***
Катя Обломова — коварна. К этому выводу я пришла к последнему уроку. На первой перемене она "случайно" споткнулась в коридоре и упала прямиком в объятия Черника. На третьем уроке попросила у него ручку. На большой перемене он уже уступил ей очередь в столовой. За всем этим было больно наблюдать. Я полтора года пускала слюни в сторонке, а новенькой понадобилось два с половиной дня, чтобы привлечь внимание Андрея. Два с половиной дня! Этот факт не укладывался в моей голове. Разве могут отношения начинаться так быстро? И легко? Для меня отношения были чем-то сложным, практически недостижимым. Мне всегда казалось, что если в моей жизни и появится кто-то, то только по чистой случайности. И наверняка я не буду испытывать к нему никаких чувств. Почему? Потому, что мне будет страшно остаться одной. И исходя из десятка комплексов, что с раннего детства терзают мою психику, я ухвачусь за первый же попавшийся под руку вариант. Он не будет красавцем, не факт, что даже умным. Но будет меня любить. Блять! Что я несу? Из-за вороха безумных мыслей даже не замечаю, как звенит звонок. Удивительно, но теперь меня радует этот звук. Мне хочется убраться подальше от школы. От истории любви, что в буквальном смысле разворачивается на моих глазах. Медленно поднимаюсь на ноги, ощущая, как цепляются волокна бинта к ранам на коленях. И так при каждом движении. Так, делая осторожные шаги, я выхожу в коридор. Мимо проносятся ученики, они спешат покинуть школу, как никогда. Неудивительно, сегодня пятница, и впереди два выходных. Вечером мы с мамой должны ехать к бабушке с дедушкой, чтобы помочь по хозяйству. Раньше с нами всегда ездила тётя Таня. Теперь её нет. Мне до сих пор не верится, что от неё в моей жизни остались только воспоминания. Выхожу на улицу и чувствую толчок в бок. Это Никита. Он практически отшвыривает меня в дверной проём. Я ударяюсь о деревянную поверхность плечевой костью. Ай! Боль бьет жаром. Закусываю губы, чтобы не издать и звука. Черника это наверняка бы позабавило. Потирая руку, выхожу на улицу. Дорога домой уже не кажется мне такой длинной, как позавчера, но внутри также сжимаются внутренние органы, больше, конечно, от жалости к себе, чем от боли. Если раньше мне было просто одиноко, то теперь это пожирающее изнутри чувство только усилилось. Десять минут подобия шага, и я у дома. На парковке стоят две знакомые машины. Одна принадлежит Максу, а вторая Диме. Глубоко вдыхаю воздух, собирая остатки храбрости. Если бы не мои колени, я бы пропала на пару часиков в парке, пока мама с Константином не вернутся с работы. Вхожу в дом и плетусь к лифту. Нажимаю кнопку, но она не загорается. Чёрт! Теперь придётся тащиться на седьмой этаж пешком. Мысленно проклиная жилищную компанию, иду к лестнице. Пока проём за проёмом остаются позади, я чувствую как трескается корка на правом колене. Шаг за шагом ощущение влаги от крови распространяется по коже. Считаю этажи. Делать в принципе больше нечего. Не знаю, сколько времени у меня занял путь до седьмого этажа, мне показалось, что час, но скорее всего я преувеличиваю свои страдания, впрочем, как всегда. Открываю дверь и слышу громкий смех, раздающийся из кухни, что соединена с залом. Ставлю рюкзак на пуф, тихо вздыхая. Стягиваю балетки и надеваю домашние тапочки. — Ты шла пешком на седьмой этаж? —нет, блин, телепортировалась! Вопрос Ковалёва заставляет меня поднять голову и столкнуться взглядом с двумя парами таких красивых, но в то же время разных глаз. Красивых? Серьезно? И что со мной не так! — Ну, у меня не было выбора, — язвительно отвечаю. — Могла позвонить мне, я бы донес тебя на руках, — улыбается шатен, а его друг издает сдавленный смешок. Они оба в прекрасном настроении, чего не скажешь обо мне. — У меня нет твоего номера, — блин, зачем я это сказала? Идиотка! — А у меня твой есть, — подмигивает Дима, и от злости у меня всё кипит внутри. Он блефует, явно блефует. — Откуда? — Не будешь разбрасывать телефон по квартире. И, кстати, мне казалось, что у семнадцатилетних девушек есть секреты. У тебя нет пароля, а стоило бы его поставить, — в конце парень усмехается, пока моё лицо и шея покрывается красными пятнами. — Ладно, завязывай её смущать. Саш, ты есть хочешь? Мы пиццу заказали, — Максим вклинивается в разговор как нельзя кстати. Я киваю и прохожу на кухню, бросая на Ковалёва презрительный взгляд. Теперь на телефоне у меня появится пароль, сегодня же. Пицца оказалась чертовски вкусной, я уплела почти половину от большой мясной. Вербицкий несколько раз пошутил над моим недевичьим аппетитом. Дима же не отрывал от меня глаз. Пару раз я замечала, как перестаю дышать. Похоже, что он это тоже понимал. Его выражение лица каждый раз менялось, когда моё дыхание замирало, запирая