Учимся пикапить парней.

Цветы стояли в вазе молча, не раскрывая бутонов. Ранним утром начинали разъезжать трамваи. Время никуда не торопилось и совсем не спешило на обед, как оно делало это всегда. Почему-то с самого утра телевизор хмуро смотрел на пустую стену, наверное, думая о недавних новостях. — Филя. — Женщина разглаживала рубашку сына, пока тот, ещё сонный, возился в ванной. — Ты ещё не закончил? Мальчик промолчал, растирая зубную пасту по зубам. Из ванной было слышно, как мама напевает какую-то песню себе под нос. Фил вышел оттуда, закрывая за собой скрипучую дверь. — Филипп, ну-ка просыпаемся. — Женщина посмотрела на него таким взглядом, по словам самого мальчика, какой бывает только у воспитательниц в детском саду, в момент, когда ты не хочешь есть ужасную кашу, в случае с мальчиком «дружбу». — Мам, я не хочу в эту школу. Я спать хочу, мам... — В знак того, что это абсолютная правда, Черных-младший зевнул и, получив всяких нравоучительных материнских выражений в свой адрес, поплёлся в комнату надевать носки с брюками. На кухне в такое раннее время суток всегда сидел на своём любимом стуле Черных-старший, читавший газету. Этот мужчина всегда выглядел в глазах мальчика очень взрослым, зрелым: он имел бороду, но не такую, какую имеют старцы-мудрецы во всяких сказках, она была мягкой, как минимум, на вид, а ещё он всё время поправлял её и казался мальчику ещё взрослее. Глаза у мужчины всегда выглядели умно, но не у каждого такой бывает, что посмотришь и взгляд такой увидишь, проницательный, наблюдательный. Он ходил в очках, походя на какого-нибудь профессора, но на тот момент Филипп никаких профессоров и не знал. Впрочем, этот человек всегда был наблюдательным и любящим правду. — Филипп, кушай аккуратнее. — Сергей отложил газету на край стола и взял в руку чашку с кофе, смотря на непутёвого мальчика. На клеёнке было очень много крошек от печенья, пролитый чай и слёзы, которые он успел проронить на гладкую поверхность, потому что не хотел идти в школу. А ведь первое сентября. Завтра пойдёт второе, а за ним уже и третье виднеется. Как-нибудь уж протянет. — Я не хочу-у-у в школу. — Филипп утëр сопли рукавом проглаженной рубашки, на что мама громко охнула и отругала сына. — Филипп, она же проглаженная! — Женщина ударила его по запястью. — Всё, у нас осталось всего полчаса, нужно идти. На эти слова Филипп нехотя поплёлся в коридор, всё так же утирая сопли рукавом рубашки. *** Маленькому Черных всегда всё казалось огромным, но и понятно это по одной лишь причине: он просто ещё мал. Из-за этого увеличился и его страх перед большими предметами: людьми, зданиями, автобусами. На душе становилось хорошо, когда он видел подобных себе, таких же крошечных. Как-то раз он рассказал об этом родителям, но они по большей части посмеялись и сказали, чтобы он меньше смотрел фантастических мультиков. — Мам, мне жарко, — пропищал Филипп, дëргая её за юбку, когда она была занята совсем другими вещами. Женщина долго выискивала в толпе табличку с буквой их класса. — Филипп, пожалуйста, потерпи, нам ещё на линейке стоять минут тридцать. — Оксана наконец своим отличным зрением смогла разглядеть новую и первую руководительницу маленького Фила и направилась к ней, крепко держа сына за руку. — Тридцать? Но это очень-очень много. — Впрочем, Филу казались вещи большими, даже если они не были настолько пугающе велики. Хотя, когда ждёшь того, чего не хочешь, всё покажется немного большеватым. — Да, мам, ну пошли домой! Капризы Оксана пыталась подавлять в сыне разными способами, но самым лучшим пришёлся сказать, что на день рождения не видать ему никакого подарка. После таких слов его нос начинал немного подрагивать, а на глазах наворачиваться слëзы, но женщина быстро его успокаивала и всё время произносила ему одни и те же слова: «Филя, если ты будешь вести себя хорошо и не капризничать, то мы обязательно купим тебе всё, что захочешь!» Капризный Черных уходил, а ему на смену приходил совершенно тихий и спокойный малый. Сейчас Оксана