***
Первый день в школе не самый приятный, особенно когда тебе совершенно не с кем поделиться о том, что произошло летом. Пока пустой класс наполняется моими одноклассниками, я смотрю в окно. По злосчастной иронии судьбы сегодня просто отличная погода. На небе ни облачка, и даже ветра нет. Листья старого тополя поражают насыщенным зеленым цветом. Если бы под деревом не прятались девятиклассники с сигаретами в зубах, я уверена, что какой-нибудь художник решил бы написать картину, увидев пейзаж за окном моими глазами. — Привет! Я новенькая, меня зовут Катя, — мягкий звонкий голосок звучит где-то сбоку от меня. Насупив брови, я поворачиваю голову на звук незнакомого голоса. Рядом со мной присаживается девушка с пепельно-белыми волнистыми волосами и огромными круглыми голубыми глазами. Она хлопает длинными накрашенными ресницами, ожидая, что я хоть как-то среагирую. — Привет. Саша, — сухо отвечаю, вжимаясь позвоночником в деревянную поверхность спинки стула. И почему она решила подсесть именно ко мне? В классе пока достаточно свободных мест. — Мои родители купили квартиру в этом районе, поэтому мне пришлось сменить школу, — начинает тараторить блондинка, и я чувствую себя не в своей тарелке. — Представляешь, какой это стресс? Выпускной класс и на тебе! Может мне ей посочувствовать? Попытаться подружиться? Нет, спасибо. Дня через два новенькая поймет, что в классе полно девчонок для звания "подруга года". Лучше вообще не привязываться, чтобы не испытывать смятения, когда Катя найдет другие уши, чтобы изливать в них свою душу. — Можно же было годик подождать. Я ведь просила родителей, — девушка продолжает трещать, не останавливаясь, когда мой взгляд падает на двух парней. Это Андрей и Никита Черники. Они двойняшки, что учатся в параллельном классе. Оба парня проходят в кабинет и занимают место за последней партой третьего ряда. Ничего не понимаю. Что за день новеньких в классе? Мои щеки наливаются краской, а лёгкие бросаются вдогонку за собственным сердцем, что секунду назад выпрыгнуло из груди и помчалось к Андрею, объекту моих тайных душевных переживаний. В отличие от своего брата, Андрей был весьма воспитанным и умным парнем. Русые волосы аккуратно уложены, а серые глаза, казалось, таили в себе непостижимую обычным людям тайну. Он не был красавчиком номер один в школе, но меня почему-то притягивала его правильность. Никита же был моим кошмаром, редким, но всё же кошмаром. Черник-старший обладал не самым адекватным характером, и его любимым занятием было унижать ни в чем не повинных жертв вроде меня. Я молила Бога, чтобы мы никогда не оказались в одном классе. Если мои задиристые одноклассники не трогали меня в обмен на "можешь у меня списать", то Никита вообще не парился по поводу учёбы. Отец Черников был чуть ли не самым первым предпринимателем в городе, что начал скупать и приватизировать крупные торговые помещения. Именно поэтому его старший сын мог не переживать за собственное будущее. Мозгов, чтобы сдавать помещения в аренду и на полученную выручку безбедно жить, у Никиты должно было хватить. — Какого хрена тут делают Черники? — вопрос Юлии Самохиной прерывает новенькую, что всё это время не закрывала рта, даже несмотря на отсутствие с моей стороны минимальной инициативы к разговору. Перевожу свой взор на недовольную одноклассницу и пожимаю плечами. — Ник в пух и прах разругался с классным руководителем, поэтому они и перевелись к нам, — на вопрос Самохиной отвечает Нестерец, что, похоже, развесил уши как обычно. Сережа Нестерец был отличником и самым ядовитым сплетником нашего класса. Мне всегда казалось, что он компенсирует свой низкий рост и пухлое телосложение своим псевдо-статусом "лучший друг для девчонок". Друг, конечно, слово не совсем подходящее для Сережи, но большинство красоток класса любили перемывать в компании с Сережей кости всей старшей школе. — И всё-то ты