***
Не знаю, как мне сегодня удалось выжить на уроках и не наложить на себя руки от постоянных насмешек Никиты Черника. Но одно могу сказать однозначно — во мне не теплится надежда, что завтра все забудут. Новость о том, что я влюблена в Андрея, разлетелась по всей школе меньше, чем за час. Косые взгляды и перешептывания за спиной преследовали меня на каждом углу. К концу уроков история моей влюблённости обросла ещё парочкой несуществующих фактов. Оказывается мой бедный парень — копия Черника, а я уже несколько лет оставляю тайные послания своему объекту воздыханий на парте. Даже моей богатой фантазии бы не хватило на такую чушь. Обидно, блин. Покинув школу с опущенной головой, мне оставалось только надеяться, что дома никого не будет, и я смогу выплакать спокойно всю душевную боль, что просто переполняла каждую клетку моего тела. Хочу закрыться в собственной спальне, пока все подушки не промокнут до последнего перышка, а потом с опухшими глазами нажраться мороженого, когда все домашние уснут. Проскользнув на цыпочках через порог собственной квартиры, мне становится понятно, что всё, о чём я мечтаю, автоматически попадает в мусорную корзину запросов к Вселенной. На кухне никого, а вот из комнаты Максима раздаются знакомые голоса. Опустив плечи, плетусь по коридору к своей спальне, мысленно пытаясь слиться с обоями на стенах. — Привет, кнопка, — мой путь тут же преграждает Ковалев. Промямлив тихое «привет», пытаюсь обойти парня, но он с доброй усмешкой на устах делает шаг в сторону, чтобы не дать мне сбежать. Возмущенно поднимаю голову и начинаю сверлить шатена своими глазами. — Есть планы на вечер? — из своей комнаты выходит Макс с огромной коробкой в руках, и, похоже, этот вопрос адресован мне, раз Дима на него не отвечает. — Буду делать уроки, — бормочу под нос и делаю еще одну попытку обойти почти двухметровую преграду с карими очами, но безуспешно. — Тогда едешь с нами, — Вербицкий игнорирует мой ответ, сухо изрекая короткое предложение в приказном тоне. — Но мне нужно делать уроки, — пытаюсь настоять на своём и в этот момент замечаю, как неодобрительно Ковалёв качает головой, всем своим видом давая понять, что меня никто не спрашивает. — Лучше не спорь, он не в настроении, — наклонившись к моему уху, шепотом произносит Дима. Хлопаю глазами в полном недоумении. Ничего не понимаю. Максим проходит по коридору, а затем ставит коробку у входной двери. Его взгляд какой-то поникший, скулы кажутся острее, чем обычно. — Ты пока поешь и переоденься, через час выезжаем, — не поднимая голову, но всё тем же властным и холодным тоном добавляет блондин. Его напряжение чувствуется даже на таком расстоянии в несколько метров. Я нервно киваю, а затем резким движением ныряю в небольшую щель между стеной и Ковалёвым. Он же издаёт едва слышный смешок. За час я только и успеваю, что переодеться, приготовить поесть и, собственно, перекусить. Голова загружена переживаниями за весь день и буквально всё валится из рук. Просто кошмар какой-то! Мне не хотелось, чтобы мальчики это заметили, поэтому всем своим видом я пыталась казаться обычной. Не хватало, чтобы и они смеялись надо мной. — Куда мы едем? И зачем? — устроившись на заднем пассажирском сидении со стороны водителя, я наконец-то задаю вопросы, которые в буквальном смысле вылетели из моей головы из-за совокуплений со своим же мозгом. — В наш старый загородный дом. Отец попросил меня увезти мамины вещи, чтобы Женя на них случайно не наткнулась, — Вербицкий отвечает сквозь зубы, наклоняясь к рулю, чтобы повернуть ключ зажигания. Мне становится неловко от того, что парень вынужден избавиться от вещей собственной покойной матери благодаря моей. На такой неудобной ноте мне ничего не остаётся, как прикусить язык и провести дорогу в неловкой тишине. Иногда Макс и Дима перебрасывались будничными фразами, однако в целом дорога в полтора часа показалась мне марафоном «Сумерек» в полном одиночестве. Ковалев же, будто инстинктивно понимал, что сейчас