воздух в груди. — Святский зовет нас на вечеринку сегодня, — листая сообщения в телефоне, произносит Вербицкий. — В жопу этого придурка, — фыркает Ковалев, на секунду отводя от меня глаза. Ещё один кусочек, и я спрячусь в своей комнате. — Согласен, тем более нам нужно разобраться с долгом по спору, — Макс тянется на стуле, и на его лице появляется недовольная гримаса. — Да, только нужно заскочить в магазин. Трезвым я это не осилю, — шатен потирает переносицу указательным пальцем левой руки, и мне становится любопытно, о каком долге идёт речь. — Спасибо за пиццу, — облизываю губы и встаю из-за стола. Блондин кивает, а его друг посылает воздушный поцелуй. Закатываю глаза и ухожу с кухни. По пути в свою спальню вспоминаю, что забыла сумку, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Делаю несколько неспешных шагов, а затем замираю. — Кажется, я сделал свой выбор, — слышу голос Димы, и тут же усмешку Макса. — Подумай ещё, — тон Вербицкого довольно настойчив. Пожалуй, заберу сумку потом. Снова разворачиваюсь и делаю шаг в сторону своей комнаты. — Я выбираю её, не о чем тут думать, — твёрдо заявляет Ковалев. "Выбираю её" — эти слова отражаются от стенки черепной коробки в моей голове. Я не слышала всего разговора, но кажется, что Дима говорил о какой-то девушке. Внутри все эмоции растворяются и остаётся пустота. Странно. Неужели в моём сердце всё-таки была надежда? Глупо. Такие как он просто забавляются над такими как я. Ему просто бывает скучно.***
Вернувшись в комнату, я надела наушники и уже через полчаса вырубилась. Может, просто устала, может хотела, чтобы время пролетело быстрее. К счастью, меня отрубило на два с половиной часа, а это означало, что до возвращения мамы с работы оставалось каких-то минут тридцать. Проснувшись, я сняла наушники и стала прислушиваться к шуму. Дома было тихо. Совсем тихо. Надеюсь, что Максим и Дима уехали. Встаю с кровати и иду на кухню, чтобы попить воды. Открываю дверцу холодильника и ищу минералку. Её нет. В квартире, кстати, тоже никого. Хоть это радует. И стоит только мне об этом подумать, как раздает звук открывающейся входной двери в коридоре. Делаю несколько шагов назад, чтобы посмотреть, кто пришел. В дверях мама, Константин, а за ними с пакетами входят Макс и его друг. — Вы не много алкоголя взяли? — усмехается Вербицкий-старший, глядя на сына исподлобья. — Мы взяли с запасом, — фыркает парень, ставя пакеты на паркетный пол. — Ну-ну, — Константин бросает ключи от своего автомобиля на тумбочку и проходит на кухню. — Как колени? — теперь мужчина обращается ко мне. — Нормально, — поджав губы, отвечаю. Мама идёт в свою спальню, одаривая меня заботливым взглядом. Так, мне пора собираться. Ковыляю в свою комнату, чтобы переодеться и взять сумку. Мы уезжаем до воскресенья, и запасная одежда мне наверняка понадобится. Через пять минут я, как штык, стою в коридоре в спортивном костюме. Максим и Дима разбирают покупки на кухне, и в мои глаза бросается бутылка виски, что уже стоит на столе. Похоже, что ребята решили устроить вечеринку дома, и Константин в курсе. Мама выходит в коридор и бросает на меня удивленный взгляд. Она уже переоделась и готова ехать. — Ты куда это собралась? — меня удивляет её вопрос, я хмурю брови. — К бабушке. — Нет, дорогая. Ты останешься дома долечивать свои колени, — усмехается ма, а затем разворачивается к входу на кухню, — Максим, мою дочь не спаивать! — грозным тоном добавляет она. — И не думал, — сухо отвечает парень, включая телевизор. — Мам, ты ведь не серьезно? — осознавая, что я попала, слова сами рвутся наружу. Два дня с этими оболтусами в одной квартире и без взрослых. Мне точно не пережить. — Серьезнее некуда. Ну куда ты с разбитыми коленками? Бабушке собралась помогать? — женщина отмахивается рукой и надевает кроссовки. Я громко выдыхаю, а затем разворачиваюсь и плетусь к себе в комнату. Мне ничего не остаётся, кроме того, чтобы не возмущаться, но не вслух. Меня хватает ровно на час, после того, как мама и Константин покидают квартиру. Есть мне не хотелось, а вот пить — очень. Как бы ни хотелось, мне пришлось покинуть свою норку в розовых тонах. На кухне на диване развалились два тела, попивая виски с колой, а по телевизору шли "Сумерки". Я не шучу, парни смотрели сопливую девчачью мелодраму про вампиров. Естественно, у меня не получилось сдержать смеха. — Сумерки? — насмешливый голос вырывается из моих уст. — А ты не знала, что Макс фанат Кристен Стюарт? — серьёзным тоном произносит Дима. Блондин ударяет друга в бок, а тот только смеётся. А они забавные. — Мы проиграли однокурснику спор и теперь должны посмотреть все части, с подробным фотоотчетом, — вздыхая, объясняет Вербицкий, делая фотографию экрана телевизора при помощи своего смартфона. Он