Berlin — Sex (I'm a…)
Кажется, я задремал. Проснулся от того, что почувствовал, как кто-то стоит надо мной и смотрит. Ричи. — Твою мать! — я подскочил на постели, — ты меня напугал. И давно ты так стоишь? Я инстинктивно прижал к груди одеяло, стал протирать глаза. Не знаю, на сколько я заснул — на пять минут или на пять часов, но даже если он стоял так надо мной хотя бы минуту, мне уже это очень не нравится. — Извини, — быстро проговорил Ричи, и тут я заметил у него в руках поднос, — я принес тебе еду. — Спасибо, — я сел на кровати, зевая, все еще не убирая от груди одеяло, — да, спасибо. Я уставился на еду. Ну ничего ж себе! Это не те скудные запасы, которые он приносил мне в подвале, а целый пир — и тосты, и джем, и бананы, и кофе. — С чего такая щедрость? — я осторожно потрогал тост. Горячий, с маслом, и в животе громко заурчало. Ричи поставил поднос на край кровати и отошел к окну. — Считай, что это взятка. — Думаешь, я буду спать с тобой за еду? — я хмыкнул, — я, конечно, понимаю, разные бывают ситуации, но… — Заткнись и поешь, — резко оборвал меня он, — не хочу, чтобы ты тут упал в голодный обморок. Ты мне нужен живым. Пульсирующая мысль разлетелась внутри головы. Значит, он все-таки не собирается меня убивать? Это уже радует, хотя пистолет у Ричи все еще был с собой. Возможно, он даже не заряжен… Скорее всего. Но рисковать лучше пока не стоит. Я взял тост, откусил маленький кусок. Конечно, он мог мне туда что-то подмешать, чтобы я отключился на какое-то время, и он бы смог сделать со мной все, что захочется, но… Но я слишком хотел есть. — Вкусно, — с набитым ртом ответил я, пока Ричи стоял спиной ко мне, всматриваясь в забитое окно. Как будто бы он мог видеть сквозь доски, — спасибо. — Ага, — Ричи едва кивнул. Он заложил руки за спину и терпеливо ждал, пока я ел. А я не торопился. Если уж выпала такая возможность, зачем куда-то спешить? Я аккуратно уместил поднос на коленях и принялся за еду. Кофе был очень крепким, прямо, как я люблю, хотя мама всегда запрещала его пить. «Эдди, у тебя поднимется давление, ты не сможешь уснуть. От него желтеют зубы, Эдди. Давай я лучше заварю тебе зеленого чая, это полезно для мочеиспускания». Ненавижу зеленый чай. Я мелкими глотками пил кофе. Крепкий, горьковатый, лишь с маленьким количеством сливок. Вкусная еда, мягкая постель, огромная комната, в которой я предоставлен сам себе. На секунду я подумал о том, что в плену не так уж и плохо — по крайней мере, не надо сдавать переводные экзамены в конце года. Я тихо хихикнул, и крошки полетели у меня изо рта. — Чего ты смеешься? — Ричи обернулся ко мне так быстро, что я чуть не подавился огромным куском тоста. Благо, на нем был обильный слой джема, и я не умер от удушения. Кусок проскочил в пищевод, лишь немного оцарапав глотку. Я тут же запил это все большим глотком кофе, — я, вроде бы, не сказал ничего смешного. — Извини, — я утер губы тыльной стороной ладони, не собираясь раздражать Ричи до того момента, когда хотя бы поем, — просто подумал кое о чем. — О чем же? — Это секрет, — я слегка улыбнулся, — кстати, а почему ты не ешь? Садись рядом, — я поправил одеяло. Сейчас я снова не боялся Ричи. Все-таки, он принес мне еду и не собирался морить голодом. После сна я еще пока старался не думать о содержимом чемоданчика. Об этом я поразмышляю на сытый желудок, а пока надо было прощупывать пути к мирному содружеству с Ричи, — мне столько не съесть. Действительно, гора тостов на тарелке была рассчитана, как минимум, на пятерых. — Я не голоден. Снова этот монотонный голос, как будто он был запрограммирован. Ричи прошелся по комнате, потрогал пальцем резьбу на шкафу, проверяя, есть ли на ней пыль. Долго рассматривал свой палец, потом убрал руки в карманы. — Как хочешь, — я пожал плечами и снова принялся есть, — это вкусно. — Я знаю, — ответил Ричи и подошел ко мне. Я попытался не обращать внимания на то, что он возвышается надо мной, как статуя. Мне было бы намного спокойнее, если бы он сел рядом, даже