***
Пообедав, всё семейство разбрелось по дому. Я же осталась на кухне, чтобы помочь убрать со стола бабушке Насте. Пожилая женщина рассказала мне о секретиках приготовления блинчиков с вишней, которые так любит Ярослав. Было приятно поболтать с женщиной, однако, мысли в моей голове становились мрачнее снежной тучи за окном. Я не могла думать ни о чём, кроме своих блядских похождений. Совесть вернулась в омут моего сознания, устроив нешуточную бурю. Закончив с уборкой, замечаю несколько альбомов на стеллаже рядом с камином. — Это семейные альбомы? — задаю вопрос Анастасии Сергеевне. Она кивает. — Можно посмотреть? — Конечно, милая, — отвечает седовласая женщина, и проходит к огромному кожаному дивану. Я беру с полки три альбома и присоединяюсь к бабушке Насте. Открываю первую страницу и вижу молодую красивую девушку с огромными чернявыми глазами. Сначала мне кажется, что это Анастасия Сергеевна, но фотография не кажется мне такой старой. Она цветная. — Это Юленька — жена Славика, в молодости, — замечая моё замешательство, проговаривает женщина. Я помню, что Вячеслав — это младший брат Константина и отец Кристины. — Ты её, наверное, не знаешь. Она постоянно в разъездах, помогает Славику с бизнесом. Это они построили нам такой большой дом. Раньше здесь стояла ветхая избушка. Вова здесь родился, — старушка улыбается, когда я переворачиваю страницу, и вижу на следующей фотографии, как Юлия и Вячеслав обмениваются кольцами. В моём сердце что-то кольнуло. Что-то рановато я грущу, разглядывая свадебное фото… — Это Ярик? — перелистываю станицу и узнаю Орлова. Мне не нужен ответ, просто делаю вид, что не узнала этих грустных глаз цвета крепкого кофе. Малыш смотрит на нас, раздувая щеки. Ему лет пять, не больше. Он в рубашке, возможно, ему не нравится, что его заставили надеть именно этот предмет одежды для фотографии. — Да, мой хмурый мальчик, — смеется женщина, словно о чём-то вспоминая. — Такой… — запинаюсь, чтобы не сказать «красивый». Ещё не хватало спалиться на ровном месте. — Красивый, — бабушка Настя словно читает мои мысли. По моей коже пробегают мурашки. — Слава Богу, внешне похож на мать, а характером больше на меня, — молвит седая женщина, разглядывая внука на фото. Я листаю альбом дальше и замираю, увидев момент, запечатленный на пленке. С десяток людей улыбаются нам из прошлого. — Эта фотография с моего юбилея, мне тогда исполнилось пятьдесят пять, — объясняет Анастасия Сергеевна. Константин выглядит уставшим. Максим смотрит на маму, в сторонке стоят Марина и Ярослав. — Дана и Маша, совсем как Максим и Дима, — старушка показывает на двух женщин, уже знакомых мне по фотографиям и рассказам, не говоря уже о дневниках, от которых у меня чуть не поехала крыша. — Какими они были? — решаюсь задать вопрос. — Ну, если честно, то Мария нравилась мне больше, чем невестка. Дана была не особо приятным человеком, но Максимка души в ней не чаял, — произносит женщина, морщинки на её лбу становятся глубже обычного. — А Мария? Какой она была? — я мало слышала о матери Димы, и мне хотелось узнать о ней побольше. — Она была мамой. Тёплой, доброй, хорошей. Единственный её недостаток заключался в безмерной любви к Дане, она закрывала глаза на все недостатки. Всегда искала в людях только хорошее, — бабушка поглаживает дрожащими пальцами по волосам русой женщины, что улыбается нам с фотокарточки. — Дима — добрый, — говорю, прикусывая щеку, чтобы не сболтнуть лишнего. — Добрый, но потерянный. Максим часто защищал его в детском саду и в школе. Димочка родился раньше срока и был довольно хилым ребёнком. Кто же знал, что из этого малыша вырастет такая дылда, — договорив, начинает смеяться пожилая женщина. Издаю истеричный смешок, тем самым соглашаясь с её заявлением. Мы ещё долго рассматривали альбомы, разговаривая о прошлом и о большой семье Вербицких. Анастасия Сергеевна всю жизнь проработала в суде, а Владимир Алексеевич был инженером. Я заметила, что в бабушке Макса и Яра не было ни капли злости. Она с добротой отзывалась о каждом члене семьи, избегая лишь Дану в своих историях.***