знаешь, Нестерец, — из уст Юли это прозвучало язвительно, но местный сплетник, похоже, счёл её тон за комплимент. Он улыбнулся так, будто ему только что поставили оценку "отлично". — А они симпатичные, — новенькая решается вставить слово, и мне хочется мысленно закатить глаза. Ну, конечно, и наверняка Андрей ей больше понравился. Это же очевидно! — Кто это? — Самохина вскидывает бровь и тычет пальцем в Катю. Вопрос, конечно, адресован мне, ведь Юля у нас — человек-одиночка, злая и нелюдимая, но по крайней мере не притворная, как большинство моих одноклассников. — Это новенькая, её зовут Катя, — вздыхая, произношу, боковым взглядом замечая, как новенькая побледнела, явно не ожидая такой грубости. Самохина же, не сказав ни слова, отворачивается. И это вполне нормальная для неё реакция, могло быть и хуже.***
Три первые пары прошли как мгновение, несмотря на постоянное трещание Кати у моего уха. Её фамилия Обломова, и она занималась спортивно-бальными танцами, ходила на уроки скрипки, а потом и плавание. У Кати есть младшая сестра и йоркширский терьер по имени Кристиан Грей. Её родители мелкие предприниматели, и у них два небольших бутика в главном торговом центре города. Катя любит моду и смузи. В общем полный набор, от которого мой мозг долго не выдержит. Да, она вполне милая девушка, но у неё явно проблемы с интуицией. За три урока я проронила максимум пару фраз, а Катя всё равно следует за мной по пятам. На большой перемене мы идём в столовую, чтобы перекусить. И, конечно, попадаем в очередь, благо подносы не кончились, и мы вполне успеваем пообедать. — Расскажи о себе! — о, нет, я так и знала, что до этого дойдет. Закусываю губы и надуваю щеки, Катя от чего-то смеётся. — Что? — удивленно вскидываю бровь, не понимая, к чему такой всплеск положительно заряженных эмоций. — Ты забавная! — девушка лучезарно улыбается. Нет, забавная она, а не я. Я — обычная. — Расскажи, — Обломова тянет слово по слогам, стараясь выудить из меня хоть какую-то информацию. — Я никогда ничем не занималась помимо школы. Люблю читать... Хм... — пожалуй, это всё... Но, нет! Катя распахивает свои глаза так, словно я рассказываю невероятную историю, вынуждая меня продолжить только одним своим щенячьим видом, — Отца у меня нет, живу с мамой. Правда, недавно мы переехали к её жениху и его сыну. — Он красивый? — Кто? Мамин жених? — не понимаю её вопроса, совсем не понимаю. — Да, нет! Балда, его сын? Сколько ему лет? — девушка усмехается, и её глаза загораются ещё больше. Только теперь в них больше любопытства, чем минутой ранее. — Наверное, — перевожу взгляд на полки с салатами. Пожалуй, выберу себе винегрет. — Это не ответ, он либо красивый, либо нет, — фыркает Обломова, явно выражая недовольство моей незаинтересованности в продолжении этого разговора. — Симпатичный, — сквозь зубы еле слышно произношу. Данная ситуация никак не импонирует моей нервозности, что уже скребет сердце изнутри. Катя слишком любопытная и немного раздражает. — Ммм... Было бы очень романтично, если бы вы начали встречаться втайне, — растянув губы в странном подобии улыбки, говорит новенькая, и мне кажется, что у меня дернулся глаз. Или не кажется? — Нет. Этому точно не бывать. Макс учится на юрфаке, довольно популярен в институте и играет в волейбол, — отмахиваюсь рукой, стараясь не сгореть от стыда. Надо же такое придумать! Катрин, вероятно, фанатка слезливых романов для подростков. — Да ты всё о нём знаешь! Колись, он тебе нравится? —хорошо, что Обломова решила задать этот вопрос пока мы стоим в очереди за едой, а не при её употреблении. Меня бы наверняка ждала премия Дарвина за нелепую смерть в школьной столовой. Подавиться котлетой — идеальный исход моей жизни. — Нет. Не нравится. И, кроме изложенных фактов, я ничего о нём не знаю, — после небольшого зависания мозга наконец-то проговариваю, пока мой желудок сжимается внутри. — Врёшь! — пищит Катя, немного посмеиваясь надо мной. — Нет, не вру. И давай сменим тему, мне уже не очень интересно, — беру в руки винегрет и ставлю на поднос, чтобы не смотреть новенькой в глаза. — У Максима есть симпатичный друг? — от очередного вопроса мне хочется убиться о стену. Обломова просто невыносима, хотя учитывая тот факт, что мне абсолютно не с кем поговорить, глупо ненавидеть судьбу за новое знакомство. Кто знает, может и на моей улице появится подруга.***