если бы не стал есть. Просто пусть сядет напротив, а не будет стоять над душой. Я отгородился от него большой чашкой. Кофе остывал, желудок уже почти наполнился. Надо было еще немного потянуть время. Итак, что я имел на данный момент? Ричи перевел меня из подвала в огромную комнату с большой кроватью и разными штуками для секса, которые он хранил в чемодане. От этих мыслей меня бросило в жар, потому что я в жизни не держал такого в руках, но всегда хотелось. Я знал, что пока он не планирует меня убить. Или брать силой. Он хочет, чтобы я сам согласился переспать с ним, и, видимо, пытается всеми силами подтолкнуть меня к этому решению. Все эти кляпы, плетки, наручники… Я перебирал их с замиранием сердца, снова чувствуя ужасное острое возбуждение, от которого становилось практически невыносимо дышать. Я примерил себе один ошейник. Черный, с металлическим сердечком впереди для красоты, из очень плотной кожи, и такой широкий, который мог покрыть всю шею целиком. Я не стал искушать судьбу и играться с застежками, потому что испугался, что не смогу его расстегнуть, но контраст черной и белой кожи меня восхитил. Я видел такие штуки в порно, но я даже и подумать не мог, чтобы купить хоть что-то, хотя ближайший секс-шоп был в двух кварталах от моего дома. Неоновые вывески. Кричащие плакаты. Проходя мимо, я всегда склонял голову, смотрел в асфальт, а не на витрины, чтобы никто не подумал, будто бы я интересуюсь таким товаром, хотя воображение тут же начинало играть на полную. Я читал в интернете про различные половые конституции, либидо, и кажется, у меня были некоторые проблемы с этим, потому что я мог возбудиться буквально за пару секунд, и чем больше росло это возбуждение, тем ненормальнее я становился. Мне хотелось попробовать все. Я не хотел вступать в настоящую половую жизнь, потому что меня это пугало. И это ведь было бы так по-настоящему… Кто-то тыкает в тебя своим членом, что-то кряхтит, потеет над тобой, некрасиво стонет и слишком быстро кончает. Я наслышался таких историй в мужской раздевалке старшей школы, и подобные рассказы вызывали у меня только чувство отвращения. Сам с собой я мог быть свободным. Я мог представлять такие истории, от которых сходил с ума, в то время как не мог даже поговорить со Стэном лишний раз, не перепутав буквы в словах. И сейчас я оказался в доме, где целая комната была набита всеми этими штуками, и у меня голова шла кругом. Я хотел познавать себя, доставлять себе удовольствие, и только присутствие Ричи и мысль, что я не знаю, когда он меня отпустит, угнетала меня. По моим подсчетам я провел здесь около месяца. И я даже стал привыкать к этому. Я сначала успел привыкнуть к подвалу, теперь — к этой комнате. Это пугало, но я знал, что так работает психика — даже в лагерях для пленных люди привыкали к таким условиям, чтобы просто выжить. У меня же здесь были почти царские условия. И за все это время Ричи еще ни разу ко мне не прикоснулся. — Могу я у тебя кое-что спросить? — я слегка почесал скулу, как бы подбирая слова. Ричи вскинул на меня взгляд. Стал щелкать костяшками. — Попробуй. — Мне интересно только одно, — я снова откусил маленький кусочек от тоста, хотя есть уже не хотелось, но я боялся, что если скажу, что больше не голоден, Ричи заберет поднос и уйдет. А мне хотелось с ним поговорить. Я все еще ничего не понимал, — зачем тебе я? Именно я. Ричи свел брови к переносице. — Я тебе уже все сказал. — Ты хочешь, чтобы я стал твоей секс-игрушкой? — Фу, нет, — Ричи скривился, и это была единственная эмоция, которую я от него увидел. Я напрягся, — мерзко звучит. — Тогда что ты от меня хочешь? — Ты знаешь. — Нет, — я сжал тост в руке, и масло потекло по пальцам. Ричи перевел взгляд на мою руку, — не знаю. — Я видел, чем ты тут занимаешься, — тихо сказал Ричи, — видел. — Ну и что? — я подумал, что, если сделаю вид, что для меня это сущий пустяк, то он перестанет так на меня смотреть. Я пожал плечами, снова начал есть, — ты ведь не хочешь меня трахать. — А