Бесстыжие

       Утро тридцать первого декабря я встречаю в больничной палате, но не стоит меня жалеть. Скоро за мной приедут мама с Максимом и мы отправимся домой. Константин договорился с моим врачом, и меня не оставят на праздники в больнице. Я так боялась, что встречу Новый год в одиночестве и тишине. От предвкушения праздника где-то в глубине моей души улыбается маленькая Саша — девочка, что каждый раз ждала этот день с наступлением первых морозов. Я лет до двенадцати писала письма деду Морозу. Забавно, но мне до сих пор хочется верить, что тридцать первое декабря — это время для чудес. Наивно. Я и не спорю, но любовь к Новому году — часть меня в буквальном смысле.       Числа двадцать восьмого мы с мамой наряжали искусственную ёлку. Достаточно поздно, но если бы это зависело от моего желания, то подготовка к празднику начиналась бы с первого календарного дня зимы. Константин купил огромную ёлку, и я с нетерпением ждала момента, когда увижу её. Максим сказал, что верхушка дерева практически достаёт до потолка.       Проснулась рано. В палате было ещё темно, а стрелки часов отмерили семь часов утра. Я поднялась с постели, быстро оделась и подошла к окну. Город тихо спал в полупрозрачной дымке. Мороз проникал сквозь стекла, оставляя свои невидимые ледяные отпечатки на моей коже. Улицы были пусты, и только редкие фонари проецировали свет на заснеженные тротуары. Где-то через час на дорогах появились автомобили людей, что спешили по праздничным делам.       Где-то к началу девятого ледяное солнце начинает медленно подниматься над горизонтом, оставляя свои причудливые отблески на окнах серых зданий. И вот уже город начинает оживать. Вдруг, среди домов появляются человеческие фигуры, закутанные в огромные пуховики и теплые шапки. Они торопятся, суетятся, пытаясь успеть решить все вопросы к новогодней ночи. А я, оставаясь за окном, пытаюсь уловить каждый миг этой суеты, каждую мимолетную улыбку, каждый перехваченный взгляд.       За моей спиной слышится скрип открывающейся двери. Бросаю взгляд через правое плечо и замечаю Диму. Неосознанно хмурю брови. Я ждала не его.       — Привет, а где Максим и мама? — с хрипом в голосе задаю вопрос. Мне всё ещё трудно разговаривать, несмотря на то, что рана на горле довольно быстро заживает. Тянущая боль сопровождает каждое сказанное мною слово.       — Они… — странно, но Ковалёв запинается, он словно не знает, как правильно ответить. Именно правильно. Шатен похож на отличника, что вышел к доске, впервые не подготовившись к уроку.       — Говори как есть, — делаю несколько шагов к шкафу, чтобы достать тёплую куртку.       — Макс ругается с твоей мамой, он попросил забрать тебя, — виновато отвечает Дима, но в постоянных ссорах в моей семье нет его вины. С болью сглатываю слюну, ощущая как в горле застревает ком обиды. «Прекрасное» начало дня. Настроение медленно опускается с отметки «превосходно» к уровню «как-то паршиво».       — Возьмёшь мою сумку? — дав себе минуту для того, чтобы успокоить себя, произношу. Мой голос предательски дрожит.       — Конечно, — кивает парень и подходит к постели, чтобы взять дорожную сумку.       Мы выходим из палаты, и я прощаюсь с медсёстрами, пожелав им счастливого Нового года. Молодые девушки улыбаются, их смена окончена и очень скоро они будут дома, где их ждут родные люди. Из-за этих мыслей уровень настроения падает к следующей отметке «завидно и паршиво». Меня дома никто, похоже, не ждёт. Мама и Максим заняты очередной ссорой. Печалька. Мои планы на короткий миг счастья начинают рушиться с самого утра.       — Я так и не понял, ты едешь с родителями на базу отдыха, или как? — спрашивает Дима, когда мы садимся в машину.       — Я встречу Новый год дома, со мной будет тётя Женя, — с долей грусти отвечаю. Я должна была ехать с мамой и Константином на базу отдыха, но это было до того, как мои планы испортила госпитализация. Сейчас у меня не было желания ехать на заснеженное озеро. Причин было несколько. Я не совсем оправилась после приступа аллергии, и несколько дней вдали от цивилизации и полноценной медицинской помощи меня пугали. Доктор отпустил меня домой, а не к чёрту на кулички. Тётю Женю опрокинул очередной кавалер, и её поход в самый шикарный ресторан города накрылся медным тазом.       — Грустно, наверное? — интересуется Дима, заботливо пристёгивая меня к сиденью ремнём безопасности, наши носы слегка касаются друг друга буквально на долю секунды.       — Да нет. С тётей Женей обычно весело, — вру. Мне грустно. Новый год — семейный праздник. Тётя Женя мне не чужой человек, но я бы хотела, чтобы рядом была мама. Моё желание может показаться по-детски глупым, ведь все мои одноклассники уже несколько лет отмечают этот день в кругу друзей. Я не такая. Домашний ребёнок внутри меня требует родного уюта и старой маленькой квартирки, в которой остались тёплые воспоминания. Это был один из немногих праздников, когда всё плохое на время забывалось. Я научилась мечтать только благодаря этому дню. Ещё в детстве перед Новым годом мне нравилось изводить тонны бумаги, рисуя свои мечты. Я ведь действительно верила, что когда-нибудь эти рисунки станут реальностью.       — Мы очень хотели отметить Новый год с тобой, но нам нужно быть на вечеринке… Да и твоя мама Максу сейчас совсем не доверяет, — оправдывается Ковалёв и выглядит довольно забавно. Его щенячий взгляд отзывается в моём сердце нежным трепетом.       — Дим, я не обижаюсь, — тихо произношу, после чего поджимаю губы, пытаясь натянуто улыбаться. Шатен в недоверии щурит глаза. — Честно, — добавляю. Парень кивает и одновременно поворачивает ключ зажигания. Автомобиль трогается с места, а я смотрю через стекло на окна больницы. Не всем пациентам повезло, как мне. Многие останутся в своих палатах на праздники. Задумавшись об этом, прихожу к выводу, что несмотря на унылое начало дня, не стоит отчаиваться. Всё может измениться. В моём сердце теплится маленький огонёк надежды на новогоднее чудо.       — А где будет Яр? — внезапно Дима задаёт вопрос. Он бросает в мою сторону короткий взгляд, я же роняю глаза на коленки.       — Кажется, к ним приезжает бабушка. Он будет отмечать со своей семьёй, — проговариваю на удивление спокойным тоном. Внутри от обиды постанывает душа. Казалось бы, у меня два парня и один любовник, но Новый год я проведу с тётей Женей. Отношения вроде есть, но с другой стороны именно нормальных нет. Не так я себе представляла свою личную жизнь. Тайны, прятки и потрахушки. Никакой романтики.       — Кнопка, ты на меня дуешься? — заметив мой очередной приступ самокопания, Ковалёв касается холодными длинными пальцами моей руки.       — Нет, — качаю головой. И замечаю боковым зрением, как его грудь вздымается от глубокого вдоха. Он бы и рад меня развеселить. Но сущность наших отношений заключается в тайне. Это прикольно, когда речь касается секса, но не здорово, когда не можешь просто побыть вместе в такие важные дни. Может для них этот день обычный, но не для меня.       — Не похоже, — хрипло отмечает парень.       — Правда, я не дуюсь. Просто нет настроения. Мой зад синий от уколов, а говорить мне до сих пор больно, — пытаюсь перевести акцент разговора в другое русло. Мне совсем не хочется выяснять отношения сейчас. В чём смысл? Никто не бросит свои семьи и друзей, чтобы встретить со мной полночь. Мама и Константин начнут задавать вопросы, мне это не нужно.        — Прости, — тихо шепчет Ковалёв, сжимая в своей руке мою ладонь.       — Всё нормально, — с шумом выдыхаю, глядя на заснеженную дорогу.       — Сказала, что всё нормально, а подумала? Горите в аду, мальчики? — шутит Дима, я улыбаюсь. Нет, даже мыслей таких нет в голове. Наверное, потому что за дни, проведённые в больнице, мой разум устал. Хочется просто тишины и полного спокойствия. Обида есть, конечно, но не агрессия.

