Пленник

Imagine Dragons — Warriors

      В ванной, когда Ричи помогал мне одеться, я был не в том состоянии, чтобы перечить ему и высказывать свое недовольство по поводу возвращения в подвал. Я чувствовал себя ватным и не принадлежащим себе, что готов был лечь хоть на пол, лишь бы прийти в себя. Голова кружилась, было такое ощущение, что у меня сейчас случится сердечный приступ. От оргазма можно умереть? Кажется, я читал про такое, что у какого-то мужика случился инфаркт во время минета (ну, не он сам когда сосал, а когда ему, если бы он сам — было бы вдвойне неловко — умереть с чьим-то членом во рту). И вот я был близок к похожему состоянию, поэтому вообще не сопротивлялся, пока Ричи вытирал мне волосы полотенцем и помогал надеть толстовку. — Молодец. Вот так. Подними руки. Ага, хорошо.       Ричи возился со мной, как с куклой. Кажется, ему очень нравилось одевать меня, причесывать, любоваться. Я смотрел на него затуманенными глазами и не говорил ни слова. Странно, но рядом с Ричи я чувствовал себя       в безопасности.       Но когда я снова очутился в подвале и за моей спиной закрылась тяжелая дверь, ужас снова завладел мной. Темнота, сырость, холод. Я развернулся и начал бить кулаком в дверь, натянув рукав толстовки на запястье, чтобы бить было не так больно. — Ричи! Ричи. Открой дверь! Пожалуйста! Ричи! Но мои мольбы оставались неуслышанными. Никто не приходил ко мне, и Ричи как будто пропал. Я стоял на ступеньках, не в силах сделать и шага, чтобы спуститься в подвал, к матрасу, который по-прежнему выглядел жутким и грязным, и стоял, кусая ноготь на большом пальце.       Я не чувствовал себя ни грязным, ни изнасилованным. Я не чувствовал почти ничего. Мне было страшно, но этот страх был каким-то тупым, припрятанным под слоем других (каких?) непонятных мне эмоций, что он просто не добирался до моего сознания или я блокировал его. Я простоял так какое-то время, снова напрягая слух, чтобы уловить хоть какое-то движение наверху. Может быть, Ричи вернется сейчас? Ну, вот прямо сейчас. Когда я мысленно досчитаю до ста? Но я досчитал уже до тысячи, а Ричи так и не вернулся. Я стал ходить по подвалу. Слава богу, что он хотя бы не пристегнул меня наручниками, потому что только от одной мысли об этом запястье у меня противно заныло. Я ходил по маленькому помещению, и как же мне снова хотелось вернуться наверх, в большую, светлую комнату, в мягкую кровать,       (с набалдашниками) к Ричи, с которым мне было не так страшно. Одному находиться было совсем невозможно. Тишина была убийственная. Пол подо мной скрипел, я осторожно ступал кроссовками по нему, боясь потревожить это уединение. Опять где-то капала вода, шумели деревья за окном. Я застыл, не зная, что мне делать.       Критическое мышление как будто бы отключилось, я стоял, смотрел в одну точку, и кожа на пальце возле ногтя уже покраснела и опухла, потому что я не мог вытащить палец изо рта. Я чувствовал, что что-то готово случиться — но что?       Тревога пряталась во мне, кричала изнутри, что я должен что-то сделать. Попытаться отодрать доски из окна и вылезти из него, а потом бежать, куда — неважно, лишь бы спрятаться подальше от этого дома и его чокнутых обитателей. Я снова посмотрел на окно.       Да, оно забито досками, но если постараться их отодрать… Мне бы могло хватить на это силы. Я бы мог хотя бы попытаться, даже рискуя собственной жизнью за попытку к бегству, но я все равно ничего из этого не сделал, и просто стоял, как будто прирос к месту, и смотрел в одну точку.       Мне хотелось тут остаться.       