Красная нить судьбы. Часть 3. Дождались...

             — Я семеню-ушка! Патамушта семеню! Я бублеро-ожка! Потому что бублик в животе! Я ка-ак пингви-инчик! Потому что Беляшок! Я его Кисюничке ра-ажу-у! Патамушта патаму! Патамушта всё могу!       С озадаченным выражением лица Хестан слушал раздающиеся из примерочной песнопения любимки. А тот вещей опять понабрал целую куеву хучу и меряется себе, лишь изредка прося мужа заглянуть и посмотреть. Хестан только пожалел, что в примерочных не стоят кресла или хотя бы самые простецкие скамейки — ждать супружика, стоя и переминаясь, становилось всё более невыносимым.       На песни Лаимма реагировал и народ вокруг. Большая часть существ улыбались, кто-то даже умудрялся подпевать, а кто и вовсе пританцовывать. А Лаиммка что? А ничего! Ему же не видно! Он шмотки пытается примерить да выбрать. А там всё пузичка мешается. Несчастному, ещё не рождённому Беляшику доставалось от души — ворчунишек от мапули, потому что из-за животика ничего не налезало.       — Кисичка! Кисичка! Помоги, пазязя! — запыхтел Лаимм, не в силах справиться с замком на спине красивенькой синей блузы.       — Взял бы что-нибудь попроще, — вздохнул Хестан, быстро ведя бегунок к шее.       — Никасива? — не понял Лаимм, пыря на мужа огромными глазами.       — Касива, — вздохнул Хестан, и Пиражуня просиял солнышком. Простенькая блуза с воланом вместо ворота, синяя тянущаяся ткань, что позволила обтянуть животик, и отвратительная задумка дизайнера сделать замок с середины спины, до которого, как показал опыт, дотянуться могут не все. — Мне каждый раз придётся застёгивать?       — Жалко шоли? — Лаимм сделал максимально огромные глаза и заметил, как у мужа задёргалось нижнее левое веко.       — Ох, и получишь ты у меня по жопе!       — За что?! — возмутился Лаимм, а потом как зарыдает: — меня муж не лю-уби-ит!       Народ вокруг ходит, улыбается. Весело им! Хестан бы большую часть загрыз. А Пиражуня — так его и этак — стоит, скромненько переминается, глазки влюблённые делает. Хочет чего-то, не иначе.       — За вредность! — припечатал Хестан.       — Сам ты такой! — выпучив глаза, Лаимм показал язык.       — Откушу, — пригрозил Хестан.       — Нит! — Лаимм так отрицательно мотнул головой, что, если бы любимый Кися не успел придержать, гарантированно грохнулся бы на пол.       — Осторожнее! Ты же не один теперь, — поставив сияющего любимку ровно, вздохнул: — чего ты радостный такой?       — Так с кем время-то провожу!       Хестан только растянул губы в довольнющей лыбе, как она тут же изменилась на недоумённое приоткрытие рта, когда Лаимм споро переоделся, просто стянув блузу через голову. А потом так же споро взялся скидывать на подставленные Хестаном руки почти всю одежду — приличная горка получилась. Хестан наивно понадеялся, что любимка любимый набрал всего-всего и теперь больше никуда идти не надо будет. Но…       — Это сё не подошло! — вздохнул Лаимм и сжал кулачок.       — В смысле?! — опешил Хестан, чувствуя, как вновь задёргался глаз.       — Нипадашло, — Лаимм надулся букой и сделал слезливую мордашку. Из всего того, что он намерил, остались буквально две кофты и одни джинсы.       — Я в шоке, — крякнул Хестан и потащился к столам, где несколько молоденьких девчонок шустро развешивали вещи по вешалкам.       — А што поделать, — Лаимм развёл лапками.       Пока любимка семенил к кассам, занимая очередь, Хестану пришлось вернуться за тем немногим, что осталось. А любимка стоит такой, головой крутит да периодами то одному, то другому на ногу наступит, чтобы дать понять, что он тут есть. У Хестана всё больше складывалось впечатление, что некоторые личности специально так делают. Стоило ему оказаться подле любимки, как эти самые личности отошли на расстояние. А Лаимм, весь такой довольный и счастливый, бросая искорками из глаз, повис на талии мужа. Правда, недолго висел — силы кончились.       — Кисичка, ты знай — ты у меня самый-самый лучший на свете! — заявил Лаимм, воинственно сжимая кулачки. И стоя на лавочке, чтобы быть примерно на одном уровне с мужем.       — Ага, — Хестан перекинул пакеты в одну руку, а на вторую посадил любимого. Когда вышли из магазина, любимке приспичило вот так вот сделать. Вопрос «зачем?», само собой остался без адекватного ответа.       — Не веришь?! — с ужасом в глазах выдохнул Лаимм и прижал ручки к лицу.       — Веришь!       — Киська, ты самый клёвый клёвун в мире! — запыхтел Лаимм, а Хестан новые слова опять не с ходу понял.       Пока сладко-вкусный Пирожок рулил, вопя, что хочет и туда, и туда, и вот сюда, Хестан собирался с мыслями и как начать разговор. Лаимм уже в третий отдел тянет, а всё никак не придумывалось. Поставить перед фактом? Вот только толком ещё ничего не продумано: ни маршрут, ни остановки, ни места отдыха, ни ночёвки, ни мотели… Ничего! Хестан только не переживал за сборку вещей: любимка, если слишком сильно не переволнуется, обязательно наберёт всего. Но пока любимка набирал непонятно чего в магазинах. У Хестана складывалось впечатление, что в любимке проснулся «всёскупилка». Судя по поведению, Пиражуне лишь бы что-то купить, неважно что, но чтобы из отдела выйти не с пустыми лапками, а надо там оно или не надо, решится уже дома. И то не факт. Хестан тихо и продолжительно выдохнул, когда любимый Пирожочек замер возле стеллажа, где на самой верхней полке стояло деревянное нечто, состоящее из листиков и веточек и создающее круг, а внутри многострадальная лошадка, за коих любимку так и хотелось выпороть. Но в чём прикол — Лаимм до той полки с высоты своего роста не доставал.       — Киськ! — шёпотом позвал Лаимм и пальчиком указал на статуэтку.       — Я ослеп! — с обречением в голосе сказал Хестан и резко отвернулся.       — Ну и не видь, — не стал спорить Лаимм. — Ты меня на ручках подними, я сам достану!       — Капец ты хитрожопый хитрожоп, — протянул Хестан, разглядывая своего ангелочка.       — Туда! — шепнул Лаимм и снова указал пальчиком на полку.       Закатив глаза, Хестан дотянулся до очередного пылесборника, передавая его просиявшему любимке. Хестан его еле успел перехватить за шкирку, когда тот на радостях, что заполучил такую красоту, пусть и дешёвенькую, посеменил на выход. Хестан даже головой покачал: ох уж этот Пиражуня! По жопе надо хлопнуть… Хестан осёкся и с важным видом расплатился за «мусор». Статуэтку у любимки пришлось отбирать чуть ли не с боем, только чтобы сунуть её в один из пакетов, а у того-то паника, что Кися купил, сейчас отберёт и выкинет. Трата денег в никуда, как ни погляди…       — Злюка-Кисюка, — надулся Лаимм, прижимая статуэтку к груди.       — Да я в пакет! — оправдывался Хестан, помахав оным. — Чтобы у тебя лапки свободные были!       — Вот я туда покладу, а ты выкинешь!       — Я ж покупал не для того, чтобы выкинуть!       — Кулачок! — погрозив ручишкой, Лаимм всё же убрал лошадку в пакетик. А потом всю прогулку следил, чтобы Кися не выкинул его лошадушку.       Хестан на подозрительные гляделки любимки старательно не обращал внимания. Откровенно это оказалось делом сложным. Потому что любимка не только же глядит, но ещё и красноречиво пыхтит. Как заправская пыхтелка. Хестан уже был готов взмолиться, чтобы Пиражуня перестал, что ничего он с его сраной лошадью не сделает, что купит — в знак извинений — ещё десяток этих тварей, как его сбил любимкин звонкий восклик:       — О!       Хестан от неожиданности так и подпрыгнул, а потом моргнуть не успел, а Пиражуни рядом нет. Хестана чуть сердечный приступ не схватил, когда только что стоявший Пиражуня практически растворился. Желание выпороть любимку росло в геометрической прогрессии.       — Кися! Ну, ты тиво застыл?! — заголосил Лаимм откуда-то спереди и слева. — Быра сюды айда! — и он утянулся в обувной магазинчик.       Хестан уже готов был прочитать полную недовольства тираду, как пришла мысль: идеально! В том плане, что любимке как раз нужна обувка для долгих пеших прогулок. И никакой танкетки! Подошва должна быть удобной. Хотя в положении Лаимма долгие пешие прогулки вставали под вопрос. Хестан начал сомневаться в собственном плане, но отступать от него не спешил.       — Гля какие! — с восторгом запищал Лаимм, демонстрируя ножки, обутые в ядовито-салатовые кроссовки на толстенной подошве.       — Ебать, — всё что смог выдавить из себя Хестан в тот момент.       — Тяво? Гля какие ярконькие! — замахав ножками, Лаимм потыкал в обувь пальчиками. — Касата касатенская! Ярконькие! Ваще ярконькие!       — Да я на них минуты не смотрю, а глазам уже больно! Как тебе такое может нравиться?! — в искреннем недоумении выкрикнул Хестан и осёкся, запоздало поняв, что повышает голос.       — Так касата жи, — Лаимм так вздохнул, будто муж родной — непроходимый идиот. — Касатенская, — с важным видом добавил Лаимм и кивнул.       — Убийственная красота, — крякнул Хестан, и любимка покивал. — Они же неудобные, — Хестан оглядел грубоватую подошву.       — А мне нраица! — Лаимм упрямо поджал губы.       — Ммм… — Хестан более пристально оглядел супружика, а тот в ответ вылупился огромными глазами. — Хорошо, — после нескольких секунд раздумий протянул Хестан, — я куплю тебе эти, при одном условии.       — Я готов! — Лаимм тут же встрепенулся, задрав одну руку над головой, а вторую прижав к коленке, опираясь на неё. Беременность не давала о себе забывать: он уже устал, но упрямо тянул мужа за собой, чтобы вместе нагуляться как следует и ни о чём потом не думать, а завалиться сразу спать. Без ужина не отпустят…       — К разврату? Я ж ещё ни черта не сказал!       — Ради кроссовочек я готов потерпеть! — Лаимм стиснул зубы и сжал кулачки.       — Ты капец, — Хестан стукнул себя по щеке и всё-таки решил досказать мысль: — если возьмёшь ещё более практичную обувь, подходящую для долгих прогулок. Пешком.       Лаимм тут же сделался весь такой непонимающий, а продавец, шепча про удобные кроссы, утопал и затерялся между стеллажей, подбирая все подходящие — с учётом маленькой ножки клиента это оказалось сложно.       — Зачем? — искренне удивился Лаимм.       — Надо, — заговорщицки зашептал Хестан.       — Ты меня погулять хочешь позвать?       — Хочу!       — Как сяс гуляем?       — Почти.       — Кисичка, ты шо задумал?       — А вот как закупимся, сядем в кафешке перекусить, так и расскажу.       От мыслительного процесса, отразившегося на мордашке Пиражуни, Хестан чуть в голосину не расхохотался. И вот как над ним не посмеяться? Сидит, ручишки скрестил, лицо такое хмуро-серьёзное, глаза призакрыты, ножки вытянул и трясёт ими — как бы себя не свалил, а то он это дело любит.       — Я нитиво не понимаю! — страдальчески выдал Лаимм. — Киська! Тиво задумал-то?!       — Так как насчёт моего условия? — демоном оскалился Хестан.       — А это сташна?! — Лаимм состряпал испуганную мордашку.       — Нет. Я же тебя не собираюсь пытать, — Хестан скептически приподнял левую бровь и покосился на вставшего рядом консультанта с пятью коробками в руках: всё что нашёл.       — А еси косовочки не понравятся? — Лаимм и сам поглядел на консультанта, а тот в ответ пожал плечами.       — Надо выбрать, — настаивал Хестан, отходя в сторону, пропуская консультанта, а потом, присаживаясь на колено перед навострившимся любимкой, давая консультанту понять, что он сам разберётся с примеркой.       Лаимм в ту минуту был как на иголках. Без конца елозя и подпрыгивая на попке. Безумно хотелось узнать, что же это такое муж любимый задумал и куда собрался его вести, раз требуется соответствующая обувь. А этот самый муж родной не говорит же ничего! Ещё и хитренько так поглядывает! Как дать ладашишкой по жапешке…       — Кисинька, ну хоть намекни, тиво задумал! — зашептал Лаимм, а по выражению его лица даже полный идиот бы понял, что того буквально сжирает любопытство.       — Хочу обсудить с тобой одно дельце, — нарочито важно произнёс Хестан, помогая любимке встать и пройтись, чтобы понять, как сели простые белые кроссовки с гибкой подошвой. — Ну как?       — Нипивычно, — признался Лаимм, ходя туда-сюда.       — Конечно, после твоей платформы-то, — крякнул Хестан.       — Но я ни хочу беленькие, — надулся Лаимм.       — Конечно, тебе же всё вырвиглазное подавай!       — Ярконькое, — поправил Лаимм.       — Ага, — Хестан закатил глаза и переобул любимого. — А эти?       — Нипивычно! — повторил свой вердикт Лаимм и добавил после десятка шажков: — мягонько!       — Значит, эти берём, — покивал Хестан, рассматривая в основном белые, с редкими чёрными полосами кроссовки.       — Никасивые, — надулся Лаимм, но тут же заулыбался, когда консультант вместе с некасивыми, унёс на кассу касивые.