***

      Остаток дороги Ковалёв рассказывал, как прошла зачётная неделя в универе. Максим завалил конституционное право, третьего числа у него пересдача. У Димы почти все зачёты были проставлены автоматом. Он рассказал смешную историю о том, как его одногруппники списывали на истории права у глуховатого преподавателя. Я даже немного посмеялась. В целом, шатен пытался поднять мне настроение.       Когда мы вошли в квартиру, первое, что мне бросилось в глаза, была большая пушистая ель. Она стояла посреди кухни, совмещенной с гостиной. На ней не было ни гирлянд, ни украшений. Дома и не пахло праздником. Праздничное дерево странно смотрелось на фоне повседневного убранства квартиры.       На секунду закрываю глаза, в надежде, что, открыв их, увижу совершенно другую картину. Но чуда не происходит. Мне даже начинает казаться, что я перепутала даты, и сегодня не тридцать первое декабря.       — Мааакс! Саша уже здесь, — мама выходит в коридор, и не сказав мне даже «привет», начинает вопить во весь голос. У меня закладывает уши от её слишком громкого голоса. Я привыкла к тишине в больнице.        Снимаю с себя куртку и обувь, молча наблюдая за очередной ругательной сценой. Максим выплывает в пижаме из кухни. Его волосы взъерошены, а под глазами мешки. В целом он по-домашнему прекрасен, только вот в не лучшем расположении духа. Наверняка, Вербицкий до сих пор ведет свое расследование в «персиковом» деле. Где-то в его комнате поскуливает собака. Она, вероятнее всего, испытывает стресс из-за постоянных криков в квартире.        — И что? — Вербицкий произносит, кривляясь будто маленький ребёнок.       — Твоя псина ещё здесь, — мама скрещивает руки на груди и приподнимается на цыпочки, чтобы быть чуть выше блондина. Она выглядит довольно забавно, если конечно не думать о том, что женщина предпочла ссору тому, чтобы забрать ребенка из больницы.       — Она никуда и не денется. Вам память отшибло. Врач чётко сказал, что у Саши нет аллергии на домашних животных, — растягивая гласные, проговаривает Максим, а затем разворачивается на пятках и направляется обратно на кухню.       — Думай о хорошем, — внезапно Дима наклоняется и тихо шепчет мне на ухо. Я киваю, поджав губы.        — Дима, что ты сейчас шепнул моей дочери? —мама переводит своё внимание к Ковалёву, которому, похоже, не стоило даже двигаться в её присутствии.       — Ничего, — шатен пожимает плечами, явно не желая вступать в полемику с моей матерью. Честно говоря, я в шоке. Напугано смотрю на мать, пытаясь понять, что же творится в её голове сейчас. Мои тараканы нервно курят в сторонке.       — Я ведь не слепая, — она качает головой, в то время как её глаза заметно округлились.       — Мам, он сказал мне думать о хорошем, — решаюсь вмешаться, чтобы Ковалёв не попал под раздачу. Мне вообще непонятен её приступ агрессии к абсолютно чужому человеку. Я могу лишь предположить, что моя мама хочет внимания, в ней бушуют гормоны, но она снова переходит черту. В мыслях всего лишь один вопрос: «Есть причина или мне кажется?» Такое ощущение, что у неё за спиной стоит чёрт, который нашёптывает ей параноидальные мысли.       — И что это значит? — женщина снова переводит свой взгляд на высокого шатена. Где-то на кухне слышится фырканье Максима.       — Ничего, Евгения. Это никак не касается вашей ссоры, — Дима держится уверенно и спокойно.       — Что-то мне так не кажется, — мама продолжает провоцировать Ковалёва, и, судя по его виду, её попытки бесполезны. Ковалёв уже спрятался под непроницаемой маской непонимания происходящего.       Я беру сумку в руки и, так и не дождавшись тёплого приветствия, иду в сторону своей спальни. Мне срочно нужно снять с себя одежду, пропахшую лекарствами, да и спрятаться поскорее от происходящего.       — Саш, ты куда? — в спину кричит мне мама. Она недовольна, но я не понимаю, почему должна стоять рядом и выслушивать её истерику. Обида постукивает пальцами где-то внутри. Вот тебе и новогоднее настроение.       — В свою комнату, мне нужно переодеться, — отвечаю, не оборачиваясь, перед тем как скрыться за дверью. Оказавшись в комнате с розовыми стенами и фиолетовой мебелью, выдыхаю. Теперь данный интерьер не кажется мне таким идиотским. Он хотя бы не такой мрачный, как в больничной палате.       — Максим, я жду, — мама никак не угомонится. Я из своей спальни продолжаю слышать ссору. Бросаю сумку на пол и иду к окну, чтобы впустить свежий воздух в комнату.       — Да, блять! Собака никуда не поедет. Она будет жить здесь! — терпение Максима закончилось, об этом оповещает его агрессивный тон и переход на нецензурную лексику. Неожиданно мой слух улавливает звук открывающейся входной двери. Кто-то пришёл.       — Костя, хорошо, что ты приехал. Поговори с сыном! — по словам матери я понимаю, что приехал глава нашего долбанутого семейства.       — Я не понял, почему вы так орёте. Вас слышит весь подъезд, — голос Константина звучит непривычно из-за громкой интонации. Он вроде не кричит, но по ощущениям вот-вот сорвётся. От удивления чуть не роняю глаза на пол.       — Собака всё ещё тут, а Максим огрызается, — нарочито жалостливым тоном произносит моя мама. Так говорят маленькие детки, когда им хочется внимания.       — Простите, но у меня из-за ваших истерик уже глаз дёргается. Это и моя квартира. Скажите «спасибо», что я не завёл козу, — язвит Максим, и в этот момент я слышу сначала шаги по коридору, а затем звук закрывающейся двери в соседней комнате. Скорее всего, это Дима решил поскорее сбежать из прихожей, пока там не рванула эмоциональная бомба. Я же рисую в своём воображении, как блондин доит на кухне козу.       — Костя, с ним невозможно разговаривать, — снова звучит мамин голос. Представляю себе, как её лицо исказилось в мучительной гримасе. Моей фантазии достаточно, чтобы рисовать всех членов семьи в мысленной сцене перед глазами. Только почему-то между ними ходит коза. Впрочем, моя фантазия — мои правила.       — Дорогие мои. Я одиннадцать часов оперировал человека, — устало произносит мужчина, после чего выдерживает короткую паузу, чтобы продолжить: «И если сейчас вы не помиритесь, обещаю, этот Новый год вы запомните надолго. Я отменю поездку на базу отдыха, а Максим под бой курантов будет спать в своей кроватке трезвым, потому что третьего января у него пересдача».        Прикрываю рот ладонью, чтобы в коридоре никто не услышал моего смеха. В этот момент Константин впервые в жизни напоминает мне своего старшего сына. Его чертовски уставший тон, легкая хрипотца и ирония точь-в-точь как у Ярослава. Мне даже захотелось выглянуть в коридор и посмотреть на Константина в новой роли. Не на того мужчину с лёгкой проседью, что держался в стороне от проблем, а настоящего.       — И как ты предлагаешь нам помириться? Взяться за мизинцы и произнести детский стишок? — с издевательским сарказмом отвечает Вербицкий-младший.       — Я тебя понял. Ключи от машины мне на стол и предупреди друзей, что остаёшься дома, — холодно отвечает на издёвку мужской басистый голос. После чего слышится звук, похожий на фырканье. Максим сегодня подобен злобному ёжику, то и дело издаёт непонятные звуки. Усмехаюсь про себя, представляя его недовольное лицо.       — Евгения, извините меня за все обидные слова. Прошу у вас прощения, — парень тянет гласные, и я издаю истеричный смешок. Его извинения такие наигранные, им даже ребёнок не поверит, а моя мать тем более. Детский сад, ясельная группа.       — Он издевается, — возмущается мама, я её не вижу, но готова поклясться, что она покраснела от возмутительного поведения Максимки. А её взгляд, даже боюсь его себе представить.       — Нет, он попросил прощения, — усталым тоном произносит Константин. Он мысленно принял неискренние извинения, всецело понимая характер младшего сына. Теперь мужчина ждёт, что его супруга пойдёт ему навстречу и подыграет. Макс тот ещё провокатор, и мне нравится задумка Вербицкого-старшего. Мама говорит что-то невнятное, я не могу разобрать слова. Уж слишком тихо она ответила.       — А ты смирись с тем, что в нашем доме появилась собака, — Константин, внезапно, обращается к своей жене. Я даже решаюсь присесть на кровать. Настолько велико моё удивление.       — Нет. Но Саша, — слышу мамину очередную попытку сопротивления. Какая же она упёртая! Если перед ней закрыть дверь, она прошибёт её лбом, даже если рядом будут лежать ключи.       — Во-первых, у Саши аллергия на персики. Во-вторых, ты больше не будешь спорить со мной по любым медицинским вопросам, — Вербицкий-старший пытается внятно объяснить свою позицию, и по его лёгкому надрыву в голосе можно с точностью определить, что нервы мужчины уже на пределе.       — Ладно, собака будет жить в квартире, но вся ответственность за неё ложится только на плечи Максима, — разочарованно соглашается мама. Я поднимаю глаза к потолку, мысленно благодаря дух Нового года за разрешение спора. И всё-таки всегда есть место для маленького чуда.       — Согласен. Кстати, где Саша? — Внезапно Вербицкий-старший вспоминает обо мне.       — У себя в комнате, — слышится тихий ответ Максима, а затем по коридору разносится звук шагов. Он идёт в мою комнату. Стук в дверь.       — Входите, — прочистив горло, громко произношу. Потом жалею об этом. Больно.       — Привет. Как себя чувствуешь? — из-за дверного полотна появляется уставшее лицо мужчины. Он не входит в комнату, словно не хочет нарушать моё личное пространство. Ему достаточно нескольких метров, чтобы на расстоянии поприветствовать меня.       — Здравствуйте, хорошо, — киваю.       — Ты ведь не против второй Саши в доме? — задаёт вопрос Константин, а я не могу сдержать удивление. Мои брови предательски взмывают вверх.       — Нет. Спасибо, что спросили, — качаю головой, продолжая пребывать в состояние охуинеза. Вот удивил, так удивил. И как он смог всех поставить на место, и даже не забыть о моём мнении. Мне даже приятно. Похоже, его терпение действительно лопнуло.       — Вот и отлично, — улыбается Вербицкий-старший, после чего его лицо исчезает из виду. Конечно, если бы он отменил поездку, и все остались дома — было бы неплохо, но только для меня.