сделала всё в точности. —Хорошо, — лишь сказал мальчик и покорно начал следовать за идущей в спешке матерью. Следующие минут сорок Фил молча стоял, слушая речь директрисы, завучей, учеников, с тоской смотрел на выступления первоклассников, выпускников и прочей для него ерунды. Ещё последующие минут десять, когда в классе происходила полная неразбериха, начиная от каких-то проблем с учебниками и заканчивая спорами, кто же куда сядет, Черных тоже пропустил мимо глаз и ушей, не стараясь запечатлять это в своей памяти. Кроме одного. После того, как он сходил в туалет и ещё минут пять блуждал по коридору второго этажа, он всё-таки смог найти нужный кабинет и вернуться в класс. Но на пороге ему открылся вид на, по его мнению, проблему всемирного масштаба: место, которое Филипп благополучно занял своим рюкзаком с прекрасным рисунком его приятеля Губки Боба, было занято! В тот момент всё его представление о культурных людях пошатнулась, ведь нужно же иметь столько наглости, что даже Оксане его не переплюнуть! Вообще сидеть за этой партой он цеплялся лишь с одним поводом: девочка, что сидела бы с ним справа, очень ему понравилась. Больше всяких мотиваций он в этом не нашёл, и даже окно его не привлекало. Если бы он проучился в школе подольше, то понял бы все прелести сидения у окна, особенно в жаркую погоду, и никакая девочка его после таких ощущений не интересовала бы. — Это моё место, — злобно. Фил никогда не мог как-то скрывать своих эмоций, да и не особо к этому стремился. — Найди себе, пожалуйста, другое. Рыжеволосый мальчик сидел, не сгорбившись — как обычно делал это Фил, за что и получал замечания от Сергея — плечи выпрямил чуть ли не до хруста костей, глаза смотрели куда-то на доску, исписанную во всяких поздравлениях, руки сложены правильно, как должны сидеть ученики всегда, красный галстук, белая рубаха, проглаженная и безо всяких соплей на рукавах. От него исходила некая атмосфера самодовольства и странной тревоги, я бы даже сказала, что он вызывал ощущение наступающей опасности. Как минимум он пытался выразить это всем своим видом, отчего Филиппу этот мальчик показался дурным, а не тем, кем он яро хотел казаться. «Не хватает только подтяжек», — подумалось ему, и он бесшумно фыркнул прямо в лицо уже поднявшемуся рыжику. — Почему же оно твоё? — Ровный тон пронзил уши Фила, и он со звуком проглотил подступающую тревогу, что оккупировала и другие органы. Точно дурной. — Я не видел, чтобы ты сидел сейчас здесь. — Я повесил здесь рюкзак. — Так неуверенно, так скованно, что незнакомец посмотрел на него с отвратительно низкой, по отношению к мальчику, улыбкой и показал на жëлтый рюкзак в другом конце класса. В мусорке. — Ты про тот? — Это ты сделал! — Ну да, и что же? Взрослые расхаживали туда-сюда, не замечая, что между мальчиками затевается что-то нехорошее. Прежде чем сказать гадкие слова в сторону Фила, рыжеволосый повернулся в сторону девочки. Та с интересом разглядывала ребят, улыбаясь. Филипп понял сразу, что этот молодой человек сел на это место тоже не просто так: она ему понравилась, как и мальчику. Завязалась словесная перепалка: дети обзывались всеми плохими словами, которые слышали, как от взрослых, так и от своих сверстников. Женщины и мужчины всё ещё ничего не видели, снуя кто куда, а к этому времени в бой пошли несвязные из букв слова, а маленькие кулаки, замахивающиеся то на бока, то на голову. Мальчики дрались с минуты две, пока их наконец не отцепили друг от друга и не рассадили на самые далëкие места, лишая шанса хотя бы одному из них сидеть с той девочкой. *** На улице, как обычно говорят, господствовала жаркая погода, именуя себя концом весны. Филипп уже заканчивал четвëртый год обучения, поэтому как можно скорее хотел прийти в школу, прожить последний день и поставить точку на младших классах, как и, в принципе, на всей учëбе. — Артулька, привет. — Фил моментально уклонился от руки приятеля, который хотел хорошенько проехаться по белобрысой головушке друга. — Чего злой такой, опять