Последним уроком, как назло, нас ждала физкультура. И учитывая хорошую погоду, учитель наверняка погонит нас на уличную площадку. Так что страдания у шведской стенки и баскетбол были нам обеспечены. Войдя в женскую раздевалку, невольно отвожу глаза от полуголых одноклассниц. За лето многие похорошели, и даже Маша Южных больше не похожа на мальчика. Уверена, что она довольна своим преображением. Прозвище "доска 2:0" теперь ей не подходит. Правда, учитывая количество яда в крови наших красавиц, без прозвища Маша пробудет недолго. Они что-нибудь придумают, только нужен повод... Достаю из сумки футболку, спортивные штаны, шорты, носки и кроссовки. По правилам, установленным физруком, в зале мы носим короткую форму, и в начале года нам приходится таскать два варианта, чтобы не нервировать учителя. Снимаю белоснежную блузку и аккуратно складываю на лавочку. Надеваю черную футболку. — Ты будешь в шортах? — Обломова будто невзначай интересуется. Блин, я и забыла, что она где-то рядом. Раньше меня никто не спрашивал такое. Даже непривычно. — Нет, мы же идём на улицу, — доходчиво отвечаю, надеясь, что Катя не станет меня уговаривать. Шорты я не надену! Ну уж нет! — Там же жарко, — девушка растягивает гласные, будто умоляя меня передумать. — Я всегда мерзну, — мой аргумент явно не звучит для новенькой как убедительный, она морщит нос, а затем смотрит на меня как кот из "Шрека". — Ну, пожалуйста, я не хочу одна идти в шортах, — Катя дует пухлые губы и хлопает огромными глазами. Фыркнув, я беру в руки шорты. Спустя десять минут мы выходим из школы и направляемся к спортивной площадке. Обломова улыбается, оголяя белоснежные зубы, наслаждаясь солнечным светом. Впереди нас идут братья Черники. Они о чём-то спорят, и я бы очень хотела знать о чём. По опущенным плечам Андрея понятно, что ему как минимум некомфортно, и мне от чего-то становится его жаль. Наверняка, ему трудно уживаться со своими нерадивым братом. Мысли рисуют картинки в голове, как Никита портит жизнь Андрею. Я невольно вздрагиваю, а потом растворяюсь в чувстве жалости к тайному объекту своих воздыханий. Дойдя до площадки, все выстраиваются в линию для переклички. Наш ненавистный физрук напялил на себя солнцезащитные очки, вероятно, считая себя крутым. Он стоит в центре баскетбольной площадки, которую раз сто обещали обновить, и гордо держит голову. Только вот выше метра с кепкой мужчина от этого не выглядит. У Алексея Геннадьевича прозвище "Наполеон". Объяснять почему даже не стоит, тут и так всё понятно. Завышенная самооценка, заниженная подвеска. — Не будем тратить время, сегодня играем в баскетбол. Черники, Самойлов, Крылов и Лопатин — капитаны, — хриплым голосом произносит физрук, а я за несколько метров чувствую лёгкий флёр перегара. Алкоголик и садист, больше никак не назвать Алексея Геннадьевича. Почему садист? Да потому, что вместо каучукового покрытия на площадке до сих пор лежит долбанный асфальт. Могу поспорить, он помнит, как тут играла моя мама. Учитывая парочку дыр, из-за которых прерывается разметка на площадке. Пока я мысленно негодую решением учителя, капитаны уже вовсю набирают членов команд. Мне же, конечно, достанется тот, кто будет выбирать последним. Ведь особыми спортивными навыками я не выделяюсь из толпы. Плохо только то, что в классе ровно двадцать пять человек, так что скамейка запасных меня не ждёт. Пять минут позора, и мы с Катей остаемся одни. К