Ближе к вечеру Владимир показал мне мою комнату, которая, по случайному совпадению, оказалась рядом со спальней, куда определили Ярослава. Или это была не случайность? Однако, это не имело никакого значения. Я не собиралась бродить ночью по дому в поисках сексуальных приключений. Дело было даже не в страхе быть пойманной. Где-то в области сонного сплетения я испытываю дискомфорт только от намёка на похотливые мысли. Секс в доме Анастасии Сергеевны приравнивается к осквернению священного домашнего очага Вербицких. После обеда я решила немного вздремнуть, и причиной тому был переполненный желудок. Сон был сладким и глубоким, но лишенным сновидений. Когда я проснулась, на улице уже стемнело. На первом этаже были слышны голоса парней, они что-то бурно обсуждали. Громче всех говорил Максим. Мне не особо хотелось вставать, но любопытство одолело приступ лени в первом же раунде. Спустившись в гостиную, не сразу понимаю причину, по которой в комнате воцарилась тишина. Мальчики замолчали, стоило только мне появиться здесь. — Что-то случилось? — интересуюсь сонным голосом, нахмурив брови. — Нашлась хозяйка Сашули, — отвечает Дима, а Макс бросает на него недовольный взгляд. Блондин словно не хотел, чтобы я об этом узнала. Ярик же потирает бровь, тоскливо думая о чём-то. Его лицо искажено в мученической гримасе. — Это же хорошая новость? Почему Яр и Максим такие кислые? — не понимаю происходящего, и поэтому задаю вопросы в надежде получить объяснения. — Она мертва, — сглотнув, произносит Орлов. Он даже не смотрит на меня. Его глаза обращены к камину, в котором потрескивают угольки. В радужках тёмных глаз плещутся огоньки и грусть. — В смысле? —пытаюсь переварить полученную информацию, на секунду мне начинает казаться, что я не расслышала ответа. — Хозяйкой была одинокая бабушка, она умерла в четверг. Соседи хотели забрать собаку и отвезти в приют, но Сашуля убежала, — Макс пытается говорить как можно спокойнее, но его голос предательски дрожит. Он садится на диван рядом с братом и опускает глаза к полу. — Откуда вы знаете? — мне не верится. Я не хочу этого слышать, но моё воображение рисует яркую картину. Потерянная собачка сбегает от малознакомых людей. Сердце прокалывает толстой иглой. — Волонтеры написали. Соседи откликнулись на их объявление, — Дима подходит ко мне и кладёт руку на предплечье. В его медовых омутах я вижу сожаление. Он хотел мне всё рассказать, но Вербицкий был против. Я не понимаю почему. Но пытать Макса я буду только наедине. Глубоко вдыхаю воздух, чувствуя как меня настигает приступ тревоги. Оглядываюсь по сторонам и ищу место, куда присесть. Выбираю большое кожаное кресло у камина. Голова взрывается от мыслей, что окутывают роем мозг. Я не понимаю, что дальше делать. Искать новых хозяев для Сашульки? Или умолять маму оставить собаку себе? Она не согласится. Знаю же, что не согласится. Мама всегда была против домашних животных дома. И в этот момент по щелчку пальцев мысленный рой замирает, ведь я вижу, что Орлов не на шутку расстроился. — Яр, что с тобой? — хриплым голосом интересуюсь. Он не отвечает, будто не услышал вопроса. Ярослав словно находится где-то в другом измерении, пока в гостиной повисла