явно не в восторге от того, что смотрит этот фильм. — Виски с колой будешь? — внезапно мне задаёт вопрос Дима, играя стаканом в руках. — Не смеши, она не будет пить, — Макс язвительно усмехается, и меня это дико бесит. Скрипя зубами, сжимаю тонкие пальцы в кулаки и снова краснею. — Почему? — Ковалёв бросает непонимающий взгляд на своего друга. — Такие как Саша не пьют, — блондин тянет гласные, и это тоже дико меня бесит. — Вообще-то я пью, — прохожу мимо ног Вербицкого и сажусь между ними на диван. В принципе, если считать один бокал шампанского на прошлый новый год, я не соврала. Дима встает и направляется к холодильнику, чтобы взять охлаждённую колу и виски. Максим с понятной только ему улыбкой на устах качает головой, а затем делает глоток из стакана. Мои глаза падают на его влажные губы. Пухлые. Манящие. Боже, что со мной не так? А ведь я даже ещё не пьяна. — Держи, — из странных мыслей меня вырывает Дима и стакан с виски, который появляется перед моими глазами. Беру в руки коктейль и, немного поерзав на диване, отпиваю глоток. Сладко горьковатый вкус обжигает полость рта, стараюсь не морщиться, чтобы не подавать вида. У меня, похоже, плохо получается, потому что Вербицкий усмехается. Зараза! Ковалёв устраивается рядом, и его бедро касается моего. На коже от соприкосновения расползается тепло, так же как и в пищеводе от алкоголя. На экране телевизора Белла Свон целует Эдварда. — Почему вы просто не поставите фильмы на перемотку и не сделаете фотки на фоне? — я бы так и сделала на их месте, вместо того, чтобы смотреть все части. — Наш одногруппник не идиот, и его девушка фанатка Сумерек, и наверняка будет задавать вопросы, — выдыхая, объясняет шатен. Он мило морщит лоб, стараясь внимательно следить за сюжетом фильма, как бы ему это не нравилось. Великий и ужасный Макс аки маленький ребенок уже весь извертелся на диване, каждой клеткой своего тела отвергая культовую девчачью мелодраму. Если хотите наказать парня, покажите ему "Сумерки". Эффект превысит все ваши ожидания. Посмотрев первую часть, ребята запустили вторую, однако, поставив сразу на паузу, вышли на балкон покурить. На журнальном столике разложены суши и пицца, беру один ролл и закидываю в рот, чтобы перебить вкус алкоголя. На секунду в голове промелькнула мысль, что лучше мне вернуться в свою комнату, но потом я поняла, что не испытываю дискомфорта в присутствии Димы и Макса. На душе спокойно и тепло, не помню, когда в последний раз так было. Да и было ли вообще? Я никогда не знала дружбы. — Саша, врубай, — блондин дает команду, закрывая за собой дверь на балкон. В нос бьет запах сигарет. Нажимаю кнопку "play", запуская вторую часть из серии. — Блять, сколько там всего частей? — плюхаясь на диван и, как обычно, задевая меня, негодуя интересуется Ковалёв. — Если считать с этой, то осталось четыре, — усмехаясь, отвечаю, поднося стакан к губам. Отпиваю глоток и морщусь. Макс перехватывает стакан из моих рук и пробует мой виски с колой на вкус. — И чего ты морщишься, тут вискаря от силы десять процентов? — смеется блондин, возвращая мне стакан. Ничего не буду отвечать, дую от обиды губы. Ему лишь бы посмеяться, а для меня это всё равно, что подвиг совершить. — Не обижайся, кнопка. Я бы на твоём месте воспринял шутки Макса как комплимент, — шатен разворачивается ко мне в полуоборот, кладя руку за моей головой на подушки диванной спинки. От такой наглости я невольно вздрагиваю. — Саш, расслабься, он тебя не съест, — заметив мою реакцию, произносит Максим, а затем осушает свой стакан. — Ты лучше скажи, зачем сегодня в школу поперлась? Отец вроде говорил, что тебе лучше отлежаться до понедельника. — Не хотела пропускать много, — прочистив горло, отвечаю. — Говоришь как отличница, — в словах Димы нет усмешки, скорее неприкрытый интерес. — Она и есть отличница, — блондин встаёт и направляется к холодильнику. Его друг же дьявольски мне улыбается, от чего по позвоночнику несутся мурашки. Даже при недостатке освещения, я могу разглядеть каждый узор на его горящих медовых радужках глаз. Такие причудливые, завораживающие и одновременно пугающие. И зачем он на меня так смотрит, учитывая подслушанный мною сегодня разговор. — Константин говорил, что Максим почти отличник в институте, — Вербицкий-старший часто говорит о сыне. И если честно, я не знаю, к чему это вообще сказала. — Хорошист, если быть точнее, — блондин возвращается к нам с полным стаканом. — Димон тоже хорошист, несмотря на нелюбовь к юриспруденции. Ковалёв хмурит брови, словно его задели слова друга. Я не совсем понимаю о чём речь, но не осмеливаюсь спросить. — А как вы познакомились? — решаю сменить тему и задать вопрос попроще. — Наши мамы дружили с детства, жили в одном дворе, учились в одной