ты этого хочешь? Кусок застрял в горле. Я, конечно, хотел спровоцировать его на честный разговор, но этот вопрос застал меня врасплох. Я закашлялся, ударил себя ладонью по грудной клетке. Я ведь не хотел этого. Не хотел ведь?.. — Нет. — Я не собираюсь трогать тебя без твоего разрешения, — сказал Ричи медленным голосом, без каких-либо оттенков. Он повернулся ко мне в пол-оборота, — ты должен сам захотеть. — А если я не захочу? — я прищурил глаз, — тогда что? Пристрелишь меня? — Возможно, — Ричи неопределенно покрутил шеей, — но я уверен, что ты захочешь. Ты не сможешь долго баловаться сам с собой. — С чего ты так уверен, что ты сможешь меня удовлетворить? Настолько считаешь себя неотразимым? — я отложил на поднос оставшийся кусок тоста и облизал пальцы, слизывая с них остатки масла. Я следил за Ричи. Если он и сейчас ничего не сделает, значит, ему нужен от меня не секс. Или, по крайней мере, он готов ждать. Долго ждать, — такая завышенная самооценка? Я осторожно взял в рот два пальца, чувствуя на них вкус масла. Вязкая субстанция покрывала пальцы, делая их жирными, липкими и вкусными. Я посасывал свои пальцы, проводя между ними языком, смотря Ричи в глаза. Это так заводит, что мне приходится поправить одеяло на коленях. Вести себя так в своих фантазиях это одно, перед кем-то — совсем другое. Но Ричи смотрит на меня, и то, как он даже не моргает, не двигается, не дышит — мне нравится. — Ты ведь видел, что я и сам неплохо справляюсь, не правда ли? — я проталкиваю пальцы еще глубже в рот, но у меня напрочь отсутствует рвотный рефлекс — и не свожу взгляда с Ричи. Короткие шорты натягиваются в паху. Я знаю, что он это знает. Думал, что я буду играть по твоим правилам? Нет, все будет совсем наоборот. — Чего ты добиваешься? — спрашивает Ричи хриплым голосом. Если бы все это происходило не в таких условиях, а я бы встретил его где-то в школе, я бы в него влюбился. Я бы стал представлять его перед сном, трахая себя пальцами и разными предметами, которые только смог бы найти дома, представляя, что это делает он. — Чтобы ты сказал, зачем я тебе нужен. — Боюсь, что когда ты узнаешь, — Ричи подходит ко мне, и я выдерживаю его взгляд, не вытаскивая пальцы изо рта, — тебе это очень сильно не понравится. — Почему ты так уверен в этом? Я слизал все масло с пальцев, и теперь просто проводил по ним языком, издавая слегка влажный звук губами. Если бы я нужен был Ричи для секса — он бы не смотрел на меня столько времени, даже обладая самой железной выдержкой. Он стоит, смотрит, и даже почти не моргает. — Лучше тебе пока этого не знать, — Ричи протягивает руку, берет меня за запястье, и я на секунду застываю, затаив дыхание. Слежу за его действиями. Пистолет у него на ремне, он же не успеет его вытащить?.. Но Ричи и не думает о пистолете. Он перехватывает тонкими пальцами мое запястье и осторожно тянет его, вытаскивая мою руку изо рта. Я вижу, как пальцы поблескивают от слюны. Они скользкие, влажные. На указательном я слегка прикусил кожу у фаланги. Сердце гулко стучит, как будто кто-то большим кулаком бьет деревянную дверь. Ричи слегка наклоняется ко мне, а потом берет мои влажные пальцы в рот. Внутренне я кричу. Это не должно быть так. Это не должно так возбуждать, это неправильно! Остановись! Низ живота горит изнутри тысячью искр, член трется о ткань шорт, и на них проступает темное пятно от смазки. Сигаретный жар изо рта Ричи на моих пальцах лишает меня способности думать и соображать. Я хочу, чтобы он прекратил (не прекращай) когда чувствую, что он лижет, облизывает, сосет мои пальцы, которые до этого были у меня во рту. Я не могу перестать смотреть на это. В груди давит, нос заложило, в ушах свистит. Ричи осторожно вынимает мои пальцы изо рта, отпускает руку. Рукавом куртки вытирает губы, и спокойно произносит, как будто ничего не случилось: — Просто поверь мне на слово.***