моему удивлению, Артем Крылов выбирает меня, и Обломова попадает в команду к Лопатину. Первыми друг против друга играют Черники. И мне кажется чертовски прекрасным наблюдать за тем, как играет Андрей. Он практически не уступает брату, даже наоборот, в каких-то моментах умудряется обвести Никиту вокруг пальца. Тот, конечно же, только больше злится, не сдерживая эмоции нарушает правило за правилом. Физрук даже не успевает кричать: "Фол!" На второй игре мне приходится оторвать пятую точку от скамейки и немного поучаствовать, к слову совсем немного. Мяча я боюсь как огня, и он попадает в мои руки всего два раза, и то по чистой случайности. Третья, четвертая игра проходят незаметно, и когда до меня доходит, что следующими играем мы против команды Никиты Черника, моё сердце выпадает на грязный асфальт. Бедолага барахтается с минуту, пока Крылов не окрикивает меня, выводя из приступа паники. Так, Саша, успокойся и просто избегай Черника на площадке! Надеясь на то, что самовнушение сработает, я, задрав голову, выхожу к начерченному кругу в центре и прячусь за спиной своего капитана. Свисток, розыгрыш. Мяч оказывается в руках Черника. Моё тело инстинктивно исчезает с его пути, забыв набрать в лёгкие кислород. Ближайшие несколько минут я аки ниндзя умудряюсь следовать своему простому плану. Правда, возможно по этой причине мы проигрываем с небольшим отставанием. Ещё немного, и мои мучения закончатся, нужно только продержаться. И стоит мне только об этом подумать, как в мои руки прилетает мяч. Чёрт! От него нужно срочно избавиться! Оглядываю взглядом площадку в поисках членов своей команды, и мои глаза останавливаются на Чернике, который в нескольких шагах от меня несётся, что ужаленный змеёй. Его покрасневшее от злости лицо искажается устрашающей гримасой. Я и пикнуть не успеваю, когда в меня врезается тело настоящего психопата. Воздух болезненно покидает лёгкие, и меня в прямом смысле подбрасывает вверх, а затем мои ладони и колени врезаются в асфальт. Мяч потерян, и моя душа похоже тоже. Она будто вылетела из тела при столкновении. Адское жжение проносится по коже, и я всхлипываю от боли, что выбивает любую мысль из головы. — Саш, ты как? — Крылов материализуется из ниоткуда и помогает мне подняться, голова кружится, отчего сложно удержать равновесие. Я оглядываю одноклассников, что сидят на скамейке. Самарская и Нестерец ржут как лошади, а Катя влюбленными глазами смотрит на Андрея. Тот же в свою очередь одаривает меня пустым безразличным взглядом. Больше никогда не надену шорты или что-то другое за компанию. — Я в медпункт, — хрипло произношу. — Сама дойдешь? — Артём потирает брови, не зная, что и делать. Спасать команду или меня. — Дойду, — звучит неубедительно, но этого достаточно, чтобы капитан, оставив меня, вернулся в игру. Так, в гордом одиночестве на полностью прямых ногах прохожу мимо учителя, который только и успевает мне сказать, чтобы я шла к медсестре. Никакого сострадания и в помине нет в его словах. Даже как-то грустно.***
Чтобы вы понимали, у меня не было планов идти в медпункт. Честно говоря, я просто ненавижу нашу школьную медсестру. Она с детства пугала меня до чёртиков. Особенно моя фобия усиливалась в сезон прививок. Старая карга просто наслаждалась тем, как в испуге дрожат дети при виде шприца с огромной иглой. Про размеры, разумеется, я преувеличиваю, но всё же. Для меня посещение медпункта навсегда останется детской психологической травмой. Йод и бинты у меня и дома найдутся, тем более я теперь живу в квартире хирурга. Доковыляв до раздевалки, мне ничего не остаётся, как снять шорты и натянуть спортивные штаны, а затем сложить школьную форму в сумку и покинуть школу. Естественно, все происходит не так быстро, как я описываю. Ведь каждое соприкосновение с раненой кожей усиливает боль, что кажется нещадно прожигает во мне дыры. Выбравшись из здания школы, я выхожу