нет смысла заводить непринужденные беседы, пока его друг на взводе. Пейзажи мелькали за окном, оставляя позади город. Город, который меня явно ненавидит, по крайней мере сегодня. Ни поплакать тебе, ещё и поехала с раздраконенным Вербицким непонятно куда. И вишенкой на торте стал разряженный телефон, зарядку от которого я, естественно, забыла взять. Добравшись до неизвестного мне поселка, мы свернули налево, объехав почти все дома со стороны. И вот практически у границы с лесом наш автомобиль остановился у неприметного домика. Ветхий деревянный забор практически повис в воздухе, а калитка из кованного металла практически полностью проржавела. Да, здесь и не пахло жизнью. Место было заброшенным и жутковатым. Выйдя из машины, я неуверенно поплелась следом за парнями. Первое, что мне бросилось в глаза, были многочисленные клумбы, заросшие сорняками, и небольшой искусственный пруд в центре участка. Который, кстати, из-за тины и квакающих лягушек больше напоминал болото. — Тут… — мне хотелось сказать что-то хорошее, но вот в голову ничего путного не приходило. И поэтому я осеклась, осознавая, что будет глупо нахваливать жуткое, заброшенное место. — Можно снимать фильмы ужасов, согласен… — словно прочитав мои мысли, отмечает Максим, и в его голосе уже не чувствуется холод, скорее печаль. — Мы перестали сюда ездить пять лет назад. Отец хотел продать этот дом, но я был против. — Настолько против, что сжег документы на право собственности, — усмехаясь, решил съязвить Ковалёв, он сам того не понимая добавил в мою копилку ещё один интересный факт из жизни Макса. Блондин не обратил внимания на слова друга. Дойдя до входной двери, он, достав связку ключей, замер, думая о чём-то. Дима же с коробкой в руках без всякого приличия с неприкрытым любопытством приступил к изучению моего внешнего вида. Его глаза похотливо скользят мучительно медленно вдоль изгибов моего тела, поднимаясь выше, и останавливаются на губах. От смущения моё лицо тут же наливается краской, а воздух предательски застревает в груди. Шатен, замечая это, начинает торжествующе улыбаться, явно наслаждаясь моей очевидной реакцией. Слава Богу, в этот момент Вербицкий отворяет дверь в дом, и я словно ошпаренная забегаю внутрь, опередив остальных, краем глаза замечая ошарашенное лицо Максима. Старые половицы скрипят под ногами, а по слою пыли можно четко проследить маршрут моего передвижения. Когда в помещении загорается свет, меня накрывает волна новых впечатлений. Внутри дом похож на музей, а не старую хибару у опушки леса. На стенах висят картины, написанные маслом, а в центре гостиной стоит рояль. Огромная хрустальная люстра возвышается под потолком. Небольшой кожаный диван под полиэтиленовым чехлом покоится напротив мраморного камина. Когда-то здесь было уютно. Шатен проходит к роялю и ставит рядом с ним ту самую коробку. Я же, сделав несколько неуклюжих шагов, застываю у камина, и причиной тому фотография на стене. Сначала мне показалось, что это очередная картина, но приблизившись осознала, что вижу знакомое лицо. Белые как снег волосы, прямые темные брови и ртутные глаза. Максим лет семи, не больше, а рядом кто-то ещё. Аккуратно провожу ладонью по стеклу, чтобы очистить поверхность, и увидеть застывший кадр из прошлого. Слева от малыша Вербицкого сидит щупленький шатен с огромными медовыми очами. Он чем-то недоволен и дует свои щёчки. Осознав, что это Дима, не могу сдержать улыбки. На фотографии Макс выглядит крупнее своего друга, что необычно, учитывая что Ковалев вырос той ещё дылдой. За спинами мальчиков стоят две женщины. Одна хрупкая с длинными русыми волосами и угловатыми чертами лица, а вторая величественная блондинка с прямыми бровями и невероятно красивыми глазами цвета грозового неба. Максим так похож на маму, что складывается ощущение, что природа решила не заморачиваться, откопипастив сына с оригинального файла, предварительно заменив лишь пол. Вот просто сменила тип файла, а затем откопировала и вставила