После истории с пальцами Ричи не приходил ко мне три дня. Он оставлял еду за дверью, пока я спал, и самого его я не видел. Время тянулось, как резина. Здесь не было ничего, чем бы я мог заняться. Ни книг, ни телевизора. Я стал думать, что сейчас по всем новостным каналам показывали меня и пытались меня найти. Людей ведь находят, верно? Ричи не намного старше меня, он сам еще почти подросток, он не мог не проколоться так, чтобы похитить меня и не оставить ни единого следа. Меня в любом случае скоро найдут. А пока… А пока я медленно сходил с ума от скуки. Иногда я слышал, что ключ поворачивался в двери, но когда выходил в коридор, Ричи уже нигде не было. Коридор был такой узкий, и в конце была еще дверь, которая вела вниз, на лестницу. Рядом с моей комнатой была ванная, которой мне разрешало пользоваться один раз в день. Немного, но все лучше, чем ничего. В ванной я не задерживался надолго. Мне казалось, что Ричи подсматривает за мной и там, и может ворваться в любую минуту, чтобы утопить меня (не утопить, Эдди) И я всегда был немного на взводе, и вряд ли бы сумел оказать сопротивление. Мысли перекатывались в голове как шарики в жестяной банке. Я лежал на кровати, смотрел в потолок, спал, думал. Мне бы очень хотелось иметь здесь бумагу и карандаши, чтобы порисовать. Обычно я любил рисовать… В прошлой жизни. Прошлая жизнь дома действительно оказалась где-то позади. Я скучал по родителям, и даже не мог представить, что я им буду объяснять, если вернусь. Точнее, когда вернусь домой. Мать затаскает меня по всем врачам. Отец по судам. Потом они напишут письмо на федеральный канал в программу, где ведущий беседует с жертвами похищений или терактов, все в студии будут плакать, а я буду сидеть на красном диванчике перед камерой, и показывать на шарнирной кукле, где и как трогал меня мой мучитель. (нигде) Я подумал о Стэне. Он хоть переживает за меня? Чем он сейчас занят? Наверное, проводит время с Биллом. Ненавижу их! Два конченных придурка. Если бы не та ссора со Стэном, ничего бы этого не было! Я бы не оказался в доме у какого-то психопата, в комнате, наполненной разными секс-игрушками, а был бы у себя дома, и… И что бы ты там делал? Опять ждал неделями, чтобы родители ушли из дома и ты смог спокойно подрочить? Когда родители уходили по делам, и я оставался в доме один, это был самый счастливый день в моей жизни. Я мог больше не прятаться в ванной или в туалете, вздрагивая от каждого шороха, а мог представлять себе разные фантазии и наслаждаться процессом. Давай, сделай это. Нет. Я открыл глаза. Снова посмотрел на потолок. Я не знал, сколько сейчас времени и какой сегодня день недели. Наверное, среда, а может быть, и воскресенье. Выходные дома всегда были ужасными — родители с самого утра на ногах, отец едет за покупками, а мама затевает генеральную уборку. Я не могу нормально почитать книгу, потому что мама врывается в мою комнату с пылесосом, ворошит мои вещи, протирая пыль, хотя я могу все сделать сам. — Не надо, милый. У тебя в детстве была астма, аллергия на пыль, иди посиди на кухне, но не закрывай дверь. И я уходил. Потом помогал маме помыть посуду, приготовить обед, ужин, потом мы все вместе садились есть и смотреть вечером комедии. Счастливая семья. Я заворочался на постели. Спать не хотелось, есть тоже, от скуки я не знал, чем заняться. Ложился то на один бок, то на другой, уже отлежав себе все тело. Я начинал нервничать и злиться, потому что был беспомощен в этой ситуации. Вот бы сюда пришел Ричи. Мы бы хоть с ним поговорили. И когда вернутся его родственники или кто они ему там? А если им не понравится, что я тут нахожусь? Вдруг тот мужик не будет таким сговорчивым? Что тогда? Я постарался об этом не думать, иначе у меня могла бы случиться паническая атака. Слава богу, что у меня не было клаустрофобии, а то я бы тут совсем сошел с ума. Я встал, чтобы размять ноги. Стал слоняться из угла в угол, высчитывая шаги. Напевал под нос песни. Вспоминал стихи, которые учил в школе, лишь бы не совсем рехнуться от скуки. В какой-то момент я даже попытался позвать Ричи. Крикнул несколько раз его имя, но в