Пленник

E-rotic — Sexual Madness

      Странно, но рядом с Ричи чувство страха отходило куда-то на задний план, уступая место другим чувствам. Интересу. Желанию.       Я всегда был любопытным ребенком, особенно это усугублялось тем, что многое запрещалось. Запрещалось читать книги, которые родители находили слишком взрослыми или запретными, запрещалось смотреть фильмы, в которых был хотя бы какой-то намек на отношения и близость персонажей, запрещалось долго сидеть в интернете или возвращаться домой после десяти. Я знал, что если ослушаюсь, буду наказан. У меня заберут телефон, карманные деньги, я окажусь под домашним арестом, буду должен тратить свое свободное время только на учебу, иначе лишусь еще и летних поездок в другую страну с родителями на отдых. Все эти запреты окружали меня с раннего детства, что в какой-то момент я уже не знал, что мне можно. Везде было вечное нельзя. Но в таком состоянии жить невозможно, и я начал нарушать эти «нельзя» своими «можно». Можно, но так, чтобы родители не узнали. Чистил историю браузера, врал, изловчался, чтобы родители ничего не заметили.       В детстве меня пугали адом. Если буду плохо себя вести — черт проберется в мою комнату через окно и заберет к себе, будет жарить на медленном огне и втыкать в меня вилы. Первый раз, когда я ослушался родителей, черт не пришел. И второй раз. И третий. И я решил, что либо черт слишком занят, чтобы тратить на меня свое драгоценное время и наказывать за просмотр фильма «Девять с половиной недель», либо его просто не существует.       Я не стал говорить родителям, что их страшилки для меня — полный бред, при том еще условии, что мы были совсем не религиозной семьей. Потом, кажется, мама стала что-то замечать, и истории про черта сменились вполне уже реальными наказаниями. Простаиванием в углу. Угрозами, что у меня отвалится член или на нем выступят ужасные язвы. Что врач обязательно все по мне поймет. Но член был на месте, врач говорил, что со мной все прекрасно и я абсолютно здоров, невинен и чист, а колени проходили довольно быстро после столкновения с жестким полом в углу комнаты. И я пустился во все тяжкие. Когда я говорю про все тяжкие, я не имею в виду алкоголь или наркотики. Запах, расширенные зрачки или нарушения координации скрыть было бы куда сложнее, чем сперму на домашних шортах. Я знал к тому же, что если все же решусь заняться сексом с кем-то по-настоящему, мне необходимо будет купить презервативы, чтобы ничего не подцепить, и использовать много смазки. Хотя я с трудом мог представить себе кого-то, чей член был бы больше пластиковой бутылки для воды, и который смог бы нанести мне трещины и разрывы, которые мог бы заметить врач.       Нет, в этом плане я был абсолютно здоров и невинен.       Поэтому и Ричи так сильно меня притягивал. Он был запретнее всего, чего только могли представить и запретить мне родители. И этот его шрам… Именно поэтому он не раздевался, когда доводил меня? Но разве это имеет значения?       Я шел за Ричи по коридору, прислушиваясь к звукам неживого дома. Я уже воспринимал это как данность. Обычная жизнь со школой, экзаменами, друзьями отошла куда-то на второй план. Я вдруг подумал про Стэна — но тут же откинул эту мысль. Стэн тоже был из той, другой жизни. И сейчас мне не стоило о нем думать. Сейчас я был с Ричи. — Ты ведешь меня обратно в комнату?       Вопреки приказу Ричи быть громким, я шептал. Мне все еще казалось, что Ричи специально выманил меня из подвала, чтобы его сумасшедший папаша выскочил из-за угла и пристрелил меня. Но чем дальше мы шли по коридору, тем отчетливее я понимал, что в доме кроме нас никого нет. Это немного успокоило, потому что Ричи не обманул меня. — Не совсем.       Я шел за ним, осторожно ступая кроссовками по ковру. Дом был огромным. Длинные коридоры с рядами комнат, конечно же, закрытых. Мне не хотелось думать о том, зачем семье из трех человек такой огромный дом.       Если они, конечно, не прячут там еще десяток жертв.       