с Кирой поругались? — А мы с ней хоть когда-нибудь не ругаемся? — Мещеряков хмуро глянул в сторону девочки, которая мило общалась с... о боже, Ильёй! — Это что ещё такое? Филипп повернулся в ту самую сторону, к окну, и лицо его позеленело, застыло, отображая неподдельное чувство шока. — Ребят, а вы чего тут? — Вик подкрался, как всегда, неожиданно, отчего мальчики подпрыгнули и с двойным ужасом осмотрели подошедшего. — Вы чего такие зашуганные? — А ты посмотри! Вик сделал то же самое, но его лицо уже приобрело оттенок синего, как будто что-то начало его душить, волосы на голове встали дыбом, ну а рот медленно приоткрылся. — Это же Илья? — Вопрос никто не услышал, да и не собирался. Не заметили Вик с Артом и того, что Филипп, намереваясь хорошенько намылить шею парню, двинулся в сторону голубков. Через несколько минут Муромов и Черных с разъярëнной Кирой и таким же директором обсуждали произошедшее. На щеке у Ильи виднелся багровый след, а под глазом у Филиппа начал проявляться синяк. — Такие маленькие, а уже дерëтесь, и это, между прочим, не в первый раз, друзья мои! — Мужчина нервно подрагивал ногой, отчего стол тихонько пошатывался. — Наказаны! После уроков будете драить класс. И никакого вам выпускного, я прослежу, чтобы вас не пустили, драчуны! Встав со стульев, провинившиеся и девочка с ними, у которой руки чесались самой побить глупого друга, вышли из кабинета. Филипп, в отличие от не такого расстроенного Ильи, внутри просто разрывался от досады. — Черных, ну ты совсем идиот? — Сменкина дëрнула Фила за плечо, и тот посмотрел на раздражëнное лицо подруги. — Бить-то его зачем надо было? А хотя, знаешь что, не отвечай. Уборка кабинета послужит тебе уроком за твою безмозглость, хотя этим тебя уже наказали! Девочка удалилась, издалека крича Филиппу, какой он бестолковый, пока Черных сам ругал себя за эту глупость. — Да, Черных, ну ты и придурок. — Муромов не особо хотел идти в этот символический поход в развлекательный центр, что подразумевало празднование окончания младших классов, но убираться ему было лень даже больше. — Сам-то чего к Кире подкатываешь! — Филипп сердито прошёлся по недругу и скрестил руки. — Мы, Черных, обсуждали проект по окружающему миру, который учительница задала нам готовить. Тут-то Филипп вспомнил, что их классная руководительница и вправду распределила всех по парам для совместной работы, а ещё он понял, что жутко лоханулся, устроив драку. *** — Илья, ну ты где там? — Филипп уже минут десять ждал этого отвратительного парнишу. — Да иду я, Черных, помог бы хоть, — послышалось где-то в коридоре из-за приоткрытой двери. На это мальчик показательно цокнул, чтобы не повадно было, и двинулся тому на помощь. — Да чего ты там, ведро донести не можешь? — С этими словами раздался громкий металлический звук, словно чем-то тяжëлым ударили по тому же самому ведру. Выйдя из класса, Филипп обнаружил сидящего на полу Илью, всего мокрого и с лежащем на полу жестяным ведром в районе стопы. Он промок с головы до пят, будто попал под сильнейший дождь. — Муромов, ну ты и лох. Смех заполнил пустой и безлюдный коридор, на что мальчик насупился, пытаясь встать. По самому простому жанру неудач Муромов поскользнулся и с болезненным стоном приземлился на спину. Не теряя и секунды, Фил достал телефон и запечатлел Илью во всех возможных ракурсах. На удивление, тот влился в эту внезапную фотосессию и принялся позировать для юного фотографа. После это вылилось в совместное дружеское времяпрепровождение, когда восхищëнный Филипп вовсю фотографировал парня с ведром на голове и своей физиономией на снимке, делая смешные рожицы. — Пришли хоть фотки. — Обязательно, — захихикал по-злодейски, не собираясь протягивать свою руку помощи. —После того, как отправлю в группу класса. В общем, как все догадались, такое заявление для Фила закончилось тем, что ведро было надето на его голову, побито длинной толстой палкой для доски, а ещё он смог отхватить мощный такой поджопник, наверное, за все мучения Муромова. *** Фил