доме, казалось, вообще никого не было. Я не слышал никаких шагов ни за дверью, ни этажом ниже, ничего. Пусто. Кажется, я был здесь один. Если бы я смог выйти и побродить по коридорам! Хотя бы внутри дома, это было бы уже отлично, потому что здесь я выучил уже каждый угол, не зная, куда себя приткнуть. Самое ужасное, что я знал, чем бы я занялся в свободное время дома. Тогда я только мог мечтать о таком количестве свободного времени и пустом доме, но сейчас просто не знал, что с этим делать. Думай, Эдди. Ну же. Ты один. Никого нет. И ты любишь этим заниматься. Я мысленно застонал. Порой я ненавидел свое тело, которое в любой неподходящий момент требовало внимания, да так, что я не мог перестать думать об этом, ощущая почти невыносимую боль, пока не решал эту проблему. Помню, как пару лет назад, я сидел на уроке литературы в школе и пытался написать сочинение по «Моби Дику». Абсолютно скучная и не эротичная книга, которую я прочитал через силу, и вот теперь пытался написать какое-то свое мнение, но так, чтобы это понравилось учителю. В какой-то момент я отвлекся, засмотревшись на своего одноклассника. Он сидел через ряд от меня, подперев щеку рукой и быстро писал в тетради, высунув кончик языка. Был апрель, солнце светило сквозь высокие окна кабинета, попадало лучами ему в волосы, окрашивая их в медовый цвет. Я стал представлять, как после урока мы оба задерживаемся в классе, делясь впечатлениями о прочитанной книге, а потом кто-нибудь в шутку запрет нас снаружи. Мы пытаемся открыть дверь, а потом смущенно улыбнемся друг другу, понимая, что оказались вдвоем в запертом пространстве. Он подойдет ко мне, я сяду на парту и мы начнем целоваться. В двенадцать лет мои мысли не уходили дальше поцелуев, но и от этого я не мог усидеть на месте. В итоге, мне пришлось поднять руку и попросить выйти, неловко семеня, потому что даже идти было больно. Я трижды вымыл руки с мылом перед тем как заперся в кабинке, открывая ее локтем, чтобы не трогать член грязными руками. Боялся занести какую-то инфекцию, но терпеть до дома не было сил, и мне пришлось подрочить в тесной кабинке туалета, пока мои одноклассники писали сочинение, пытаясь получить высший балл. Я так испугался, что смогу испачкать школьную форму, а мысль о том, что кто-то мог зайти и услышать сдавленные вздохи только больше меня возбуждали. Я только расстегнул ширинку на школьных брюках и встал перед унитазом так, будто бы собирался использовать его по назначению и начал читать надписи, сделанные маркером на стенке кабинки. Эту кабинку в туалете для мальчиков на третьем этаже называли спермобанком, потому что обычно здесь девчонка из старших классов, Зои, отсасывала всем парням за десятку, а потом парни писали там свое имя и комментарий, типа, как будто ставили ей оценку, как в приложении для такси. Я даже думал обратиться к ее услугам. Карманных денег у меня хватило бы не на один такой минет, но я стеснялся, и девушки меня не привлекали. Я закрыл глаза и представил своего одноклассника, того, с медовыми волосами, как будто бы он оказался в кабинке вместе со мной. Представил его на коленях. Представил, что одной рукой зарываюсь ему в его восхитительные волосы, пока толкаю член ему в рот. Я видел такое на видео (порно порно порно) и мог о таком только мечтать. Я представлял его длинные ресницы, шрамик на щеке, клетчатый свитер под пиджаком, пока сжимал пальцы на своем члене. Мне хватило пары минут, чтобы кончить. Я забрызгал немного сливной бачок, и морщась, вытер его туалетной бумагой, а потом, едва касаясь брюк, застегнул молнию. Член успокоился и больше не пульсировал так, будто в него раскаленные иглы пихали. Я вернулся в кабинет и дописал сочинение. За него я потом получил высший балл.***