От этой мысли живот скрутило в спазме. Но если бы здесь были еще пленники, наверняка, я бы услышал их? Или хотя бы как-то понял, что в доме есть кто-то еще? Я замер возле какой-то двери, прислушиваясь, но слышал только стук крови в ушах. Ричи оглянулся. — Здесь никого нет. Пошли.       В этот раз я не знал, стоит ему верить или нет, но молча кивнул и последовал дальше. Ричи вывел меня на лестницу, мы поднялись на второй этаж. Он вдруг остановился. — Чего ты? — Потом тебе снова придется вернуться в подвал. Я это не контролирую. — А потом меня пристрелят, — сказал я, закатывая глаза, — ты это уже говорил. — Не иронизируй, — жестко оборвал меня Ричи, — и ты помнишь мое приказание. — Хочешь, чтобы я кричал и звал на помощь? — я улыбнулся, — а что, если меня действительно услышат?       Ричи непонимающе уставился на меня. Он хлопал ресницами, а потом сообразил. — Не услышат. Здесь звукоизоляция. Поэтому ты можешь кричать сколько тебе угодно. — Я таким не занимаюсь, — фыркнул я.       Ричи посмотрел на меня чуть дольше, чем это могло требоваться и улыбнулся кончиком губ. — Я знаю.       Он снова пошел вперед по коридору. Обычные обои в полосочку, лампочки под потолком. Ничего такого, что могло бы навести на мысли о жилище маньяка или психопата. Просто большой дом с длинными коридорами и комнатами для гостей. — Куда в этот раз уехал твоей отец и почему он так часто оставляет тебя со мной? — спросил я, когда мы остановились возле двери в комнату и Ричи завозился с ключами. Я стоял позади него, и будь я в другой ситуации, я бы воспользовался обстоятельствами. Ударил бы его сзади по голове чем-нибудь и побежал. Но только куда бы я смог убежать? У меня даже не было уверенности, что я нахожусь в своем городе. — Тебе не стоит этого знать, — Ричи открыл дверь, и посторонился, чтобы пропустить меня, — проходи.       Мы переглянулись с Ричи, и он кивнул, снова не выразив никаких эмоций. Я глубоко вдохнул, как будто собрался нырнуть с головой под воду, и переступил порог комнаты. Хотя комнатой это назвать было сложно. Просто небольшое помещение, даже меньше, чем подвал, в котором я содержался. Такое же забитое окно, тусклые лампочки под потолком, кровать по центру комнаты и…       Клетка.       Я как-то пару лет назад ходил с одноклассниками на квест «Техасская резня бензопилой» и там была точно такая же клетка, куда одного из участников сажали в самом начале, чтобы он смог выбраться и пройти квест дальше. Клетка в человеческий рост, как в полицейском участке, с той лишь разницей, чтобы она была в комнате жилого дома. — Ричи? — я оглянулся на него, но он уже закрывал дверь изнутри, что-то бормоча себе под нос или напевая, — что это? Зачем ты меня сюда привел? — Ну, тебе же нравятся всякие извращения, — он пожал плечами, и стал убирать связку ключей в карман джинсов, — решил показать тебе кое-что. Что не могло даже представить твое воображение. — Это… Клетка? Но зачем? — голова пошла кругом, лоб покрылся испариной. Я рассматривал стальные прутья клетки и кровать. Они были прям напротив друг друга. Я сглотнул вязкую, густую слюну. — Я знаю, о чем ты мечтаешь, — сказал Ричи, подходя ко мне, — знаю все твои грязные фантазии. — И решил подкинуть мне новых? — Да.       Ричи подошел ко мне почти вплотную. Мое тело реагировало на его близость, пусть это и неправильно, но оно отзывалось, даже когда он ко мне прикасался. Воздух между нами стал плотным, почти трещал по швам как от электричества. Я глубоко вдохнул, натягивая легкие, и Ричи сделал ко мне еще шаг. Мгновение — и он берет меня рукой за шею, притягивает к себе и начинает целовать.       У меня нет сил сопротивляться.       Руки и губы Ричи везде. Он тянет меня за волосы, запускает пальцы под толстовку, заставляет ее снять, но когда я тянусь к его одежде, перехватывает мои руки. — Нет. — Разденься тоже. — Нет, — он разворачивает меня к себе спиной, слегка наклоняет, упирается в меня. Мне трудно дышать, я путаюсь в складках толстовки, снимаю ее через голову, прикасаясь голой кожей к Ричи.       Я хочу его. — В клетку. Живо, — говорит Ричи, отрываясь от меня, и вытирая пальцами уголки губ после нашего поцелуя. Потом берет оба пальца в рот, посасывает их, смакуя, и черные волосы падают ему на лоб, скрывая от меня половину лица.       