стоял у коричневой двери, с улыбкой до ушей стуча по ней. Она распахнулась, и на него уже смотрел хмурый Илья. — Черных, чего тебе? — он по-свойски закатил глаза и попытался закрыть дверь, но Фил вовремя подставил свою ногу. — Как чего? С днём рождения, Илюшка. — Парень протянул тому букет с жëлтыми тюльпанами и, прочистив горло, с удовольствием добавил: — И с прекрасным праздником женщин тебя! Муромов аккуратно забрал в свои руки букет и, пока Черных наслаждался моментом, со всей силой ударил того по голове цветами. От бутонов отлетели несколько листочков и ещё, и ещё. От жëлтых тюльпанов в скором времени осталось только название: стебли с оставшимися лепестками обмякли, а сам он был голым, как деревья в холодный ноябрь. — Но они же были такими красивыми! — вспылил Фил и, сжав челюсть, посмотрел на Илью. — Ты знаешь, как долго я их выбирал? Я тебе, баран, подарок сделал! — Поздравляю, Черных, это очень здорово! После этого они сидели в зале: один с разбитым в кровь носом и губой, а другой с надутым глазом и краснющим синяком на щеке. Мать Ильи подоспела вовремя, и они не поубивали там друг друга совсем. — Ну, мальчики, сколько уже можно? — Женщина отлучилась на кухню. — Скоро мы вас с Оксаной в больницах видеть только будем. — Это всё этот, мам, — пробубнил Илья, смотря на лицо «этого», который сжимал кулаки, чтобы добавить к Илье вдобавок сломанные рëбра. — Зачем вообще припëрся? — Скажи спасибо, что хоть я пришёл, а то бы так и праздновал днюху со своей мамой, сопляк, — прошипел Филипп, отчего Муромов подскочил и повалил блондина на пол, в то время как Яна с песенкой про незабываемый день этот рождения заходила в комнату с тортом. — А ну прекратили! — прокричала та, и праздничный десерт в еë руках сотрясся, чуть ли не падая на пол, но женщина его уравновесила и быстренько поставила на стол. — Илья, загадывай желание и задувай свечи. — Давай, загадай, чтобы наш Роман Вениаминович повёлся всё-таки на твои ухаживания, — шепнул всё ещё лежащий на полу Черных прямо в ухо Ильи, который в свою очередь поднимался. Фил получил от Муромова по колену и, молясь, чтобы именно это он загадал, парень мигом вскочил, всматриваясь в спину парня. Илья сильно зажмурил глаза и представил свою мысль в виде чего-то приятного, до чего можно дотронуться. Муромов, правда, молился, чтобы всё получилось, и всё же задул свечи, думая лишь об одном: «Пожалуйста, пусть Черных в будущем скажет мне прямо в глаза, что мы с ним сможем стать друзьями». — Ладно, Илюшка, за то, что ты явно загадал моё желание, вот тебе подарок. — Фил достал из своих штанов небольшую бархатную коробочку и протянул её Муромову. «Опять он со своими шуточками», — врезалось это в голову, а затем подтвердилось. В коробочке лежало красивое кольцо с изображением маленькой принцессы с красными волосами и русалочьим хвостом. Ариэль. — Черных, да я тебя... — сквозь сомкнутые до скрипа зубы проговорил Илья, смотря на отходящего назад Филиппа. — Ой, я же забыл, главный подарок. — И снова Черных полез в карман брюк, доставая какой-то диск. — Тут все песни Винтаж! — И зачем он мне. — Этот подарок Илья рассматривал с интересом. — ВИА Гра была распродана, а я так хотел подарить тебе диск с ними. — Филипп подошёл к столу с тортом и зачерпнул ладонью сладкую массу, с наслаждением еë поглощая. — Черных, ты что как свинья? — очень агрессивно. — А фто? — с набитым ртом пробубнил Филипп, да так, что маленькие куски торта вылетели оттуда. — Не что, а ешь, пожалуйста, приборами. — Илья откинул диск с кольцом на диван и со спины подошëл к Филу, высматривая, что же стало с тортом после такого отношения к нему. В такой подходящий момент Черных резко отхватил от десерта кусок и шмякнул в лицо Илье. Тот похлопал слипшимися ресницами и зыркнул на улыбающегося Филиппа. Муромов молча соскрёб пальцем со лба крем и облизнул, удивляясь, какой вкусный торт выбрала мама. — Вкусный. — Вердикт выносить было неприятно, видя, как всему этому радуется оболтус Черных. — Конечно, торт так всегда