И чем старше я становился, тем больше фантазии поглощали меня. Наверное, меня можно было назвать озабоченным, но никто об этом не знал. Я хорошо учился, не сквернословил, не общался с плохими компаниями, не курил, не принимал алкоголь, спать ложился до полуночи, а домой возвращался строго в девять. Наверное, именно эти цепи и оковы со стороны родителей и открыли во мне эту новую грань, которая порой пугала меня. Все эти образы, которые появлялись у меня в голове, то, что я чувствовал, развивая эти фантазии. Я покупал самые дешевые скетчбуки, не потому что у меня не было на них денег, а потому, что после их заполнений я сжигал их на заднем дворе дома, чтобы родители не нашли. Я рисовал порно. Самое бесстыдное, невозможное, которое только мог представить. Я представлял, как меня имеет целая футбольная команда, хотя при этом не был знаком ни с одним парнем оттуда. Если бы кто-то из них в жизни подошел ко мне спросить время, я бы перепутал все слова в голове и промычал бы что-то нечленораздельное, но в своих фантазиях я был другим. Свободным. Раскрепощенным. Грязным. Я начал познавать свое тело лет в двенадцать, когда член был изучен вдоль и поперек. Я подумал о том, что чувствует человек в момент анального секса. Так ли это приятно? И начал с пальцев. Жирный детский крем, который мама хранила в аптечке на случай солнечных ожогов, я выдавливал толстой пленкой на пальцы и когда оставался дома один, открывал в себе новые грани. Сначала было странно. Неприятно. Как будто неправильно, что так не должно быть и ощущаться. Но я продолжал, ведь как иначе я смог бы потом этим заниматься? Мне хотелось узнать, попробовать. Я упражнялся пальцами, изогнувшись в неудобной позе, широко разведя ноги и утопая в подушках, чтобы было приятно. Я растягивал себя, потому что пальцами всегда было неудобно достать глубже, а как только я попробовал впервые, внутри как будто появился зуд, такой, от которого невозможно избавиться. Тебе хочется еще. Еще. Глубже. Больше. Я перестал ощущать пальцы. Спустя какое-то время они стали входить так свободно, что это перестало приносить хоть какое-то удовольствие. Я стал экспериментировать. Мне хотелось чувствовать это. Испытывать такие грани удовольствия, от которого немели руки и кружилась голова, а дыхание сбивалось, будто бы я пробегал сто километров. Я был очень осторожен. Забирал из комнаты родителей мамино зеркало на подставке, перед которым она красилась, ставил его перед собой, между разведенными ногами, чтобы было видно, и осторожно прокладывал путь к удовольствиям. Я понимал, что делаю что-то неправильное, но ведь я не занимаюсь грязными делами с кем-то, а мастурбирую, а это абсолютно нормально, нам это говорили даже в школе на уроках биологии, и я успокоился. Мне хотелось почувствовать что-то настоящее внутри себя. Первый раз это был продолговатый тюбик крема для рук. Я взял его с маминого стола, когда никого не было дома. Вымыл его с мылом, потом долго держал под горячей водой, чтобы он нагрелся. Когда я трогал свой член, он всегда был горячим, соответственно, мне хотелось засунуть в себя что-то теплое, что-то большое, что-то, что заполнило бы меня… В креме было всего 50 миллилитров, и спустя пару тренировок он так легко стал входить, что я перестал его чувствовать. Плюс он быстро остывал, но по жирному детскому крему очень хорошо скользил. Я смотрел в зеркало, как тюбик крема исчезает в моем теле, а другой рукой трогал член. Крем я этот у мамы украл. Спрятал у себя в ящике с нижним бельем, потому что очень не хотел, чтобы мама потом им пользовалась. Она решила, что он упал за тумбочку, но отцу было лень отодвигать ее и искать дешевый крем. Так я и оставил его себе. Я загонял в себя тюбик с кремом осторожно и аккуратно, боясь потревожить покрасневшие стенки (я рассматривал это в зеркало), видя, как жирный крем вытекает и пачкает покрывало. Но он легко отстирывался, если просто потереть одеяло ватным диском, смоченным в горячей воде. Тюбик был мягким, гладким, продолговатым. Я вставлял его в себя, находя нужные нервные окончания, от которых в глазах плясали звезды. Потом я с шумным выдохом кончал себе на живот, густой, горячей струей, сперма выходила долго липкими сгустками, потому что иногда мне приходилось