рядышком. — Макс похож на маму, — отмечаю вслух, заметив, что спалилась за долгим лицезрением старой фотографии. — Не поспоришь, — Ковалев внезапно делает один длинный, резкий шаг и застывает рядом со мной, разглядывая старую фотографию. Могу поклясться виной всему его мама, что смотрит на сына из прошлого такими грустными очами. Она улыбается, но вот только глаза не врут. — Ты тут такой маленький, — умиляясь щуплой мини-версии шатена, издаю приглушенный смешок. — Да, были времена, когда Макс был больше, выше и сильнее меня, — ключевое слово в его фразе конечно «был», на чём он делает заметный акцент. Вербицкий же иронично хмыкает где-то в стороне. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что он делает и меня тут же накрывает грусть. Достав из коробки старый альбом, блондин с большим трепетом перелистывает страницы. Длинные пальцы слегка подрагивают от легкого напряжения, в то время как линии крутых, чётко очерченных скул чуть сгладились, отчего выражение лица стало каким-то тёплым. Он будто погрузился в воспоминания с головой, изредка выныривая, чтобы прислушаться к тому, что происходит здесь и сейчас. Ему наверняка больно оставлять вещи матери здесь в царстве пыли. — Почему ты не оставишь её вещи в своей комнате? Моя мама навряд ли решит копаться в твоих вещах, — робко проговариваю, боясь ляпнуть чего-нибудь лишнего. Ртутные глаза в ту же секунду находят мои, чтобы оставить в них след, что отпечатается словно кадр на фотопленке. — Дело не только в этом. Отец против и не хочет, чтобы я зацикливался на прошлом. Он считает, что мне давно пора пережить утрату и двигаться дальше, — честно говоря, до сего момента я никогда не подумала бы, что Константин мог так жестоко поступить с собственным сыном. Но у Максима явно не было причин лгать мне. Сердце рвано забилось внутри, глядя на то, как сжималась челюсть блондина. — Можешь отвезти её вещи ко мне домой, — с сочувствием предлагает Дима, обходя меня с левой стороны, при этом он делает лишнее движение рукой, чтобы «случайно» коснуться моей спины. — Нет, не стоит, — помотав головой, Вербицкий откладывает альбом на рояль, а затем добавляет: «Съезжу в магазин, куплю что-нибудь поесть». Вот так неожиданно, меньше чем через минуту я остаюсь наедине с Ковалёвым. Макс навряд ли это спланировал, скорее решил проветриться, дабы скрыть свои и без того скупые мужские чувства. Стесняясь словить его очередной изучающий и наглый взгляд, неуклюже подхожу к роялю, чтобы взглянуть на фотографии в альбоме. С первой же страницы две девчонки улыбаются мне озорной улыбкой. Им лет по десять. Они только что искупались в каком-то водоеме, и с их мокрых косичек капает вода. — Как звали твою маму? — оторвав глаза от старой фотокарточки, смотрю на шатена, который, наклонив голову в бок, словно на спор пытается запомнить каждую черту моего лица. И не надоело ему меня разглядывать?! — Маша. Маму Макса — Дана, — опережая мой следующий вопрос, сразу отвечает парень. — Они были очень близки, — листая альбом, делаю очевидные выводы. Мария и Дана вместе росли, учились, влюблялись, растили детей. И как ни печально умерли в один день. Стоит ли мечтать о дружбе, если она может так трагично закончиться. — Как и мы, — шатен делает шаг ко мне, сокращая расстояние. Его фраза становится причиной зарождения одной гипотезы в моей голове. Хм. А насколько они близки? Ведь полиаморные отношения не исключают сексуальную связь между мужчинами. — О чём задумалась? — из-за мыслей даже не замечаю, как Дима подошел ко мне настолько близко, что начинает казаться, что воздуха не хватит нам двоим. Поднимаю голову, чтобы встретиться с его глазами. Он такой красивый. Интересно, Макс считает его красивым? — Да, так! — Если хочешь что-то спросить, спрашивай, — наклоняясь ко мне, он хрипло шепчет. — Насколько вы близки с Максом? Ну, раз предпочитаете полиаморные отношения, — нервно выпаливаю на выдохе. — Мы гетеросексуалы, ещё вопросы? — слегка усмехаясь отвечает парень, — Или ты хочешь проверить мою ориентацию? — он подмигивает, а его руки ложатся на мою талию, неловко вздрагиваю, осознавая, что попала в ловушку, из которой срочно нужно выбраться. — Нет, спасибо, — делаю шаг назад. — Тогда можно вопрос? — Ковалёв забавно щурит глаза, я же киваю.