мёртвая тишина. Даже угольки в камине на несколько секунд перестали потрескивать. — Хозяйке было столько же лет, сколько и нашей бабушке, — брюнет громко выдыхает, отвечая. В его словах есть привкус боли и страха. Максим закрывает глаза. Кажется, я чего-то не знаю. Опять тишина. Эта комната не предназначена для грусти, в ней хочется слышать голоса и звонкий смех. Молчание портит уютную обстановку. — И что мы будем делать? — Ковалёв решается нарушить тишину, будто читая мои мысли. — Оставлю собаку себе, — Ярик отвечает, не задумываясь. — Какой ты быстрый. Может я хочу забрать Сашулю себе, — усмехается Макс. Если бы не тема разговора, я бы решила, что речь идёт обо мне, а не о собаке. — Охрененный повод для очередного спора, Макс, — качает головой Орлов, и по его тону можно точно определить, что у него нет желания противостоять брату. Он расстроен и устал. — А я не собираюсь спорить. Ты решил добавить к своим проблемам ещё одну? Может ты Сашулю заберёшь с собой после перевода в другой город? — Вербицкий кипит от злости. Я же теряюсь в пространстве, абсолютно, не понимая того, что сейчас происходит. Какой ещё другой город? Моя душа распадается на окровавленные осколки. Я пытаюсь собрать их, но ничего не получается. Яр уезжает. Больше нет логичных объяснений услышанному. — Я ещё ничего не решил, — Орлов качает головой, ловя мой потерянный взгляд. Глаза цвета крепкого кофе убивают меня. Он ничего мне не сказал. И я просто вынуждена тихо умирать, сидя у камина. Мне нужен воздух, я задыхаюсь. — Зато твоя мамаша всё решила, — выплёвывает слова Максим и достаёт пачку сигарет из кармана. Он резко поднимается с дивана и идёт к двери, ведущей в патио. Дима следует за другом. Судя по его выражению лица, он ничего не знал и удивлён не меньше меня. Когда дверь громко хлопает справа от меня, я решаюсь задать вопрос: «И почему ты мне ничего не сказал. Или я для тебя ничего не значу?» Каждый звук, изречённый мной, ощущается как острые осколки стекла, пронзающие горло. — Я уже сказал, что ничего не решил, — проговаривает он столь уверенно, что чертовски меня раздражает. Смотрю в потолок, чувствуя как меня настигает желание расплакаться. Слёзы вот-вот подступят к глазам. — Саш, я вообще не уверен, что смогу справиться. Зачем мне расстраивать тебя, когда… — Яр замолкает так и не договорив, ведь в комнату входит Анастасия Сергеевна. Пожилая женщина принесла поднос со стопкой только что испеченных блинчиков на огромном, резном, деревянном блюде. Снова замечаю эту дрожь в старческих руках. Как давно она тут и что могла услышать? — Настало время перекуса, — объявляет бабушка Настя с наигранной улыбкой на устах. Я же всеми силами пытаюсь сдержать ту бурю, что зарождается в груди. Тянусь к блинчикам и беру один. В этом состоянии можно подавиться, но обижать добрую старушку мне совсем не хочется. В комнате появляются мама и Константин, и, воспользовавшись моментом, я беру ещё один блин и ухожу, пока Анастасия Сергеевна призывает сына и невестку попробовать её фирменное блюдо.***
Хреново. Мне хреново. У меня раскалывается голова. За окном кошмарная погода из-за сильного ветра и метели. Я смотрю за холодное стекло на хлопья, которые бросает из стороны в сторону. От этого пугающего зрелища тревога внутри меня растёт, достигая исполинских размеров. Я вздрагиваю от пронизывающего ветра, который проникает даже через закрытое окно, передавая моему телу леденящий холод, отражающий состояние моей души. Лента воспоминаний прокручивается перед моими глазами, и я горько улыбаюсь, вспоминая все те моменты с Ярославом, растопившие моё сердце. Но сейчас все кажется иначе. Слова о его