терпеть по две недели без самоудовлетворения, и я порой ощущал какое-то мазохистское удовольствие, пока терпел. Сперма продолжала вытекать, опаляя мне живот, густая, прозрачная, вязкая, и пока последняя капля не оставалась на головке, я продолжал медленными толчками вставлять в себя тюбик крема жирными, масляными руками, доводя себя до такого пика, что во рту пересыхало, а голова кружилась. Я подошел к кровати и оперся в нее руками. От этих мыслей возбуждение было таким сильным, что я сложился пополам от боли. Нужно было с этим что-то сделать. Я не мастурбировал три дня, потому что боялся, что Ричи опять будет подсматривать за мной, а потом начнет пугать странными разговорами. Но сейчас его не было дома. Не было дома… Я застонал в голос. Совсем тихо, но от вибрации, прошедшей по губам, я завелся еще сильнее. Я оглядел комнату в поисках чего-нибудь. Пальцы меня уже не радовали, я бы их не почувствовал. Флакон со смазкой должен был быть под рукой, его неудобно было бы использовать в двух целях одновременно. Я сел на кровать, прислонившись спиной к стенке. Я был бы рад, если бы пришел Ричи (и трахнул меня) и я бы попросил его принести мне что-нибудь. В этом чемодане было все, но не было нужного. Мысли путались. Мне бы сейчас думать, как сбежать из дома психопата, но вместо этого я пытаюсь придумать, чем себя трахнуть, потому что желание было невыносимо. Если я сейчас не кончу — я умру. Я еложу по кровати, пытаясь найти взглядом хоть что-то, но только сейчас мне резко бросается в глаза, что эта комната почти полностью пустая. Никаких безделушек, лишних вещей, каких-то мелочей. Ничего и никого. Пустота, которую необходимо заполнить, господи боже мой. Стону сквозь зубы, потому что это уже невозможно. Я ненавижу эту свою особенность. Просто ненавижу. Это ненормально, мне нужно было сходить к врачу, мне нужно было… Я пытаюсь сесть на кровати поудобнее, перевести мысли на что-то другое, когда понимаю, что мне в спину что-то упирается. Я резко оборачиваюсь, как герои фильмов ужасов, когда чувствуют позади себя призрака или клоуна-убийцу. Но ничего такого позади меня, конечно, нет, но… Я чувствую, как рот наполняется вязкой слюной. Она становится такой тяжелой, что я еле сглатываю ее, проведя параллель со спермой (нет, не думай, прекрати), когда я смотрю на ножку кровати. Обычная такая, с лакированным, слегка вытянутым, набалдашником. Нет. Странное трепещущее чувство зарождается внизу живота, поднимается выше, выше, заставляя член наливаться кровью еще больше, так, что я ощущаю, как бледнеет лицо, шея, руки. Я кладу ладонь на круглую поверхность, трогаю дерево. В диаметре совсем небольшая, сантиметра четыре, потом сужается. Я нервно сглатываю, смотрю на нее, как будто пытаясь просверлить взглядом. Эта чертова штука смотрит на меня, я не могу сопротивляться. Это сильнее меня. Мышцы внутри живота сжимаются, в заднице — тоже, когда я представляю, что я смогу запихнуть в себя это. Эта хреновина даже больше, чем пластиковая бутылка воды, на которую я потом променял тюбик крема. Во рту пересыхает, я шевелю языком, что-то глотаю, а потом встаю на кровати сначала на колени, а потом и в полный рост. Ты с ума сошел, говорит мне мой внутренний голос, но если бы я хоть раз его послушал в своей жизни, уверен, меня бы здесь вообще не было. Не сводя глаз с этой лакированной головки (какое интересное название), я наощупь шарю по постели в поисках тюбика смазки. Я не верю, что я делаю это, но в такие моменты мной командует тело, а не разум. Впрочем, как и всегда. Я спускаю шорты и смотрю на свой член. Я бы соврал, если бы сказал, что никогда его не измерял, и результат меня в принципе радовал. К тому же он был ровный и в данную минуту так требовал внимания, что в голове плыло, как будто был туман. Я смотрю, как красная ткань шорт сначала спускается по бедрам, потом слегка застревает на уровне колен, и я трясу сначала одной ногой, потом другой, чтобы их скинуть. Переступаю мягко, как кошка, с лапы на лапу, и