на тротуар, Ну как выхожу, скорее выползаю, ибо моя скорость не выше, чем у черепахи. Переставляя ноги, мне каждый раз приходится закусывать губы от того, что ткань спортивных штанов то и дело цепляет капли застывшей крови. Это всё равно, что сначала на коленях скатиться с тёрки, а затем по ковру с жёстким ворсом. Эпичные ощущения. Единственное, что меня успокаивает — это то, что ползти совсем не далеко. Теперь я живу в нескольких шагах от школы, только жалко, что не в буквальном смысле этого выражения. Уже у крыльца подъезда меня накрывает чувство усталости. Моральной и физической. Серьезно, боль отнимает слишком много сил. Открыв двери, я молю о том, чтобы лифт снова не был сломан. Один шаг вверх по ступеньке, и рана на колене цепляет ненавистную мне ткань. Кажется, что запёкшийся слой крови трескается, выпуская наружу алое месиво. Нажимаю на кнопку вызова лифта и невольно улыбаюсь, когда двери разъезжаются в стороны. Ещё чуть-чуть, и я буду дома! Пока лифт несёт моё уставшее тело вверх по этажам, мои глаза падают на багровые пятна, что проступают сквозь ткань голубых джоггеров. Надеюсь, что они отстираются, иначе мама меня распнёт. Лифт останавливается и двери отворяются, я еле успеваю выйти. Пара неуклюжих минут, и моя попа плюхается на пуф в прихожей. "Блять..." — не самое лучшее слово для воспитанной девушки вырывается из моих уст, когда я наклоняюсь, чтобы снять кроссовок. Надо было делать это стоя, но куда уж там. Второе усилие, меня практически полностью покидают силы. Закрываю глаза, наслаждаясь тишиной. Хорошо, что дома никого. Сердце размеренно бьётся в грудной клетке, и я мысленно утешаю себя тем, что возможно завтра будет самый прекрасный день в моей жизни. Никиту Черника определят в психушку, а Андрей обратит на меня внимание. Катя не окажется пустышкой и станет моей лучшей подругой. Эх! Мечтать не вредно, но так не бывает. Открываю глаза и, скрипя зубами, поднимаюсь на ноги. Делаю один шаг, чертыхаясь, а затем и второй. Интересно, сколько таких шагов до ванной? — Что у тебя случилось? — знакомый голос вышибает душу наружу, мне страшно поднять голову, чтобы увидеть его. Максим. Он всё это время был на кухне. — Ничего, — бормочу под нос и делаю попытку развернуться в сторону ванной комнаты. — Стоять! — от его властного тона у меня чуть не подгибаются коленки, в то время как позвоночник неестественно изгибается от мысленного давления. Я бросаю испуганный взгляд в сторону Макса, и мои глаза округляются. Он не один. Рядом с ним стоит Дима. Они как будто притаились, когда я вошла в квартиру. Блять! Как же мне везёт сегодня! — Всё нормально, — только и успеваю промычать, когда блондин, недовольно вскинув бровями, подходит ко мне слишком близко. Я замираю, надеясь, что это сон или галлюцинация. Парень берет меня под руку и медленно ведёт к первому стулу, что стоит у стола на кухне. — Неси аптечку, она в ванной, — командует другу Максим, и тот, кивнув, растворяется в дверях. Я еле сдерживаюсь, чтобы не застонать от боли, когда моё тело принимает сидячее положение. Инстинктивно выпрямляю колени, чтобы остудить жжение на коже. Ртутные глаза внимательно изучают пятна крови на моих штанах. — Ты упала? — вопрос Макса звучит довольно холодно и строго, будто я испачкала его любимые джоггеры, его, а не мои. Блин, со мной мама редко говорит в таком тоне. — Да, на физре, — шепчу, чувствуя как пересохло горло. — Почему не пошла в медпункт? — похоже Вербицкий-младший решил устроить мне допрос. Как же мне сейчас хочется провалиться и оказаться на несколько этажей ниже этой квартиры. Места, где я пока не чувствую себя в безопасности. — Нашей медсестры вечно нет на месте, — вру, и вот уже чувствую, что мои щёки предательски загораются. Надеюсь, что он этого не заметит. — Похоже, что Саша боится медсестру, — сбоку слышится насмешливый голос Димы. Он входит на кухню и обходит нас со