— Сегодня в школе что-то случилось? — Почему ты так решил? — брови от удивления ползут вверх. Неужели у меня на лице написано, что я лох? — Вчера, когда я уезжал домой, ты была счастливая, а сейчас на тебе лица нет, — собственно, мои подозрения подтвердились. — Это глупая ситуация, не хочу её обсуждать. Ты будешь смеяться, — отмахиваюсь рукой и прячу глаза. — Смеяться не буду, — серьезным тоном заявляет Дима. — В моём классе есть новенькая. Её зовут Катя Обломова. В общем ей нравится наш одноклассник Андрей, она попросила меня узнать, есть ли у него девушка, и это услышал другой наш одноклассник — Сережа. Боже, как же глупо всё это звучит… — закрываю лицо руками, понимая, что чувствую себя некомфортно. — Ничего страшного, продолжай. — Тот гопник, что доставал меня в парке в субботу — Никита. Он брат Андрея, и тоже учится в моём классе. Я сегодня пришла в школу, и Юля Самохина спросила меня, не влюбилась ли я. Сережа вспомнил, что мы с Катей обсуждали Андрея, и сделал выводы, что я втюрилась именно в него. Никита же засмеялся и спросил меня, знает ли об этом мой парень. То есть ты… — на последнем предложении жутко краснею, чувствуя, как воздух распирает лёгкие. — Ну ты же сказал ему, что я твоя девушка, — напоминаю парню о том случае в прошлую субботу. — Я помню, продолжай, — кивает он, пока его глаза скользят по моему лицу. — Обломова же струсила и промолчала. Теперь все в школе только об этом и говорят, — закусывая губы, заканчиваю со своей позорной историей. Слёзы подступают к глазам, и мне уже сложно сдержать эмоции. — А ты не пыталась им все объяснить? — Дима поправляет прядь выбившихся волос. — Нет, — качаю головой, а затем громко выдыхаю. — И почему? — Мне было обидно, и я боялась заплакать, — сказав «волшебное» слово, чувствую, как по щеке скользит горькая слеза. — Тогда ещё вопрос. В кого ты всё-таки влюблена? — Ковалёв делает шаг ко мне и одной рукой приобнимает меня за талию, а большим пальцем другой стирает солёную влагу с моего лица. — Ни в кого, — испуганно хлопаю ресницами, видя его недоверчивый прищур, нет, он мне явно не поверил. — Честно признаюсь, мне нравился Андрей. Но нет, я не влюблена в него, — нервно выпаливаю после практически минутной тишины, от которой стало так неловко, что даже желудок скрутило внутри. Я жду реакции Димы. — Ну и давно ты там стоишь? — но шатен резко поднимает голову и смотрит в сторону входной двери. — Достаточно, чтобы начать пить, — язвит блондин, а затем машет в воздухе открытой бутылкой водки. Несколько раз моргнув понимаю, что Вербицкий не шутит. — Макс, тебе же за руль! — гневно вскрикиваю, сжав пальцы в кулаки. — Не сегодня, — растягивая гласные, говорит парень, а затем обхватывает губами горлышко бутылки, чтобы сделать глоток. Хмурю брови и мечтаю прожечь в Максиме дыру, да побольше, чтобы не видеть его бесстыжих глаз. Очередная попойка парней уж никак не входит в мои планы. Мы чёрт-те где, и мне хочется поскорее вернуться домой. По щекам всё ещё текут слёзы, мне вдвойне обидно. Все мои планы поплакать и обожраться мороженым только что разбились вдребезги, после столкновения с Максом. — Саша, не смотри на меня так. В твоих школьных интригах без бутылки не разберёшься, — иронично усмехается он, сверкая ртутными очами. — Тогда за руль сядет Дима, — бормочу себе под нос, небрежно скрещивая руки на своей груди. Ковалёв, еле хмыкнув, качает головой из стороны в сторону. — Неа, — блондин проходит к дивану и стягивает с него чехол, а затем, с шумом выдыхая, он пристраивает свою пятую точку на кожаную поверхность. — Это ещё почему? — непонимающе вскидываю руки. Что происходит вообще? — Никто, кроме меня, не сядет за руль моей ласточки, — Максим лениво произносит, делая