школе, потом и институте. Так что познакомились мы, когда мою маму выписали из роддома вместе со мной, — расслабленно отвечает Дима, а в конце издает искрений смешок. Они росли вместе всю жизнь, даже завидую их дружбе, их мамы передали сыновьям по наследству это чувство, сложно представить насколько Вербицкий и Ковалёв привязаны друг к другу. — Теперь твоя очередь рассказывать про своих друзей, — Макс, кажется, ненавязчиво пытается развить разговор. Блондин достает смартфон и разворачивается так, чтобы сделать селфи на фоне экрана телевизора. Я случайно попадаю в объектив камеры. — У меня нет друзей, — на выдохе признаюсь. А что мне делать? Врать? Всё равно они узнают рано или поздно. — Прости за нахальный вопрос, но почему такая милашка как ты осталась без друзей? — сердце останавливается, когда шатен окончательно подталкивает меня в неудобное положение. Стоит подумать, отвечать ли мне вообще. — На самом деле я не знаю. Просто так получилось, — несмотря на то, что алкоголь уже ударил мне в голову, язык у меня не развязался, чтобы в подробностях рассказать о своём жалком существовании в течение семнадцати лет. Да, у меня духу не хватит излить свою душу двум почти незнакомым людям. Я не Катя Обломова, для меня не убежать в свою комнату вместо того, чтобы даже так сухо ответить — всё равно, что подняться на вершину Эвереста. — Сколько тебе было, когда погиб твой отец? — не знаю почему, но в этот раз вопросом решил добить меня Макс. Почему он делает это снова? Легкие сжались в груди, а вместе с алкоголем в горле застревает ком. — Почти год, получается, что я его даже и не знала, — мой голос дрожит, как и рука с почти пустым стаканом. Ковалёв кладет голову на мягкую спинку дивана так, что его лоб слегка касается моего плеча. И, как ни странно, у меня нет желания шарахнуться в сторону. Мне даже приятно, что он не сморозил какую-нибудь глупость. Вербицкий берет мой стакан и уходит к холодильнику. Никто не произносит и слова, только Эдвард Каллен заявляет Белле, что его семья покидает город. — Боже, меня сейчас стошнит, — стонет Дима, а затем закрывает глаза рукой. — Зачем тащить девушку в лес, чтобы расстаться с ней? — Хочешь сказать, что кусты — не место для расставаний? — смеётся Максим, возвращаясь к нам. — Только, если после расставания ты хочешь прикопать тело своей бывшей в укромном месте, — отвечая, парень жестами указательных и средних пальцев выделяет в кавычки слово "расставание", мне становится смешно, и я даже прикрываю рот ладонью, чтобы сдержать неконтролируемый порыв эмоций. — Я уже думал, что ты скажешь, что кусты — это место для совокуплений, — язвительно заявляет блондин, и моё лицо начинает пылать от жара. Боже, как легко меня смутить. Можно составить даже специальный список стоп-слов, от которых меня бросает в краску. Совокупление будет точно в первой десятке. — Подумать подумал, но говорить не стал, чтобы не смущать кнопку, — он снова назвал меня так, кажется, что мне стоит попросить его не делать так, но из-за странного чувства у меня немеет язык. Ковалёв словно заклинатель, одним своим взглядом способен забрать у меня способность к речи. Отпиваю глоток алкоголя и сразу понимаю, что Макс решил сделать коктейль покрепче, добавив больше виски. Надеюсь, что это не какой-то хитрый план. Следующие полчаса мальчишки только и делали что отпускали язвительные комментарии в сторону актёрской игры Кристен Стюарт. Спустя какое-то время во мне сработал эффект сыворотки правды от алкоголя, попадающего в кровь. — Никогда не понимала, почему все оборотни в этом фильме ходят полуголыми, а вампиры нет, — возмущаюсь я, вспоминая о привычке Максима расхаживать так же по квартире. — Потому что оборотни в этих фильмах — смуглые качки, а вампиры — бледные дрищи, — усмехается Ковалёв, а затем добавляет: "Или ты из тех кому нравятся полудохлики?" Даже не знаю, что ему ответить. Есть ли у меня вообще какие-то предпочтения? Никогда, если честно, об этом не думала. — Не знаю, — отпивая глоток, замечаю боковым зрением, как шатен закатывает глаза, запрокинув голову назад. Похоже, что его не устроил мой недоответ. — Кнопка, ответь только честно, у тебя есть парень? Ну, мы уже знаем, что друзей нет, но парни ведь были? — Ковалёв, похоже, решил выведать все мои секреты. Какой же он засранец! — Нет, и не было, — надеясь, что перечень неудобных вопросов на сегодня исчерпан, я спокойно отвечаю, даже не переживая, что они обо мне подумают. На лице шатена мельком проносится удивление, но затем он поднимает левую бровь и с лисьей улыбкой на устах вновь интересуется: "Хм. Интересно. А ты когда-нибудь целовалась?" Что? — Да, — наклоняю голову вбок и испепеляю парня своим взглядом, он ведь в курсе, что целовалась, или у него память