стороны, в его руках аптечка. Максим слегка усмехается словам друга и неодобрительно качает головой, не отрывая своих стальных глаз от моего лица. От внутреннего чувства дискомфорта я начинаю ёрзать на стуле. Блондин встаёт на одно колено и аккуратно тянет левую гачу* джоггеров вверх. Но, к сожалению, штаны слишком узкие, чтобы безболезненно оголить раны. Естественно, я начинаю шипеть. — Так не пойдёт, нужно снять, — на выдохе произносит Макс, а затем добавляет самые страшное слово на свете: "Снимай." Немного поморгав в полном испуге, я качаю головой из стороны в сторону. Вербицкий явно этим недоволен, он сжимает скулы до еле слышного скрипа зубов, а затем его глаза падают на ножницы, что лежат на столешнице кухонного гарнитура. — Хорошо, тогда я разрежу штанины, чтобы обработать тебе раны, — на лице парня появляется дьявольская ухмылка. Сомневаюсь, что он шутит, и поэтому пытаюсь подняться на ноги, чтобы засветить трусами. Конечно, если бы рядом с проклятыми ножницами лежал револьвер, я бы выбрала застрелиться, но увы... Как же мне стыдно! Просто писец какой-то! Дима учтиво придерживает меня за предплечье, чтобы я не потеряла равновесие, а ведь с моим вестибулярным аппаратом это вполне вероятный исход событий. Сделав глубоких вдох, на выдохе стягиваю штаны. В какой-то момент я ощущаю, как ткань отрывается от застывшей крови, и из груди вырывается болезненный хрип. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как же это больно! Макс помогает мне стянуть джоггеры с щиколоток и отдает их в мои руки. Немного пораскинув мозгами, я как могу, так и укрываю часть нижнего белья и бедер. Боже, как же горит моё лицо. Не знаю, что хуже — боль или испанский стыд... — Ты точно упала на физре? Все выглядит так, будто тебя машина сбила, — блондин выдает неправильную гипотезу, в то время как его друг, не отрываясь, изучает мои ноги. В его оправдание могу сказать, что по большей части его взгляд скользит по коленям, но меня как минимум смущает и это. Мы не виделись с ним с похорон, и у я не сразу смогла выбросить из головы тот наглый поцелуй. Но вот прошла неделя, и Дима снова становится одной из причин моего смущения. Багровые раны простираются от колен до середины голеней обеих ног. Выглядит всё довольно паршиво. Полчаса назад здесь было гораздо меньше крови. — Мы играли в баскетбол на улице и... — запинаюсь на середине предложения, чтобы подобрать слова и мой рассказ не звучал так позорно, как на самом деле, — и меня случайно сшиб с ног одноклассник. Закусываю губы, видя как Макс в очередной раз сводит брови у переносицы. Надо было ещё добавить про блядский асфальт, что уже лет пять обещают сменить на каучуковое покрытие. — Выглядит как намеренно, а не случайно, — сделав выводы, Вербицкий берет в руки бинт и отмерив около тридцати сантиметров отрывает часть, чтобы смочить её в прозрачной жидкости антисептика. Длинные пальцы парня касаются икроножной мышцы правой ноги, и я ощущаю предательство собственного тела. По коже рассыпаются чёртовы мурашки. Но Макс, кажется, этого не замечает или намеренно игнорирует. Не знаю даже. Он тянет ногу на себя, и я немного сдвигаюсь ближе к нему, и, собственно, на свет, что падает из окон. Когда смоченный бинт оказывается на запёкшейся крови, я вздрагиваю и закусываю щеки, чтобы не зашипеть. Больно. Очень больно. И от того, что багровая корка растворяется от антисептика, становится ещё больнее. В какой-то момент это становится невыносимо. — Ай... Б-б-больно, — сцепив зубами нижнюю губу, мне ничего не остаётся, как жалобно простонать. — Тише, тише. Потерпи чуть-чуть, — неожиданно для меня нежно и заботливо бархатистым голосом с небольшой хрипотцой шепчет Дима. Мне становится даже капельку легче и немного приятно, но ненадолго. Макс смещает бинт ниже, и новая волна боли вырывает из меня приглушённый крик. Блондин качает головой, а на его лице проступает