Я слушаюсь Ричи. Сердце стучит в бешеном ритме. Подгоняя меня и ускоряя мои действия. Я тяну дверцу клетки на себя, вхожу в нее. И не успев еще оглянуться, слышу, как Ричи защелкивает замок. — Из одной клетки в другую? — спрашиваю я, и меня от Ричи отделяют лишь железные прутья. Расстояние между ними такое маленькое, пролезть невозможно, максимум — просунуть руку. — Сними джинсы, — командует Ричи, останавливаясь возле клетки. Он все еще даже не снимает куртку, и я не понимаю, как он не сжарился в ней. — А если не сниму? — спрашиваю я, перехватывая пальцами прутья решетки, — то что? — Тогда… Тогда тебе придется терпеть, — Ричи садится на край кровати и широко расставляет длинные ноги. Я смотрю прямо туда. Желание растет. Но я не могу согласиться так сразу. Нужно поломаться. — Не буду раздеваться. — Как знаешь, — говорит Ричи, и слегка откидывается на постель, опираясь только на левый локоть. Он смотрит мне прямо в глаза, и правую руку кладет себе на ширинку черных брюк. — Выпусти меня, — я чувствую, как мне становится дико жарко, а джинсы только мешают, потому что под ними все еще нет никакого белья. — Разденься. — Выпусти. — Раздевайся.       Я закатываю глаза. — Как же ты собрался трахнуть меня через клетку? — Узнаешь, — Ричи запускает руку в джинсы и прикрывает глаза, — но могу справиться и без тебя. — Черт, — я кое-как начинаю расстегивать джинсы. Снимаю одну штанину, чуть не теряю равновесие и упираюсь спиной в стену. Что-то звякает позади меня. Наручники. — Кто соорудил это все? — пораженно спрашиваю я, смотря на наручники, прибитые к стене. У них довольно длинная цепочка, и я смогу даже подойти к решетке… Ричи кивает. — Пристегни одну руку. — Не буду. — Давай, Эдди, это лучше, чем придушивать себя школьным галстуком. — Откуда ты… — я задыхаюсь от возмущения, но щеки горят, горит все тело, я кое-как раздеваюсь, без лишних раздумий щелкаю наручником на правом запястье. Комната плывет перед глазами. Ричи разваливается на постели, засунув себе руки в штаны, но мне не видно ничего — и это меня убивает. — Почему ты не хочешь раздеться? — спрашиваю я, подойдя как можно ближе к прутьям решетки. Цепочка от наручников натягивается, дальше никак не двинуться, — из-за шрама? — Не задавай лишних вопросов. Повернись спиной. — Ты опять будешь просто смотреть на меня и дрочить, а мне прикажешь умереть от желания? — вскрикиваю я, потому что Ричи еще сильнее разводит ноги и ложится уже полностью на кровать, — так нечестно! — А что ты хочешь?       Я начинаю злиться и со всей силы дергаю рукой, пытаясь чуть ли не сорвать наручник со стены. — Ты знаешь, что. — Что ж, — Ричи вдруг лениво приподнимается на кровати, вынимает руку из джинсов. Я смотрю за его действиями и пожираю его глазами. Мне не нужно опускать глаза и смотреть на то, как стоит мой собственный член. Я хочу смотреть на член Ричи. — Пожалуйста, — говорю я, потому что помню, что Ричи нравится, когда его просят. Облизываю сухие губы и повторяю еще раз, чуть громче, — пожалуйста, Ричи.       Он молчит. Встает с постели и что-то ищет под подушкой. Я сжимаюсь от желания узнать, что там, и мысли крутятся в голове, подкидывая самые дикие варианты, но Ричи достает оттуда лишь широкую атласную ленту красного цвета. — Я и так уже почти связан, — говорю я, кивая на наручник, — это лишнее, Ричи, я… — Закройся хотя бы на минуту. Сейчас быть громким не надо. — Ты уже сам определись, что ты…       Ричи прерывает меня, подойдя вплотную к клетке. Я затыкаюсь, чуть не прикусив себе язык. Ричи держит ленту в руке и смотрит мне прямо в глаза. В его черных линзах я вижу нечто. — Повернись. — Ричи… — Живо.       Я нехотя поворачиваюсь, хотя весь горю от нетерпения. Я не вижу Ричи, но чувствую. Чувствую, как его руки касаются моего лица и он завязывает ленту мне на глазах.       