отшибло. Вот же хитрый жук! — И сколько раз? — на этот раз моё сердце из грудной клетки вышибает вопрос Вербицкого, неужели он знает? — Один, — закусив губы, почти неразборчиво произношу. Они загнали меня в угол, и похоже пора уходить. Резко поднимаюсь с дивана, так, что начинает кружиться голова, но две пары крепких рук возвращают меня на место. — Саш, не психуй, — я поворачиваю голову и сталкиваюсь с непостижимым взглядом Макса, его ртутные глаза кажутся сейчас совсем другими. Они темнее, чем обычно, и хмельные от выпитого алкоголя. — Ты ему рассказал? — рычу сквозь зубы и разворачиваюсь к Ковалёву, который уже был готов к моей ярости, и вместо того, чтобы что-то ответить, просто обхватывает длинными пальцами мой подбородок, так, что из груди выбивает остатки воздуха. Чёрт, кажется я попалась! Пальцами свободной руки он заправляет прядь выбившихся волос за ухо. Я даже не могу пошевелиться. Каждую клетку моего тела парализовало. По медовым радужкам глаз расползается тьма. Так медленно и мучительно растворяя время, разум и мои страхи. Это разжигает во мне робкое, но всё же любопытство. — Дыши, Саша. Дыши... — хриплый шёпот Димы словно запускает в моём организме дыхательный процесс. Я делаю такой глубокий вдох, так похожий на первый. Он расширяет лёгкие изнутри со сладкой болью. Меня переполняет странное чувство, будто за прошедшие семнадцать лет я и не дышала вовсе, не жила. Мир вокруг наполняется яркими красками. Такое ощущение, что творец всего сущего прямо у меня на глазах раскрашивает черно-белую картину, добавляя больше невероятно красивых цветов. Губы Ковалёва приобретают оттенок персикового бутона, что придает ему такую тягучую сладость. Выдох. Я замираю, разглядывая плавные изгибы пленительных уст, созданных самой природой. Вдох. Меня переполняют ощущения от проникновения живительного кислорода в каждый сосуд, капилляр, клетку моего тела. Мой разум растворяется, словно акварельная краска в океане воды, когда мои губы накрывают уста оттенка персикового бутона. Мой рассудок утопает в волне смешанных, но неимоверно ярких чувств. Я сжимаю пальцы в кулак, чтобы понять сон ли это или явь. Короткие ноготки впиваются в кожу до легкой боли. Я не сплю, но и похоже не владею собственным разумом. Парень слегка надавливает на мой подбородок, отчего мои губы хоть и невольно, но раскрываются. Влажный, горячий язык вторгается в мой рот, вышибая остатки инстинкта самосохранения. Я задыхаюсь и закрываю глаза. Дима нежно касается моего языка своим, пуская разряд тока по всему телу. Моей душе становится тесно внутри, и она с неимоверной силой рвётся наружу, разрушая внутренние стены изнутри. Орда мурашек атакует кожу, а голова кружится от передоза чувств. Он слегка прикусывает мою нижнюю губу, медленно оттягивая, будто желая забрать себе частичку меня. Я выдыхаю, и вместе с воздухом наружу проскальзывает приглушенный стон. Чьё-то горячее дыхание обжигает мою шею, и тонкие пальцы убирают волосы назад. Сердце в груди пропускает удар, когда незнакомые губы касаются кожи на нежном участке за левым ухом. Это Макс! Боже, что происходит??? Внутри живота стягивает тугой жгут, впервые в жизни я чувствую настолько яркое возбуждение, от которого мне становится дико жарко. Нет! Что же я делаю? Из состояния, похожего на транс, меня выбивает первобытный страх. Я вздрагиваю и распахиваю глаза. Вдох. Выдох. Собираю остатки сил в кулаки, а затем отталкиваю Ковалёва и пытаюсь встать. Но Вербицкий крепко удерживает меня в своей хватке. Нервно сглатываю слюну и умоляюще смотрю на Диму. — Тише, тише. Не бойся, — хрипло шепчет шатен и берет меня за руку, поглаживая большим пальцем острые костяшки. — Прости, ты так сладко простонала, я не удержался, — слышу голос Максима, но боюсь повернуться. Мне страшно, очень страшно. Всё тело дрожит, и мне хочется бежать, бежать из квартиры, из города. Оказаться в объятиях мамы. — Что происходит? — во рту всё пересохло, я даже не понимаю, как задаю вопрос. В голове, сбивая друг друга, по кругу проносятся жуткие мысли. Ковалёв громко выдыхает, словно подбирая слова. — Это сложно объяснить, — он начинает говорить и замолкает, и я снова пытаюсь вырваться, чтобы уйти. — Саш, не нервничай так. Мы тебя не тронем и не обидим, — Вербицкий с силой притягивает меня к себе и обхватывает руками за предплечья. Он говорит так спокойно и мягко, но страх не позволяет мне ему верить. — Мы с Димой предпочитаем полиаморные отношения. Ты знаешь, что такое полиамория? Отрицательно качаю голову и замечаю, как шатен закусывает губы. Он растерян, в его глазах читается страх. — Если сказать проще, то конкретно мы предпочитаем отношения с одной девушкой, — с таким же спокойствием произносит Максим, но я не понимаю, как можно быть таким