очередной глоток. — То есть девушку ты с другом делить готов, а машину нет? Тебе не кажется это нелогичным? — впервые чувствую в себе такую смелость, но на самом деле я считаю поведение Макса довольно глупым и эгоистичным, поэтому очень хочется его задеть. Дима издает еле слышный нервный смешок. — Нет, не кажется. Саш, ты пока плохо разбираешься в мужской психологии, но я рад, что хотя бы плакать перестала, — он странно улыбается, и я понимаю, что действительно уже не плачу. Даже не заметила, как злость полностью вытеснила обиду. — И как мы доберемся до дома? Мне завтра в школу и меня мама убьет, — пытаюсь возмутиться, если бы у меня было что-то под рукой, я бы непременно использовала этот предмет как снаряд и запустила бы его в белобрысую голову. На глаза попадается альбом, но эта мысль покидает меня в ту же минуту. Разбрасываться чужими воспоминаниями мне не позволит совесть. — Всё нормально, я позвонил отцу, сказал, что мы сломались. А завтра Дима нас заберет, — отпивая очередной глоток, парень настойчиво проговаривает, пытаясь убедить окружающих в том, что уже всё продумал. — Дима же сейчас с нами, — фыркнув, гневно выдаю, ощущая, как от злости закипаю. Ковалёв же бросает задумчивый взгляд на друга, словно пытаясь что-то понять. — Но отец-то этого не знает, — цокнув языком, язвительно отмечает Максим, даже не знаю, стоит ли продолжать полемику, с ним просто бесполезно спорить. Все мои доводы разбиваются о его безразличие и цинизм. Над моим левым ухом, словно дьявол, нависает шатен, чтобы сладко прошептать: «Не нервничай так, мы тебя есть не будем.» Да уж, с вами не расслабишься, особенно в такой глуши. Кажется, что этот вечер я надолго запомню.***
Прошел целый час, чтобы у меня получилось сменить гнев на терпимость. Дима не очень долго сопротивлялся уговорам Макса поднять настроение с помощью алкоголя. Хорошо, что до этого момента ребята догадались разжечь камин. Честно говоря, я надеялась, что они подожгут дом, и меня спасут пожарные, но увы. Вот так без телефона и доступа в интернет, мне пришлось примостить свою пятую точку на старом кожаном диване между двумя парнями. В прошлую нашу посиделку я не испытывала такого дискомфорта, возможно потому, что мы были дома. Собственно, и меня нельзя отнести к той категории подростков, что мечтают без родителей провести время на даче. — Саш, может сделать тебе «Кровавую Мэри», — предложение Вербицкого меня смущает, но в то же время я впервые ощущаю желание выпить чего-нибудь покрепче чая. Сжав губы в тонкую линию, киваю, на что блондин чарующе улыбается, а затем встаёт с дивана, чтобы сходить за ещё одним стаканом. За окном начинает темнеть, и ветка старой ивы скребёт по грязному стеклу. Идеальная атмосфера для фильмов ужасов. Сюда бы приведение или маньяка. Хотя, возможно нашим маньяком оказался бы Вербицкий, коварно заманивший нас в мрачный дом у опушки леса. — Держи, — перед мои глазами оказывается стакан с кровавой жидкостью. Обхватываю его пальцами и подношу ко рту. В нос бьет запах алкоголя и томатного сока. Немного поморщившись, делаю глоток. Вязкое пойло стекает по пищеводу, заставляя всё внутри гореть. — Спасибо, — скривив лицо, благодарю блондина. — Может это тебя расслабит, — хмыкнув, недовольно добавляет парень. — Я расслаблена, — бессовестно лгу. — Ага. Поэтому ты вжалась в спинку дивана и таращишься на нас так, будто мы собрались изнасиловать тебя. Дима усмехнулся словам друга, а затем наши глаза встретились. В медовых омутах отражаются языки пламени камина, довольно завораживающее зрелище. Ямочки на его щеках заиграли от загадочной улыбки. Я снова забыла как дышать, и он, похоже, это заметил. Боже! Это невозможно! Как перестать реагировать на его присутствие? Это ведь так просто — дышать. Дышать и не пялиться на идеальные черты лица, словно высеченные в мягком камне. — Кажется, я знаю, в кого Сашка влюбилась, — внезапно с усмешкой заявляет Максим, от чего мне начинает казаться, что языки пламени камина