О, вау. — Повернись обратно, — говорит Ричи, и я слушаюсь. Я чувствую, что Ричи стоит прямо передо мной, но нас разделяет клетка. Я могу протянуть руку и коснуться его, но одна рука прочно скована наручником, а второй я держусь, потому что с завязанными глазами теряю прочное ощущение стойкости. — Ты не хочешь, чтобы я смотрел? — я глажу прут решетки, осторожно перехватывая его пальцами. Я весь оголенный перед Ричи, но не телесная нагота смущает меня больше — одна рука прикована, глаза закрыты. Эмоции и чувствительность на пределе, внутренности трещат от статического напряжения. Я чувствую все так остро, что в голове шумит, и давление поднимается. — Чувствуй.       Я могу только догадываться, что делает Ричи. Платок приятно покоится на глазах, а наручник сковывает лишь наполовину, даря легкое подобие свободы. Но эта клетка, это стопроцентное подчинение Ричи, его командам, его голос, пьянит и возбуждает. Я тяжело дышу, становится жарко. Я не вижу, что делает Ричи, но чувствую, что он где-то рядом, вздыхает, и я пытаюсь протянуть свободную руку и коснуться его, но хватаю пальцами только воздух. — Опусти руку, — говорит Ричи, и я чувствую, что он совсем-совсем близко. Нас разделяет только пространство решетки, эти железные прутья, и я послушно опускаю руку, веду ей по бедру. Ведь Ричи на меня смотрит. Я чувствую его запах. Чувствую его движения, как шелестит куртка. Я отдаюсь эмоциям и ощущениям, и даже если черт заберет меня за это — мне все равно.       Я уже в самом пекле.       Проходит еще несколько мгновений, я ощущаю близость Ричи, но он не трогает меня, не касается и ничего не говорит. Я облизываю сухие губы. — Ты так и будешь стоять? — Ты помнишь мое приказание? — Если ты не будешь ничего делать, я буду кричать только, чтобы позвать на помощь, — хмыкаю я, хотя пальцы напрягаются от возбуждения. Сквозь закрытые веки не пробивается даже слабый свет комнаты, и силуэт Ричи напротив себя я угадываю лишь инстинктивно. — Я постараюсь, чтобы ты кричал по-другому. — Ты…       Я не успеваю задать свой вопрос, потому что все происходит слишком быстро. Я не вижу Ричи, но могу чувствовать, и из-за закрытых глаз все чувствуется в разы острее. Я тяжело дышу, хватаю воздух, пытаясь наполнить им всю грудную клетку, и в этот момент я ощущаю какое-то странное движение.       Тень Ричи меняет свое положение.       Он опускается на колени. — Нет…       Легкий стон на выдохе срывается из меня, когда я понимаю, что Ричи берет мой член в руку, и начинает водить им себе по лицу. По щекам, губам, носу, но не берет в рот. Меня кидает в жар, я дёргаюсь вперед, но упираюсь лбом в прутья решетки, и наручники жалобно звякают о стену, натягиваясь и не даваясь мне двинуться еще вперед. — Громче. — Ричи… — я перевожу дыхание, пересчитываю языком сухие корки на губах. Мне никто и никогда не отсасывал. И он точно знает об этом. Я весь требую его, но гребанный наручник и клетка не дают мне сделать лишнего шага.       Он специально меня сюда и посадил. Если бы я был на кровати, я бы       (я бы стал держать его за волосы наматывать пряди на пальцы стараться притянуть его голову к себе настолько близко чтобы он начал задыхаться и давиться я бы трахал его в рот заставляя смотреть мне в глаза так что мой член доставал бы ему до кадыка я бы выебал его в рот да выебал, а потом бы заставил его выебать меня я бы глотал его сперму я бы)       умолял и просил его что-то сделать со мной, потому что сил терпеть у меня уже нет, я чувствую, как Ричи устраивает голову между прутьями решетки, и водит моим членом себе по губам.       Я хочу двинуться вперед, но наручники не дают мне это сделать. — Ричи, пожалуйста. — Я могу взять его в рот, очень глубоко, если ты будешь достаточно громким.       Я внутренне кричу, но так могу только шипеть. — Ты же знаешь, я никогда… Я… — Знаю. Поэтому и приказываю. — Засунь свои приказания… — В рот?       