возможном отъезде в другой город раздаются в моем сознании, будто удары молнии в ночном небе. Я пытаюсь быть сильной, собраться с мыслями, но отчаяние продолжает настырно скрежетать внутри, заставляя душу сжиматься от боли и печали. В мою комнату входит Дима. Ничего удивительного, я оставила дверь приоткрытой, но на самом деле ждала, что ко мне придёт Яр. Шатен подходит ко мне и нежно обнимает. Я поворачиваю голову влево, и он наклоняется, чтобы поцеловать. Делаю шаг в сторону, разрывая наши объятия. — Неа, мы в доме бабы Насти, — качаю головой. Причина моей холодности не только в установленном табу, поцелуи сейчас неуместны. На душе паршиво. — Может, сделаем исключение, у меня хреновое настроение, — Ковалёв шумно выдыхает слова и касается пальцами правой руки места на рубашке, за которой прячется тот самый шрам. Нахожу его поведение довольно странным. — Что-то ты часто стал трогать свой шрам, — озвучиваю свои мысли, внимательно наблюдая за тем, как его лицо искажается от усталой гримасы. Декабрь явно выдался нелёгким. К концу года всегда так, все устают. — Это нервное, скоро сессия. Всегда нервничаю перед сессией, — отвечает шатен, но в его словах я слышу будто заранее заготовленную фразу, в которой отсутствует даже намёк на искренность. — Максим знает, что это Дана сделала? — задаю вопрос, не надеясь услышать правдивый ответ. Что-то мне подсказывает, что Ковалёв не настроен на беседу по душам. Он пришёл сюда за дозой эндорфина, а не на допрос с пристрастием. — Нет, — тихо говорит парень, замечая мой пристальный тяжёлый взгляд. Конечно, Дима ничего не рассказал о том, как появился шрам Максу. Меня только удивляет, что он не соврал мне. — Интересно! И что вы опять от меня скрываете? — резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вижу блондина с озлобленным лицом и недоброй ухмылкой на губах. Странно, но меня не раздражает его появление в моей комнате. — Помнишь этот шрам? — Ковалёв вспыхивает буквально на глазах как спичка. Или я чего-то не знаю, или они уже успели посраться сегодня. Шатен расстёгивает несколько пуговиц сверху на рубашке и оголяет участок кожи, на которой виднеется старый шрам. — Да, ты напоролся на гвоздь у бабушки на даче, — цокнув языком, отвечает Максим, проходя в центр комнаты. — Это твоя мама проткнула меня шариковой ручкой, — шипит Ковалёв, и я слышу, как его дыхание тяжелеет. Мне же ничего не остаётся как наблюдать за ссорой двух друзей со стороны. — Ты врёшь! — недоверчиво усмехается Вербицкий, отводя глаза в сторону, чтобы не смотреть ни на шрам, ни в глаза Димы. — Я не лгу, — с каким-то жутким отвращением произносит шатен, застёгивая пуговицы на рубашке. Не понимаю, к кому он адресовывает отвращение. К Максиму, себе или той, что оставила на нём этот шрам? — Ты стал часто врать. Очень часто, — Макс продолжает наседать на друга. Меня же цепляет его интонация, в ней буквально кричит обида. — О чём ты? — я не хотела влезать в их ссору, но иногда мне кажется, что за меня говорят шальные черти, которым недостаточно огня, и они хотят испепелить мои внутренности ещё при жизни, не дождавшись момента, когда моя душа попадёт в ад. — Дима виделся с Кирой, — Вербицкий ловит мои глаза, и по телу пробегают мурашки от этих холодных ртутных омутов. Поворачиваю голову к Ковалёву, и вижу, как словам блондина удалось расставить ловушку. Шатен отступает на шаг назад и опирается пятой точкой о подоконник, сложив руки на груди. На его лице вопит удивление. На моём тоже. — Кнопка, мы просто разговаривали, — он наклоняет голову ко мне, чтобы прошептать. — Хорошо, — отвечаю на выдохе, и сама не понимаю, что со мной происходит. Я удивлена? Определённо. Ревную? Не думаю. — Серьезно? — Вербицкий бросается в меня словом. Он запускает его словно кинжал, в то время, как на его лице читается недовольство. А чего он хотел? Истерики? Ну, у меня есть проблемы поважнее. — Да, Макс. Я ему верю, — говорю громко, чтобы он прекрасно понял мой настрой. На лбу блондина вздымается вена. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и она лопнет, окропив всю комнату кровью. Он бесится из-за матери или Киры? Я почему-то не уверена, что Ковалёв является основной причиной. — Дима, ты можешь оставить нас? Я хочу поговорить с Максом, — моя просьба больше напоминает приказ. Брови Ковалёва округляются, но он ничего не отвечает, просто отталкивается от подоконника и быстрым шагом покидает комнату. — Подойди ко мне, — умоляю голосом, что предательски дрожит. Вербицкий сокращает расстояние между нами, свет люстры падает на его лик, что уже успел спрятаться под холодной маской. — Когда ты узнал об отъезде Яра? — спрашиваю, чувствуя как внутри меня начинает рыдать душа. Её скручивает от боли. Я задыхаюсь. Мои колени подгибаются, но Максим ловит мои запястья удерживая меня от падения. — Вчера отец сказал, — он отвечает так, будто в его горле застрял ком. — Ты же злишься, потому что не хочешь, чтобы он уезжал? — задаю вопрос, пока образ парня расплывается перед глазами из-за слёз. Он громко выдыхает и кивает. Я же делаю один шаг, чтобы через мгновение обнять его. Обнять и ощутить всю эту горечь, что подобно зеркалу отражает мою боль. Чего бы Максим не говорил, сколько бы не спорил с братом. Он его любит. Его пугает тот факт, что Ярослав может уехать, и Макс потеряет последний шанс сблизиться с родным человеком. Блондин обнимает меня в ответ, и кладёт подбородок на мою макушку. — Насколько мне известно, у Марины появился кавалер, и между ними всё серьезно. Похоже, она решила отправить Яра в другой город, чтобы устроить свою личную жизнь, — произносит Вербицкий. Я слышу, как бешено бьётся сердце в его груди. — Ты должна с ним поговорить, тебя он послушает, — шепчет блондин, поглаживая мою спину между лопаток. Я не уверена, что Ярослав будет принимать решение с учётом моих хотелок. Но Макс прав, этот разговор мне жизненно необходим. С первого этажа до нас доносится старая музыка. Я знаю эту мелодию. «Снова от меня ветер злых перемен, тебя уносит…» Отстраняюсь от парня и произношу, вытирая слёзы: «Нам стоит спуститься к остальным. Нас наверняка уже потеряли.» Вербицкий кивает, и мы медленно начинаем идти на звуки музыки. Спускаюсь по лестнице и вижу, как Анастасия Сергеевна выходит к камину слегка покачиваясь под мелодию. — Яричек, не хочешь пригласить бабушку на танец? — она поворачивается к внуку и улыбается. — С удовольствием, — отвечает Орлов, и на его грустном лице появляется лёгкая улыбка. Я прохожу к дивану и сажусь рядом с Константином, который играет в шахматы с отцом. Мама, расположившись в кресле, смотрит на огонь в камине. Ковалёва же нет в гостиной. «Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи. Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце, Где разбитые мечты, обретают снова силу высоты.» Анастасия Сергеевна обнимает внука, уложив голову на его плечо. Максим занимает место рядом со мной. Он смотрит на то, как танцуют его бабушка и старший брат. Просто молча смотрит, погрузившись в себя без остатка. Тёплая атмосфера комнаты уносит меня по волнам воспоминаний прошедших месяцев. Перед глазами предстаёт наша первая встреча с Ярославов на кухне. Тогда мне он казался каким-то чужим. А сейчас я вижу в нём всё самое дорогое и родное.***