вкуснее, разве твои друзья так никогда не делали? Вопрос отскочил от всех четырëх стен комнаты, дивана, шкафа и зеркала на нём, после чего проник в голову Ильи, ища ответ. Ничего не пришлось на него. Как же так? — У меня нет друзей. — Слова проскочили изо рта с горечью и разочарованием, быстрее желая раствориться. — Оу. — Это глупое сожаление и поддержка не нужна была Муромову, поэтому он хотел было выпроводить Фил из своего дома. — У тебя магнитолка для дисков-то есть? И эта глупая улыбка: не раздражает. Черных всё понял и решил опустить тему, желательно навсегда. — Вроде есть. — Илья поплëлся из комнаты, борясь с тем, чтобы не обернуться на Фила. — Пошли за мной. Пару часов, когда ребята отжигали под песни Винтаж, пролетели незаметно, унося с собой все диалоги и смешные моменты, когда они ели тот же самый торт, размазывая его по лицам друг друга. Им бы хотелось забыть многое. Всё-таки они друг друга не переносят. «Так нужно, Илья, нужно! Сейчас вы не можете быть друзьями!» — зачем-то ломал себя парень. — «Но почему мы ведём себя, как друзья? Нет! Не нужно!» Мысли проносились моментально, все однотонные и отрицающие. Илья, резко сменив настроение, выпроводил Черных, без улыбки на лице закрывая за ним дверь. «Блин, но вот, правда, почему же мы не можем стать друзьями?» — Эта мысль гнала Фила по лестнице вниз, говоря, что им нужно быстрее уходить. *** — Муромов... — Учительница удивилëнными глазами прошлась по лицу Ильи, что в адско-неприятном ожиданни смотрел на неё в ответ. — ...Муромов, два. — Что? — прошептал лишь одними губами парень, имея возможность смотреть лишь на свою открытую тетрадь, на которой вчера виднелись мокрые пятна. Весь класс тихо наблюдал за растерянным одноклассником, в мыслях, наверное, радуясь, что правосудие всё же имеется в этом мире. Учительница продолжила диктовать оценки остальных ребят, редко цепляясь взглядом за склонëнную голову Ильи и сцепленные руки у той на затылке. И всё бы ничего, но это уже третья двойка и только по этому предмету. То же делал и Фил. Черных не помнил, чтобы за эти девять лет учëбы Муромов хотя бы раз получил плохую оценку, а тут их столько начало вырисовываться. И бешеное стремление к такому вызвано совсем не помешанной Яной, а его собственным желанием. Синдром отличника. Филипп точно не знал, потому ли это всё, что у Ильи нет отца, но ведь родного человека не заменишь жалкими пятëрками в четверти и в году. Бред. И эта мысль отклонилась сразу же, как только Фил заметил, что Илья неуверенно поднял руку и ясен пень почему. — Извините, Евгения Родионова, можно выйти? В закрытой кабинке туалета обмяк, оперевшись о стену, Илья. Он сжал ладони в кулаки и подобрал под себя ноги. Жуть как не хотелось плакать. Всё это ерунда. — Илюх? — Черных открыл дверь в мужской туалет и шагнул внутрь, ужасаясь, почему полы здесь такие мокрые. — Муромов, ты тут? — Чего тебе, Черных. — Илья развалился в полный рост, вытягивая ноги в другую кабинку. — Посмеяться пришёл? — Что с тобой? — Фил услышал голос Муромова и прижался спиной к нужной двери. — Ты выглядишь паршиво. — Отстань от меня, олень! — крикнул Илья и ударил рукой по двери, вызывая у Фила лëгкий смех. — Смешно, да? Уходи отсюда. — Ладно. — Филипп не считал Илью для себя близким и не особо хотел, чтобы его сопли оказались не его плече. Если тот захочет, может, поделится. — Стой. — Тяжëлый вздох. Ощущение тяжести, которое хочется сбросить. — Я... Ох, мне тяжело. Через полгода мы будем сдавать экзамены. — И что с того? — Ты не поймёшь, Черных. — Ещё один нервный выдох. Тяжело. Тело ни холодное, ни тëплое, не чувствуются пальцы, ноги и руки. Тяжесть. Веки закрываются, а рот, будто в оковах, со сложностью произносит: — Я не понимаю ничего. Голова пустая, сердце всё время стучит, как только я слышу оглашение оценок, всё забывается, испаряется. Мне очень плохо. Я не должен так сильно волноваться, ведь уйду после одиннадцатого, но состояние хреновое. Если я завалю ОГЭ, то как у меня получится сдать экзамены в будущем? Я не