спокойным. Меня пугает происходящее, и мне ещё больше хочется уйти. — Можно я уйду к себе в комнату? — тихо умоляю, чувствуя как горькая слеза стекает с уголка правого глаза. — Т-ш-ш, не плачь, — шатен ласково стирает влагу с моей щеки, заглядывая через мои глаза в глубину души, что наверняка без сознания валяется где-то в районе правой пятки. — Не уходи, останься. Мы не будем тебя трогать, — продолжает он, но я понимаю, что мне нечем дышать. — Пожалуйста, мне страшно... — закусывая губы, снова молю. Сердце с болью колотится в грудной клетке, стремясь выпрыгнуть наружу, чтобы поскорее убежать куда-нибудь подальше. — Хорошо, иди, — Макс расслабляет свою хватку, и я встаю на ватные ноги, у меня нет сил даже, чтобы взглянуть на двух странных парней, что так ловко загнали меня в угол. Мне, если честно, жутко стыдно, и кажется, что в произошедшем есть и моя вина. Покидаю кухню и ускоряю шаг, чтобы поскорее спрятаться в своей мерзкой норке в розовых тонах.***
После такого мне сложно было уснуть. Я высадила батарейку на телефоне, читая про полиаморию. Раньше мне сложно было представить, что отношения могут строиться между тремя и более людьми одновременно. У меня и одного парня никогда не было, а тут такое. Не понимаю, почему это произошло. И о ком тогда они говорили? Обо мне или о какой-то другой девушке. Боже, как всё сложно! Теперь даже не знаю, что мне делать. Рассказать маме или сделать вид, что ничего не произошло? Жить дальше, пытаясь стереть этот момент из своих воспоминаний? Мне придётся избегать Макса и Диму, и довольно долго. Сомневаюсь, что мама разрешит мне поступать в университет в другом городе. Или всё-таки рассказать? Рассказать и разрушить счастье собственной матери, которая шестнадцать лет жила в одиночестве. Это слишком эгоистично даже в моём воображении. Сложно. Как же это всё сложно. Читай — не читай, а понять полиаморию у меня совсем не получается. В рамках моего консервативного мировоззрения данный тип отношений просто никак не укладывается. Это все равно, что заставить акулу жить на грядке с огурцами. Сюрреалистично. Именно с этим словом я засыпаю, проваливаюсь в пустой кромешный сон. Скрип двери вырывает меня из страны Морфея, и моё сердце пробивает грудную клетку и оказывается на влажных простынях. Растираю сонные глаза, чтобы разглядеть в полумраке, кому принадлежит качающийся силуэт. Судя по росту, это Дима. Он медленно проходит по комнате и садится на пол, опираясь спиной о кровать. — Зачем ты пришёл? — набравшись храбрости, спрашиваю. Он поворачивает голову ко мне и свет от уличного фонаря, что пробивается через щель между штор, падает на его лицо. Ковалёв чертовски пьян. — На автомате. Здесь раньше был кабинет дяди Кости, и стоял диван. Я на нём спал, — он закидывает голову назад и тяжело вздыхает. Он устал, и есть ощущение, что ему с трудом удалось добраться до моей спальни. — Ты считаешь нас ненормальными? — внезапно из его уст слышится вопрос. — Нет, — это был честный ответ, потому что мне не до конца было понятно, кем на самом деле они являются. Нормально это или нет — я судить не могу. Тем более, если учитывать отсутствие опыта отношений в моей скучной жизни. — Я могу ответить на любой твой вопрос, если ты, конечно, не хочешь, чтобы я ушел, — его голос звучит неуверенно и тягуче, как горькая патока. — Почему тебе не нравится учиться на юрфаке? — парень усмехается, осознавая, что я решила сменить тему, чтобы разрядить обстановку. Мне хотелось унять скребущее чувство беспокойства внутри своего сонного сознания. — Я хотел поступать в мед. Но у Макса не самые лучшие отношения с отцом, и мы всегда всё делали вместе. Я на волейбол-то пошел только потому, что он очень этого хотел, — странно, теперь мне кажется их привязанность довольно болезненной и странной. Как вообще можно выбирать профессию, исходя из интересов своего друга? — А девушек вам тоже выбирает Максим? М?— удивляюсь собственной смелости, которой неоткуда было взяться. Он поворачивает голову и меняет положение тела так, чтобы видеть моё лицо, не испытывая при этом неудобства. — В этот раз выбирал я... "Я выбираю её, не о чем тут думать" — его сегодняшние слова всплывают в памяти, и мне становится ясно, что речь всё-таки шла обо мне. — Ты выбрал меня? — осторожно интересуюсь, страшась ответа. Что если я себе придумала то, чего нет. А фантазия у меня достаточно богата, чтобы сделать ложные выводы из сложившейся ситуации. — Да, — его ответ навсегда будет выжжен в моём сердце, памяти, сознании. — Почему? — Ты настоящая, и так похожа на меня, — он слегка улыбается и смотрит мне в глаза, забирая тревогу. — Ты меня почти не знаешь, и мы не похожи, — моему разуму сложно принять причины его необдуманного выбора. — Нет. Тут ты не права, мы оба