Я резко обернулся, потому что услышал, как за дверью кто-то гремит ключами. И это кто-то — не Ричи.       Я быстро сбежал по ступенькам вниз, пригнув голову, и уселся на матрас, словно я так и просидел здесь все это время. Живот скрутило от страха. Я только успел подтянуть колени к подбородку, когда дверь открылась, и на пороге появилась фигура Папаши. — Эй, ты тут?       Он закрыл за собой дверь за все замки, а потом стал спускаться по ступенькам, тяжело ступая ботинками. Я притворился, что заснул сидя, привалившись спиной к стене, от которой дуло холодом. Спасибо Ричи за толстовку, иначе я бы отморозил тут себе почки. Неужели на улице действительно лето?! — Не сдох еще? Ну, привет.       Я открыл глаза, имитируя долгий сон и стал делать вид, что не понимаю, кто я и где нахожусь, но актер из меня был хреновый, потому что Папаша присел на корточки возле меня и закачал головой. Кажется, он очень сильно недоволен. — Не притворяйся, я знаю, что этот придурок выводил тебя. — Сэр, я… — я откашлялся, чтобы мой голос звучал чуть тверже, хотя внутри он срывался на писк, — пожалуйста, сэр, Ричи вывел меня только один раз. — Ага, — мужчина улыбнулся, склонив голову на бок, слегка щуря глаза, возле которых сразу обозначались глубокие морщины. А в первый раз он показался мне намного моложе — видимо, из-за крашенных в черный цвет волос, — и даже знаю, зачем.       Я сглотнул, но всеми силами постарался не выдать своего волнения. Смотрел прямо и спокойно, хотя все внутренности сжимались от того, что этот мужик сидел напротив меня, покачиваясь на носках, и я видел, что под курткой у него спрятан пистолет. — Смотрю, тебе тут стало даже нравиться, — Папаша кивнул, подмигнул мне, и меня затошнило, — но ты игрушка моего сына, а он тут ничего не решает. Скоро тебе надо будет освободить этот подвал, он нам еще нужен. Уже для наших гостей. — Освободить?.. — я уставился на Папашу, и он улыбнулся одними губами, от чего мне стало еще более жутко. Глаза оставались серьезными и нормальными. Он вел себя, как самый нормальный мужик. — Да, надеюсь, ты понимаешь, что это значит? — он выпрямился, потянулся, и как будто ненароком задрал кожаную куртку, и пистолет на ремне его джинсов я увидел уже воочию, — не бойся. Больно не будет. — Я… Нет, — я затряс головой, — нет, пожалуйста! Я клянусь, если вы меня отпустите, я не скажу в полиции, я ведь даже не знаю, где мы находимся или как вас зовут, я даже не смогу привести полицию в этот дом, и я… — Закройся, — резко прервал меня Папаша, и я замер, чувствуя, как сердце отстукивает предсмертный ритм, — или только мой сын может заставить тебя заткнуться? Так я ничем не хуже, чем он.       Я не успел ничего сделать, никак среагировать, потому что Папаша Ричи в два счета схватил меня за воротник толстовки, поднимая над матрасом, а другую руку положил себе на ширинку джинсов, буквально в паре сантиметров от пистолета.       Клянусь, не знаю, что меня удержало от того, что меня не стошнило. Из глаз брызнули слезы. — Нет… — Пап, не надо.       Я даже не услышал, как дверь открылась и на верхней ступеньке показалась фигура Ричи. От облегчения я даже заплакал. Его Папаша выпустил из пальцев кусок моей толстовки и резко обернулся. — Какого черта ты здесь делаешь? Я тебе сказал оставаться наверху. — Не трогай его, — спокойно сказал Ричи, спускаясь вниз. Кажется, с того момента, когда я видел его последний раз, прошла целая вечность. Время здесь шло совсем по-другому. Голова у меня закружилась, я прижал руку к груди. Толстовка вся намокла. — Я сказал: иди наверх, — Папаша подтянул