Когда все в доме засыпают, а на улице затихает метель, я решаюсь наведаться в соседнюю комнату. В спальне темно, поэтому мне приходится двигаться наощупь. Когда мои глаза привыкают к мраку, я замечаю кровать, на которой под одеялом лежит Орлов. Подхожу к нему, пытаясь разглядеть его лицо, как вдруг загорается свет фонарика на телефоне. Он светит мне прямо в лицо. Щурюсь от неприятного яркого блеска. Яр убирает телефон в сторону и хватает пальцами моё запястье, притягивая к себе. Ложусь рядом, чувствуя его тепло. Он накрывает меня одеялом. Я не знаю с чего начать. Какой вопрос стоит задать первым? — Ты бы женился на мне? — в шутку спрашиваю, вспомнив слова бабушки Насти за обедом. — Подрастешь немного, и женюсь, — произносит парень, в то время как его глаза внимательно изучают моё лицо. — Если ты уедешь, ничего не получится. Мама меня не отпустит, — плавно перевожу тему, чувствуя как дрожь медленно пробирается по моему телу. — Саш, я в шаге от того, чтобы бросить медицинский, а не уехать, — громко выдыхает парень. Только что оглашенная истина повергает меня в шок. Не понимаю, как такое может быть? Это же Ярослав. Тот самый, что ставил мне уколы и спасал от отравления. Он всегда казался таким собранным и уверенным в себе. Как он может бросить медицинский? — Но почему? — тихо шепчу, забывая обо всём, кроме этих печальных тёмных глаз. — Я заебался ходить на отработки после ангины, не говоря уже о том, что физически не справляюсь совмещать учёбу и другие обязанности. Я трачу каждый день больше часа, чтобы добраться до академии. Встаю в шесть утра, чтобы выгулять собаку. Приезжаю домой, чищу дорожки от снега и готовлю обед. Завожу бабушкам продукты или лекарства. Еду по делам отца или матери в город, а когда возвращаюсь — учу лекции, в которых уже ничего не понимаю. Мама говорит всем, какой я хороший и умный, и что мне стоит выбрать университет с более продвинутой кафедрой… Она совершенно не понимает моих страхов провалиться на сессии и просрать три года учёбы. Я слушаю его с замирающим сердцем и душой, что громко плачет где-то в груди. Не понимаю, зачем его родители взваливают на сына столько обязанностей. — Почему ты мне ничего не сказал? — достаю руку из-под одеяла, чтобы коснуться пальцами его лица. — У тебя панические атаки. И я не хочу, чтобы мои проблемы стали твоими, — Яр неохотно проговаривает слова, устало смотря на меня слегка приоткрытыми глазами. — Ответь мне честно, Анастасия Сергеевна больна? — Он молча кивает. — Это что-то неврологическое, и, возможно, по этой причине ты выбрал мед, — решаюсь озвучить мысли, что только что внесли ясность в мою голову. — Как ты догадалась? — удивленно интересуется брюнет, сдвигая голову поближе ко мне. Между нашими лицами остаётся несколько сантиметров. — У вашей бабушки постоянно трясутся руки. И её не было на свадьбе у мамы и Константина. А ещё ты сказал, что привозишь ей лекарства. Я где-то читала, что тремор рук — это симптом, что-то из неврологии. Всё как-то сложилось. — И как ты умудряешься всё замечать? — Ярослав задаёт вопрос, целуя меня в лоб. — Не всё. Я заметила, что ты потерян, но не поняла насколько. Каким же обманчивым может казаться образ спокойного и уверенного человека. Яр прячет боль где-то глубоко внутри, считая, что его проблемы должен решать только он сам. За непроницаемой маской студента-медика прятался мальчик, переживающий за здоровье своей бабушки и взваливший на себя непосильную ношу. Мне ничего не остаётся, кроме того, как поцеловать Орлова и забрать частичку боли себе. Размыкая уста в полной тишине, я вдыхаю часть его проблем, даря короткий миг, дабы мой горький мальчик перестал думать о своих заботах.