коснулись моих щёк. Нет, невозможно так быстро влюбиться. Это бред какой-то! — Ну, не скажи, у нас есть конкурент, — в этот момент Дима решил вспомнить про Андрея. — Сильно в этом сомневаюсь, — сделав глоток из своего стакана, мурчит блондин. Невольно бросаю на него вопросительный взгляд. — У тебя ведь с ним ничего не было? — похоже, он подразумевает под «ним» Черника. Молча качаю головой из стороны в сторону. — Что и требовалось доказать. Обычно, неразделённая симпатия основана на выдуманном образе, а не на реальном человеке. Ты придумала себе идеального парня, — лукаво улыбаясь, продолжил Вербицкий. — Чушь какая-то, — выпаливаю мысли в слух. — Тогда почему он смеялся вместе со всеми? Или тебе нравятся плохие парни? — Макс наклоняет голову вбок, отчего его скулы кажутся ещё острее, чем обычно. — Потому что такие, как я, ему не могут нравиться, — из моих уст слова звучат довольно жалко. Не знаю, почему вообще это сказала. Возможно, причина в алкоголе. — И какого хрена ты так считаешь? — не понимаю, почему Максима злит правда. Ведь это правда. Серая замухрышка, которая не может понять, почему такой парень, как Ковалёв, решил выбрать именно её. Не буду отвечать, не хочу вообще об этом говорить. Опускаю глаза и смотрю в пол. — Запомни, Саша, это он не может тебе понравиться, а не ты ему. Проблема лишь в твоём отношении к себе, — не смиряя своего гнева, добавляет блондин. В горле застревает ком, а глаза щиплет от отблесков огня. Нервно сжимая пальцами стакан, делаю очередной горький глоток. — Посмотри на меня, — Макс приказывает холодным тоном. Я же лишь качаю головой, давая ему понять, что не хочу этого делать. — Посмотри! — чувствую, как он продолжает морально давить на меня. <i>Нет. Не буду! Тонкие холодные пальцы оказываются на моём подбородке, надавливая и заставляя повернуть голову. Неохотно повинуюсь и тут же натыкаюсь на его ртутные глаза. Почему в них столько боли? — Ты чертовски красивая, — мне сложно поверить его словам. Особенно сейчас, когда они прозвучали словно гром среди ясного зимнего неба. Закусываю внутреннюю сторону щеки, стараясь сдержать эмоции, чтобы пережить это мгновение. Не успеваю набрать воздух в лёгкие, попадая в плен мягких губ. Мой разум временно выведен из строя. Поцелуй в буквальном смысле вышибает все спасительные мысли из моей головы. Его губы весьма настойчиво ловят мои, безжалостно сминая в дьявольских тисках. Я не могу пошевелиться, не могу собраться и найти в себе даже капельку воли, чтобы отсрочить свой маленький ад. Тихонько простонав, до меня не сразу дошло, что не стоило отпускать свои эмоции. Макс воспользовался моей маленькой слабостью, чтобы толкнуться языком между моих дрожащих губ. А через секунду моё сердце вышибло грудную клетку, ибо моё тело ощутило, как пальцы Димы властно сжали мою талию. Вздрогнув от испуга, я всё-таки нахожу в себе силы, чтобы слегка оттолкнуть блондина. Но он, кажется, даже и не чувствует моего жалкого сопротивления. Вербицкий лишь яростнее ласкает мой неумелый язык своим. — Тише, тише. Доверься нам, — горячий шёпот шатена опаляет мою ушную раковину, заставляя гореть барабанные перепонки. Я замираю, ощущая, как страх смешивается с возбуждением, скручивая все мои внутренние органы. Максим хрипло стонет мне в губы, этот звук чуть не выворачивает мои колени наизнанку. Неужели ему нравится? Мир исчезает в следующую секунду. В ту самую секунду, когда шершавые губы Ковалёва касаются изгиба моей шеи. Они словно подталкивают меня к грани, переступив которую я больше не буду прежней. Закрываю глаза и погружаюсь в свой собственный маленький ад. Мне сложно сосредоточиться на ком-то одном. Максим всё также жадно ласкает мои уста, болезненно покусывая и посасывая нежную кожу. Дима же почти невесомо исследует мою шею, оставляя влажный след горячими губами. Его томное дыхание будоражит мою фантазию и заставляет меня задуматься о том, смогу ли я остановиться. Рука шатена перемещается на моё плечо, чтобы оттянуть ворот худи, и