остаюсь в одной футболке, стоять на кровати, выпрямившись в полный рост, как солдат, который несет службу. Дрочильную службу. Я думаю о том, что это моя психика играет со мной такие штуки; мне не должно быть за это стыдно, я просто хочу выжить, не сойти окончательно с ума, и мое тело борется против этого заточения, делая вид, что все нормально, успокаивая тем самым мой разум. Такую нехитрую логическую цепочку я вывел, пока выдавливал смазку на пальцы. Много, почти на всю ладонь. Она так вкусно пахнет, что я подношу руку к носу и вдыхаю свежий аромат. Так пахнет от Ричи. В животе скручивается узел, я делаю шаг ко кровати к изножью, опускаюсь на колени перед набалдашником. Кладу на него руку со смазкой, начинаю гладить его, как головку члена, будто бы деревянная штука могла отозваться на мои прикосновения (мама я схожу с ума) Потом беру смазку и жму на флакон, он издает предсмертные звуки и хрипы, изливаясь на лакированную поверхность. Потом, не сводя с нее взгляда, развожу ноги, опускаюсь на колени и завожу руку назад. Охренеть. Смазка переливается через ладонь, ее так много, что можно утонуть. Она пачкает покрывало, носки, руки и ноги. Я вставляю в себя сходу три пальца, и они так легко входят, что только еще больше разжигают во мне желание. Я двигаю ими, смазка липко хлюпает на пальцах, вытекает, пачкает бедра. То, что я собираюсь сделать, ненормально, но мне плевать. Я хочу этого. Я встаю, поворачиваюсь к спинке кровати. Кровать подо мной проминается, даже слегка скрипит. Я расслабляюсь, придерживая сухой рукой член, который оставляет от себя влажные капли естественной смазки, пачкая мне футболку (мама мамочка не злись я все постираю я не знаю как это произошло клянусь я не делаю ничего плохого) Я забываю о том, где нахожусь, что я похищен, забываю про Ричи. Внутри все пылает, и когда я касаюсь лишь слегка деревянной поверхности ножки кровати, задница вспыхивает, и мне кажется, что это невозможно. Она слишком большая. Глубоко вдыхаю, расслабляю мышцы, помогаю себе пальцами, растягивая в стороны. Смазка стекает по локтю, я принимаю удобное положение, напрягая только ноги, словно хочу присесть на стул, но в последний момент передумываю. К счастью, на слабый тонус мышц я никогда не жаловался. Желание охватывает каждый мой нерв, каждую клетку. Я чувствую это возбуждение каждым сантиметром тела, когда понимаю, что эта штука начинает входить. Вход слегка натирается, растягивается, это немного больно, но мне нравится. Мне нравится, когда больно, потому что так я чувствую это будто бы на самом деле. Я насаживаюсь чуть глубже, чувствую, как набалдашник давит внутри, он такой объёмный, большой, горячий, мокрый, что я не могу сдержаться от стонов. Это так приятно, я не могу. Я начинаю медленно двигаться. Вверх-вниз, привставая на цыпочки, упираясь одной рукой в бедро, а другой трогая член, хотя все сосредоточено в одной точке, по которой попадает кусок дерева фаллической формы. Я насаживаюсь еще глубже, почти полностью. Мне хочется стонать в голос от того, как это приятно. Я чувствую такую заполненность, как в своих фантазиях, когда представлял, что готов был вместить в себя два члена. Я двигаюсь, приседая на этом агрегате, ощущая, как он растягивает меня, наполняет, давит на нужную точку, и я готов кончить. Я вдруг ловлю себя на мысли, что думаю про Ричи. Смазка пахнет как его духи, и я подношу руку к носу, вдыхаю запах, который кружит голову, и представляю, что это член (Ричи) Я почти на грани. Все ощущения смешались в один тугой комок где-то в животе, готовый меня разорвать. Когда я кончу, это будет похоже на гребанный фонтан, не меньше. Я хочу, чтобы он меня трахнул. Хочу наконец-то выйти из глубины своих страхов, хочу, чтобы фантазии стали реальными. И если я нужен здесь Ричи не для секса, то ему придется изменить свои планы. Я опускаюсь еще ниже, и деревянная штука входит в меня полностью, достигая до нужного места и заставляя меня застонать в голос, громко, впервые в моей жизни.