потеряли одного из родителей. Одинаково относимся к смерти. И я был таким же задротом-отличником, пока мама не умерла, — сонным голосом произносит Дима, а мне даже не обидно за сравнение с задротом. Ему больно произносить слово "мама", это так четко читается на его лице. — Ты скучаешь по ней? — я закусываю губы, осознавая, что знаю ответ. — Очень... Сдвигаюсь к стенке, чтобы освободить место. Не знаю, почему я это делаю, но мне кажется, что это совсем не страшно. Впервые в жизни. Мне не страшно сделать первый шаг. — Ложись рядом, тебе нужно поспать, — совсем неуверенно, хлопаю ладонью по простыни. — Ты уверена? — на его вопрос я лишь киваю, боясь передумать. Ковалёв взбирается на кровать и кладет голову на подушку. Мои веки тяжелеют, а глаза закрываются. Между нами достаточно расстояния, чтобы не соприкасаться, но я чувствую его присутствие. И это странно, странно, но приятно.***
Беспощадные лучи солнца пробиваются сквозь шторы. Утро наступает без моего согласия, хоть даже и смешно об этом думать. Время никогда не спрашивает, оно просто течёт. Просыпаюсь с тяжёлой головой, полной новых мыслей. Открываю глаза и вижу спящего Диму. Он такой забавный, когда спит. Даже не подумаешь, что такой милый парень может украсть чей-то поцелуй и делить девушку со своим лучшим другом. Мне нужно подумать о том, что вчера произошло, и лучше сделать это на свежем воздухе. Аккуратно перебираюсь через Ковалёва, который аки настоящий джентльмен ни разу не коснулся меня за целую ночь. С больными коленями мой каскадёрский трюк даётся мне с трудом. Вчера я уснула в одежде, и слава Богу. Сейчас мне бы поменьше задач, я хочу поскорее покинуть квартиру и оказаться в парке. Месте, где мне всегда было спокойно. Через несколько минут я уже выхожу из подъезда. Лифт починили, и мне не пришлось преодолевать череду препятствий, состоящую сплошь из долбанных лестниц. На улице чертовски хорошая солнечная погода, словно наступило бабье лето. Солнце сияет в зените, и свежий ветерок ласкает кожу. Прохожу по улице мимо витрин магазинов и кафешек. Людей не особо много, но это и хорошо. Сворачиваю в сторону парка, наслаждаясь свежим воздухом и теплом, что разливается внутри. Ещё каких-то пять минут, и я на месте. Прохожу по тропинкам к любимой скамейке в центре аллеи и присаживаюсь на деревянную поверхность. Запрокидываю голову назад и смотрю на голубое, чистое как лазурь небо. От этой прекрасной картины меня отрывает звонок телефона. Смотрю на экран и вижу незнакомый номер. В нём почти все семёрки. — Алло. Кто это? — принимаю вызов и робко интересуюсь. — Саш, это Дима. Ты где? — у парня встревоженный голос, мне даже жаль его немного, несмотря на то, каким коварным способом он раздобыл мой номер. — Я в парке. Скоро вернусь, — сбрасываю вызов, не дождавшись ответа. Мне нужно подумать. И я совсем не хочу отвлекаться. В голове бьются друг с другом непонятные мысли. Мне страшно думать о том, что всё что произошло вчера могло быть спланировано заранее. Что если Ковалёв специально предложил мне выпить? И чем всё могло закончится, если бы не мой приступ страха? Вдруг ко мне подбегает собака, кажется, это кокер-спаниель, смешанный с другой породой. Длинные уши и вытянутая морда, но какая-то странная шерсть. Пёс утыкается мне в коленку, и я нехотя вздрагиваю от боли. Мохнатый зверь наверняка не хотел меня обидеть, просто учуял несвежую, но всё же рану. — О, смотри, кого Альба нашла, — наглый, неприятный, но знакомый голос слышится со стороны. Я поворачиваю голову и вижу Никиту. Блять! Только не он. С ним его друг — Коля Смирнов, он выпустился из нашей школы несколько лет назад. Тупой качок, спортсмен без будущего и мозгов. Неприятный тип, я хорошо его запомнила. — Почему не здороваешься? — хрипит Черник, а затем сплёвывает в сторону. Гопник херов! Я молчу, у меня нет ни малейшего желания с ним разговаривать. От его мерзкого взгляда в жилах стынет кровь. Пытаюсь встать. Но Смирнов толкает меня обратно, я еле успеваю вцепиться в скамейку рукой, чтобы не сделать сальто назад. Позвоночник врезается в деревянную поверхность, от чего боль отдаёт во все части тела. — Дорохова, ты язык прикусила? — Никита рычит, нависая надо мной. Мне хочется исчезнуть, испариться или сдохнуть. Закрываю глаза, чтобы не заплакать, надеясь, что они уйдут, оставят меня. Его дружок ядовито посмеивается над моей трусливой реакцией. — Дорохова, тебя не учили манерам? — в его словах столько яда, он передается мне воздушно-капельным путём, отравляя кровь, что несётся как сумасшедшая по венам, загоняя сердце в тупик. Мне страшно. Воздух разрезает свист. Свист? — Так, долбоёбы, отошли от моей сестры, — я открываю глаза и поворачиваю голову в сторону голоса. Это Максим, с ним Дима. Судя по их внешнему