сместить дорожку из поцелуев к оголённому плечу. И вот на талию ложится уже ладонь блондина. Они будто удерживают меня от побега, оставляя тонкими пальцами синяки на коже. Мне немного страшно, ведь я не знаю, чем это всё может закончиться. Мне становится стыдно за своё поведение и легкомыслие. Раньше я считала себя более сдержанным человеком, а сейчас даже и не знаю… Хочу выскользнуть из тисков, надавив руками на грудь Макса. Он же хрипло выдыхает мне в губы, а затем сминает кожу на талии с большей силой. В следующее мгновение Вербицкий разрывает поцелуй, и я открываю глаза, чтобы парень увидел мою безмолвную просьбу остановить это безумие. Блондин вновь наклоняет голову в бок, а затем шёпотом добавляет: «Не сопротивляйся, будь умницей…» Мне хочется покачать головой, или сказать «нет», но губы Димы касаются моей челюсти. Я готова поклясться, что на коже останутся следы от ожогов. Воздух словно вибрирует вокруг нас, и только треск огня нарушает пленительную тишину. Макс хищно улыбается, перед тем как напасть с поцелуями, отзеркаливая ласки своего лучшего друга. Я задыхаюсь от собственных стонов и не знаю, куда мне деть руки. Единственное, что приходит в голову — это сжимать белоснежную ткань рубашки Вербицкого. Мне страшно ответить на ласки, страшно даже слегка погладить его плечи. Что если одно неловкое движение — и мы сорвёмся в пропасть похоти? Когда губы Ковалёва снова оказываются на моей шее, Максим возвращается к моим устам, чтобы сжечь их собственным поцелуем. Я не сразу понимаю, что рука Димы пробирается под два слоя ткани и нежно касается моего живота. Рёбра рвут грудную клетку от болезненного выдоха. Острые зубы блондина кусают мои губы, не давая предпринять очередной попытки к бегству. Он мысленно даёт мне понять, что капкан поймал свою жертву. Горячие пальцы едва уловимо рисуют странные узоры на коже, мучительно медленно поднимаясь к груди. Блять, какого хрена я не надела лифчик? Шатен словно замирает, слегка касаясь основания левой груди. Мне кажется, что время остановилось вместе с ним, а моя душа только что покинула тело. Вот теперь я точно не могу дышать! Он нежно проводит большим пальцем, будто пытаясь прочертить дугу. Теперь застываю я, в то время как сердце бешено отбивает ритм. Дима должен почувствовать это. Закусываю свои губы вместе с языком Вербицкого, чтобы не застонать. Ковалёв же медленно скользит пальцами по окружности груди, словно запоминая каждый миллиметр на ощупь. Блондин отстраняется, заметив неладное, и пробегает быстрым взглядом по моему телу. Я постыдно закрываю глаза, после чего слышу усмешку. Внезапно шатен прерывает свои ласки и освобождает меня из сладострастного плена. Мне не верится, что он всё прекратил. Громко выдохнув, пытаюсь восстановить душевный покой. — Почему ты остановился? — заинтересованным тоном задаёт вопрос Вербицкий, мне всё ещё стыдно открыть глаза. — На кнопке нет лифчика, — отвечая другу, Дима целует меня в макушку. Я же распахиваю глаза, осознавая, что хочу видеть реакцию Максима. Он улыбается, аки довольный кот, и облизывает губы самым пошлым способом на свете. — Интересно. Саш, а ты в трусиках? — от такой наглости я слышу свист, с которой падает моя челюсть. Моё тело тонет в оцепенении от шока. Мне бы залепить ему пощёчину или обложить матом со всех сторон, но я лишь выдаю тихое: «Конечно, да…» — Не верю, — с ухмылкой произносит Макс и тянется пальцами к застёжке на моих джинсах. Мне бы дёрнуться в сторону и бежать, но нет. Я лишь хлопаю глазами и вжимаюсь спиной в грудь Димы. Всё тело начинает дрожать, и мне кажется, что уже прошла целая вечность, перед тем как длинные пальцы зацепили пояс джинс, оттягивая на себя. — Макс, не надо. Я не смогу остановиться, — спасительно звучит голос Ковалёва, в то время как Вербицкий недовольно выдыхает, отпуская плотную ткань. Мы спасены! Я и моя девственность! Раньше мне казалось, что невинности нельзя лишиться спонтанно, если ты дружишь с собственным рассудком. Не судите