и извести Басю и Суаньни, — мрачно сказала госпожа Гого, — Когда придет время, мы будем действовать по отдельности. Убедитесь, чтобы Ли Цзинлун остался жив. В будущем мы сдерём с него кожу и повесим ее на городских воротах Чанъаня. Яцзы ответил: — Мы можем начать сегодня вечером. В независимости от того, насколько подготовлены эти экзорцисты, их всего пятеро, и они не ровня нам с Суаньни. — Мы должны быть осторожны, — произнесла госпожа Гого, — Судьбе династии Тан нескоро суждено закончиться, и до последнего момента мы не должны поступать опрометчиво, чтобы не навлечь на себя гнев небес. Яцзы оставалось только ответить короткое «да», прежде чем выйти из экипажа, что продолжил свой путь с Моста Девяти Поворотов к Императорскому дворцу.