знаю, как объяснить, но внутри будто все органы растаяли, размякли. С каждым днём тяжелее дышать, потому что мозг выстраивает череду событий о моём будущем. Я хочу плакать, Фил! Мне это нужно, я знаю, что могу, но не получается! Хреновая жизнь! Ну как же мне ещё тебе объяснить, как всё ужасно? После того как Черных услышал на грани крика «Фил», он понял все его терзающие чувства. Это правда нельзя передать словами. — Илья, я не до конца могу тебя понять, потому что не особо заморачиваюсь насчёт этих экзаменов. — Филипп постучал ещё раз по кабинке кулаком, и щеколду отворил молча плачущий Муромов. — Но я понимаю это чувство безысходности. Я знаю, что в будущем ты будешь винить себя из-за испорченных нервов по этой ерунде, но ты всё равно обязательно простишь себя. Что бы ни было, знай, что ты можешь позвонить мне и поговорить об этом. Сказав все сейчас нужные для Ильи слова, Черных обнял парня, похлопал по плечу и направился к выходу. — Ты справишься, — одарил улыбкой, открыл дверь и вышел. Муромов распластался на плитке в кабинке до самого звонка, переваривая весь диалог. Слова правда были нужны, даже от такого, как Черных. «Особенно от него», — вечно исправляет Илью сердце. *** Муромов брёл по какой-то улице, вспоминая все неоднозначные воспоминания с Филом. Они значат. Звон в ушах кричит Илье, что они обозначают. Слова и действия: он помнит всё, признаёт и жаждет раствориться во всём, лишь бы просто не забыть. Будет пустота, мрачная и холодная. Тяжëлая. — Как с ним теперь говорить? — Вмиг всё веселье с Филом перекрыло переживание. Непонятное чувство. Не может Илье нравиться парень, хотя его удивляет не столько это, сколько то, что это Черных. — Чëрт, как так! Хочется домой, дойти и снять эти мокрые кеды. Сырая футболка и волосы — долбанный дождь. Видимо, это слëзы Ильи, которые он не может выплакать. Хочется. Муромов замер, прямо на дороге, осознавая. Фил был с ним почти с самого детства, в самые нужные и странные моменты. Букет. Ведро. Кольцо. — Кольцо! — прокричал на всю улицу парень и как можно быстрее рванул на остановку, нервно ожидая нужный транспорт. *** Илья в спешке забежал в квартиру — ему не до того, чтобы проверить её на закрытость. Кеды полетели на пол, а сам он в нетерпении двинулся в сторону своей комнаты. Поиски длились долго. Илья уже подумал, что он и вовсе выкинул подарок Филиппа. Нет, нашёл. Такое красивое, он ещё помнит. Сердце пылало от чувств, оно хотело написать Филу, спросить, помнит ли тот. Его ответ «нет» пришëлся бы для Муромова последним шансом, чтобы отступить. Илья открыл приложение, нашёл тот самый контакт и захотел уже было написать ему, но... быть не может! Его заблокировали. Другая социальная сеть. Тоже. Ещё. Ещё. И ещё одно. Всё одинаково. — Он шутит? Муромов вспомнил, что он будет жалеть о том поцелуе, но нет, вот он, хотел решить всё сейчас для себя. Нужно было просто обычное «да». И он бы признался, во всём, что хотел и даже не хотел. Чëртов Черных! Илья вспомнил, как Филипп целовал его. Это он начал, он был инициатором, он! Черных не мог так сделать, Фил просто всем своим чувством показывал, что не пожалеет об этом, не мог. Нет, не мог! Звонок. Туман расстелился в комнате прямо на глазах у Муромова. «Абонент находится вне зоны...» и Илья сразу сбросил. Неужели ему кажется, что так будет лучше? — Плачь ты, сука, — крикнул Муромов и упал на кровать лицом к потолку. Случилась перемотка времени назад, и Илья вспомнил вчерашний вечер, эти звëзды и Фила. Его глаза говорили правду, да и действия! Муромов уверен, что сердце Черных тоже хочет того же, что и сам Илья. И во всëм этом потоке Илья заплакал. Наконец. Из его рта выходили слëзные мольбы Фила сказать ему всё. Всё, что он знает, помнит и чувствует. После же долгоминутных оров Муромов был не в состоянии больше что-либо сказать, поэтому просто молча надел на палец кольцо и замер, почти не моргая, смотря в потолок. То самое «нет» от Филиппа, которое он даже не сказал, а сделал, Муромов прочувствовал ещё даже не сполна.