меня строго, я действительно ханжа, но похоже эта часть меня быстро отключается, от чего мне хочется сгореть от стыда. Вот так в полной тишине мы просидели с минуту, пока парни не решили покурить на улице. Оставив меня с моими мыслями ненадолго, они вышли за дверь. «Я не смогу остановиться…» — прозвучало в моей голове по меньшей мере раз семнадцать. А что, если Макс не послушался бы и они не остановились? Даже моя фантазия не готова к такому сценарию. Слишком пошло, слишком не похоже на меня. Отгоняя прочь странные мысли, я откинулась на диване назад, и мой взгляд упал фотографию в рамке на стене. Повинуясь сиюминутному порыву, мне понадобилось меньше минуты, чтобы выудить фотоснимок из рамки и спрятать в рюкзаке. Я оставлю её для Максима. С видом «я ничего не делала», возвращаюсь на прежнее место. — Кнопка, твоя мама звонит, — в дверях раздается голос Ковалёва, он заставляет меня вздрогнуть. Нахмурив брови, поднимаюсь с дивана, после чего меня настигает осознание, что мы пропали! Чёрт! — Алло, — дрожащим голосом произношу в трубку. — Так, Александра, я не поняла! Что за история со сломанной машиной. Мне всё равно, что вы будете делать и как добираться до города, но чтобы через час были дома! — за громкой тирадой последовали гудки, она сбросила вызов, так и не дав мне ответить. Дальше шум. Тот самый шум, что вытесняет разум наружу и заглушает чужие голоса. Мне было всё равно, что говорили Макс, Дима. Всё равно, сколько стоило такси до города. Я пропала в собственном страхе, впервые в жизни разочаровав собственную мать. Внутри словно что надорвалось, мне стало казаться, что она никогда меня не простит. Бурная фантазия рисовала в мыслях сцены моей моральной казни. Моя зависимость от материнской похвалы проявила себя в своей ужасающей боли.***
< Дорога домой казалась вечностью, и хоть Вербицкий прекратил попытки меня утешать, Ковалёв не переставал повторять всего две фразы: «Не переживай. Всё будет хорошо». Не будет. Мама порвёт меня как Тузик грелку. Она узнала, что Дима с нами, и явно думает, что мы решили её обмануть. Хоть это была и правда, но меня всё равно мучила совесть. Почему я не выпросила телефон у парней и не позвонила ей? Что со мной не так? Зачем я вообще попёрлась с ними. И ещё эти поцелуи. Боже, как мне стыдно! Но хуже всего было приехать домой и услышать от Константина, что мама выпила успокоительное и ушла спать. Она не дождалась меня, не накричала, а просто ушла спать. Старший Вербицкий, боясь разбудить мою мать, решил перенести экзекуцию на утро и отправил нас спать. Макс ничего не сказал отцу и, лишь задрав подбородок, пошел к двери своей спальни. Я же пошла за ним. — Ты же сказал, что позвонил отцу… — переступая порог его комнаты впервые, я тихо начинаю шипеть. Так и не договорив того, что хотела, запинаюсь только от одного его вида, который приводит меня в шок. Он надменно смотрит меня свысока и ухмыляется. — Я написал сообщение и выключил телефон, — холодно заявляет парень. Мне кажется, что я только что обожглась о ледяное пламя. — Ты так решил позлить отца? — Какая ты догадливая… — насмехаясь надо мной, Вербицкий начинает медленно расстёгивать свою рубашку, пуговицу за пуговицей. Я не понимаю, что он делает. Меня дико возмущает его нахальство и поведение. — Но зачем? — мотая головой, пытаюсь понять, какого хрена он так сделал? — Просто захотел, — сбрасывая белоснежную ткань на пол, парень отвечает насмешливым тоном. Кажется, что Макс сейчас утонет в собственном чувстве превосходства. Мне становится омерзительно. Неужели он думает, что раздеваясь передо мной ему ничего не будет? Что я не буду злиться и просто сдамся? Что раздвину ноги только от одной его улыбки? Мразь! Снимаю с плеч рюкзак и достаю из него ту самую фотографию. Кладу её на письменный стол и бросаю на парня уничижительный взгляд. — Я была о тебе лучшего мнения, — с этими словами разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и со слезами на глазах покидаю логово настоящего дьявола.