***

      Когда в коридоре стало тихо, я решилась выйти, чтобы заглянуть в ванную. В больнице мне удалось принять душ только два раза за всё время. Проблема была в вечных очередях и диком холоде. А сейчас я стою под струей воды в душе, закрывая глаза и позволяя теплой струе обнять каждую клеточку моего тела. Капли текучие, словно мелодия, которой я позволяю войти внутрь своего сознания, чтобы смыть все печали и тревоги, что скопились во мне.       Пусть поток становится моим спасением, освобождает меня от невидимого груза, который я держала на плечах все эти дни. Капли воды окутывают мои мысли, изнутри сбрасывая всё плохое. Я чувствую, как проблемы уходят по течению, затихают и исчезают в глубинах слива.       В этот момент времени я нахожу покой и безмятежность. Внутри меня возникает ощущение нового начала, возможности перезагрузить свою душу и разомкнуть оковы, которые меня держали. Возможно, что это только иллюзия, но очень приятная иллюзия, в которой теплится надежда.       Выключив воду, выбираюсь из ванной, чтобы сменить повязку на шее. В какой-то момент ловлю себя на мысли о том, что уродливый шрам останется со мной на всю жизнь, каждый день напоминая мне в зеркале о том злосчастном дне. Тряхнув головой, пытаюсь сбросить с себя прилипающее чувство тревоги. Сменив повязку, накидываю на тело халат и полотенце на голову.       Вернувшись в комнату, роняю челюсти на пол. Максим стоит у шкафа, а Дима сидит на кровати. У шатена расстегнута рубашка до середины. Вербицкий вообще без футболки. Они, естественно, весьма сексуально выглядят. Но какого хера?       — Что вы тут забыли? — подняв челюсть с пола, хрипло выпаливаю. Горло снова режет тупым ножом чувство боли.       — Мы соскучились, — Дима поднимается с кровати и очень быстро настигает меня. Он обнимает мою талию сильными руками, а Макс оказывается позади. Опять эти дьявольские силки.       — Мило, но не вовремя, — пискляво произношу, ощущая, как кислород застрял в лёгких. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.       — Серьезно, мальчики, сюда может кто-нибудь войти, — пытаюсь тихо протестовать. Мне не комфортно. Я чувствую, что оказалась в ловушке. Они вновь подкараулили меня в моей комнате.       Блондин сбрасывает моё полотенце, сдвигает мокрые волосы в сторону и тихо шепчет мне на ухо: «Твоя мама уехала в магазин, а отец отсыпается после смены». Мурашки проносятся по нежной коже на шее. Сердце пропускает удар, но не от предвкушения чего-то пошлого, скорее от испуга.       — Тётя Женя может приехать в любой момент, — хрипло возмущаюсь, после чего пытаюсь завести руки назад, чтобы попытаться расцепить Димины пальцы за моей спиной.       — Кнопка, мы хотим побыть с тобой, пока есть время, — Ковалёв мурлычет мне на ухо, а затем оставляет трепетный поцелуй на моей скуле. С одной стороны мне приятно, с другой — непонятно. Рука Вербицкого нагло задирает подол халата, и через мгновение оказывается там. От этого прикосновения ко мне липнет неприятное чувство.       — А я нет, — наконец-то поняв, в чём дело, повышаю тон в голосе, а затем начинаю кашлять от перенапряжения голосовых связок. Стукнув по плечам шатена кулачками, я вырываюсь из дьявольских силков. Быстрым шагом отхожу к окну, смотря на парней исподлобья, как затравленный зверь на последнем издыхании. Конечно, они сейчас наиграются и свалят на тусовку. Я же останусь с тётей Женей встречать Новый год. Мы будем таращиться в телевизор, уплетая салаты. Они будут кутить с друзьями. Пить, танцевать и веселиться. Получается, что у нас не отношения, а только потрахушки. Мне начинает казаться, что они меня используют. Практически каждый раз, когда насытившись похотью мальчики покидают меня, я ощущаю пустоту.       — Саш, ты чего? — Максим удивлённо поднимает брови.       — Я чего? — снова вскрикиваю, позабыв, что в другом конце квартиры спит Константин. Блондин подносит указательный палец к губам, мысленно приказывая мне быть потише.       — Я пролежала в больнице неделю. Сегодня тридцать первое декабря, а в этой квартире праздником и не пахнет. Вам же от меня нужен лишь секс, а мне, блять, больно даже говорить, — хрипло выбрасываю слово за словом, каждое буквально пропитано злобой и яростью. Сердце колотится барабанной дробью в грудной клетке. Мне обидно, неужели они не понимают, что сейчас я нуждаюсь в заботе, а не в потрахушках. На лице Максима появляется мрачное подобие оскала, он медленно подходит ко мне, словно хищник к своей очередной жертве.       — Прости, мы просто хотели поднять тебе настроение, — Ковалёв тихо проговаривает, качая головой. Вербицкий уже возвышается надо мной, перетягивая на себя моё внимание. У него словно есть фетиш на отказ. Он его ещё больше возбуждает.       — Если хотите поднять мне настроение, принесите на кухню коробки с украшениями и оставьте меня в покое, — выплюнув предложение, сверлю глаза Макса взглядом. Мои челюсти сжимаются до приступа тупой боли. Если он попытается меня поцеловать, я откушу ему язык.       — Коробки принесём, но одну мы тебя не оставим, — на выдохе отвечает шатен, я не вижу его лица. Наглый блондин загораживает всё и вся своим слишком близким присутствием.       — Тогда валите из комнаты, мне надо переодеться, — из моих уст слова больше похожи на шипение, чем на девичий голос.       — Ты меня заводишь, когда злишься, — Максим шепчет мне на ухо, в то время, как Дима уже выходит из комнаты. От горячего дыхания на моей шее нет мурашек, я даже не закатываю глаза от раздражения, только вновь сжимаю челюсть. Нет, дорогой, сегодня ищи себе другую жертву.