Ричи на секунду берет мой член в рот, и я вздрагиваю, ощутив прикосновение его горячего языка. Но он тут же отодвигается. — Ричи! — Громче, — его команды раздражают, нервируют, распаляют кожу, но мне хочется большего. Я еще раз дергаюсь вперед, наручник натягивается и неприятно скользит по коже. — Это жестоко, — голос опять срывается чуть ли не на слезы, мне хочется плакать, мне хочется почувствовать разрядку, до этого неизвестную мне, и я тянусь к Ричи. Хочу сорвать платок с глаз, чтобы увидеть его, но как только я тянусь рукой к нему, Ричи снова приказывает мне не двигаться. — Я просто хочу, чтобы ты кричал. Отпустил себя. — Я… — я не могу найти нужных слов. Я никогда не разрешал себе стонать в голос, даже когда родителей не было дома. Боялся, что соседи услышат и расскажут. Не то крик, не то стон появился в грудной клетке, но как всегда, замер там, не находя выхода. — Давай, — губы Ричи снова слишком близко, я чувствую, как он дует на мой член, и теперь я понимаю, зачем он оставил мне одну руку свободной — я хватаюсь за решетку, чтобы не упасть, — иначе вернешься в подвал. — Хватит меня шантажировать, — шепчу я, и голос хрипит. Ричи, кажется, пожимает плечами, но я не могу знать этого точно. Мне тяжело и трудно дышать. Я лижу губы, и Ричи кончиком языка касается моего члена. — Ну же. — Зачем?.. Зачем тебе?.. — Господи, я бы закатил глаза, если бы они не были спрятаны под повязкой, — зачем?.. — Никогда не слышал, как ты стонешь.       Он возбуждает меня одними фразами, я трясусь и пытаюсь найти его, чтобы       (затолкать член по самую глотку и заставить тем самым заткнуться)       прикоснуться к нему, но Ричи только кладет руку мне на член, сжимает, и я выдыхаю воздух. — Давай.       Я пытаюсь расслабиться. Я забываю про подвал, про похищение. Сейчас есть только я и эта клетка, в которой может реализоваться моя фантазия. Я хочу потянуть Ричи за волосы. Опускаю руку, нахожу просвет между прутьями решетки. — Хочешь взять меня за волосы? — Да, — отвечаю я, и пытаюсь, чтобы голос звучал с придыханием. Я не знаю, как мне стонать. Я просто даже не знаю, как это — стонать. Не сдерживать себя, не прятаться, не скрываться, и вот сейчас Ричи давал мне эту возможность, пусть и таким способом. — Ты знаешь, что надо для этого сделать. — Ричи… — я пытаюсь выдавить из себя стоны, хотя мне просто хочется кричать, как будто меня разрывают от невозможности продолжить начатое. Я. Как слепой котенок, тыкаюсь куда-то вперед, но Ричи крепко сжимает мой член пальцами и не прикасается к нему языком. — Давай. — Господи… Я… Помоги мне, — произношу я, и рука, скованная наручником, уже начинает болеть, — я не могу стонать просто так, как порно актер. — Тебе бы не пошло быть порно-актером. — А тебе да.       Вместо ответа на мою «шпильку» Ричи снова берет мой член в рот, задерживает на пару секунд, а потом с шумом вынимает. Я готов отдать руку, чтобы увидеть это. Представить, как слюна тянется от члена к его губам… Из моего рта вырывается свист. — Уже лучше. Я могу так долго продолжать, но боюсь, ты устанешь быстрее, — Ричи большим пальцем гладит головку моего члена, и я готов рухнуть на пол в этой клетке, чтобы он просто перестал меня мучить. Я прикасаюсь тазобедренными костями к прутьям решетки. Представляю, как Ричи облизывает губы. — Хочу смотреть на тебя. — Нет. — Пожалуйста. — Нет, ты не будешь. — Но… — Нет!       Ричи повышает голос, а потом снова берет мой член в рот и вот сейчас я уже не могу сдержать стон.       Его язык двигается вверх-вниз, задевает каждый миллиметр, вбирает в себя, и я чувствую, как давлю ему на стенки горла. Слышу вбирающие звуки, и я выдыхаю с громким стоном, потому что я быстрее умру, я дам Ричи все, что он попросит, лишь бы он не останавливался.       Горячий рот. Влажные звуки. Вращающие движения языком по всему члену. Я не вижу этого. Но чувствую, и воображение рисует яркие картины. Я хватаюсь свободной рукой за решетку, стараясь удержать равновесие. Лоб вспотел, мне жарко. Словно меня жарят живьём,       (тебя унесет черт)       пока Ричи трахает меня ртом, беря до самого упора, так, что я не могу сдерживаться и начинаю стонать.       Не наигранно, не специально, а просто потому что мне хорошо.       И, несмотря на то, что Ричи полностью владеет ситуацией, а я нахожусь в клетке, которая сковывает все мои движения, я никогда еще не чувствовал себя таким свободным, как сейчас.