виду они собирались впопыхах. Оба растрёпанные, такие, словно только что вылезли из постели после трёхдневной тусовки. — Ха. Не знал, что у зубрилы есть брат, — усмехается Никита, щуря глаза от солнечного света. В его лице заметен переизбыток нахальства. — Завали. Хлебальник. Карлик. Недоделанный, — возвышаясь над Черником, произносит Ковалев, выделяя каждое слово, наслаждаясь тем, как в глазах моего обидчика разрастается ярость. Никита не был коротышкой, но сравнению с Димой, казался ниже, чем обычно. Макс протягивает мне руки и помогает подняться на ноги, а затем он обходит меня, оставляя за своей спиной. — Что-то вы борзые уж больно, — сплёвывая под ноги слюну, произносит Смирнов. — Ой, простите мне мои манеры, господа. Похоже, что мы не поняли друг друга. Не соизволите ли вы ретироваться посредством исчезновения? — иронично проговаривает Ковалёв, делает наигранный жест, указывая рукой двум недогопникам в противоположную сторону от парка. — Чё он сказал? — качок адресует свой вопрос Никите, что агрессивно сжимает челюсть. Парень со всей важностью выпячивает грудь вперёд и практически поднимается на полупальцы, похоже, что он хочет казаться выше. Всё-таки слова Димы его не на шутку задели. — Съебали отсюда, — Вербицкий переводит слова друга на язык, доступный Чернику и Смирнову. Коля делает резкий рывок в сторону Макса, и тот ловко отшвыривает его обратно. Амбал еле удерживается на ногах, но не решается напасть повторно. Никита, осознавая, что настала его очередь, бросается на Диму с кулаками, но тот просто перехватывает его запястье правой руки и выворачивает наизнанку. Черник шипит от боли и мычит под нос что-то неразборчивое. — Так, ушлёпок, слушай меня. Саша — моя девушка, если ты хоть на метр к ней подойдёшь, я выверну твои ручонки так, что ни один костоправ их не соберёт обратно. Тебе всё понятно? — Ковалев наклоняется над ухом Никиты и говорит словно с полоумным, растягивая слова и разбивая каждое по слогам. — Ау? Ты оглох? — выворачивая руку обидчика сильнее, уточняет шатен. — Да, понял я, — Черник сдается, и Дима освобождает его запястье. Мой одноклассник и его друг спешно покидают поле битвы проигравшими. И я понимаю, что всё это время практически не дышала. Мне было страшно, и даже не за себя. Макс разворачивается ко мне и наклоняет голову в бок. — Всё в порядке? — мягким голосом интересуется он. Я киваю, от того, что в горле застрял ком, мне сложно произнести что-либо. Ковалёв обходит друга со стороны и нежно берет меня за руку, а затем притягивает к себе, обнимая. Я утыкаюсь в его грудь лицом и ощущаю, как в глазах наливаются слезы. Всхлипываю, неосознанно и еле слышно. — Малышка, не плачь, — шепчет Дима, обнимая меня крепче. Он целует мои волосы, и это приятно до дрожи. Я поднимаю голову и вижу сквозь пелену слёз, как он хмурит лоб. — Ну все! Пойдёмте домой, нам ещё три части "Сумерек" смотреть, — закатывая глаза на название фильма, хрипло говорит Максим, он протягивает мне свою ладонь. Я усмехаюсь, но, высвободив одну руку из теплых объятий, повинуюсь желанию сердца. Это так странно, странно, но приятно. Кажется, что это уже было со мной в прошлой жизни.***
Вернувшись домой, мы прошли на кухню. Вербицкий включил телевизор и развалился полусидя на диване. Ковалев расположился на противоположной стороне, оставляя мне место посередине. Я же охотно присела между ними. Несмотря на то, что произошло вчера, мне совсем не страшно. Они не давят на меня, не требуют награды за спасение, они просто рядом. Может, полиамория не так уж и сложна, как кажется. — Я хотел спросить вчера, тебе вообще нравятся Сумерки? — вдруг Макс задаёт вопрос. — Нет, — после короткой усмешки отвечаю. — Я люблю триллеры и ужастики, — добавляю затем. — Значит, мы все в одной лодке, — смеётся блондин, театрально закатывая глаза. — Мне нравятся фильмы Джеймса Вана, — признается Ковалев, когда его пальцы слегка касаются моей ладони. Мне не хочется отдёргивать руку и прерывать столь нежное действо. Оно так невинно и прекрасно, что сложно сравнить с чем-то по ощущениям. — Я не смотрела "Проклятье Монахини", — хотела, но каждый раз почему-то не получалось, хотя фильм довольно давно вышел в прокат. — Предлагаю посмотреть после этой сопливой дряни, — Вербицкий слегка поворачивает голову в нашу сторону, и мы киваем. Так, в полной идиллии, не считая едких комментариев парней по поводу сюжета Сумерек, я засыпаю. Возможно потому, что мне хорошо и спокойно, как никогда в присутствии двух странных, но не плохих парней. Я не знаю, что будет завтра, и как сложится моя судьба. Но мне больше не страшно, не серо и холодно в душе. Забавно, как кто-то прямо у тебя на глазах может в корне изменить твоё мнение и внутренние ощущения. Так просто и легко.