эмоция очень похожая на отчаяние. Странно. Очень странно. — Ковалёв, попробуй ты. Я не умею быть нежным, — Максим обращается к другу, и в моей голове запечатываются две вещи. Фамилия Димы — Ковалёв, и Макс "не умеет быть нежным". Шатен молча кивает и берет в руки бинт и антисептик, и меняется с Вербицким местами. Я буквально вжимаюсь в стул, ожидая очередной приступ боли. Внутри всё дрожит и мне уже не до стыда. Мне просто хочется, чтобы это скорее закончилось. Холодный, вымоченный в антисептике бинт, касается раны, но так нежно и невесомо, что я почти не чувствую усиления боли. Парень осторожно дует на края пораненной кожи, охлаждая жжение, что идет бонусом к моим страданиям. Меня завораживает то, как он это делает. Сосредоточенно и аккуратно, так, словно забота — это его сверхспособность. Такое ощущение, что Макс знал, что у Ковалёва получится лучше, можно даже сказать, что был уверен в этом. Дима периодически касается пальцами здоровой кожи, и каждый раз это вызывает предательство моего организма. Разве можно так реагировать на обоих? Я их почти не знаю, но они кажутся мне такими разными. — Сейчас я наложу повязки, будет немного больно, — предупреждает парень, и мои пальцы от предвкушения ужаса впиваются в обивку стула. Теплая ладонь оказывается на изгибе с обратной стороны колена, и моё сердце пропускает удар, затем ещё парочку. Бинт ложится слой за слоем, и мне остаётся только терпеть, роняя слезы. Нет, Дима старается, но мне всё равно больно. — Саш, только не реви. Тут немного потерпеть осталось, — внезапно Максим с каким-то странным трепетом произносит, и я невольно поворачиваю голову на его голос. Он стоит, оперевшись локтем о стол. Его глаза приобретают более насыщенный оттенок синего, чем раньше, и меня удивляет эта маленькая метаморфоза. — Ну вот и всё, — со мной явно что-то не так, ведь похоже я пробыла в каком-то подобии транса, пока Дима наложил повязки на обе ноги. Не знаю как, но глаза Макса сработали на мне словно анестезия. — Спасибо, — перевожу свой взор на шатена и сталкиваюсь с его медово-карими очами. Нет, это какой-то эстетический передоз на сегодня. Осознав, что застыла, меня словно окатывает ушатом ледяной воды. Я подрываюсь с места и тут же теряю равновесие, падая в руки Ковалёва. Максим еле сдавливает истеричный смешок, и моё лицо вновь полыхает от дикого стыда. — Александра, может ты пожалеешь свои красивые ножки хотя бы сегодня, — шепчет Дима, а я мысленно фыркаю, не воспринимая комплимента. Красивые. Две раненные спички, а не красивые ножки. Парень перехватывает мои ноги под коленями, и моё тело оказывается будто повисшим в воздухе. Я и одуматься не успеваю, как Ковалёв выносит меня в коридор. Нервно сглатываю слюну, перебирая в голове целый ворох незначительных мыслей. Несколько мгновений, и шатен наваливается спиной на дверь ведущую в мою спальню. — Тебе нравится розовый цвет? — в полном недоумении интересуется он. — Нет. — Боже, я не могу здесь долго находиться. В глазах рябит, — наигранным тоном произносит парень, и на моих устах впервые за долгое время появляется улыбка. Настоящая искренняя улыбка. Дима кладет меня на кровать, и на секунду его лицо нависает над моим. Только не это! Он смотрит на мои губы, и я мысленно вжимаюсь всем телом в матрац, в то время как в реальности не могу пошевелить и пальцем. Слишком близко и уже не в первый раз. Шатен внезапно подмигивает мне и тянется за пледом. Фух! Пронесло! — Кнопка, я бываю здесь довольно часто. И если ты каждый раз в моём присутствии будешь останавливать дыхание, это может для тебя закончиться гипоксией головного мозга. Поэтому, лучше дыши, Саша. Дыши! — с этими словами парень накрывает меня теплой тканью, на его лице сияет довольная улыбка. И только после сказанного им я понимаю, что действительно задержала дыхание. Но дышать мои лёгкие начинают только после того, как Дима покидает мою комнату.