ремень джинсов, — я с тобой поговорю там. — Не трогай его, — снова повторил Ричи, подходя к отцу. Я кое-как утер лицо рукавом, близкий к сердечному приступу, — он тебе не нужен. — Он вообще здесь из-за тебя, но это слишком дорогая игрушка, Ричи, и ты знал это. — Я с ним сам справлюсь, — Ричи сложил руки на груди. — Даже знаю, как, — хмыкнул папаша, уже теряя ко мне всякий интерес, — но мы с тобой не о таком договаривались. — Я знаю. — Ничего ты не знаешь! Все, пошел вон, а этого оставлю здесь, может, сдохнет с голоду сам, — Папаша подлетел к Ричи и схватил его за плечо. — Нет! Не оставляйте меня тут! Ричи! Сэр! Пожалуйста!       Но Папаша ловко толкнул Ричи к лестнице, ведущей наверх, и вытолкал из подвала. Я бросился за ними, но на последних ступеньках Папаша Ричи развернулся и с размаху ударил меня по лицу. Я не удержал равновесия и кубарем слетел с лестницы, только чудом не сломав себе ничего, но в минуту падения мне показалось, что я не досчитаюсь зубов. — Пап! — Заткнись!       За ними закрылась дверь. Я замер, прижимая руку к рассеченной скуле, и пересчитывая языком зубы. Сердце стучало в голове. — Ты отвратительно себя ведешь, Ричи! Ты дождешься, что верну тебя туда, откуда забрал!       А потом за дверью стали разноситься удары. — Ричи?..       Я не мог сдвинуться с места, не мог даже подползти к дверям. Скула горела от пощечины, и ей же я приложился об ступеньку, когда упал. Кожа разодралась в кровь. — Ублюдок! Я тебе запретил заниматься всеми этими извращениями, какого хера ты меня ослушался?! — кричал Папаша за дверью, и слова прерывались глухими ударами. Я закрыл глаза, уши, чтобы ничего этого не слышать. — Либо ты пристрелишь его, либо я пристрелю тебя, ты меня понял?! А потом ты вернешься туда, где тебе и есть место, Ричи!       Я услышал еще один глухой удар, который закрыла дверь, и я мог только догадываться, какой силы он был на самом деле. Сердце защемило. Потом стихли и удары, и крики, и голоса. За все это время, которое показалось мне вечностью, Ричи не сказал ни слова. Было ощущение, что там, за дверью этого подвала, били не живого человека, а куклу, которая не издавала при этом ни звука. Потом воцарилась такая тишина, чтобы было слышно, только как я шумно дышу и всхлипываю против своей воли.       Спустя еще какое-то время я услышал женский голос за дверью, но Мамаша ко мне так и не зашла. Только на следующий день, когда я уже почти обезумел от страха, я услышал, что кто-то легонько постучал мне в дверь, и я бросился к ней, сломя голову. Дверь открылась ровно в ту секунду, когда я оказался на верхней ступеньке, но за ней никого не было. Длинная тень бросилась к стене, а под ногами у меня оказался поднос с едой. — Ричи? — я выглянул из-за двери, не решаясь выйти в коридор, испугавшись, что это такая приманка, чтобы выманить меня и пустить пулю в лоб, — Ричи, это ты?       Я знал, что это был он, несмотря на то, что он мне не ответил. — Спасибо, — сказал я, забирая быстро поднос и прячась обратно в подвал. Сейчас я считал, что это лучшее, что я могу сделать. Как только я забрал еду и развернулся к лестнице, дверь за мной закрылась на все замки.       Еще несколько дней Ричи приносил еду мне таким способом. Я знал, что это был он. Его родители ко мне не приходили, хотя я и слышал временами, как кто-то громко ходит надо мной. Я томился в мучительном ожидании чего-то страшного, и только мысль, что один человек не дает мне умереть от голода, вселяла в меня какую-то надежду.       Ричи пришел ко мне только спустя неделю, когда большинство синяков сошли с его лица.