***

       Где-то минут через десять я выхожу из комнаты и направляюсь на кухню. У меня боевой настрой. Мне нужно украсить ёлку и приготовиться к приезду тёти Жени. Как бы раздраженность не стала частью меня вместо наивной веры в новогоднее чудо. В моих планах на сегодня первыми пунктами отмечены желание отвлечься и отправить неудовлетворенных мальчиков на вечеринку. Им стоит подумать над своим поведением.       Войдя на кухню, замечаю, что Дима застегнул все пуговицы на рубашке, а Максим нашёл чистую футболку. На диване тихо посапывает Сашуля пузиком кверху. Вздёрнув нос к потолку, прохожу мимо парней к пушистой голубой ели. Максим язвительно усмехается. На журнальном столике стоят три коробки. Открываю одну из них и жалею об этом. Клуб пыли взмывает в воздух. Пипец! Когда её в последний раз открывали?       Кашлянув, зажимаю пальцами нос и достаю несколько гирлянд, аккуратно скрученных по отдельности. Всё не так страшно, как может показаться. Оглянувшись по сторонам, ищу тряпку. Гирлянды нужно протереть перед тем, как украсить ими ёлку. Парни внимательно наблюдают за мной со стороны, перебрасываясь взглядами, понятными только им одним. Иду к раковине и включаю воду. Тряпки под рукой нет, поэтому я мочу губку. Сразу видно, что хозяйством в последние дни занималась мама. Ничего не найти.       Вернувшись к ёлке с гирляндами в руках, я на несколько мгновений замираю. Дерево мне кажется таким непокорным и диким. Огромная ель голубого оттенка возвышается надо мной. Её ветви точно щупальца, готовые схватить и охватить все вокруг. И все же, я чувствую некую привязанность к этому непослушному созданию.       Пожалуй, начну с низа. Спускаюсь на колени, чтобы начать окутывать колючие ветки разноцветной гирляндой. Нагибаюсь к полу и затылком чувствую, что эти двое пялятся на мой зад. Уж слишком тихими они стали.       От внезапного шума в коридоре я ударяюсь головой об ствол дерева. Сверху на меня сыплются иголки. Громкое оханье даёт мне понять, что это Тётя Женя. Откуда у неё ключи от квартиры? Или мама забыла закрыть дверь? Хорошо, что я отказала мальчикам. Тётя Женя гарантированно заявилась бы к самому разгару.       — Почему вы ёлку только тридцать первого декабря наряжаете? — сходу задаёт вопрос запыхавшаяся женщина. Выныриваю из-под ёлки, чтобы увидеть её покрасневшее от мороза лицо. Она подмигивает мне и я улыбаюсь. У неё в руках пакетов шесть, не меньше. На её голове песцовая шапка, подаренная незабытым ухажёром ещё в году так две тысячи восьмом.       — В последний раз квартиру украшала мама, — Максим даже не смотрит на гостью, когда сухо отвечает. Я неосознанно ловлю его непроницаемый взгляд. Меня не обманешь. Под этой маской прячется маленький мальчик, которому всё ещё больно произносить это слово. Мама. Не могу отвести взгляда от этих ртутных омутов, чей цвет медленно меняется на темно серый. В них словно бушует целый океан.       — Так, понятно. — Тётя Женя проходит к коробкам с игрушками, из-за чего наш с Вербицким зрительный контакт прерывается. Она поворачивается к блондину, чтобы объявить о своём первом распоряжении: «Максим, поможешь Саше с гирляндами».       — Дима, разбери ёлочные игрушки по цветам, — женщина тут же обращается к Ковалёву. Тот кивает.       — Шурик, ты знаешь, что делать! — Мамина подруга разворачивается на каблуках в мою сторону, на её лице сияет воодушевляющая улыбка.       — Шурик! — усмехается Максим, я закатываю глаза. Он подходит ко мне уже другим. Будто и не произносил несколько минут назад то самое слово. Интересно, сколько времени Вербицкий учился отменять чувства по щелчку пальцев?       Задумавшись, забываю о том, что украшаю колючее создание. Ай! Резко отдёргиваю руку и смотрю на покрасневшую подушечку указательного пальца. Макс берёт гирлянду и зависает на несколько секунд, словно пытаясь понять, где начало и конец. Фыркнув, продолжаю свою работу. Два нижних яруса ветвей уже украшены разноцветными лампочками. Вербицкий присоединяется ко мне, встав за пушистой елью. Я подаю ему провода, чтобы не обходить дерево по кругу. Минут через пять мне приходится взять стул, чтобы добраться до верхних ветвей.        Закончив с гирляндами, я прошу Диму подавать нам игрушки. Выбираю самые яркие и красивые, чтобы добавить красок дереву. Подвешивая украшения на ветвях, я представляла, как они будут сверкать в свете новогодних огней и радовать глаза всех, кто их увидит. Ну, или только мои.       Часы пролетают незаметно, я стараюсь следить за тем, чтобы каждой ветке досталось украшение. Мои пальцы саднит от лёгкого покалывания, а на внешней стороне ладоней появились мелкие царапины. Украсив последнюю ветвь, я спускаюсь на пол и отхожу назад. Жалко, но на макушку не нашлось украшение. Однако, ёлку уже можно назвать настоящим воплощением праздника — сверкающая и привлекательная. Огромная голубая ель стала живым символом торжества и надежды.       Встаю на колени, чтобы отыскать под деревом удлинитель и наконец-то подключить гирлянды. Максим обходит ёлку и присаживается на диван. Когда вилка оказывается в отверстиях розетки, сотни разноцветных огней загораются. Время буквально замирает, когда я поднимаю глаза, чтобы взглянуть на это чудо. В этот момент мне вспоминается каждый Новый год, каждое желание и то самое волшебное чувство. Огоньки отражаются в стеклянных игрушках, а фигурки словно оживают на мгновение. Тётя Женя ахает от восторга. Оборачиваюсь и вижу взгляды парней. Дима смотрит на гирлянды, а Максим на меня. В его глазах вновь прячется грустный мальчик.       Вдруг звонит телефон Вербицкого, и волшебство куда-то исчезает.       — Алло, — произносит он, и я снова возвращаю свой взор к прекрасному зелено-голубому созданию, чьи ветви будто объяты разноцветным свечением. Вот так должна выглядеть ёлка. Мне было приятнее, если бы мама позаботилась об этом заранее. Я хотела увидеть праздничное дерево со вчерашнего дня, и никак не ожидала, что увижу одинокую никому не нужную ель. Ладно, хватит ныть!       — Дим, нам нужно ехать. Святский не завёлся. Придётся нам покупать алкашку, — сбросив вызов, произносит Максим. Ковалёв запрокидывает голову назад, обхватив её руками. Он что-то бормочет неразборчиво себе под нос. Я могу только разобрать слова: «Святский, долбоёб».       — Хорошо, собирайся и поедем, — шатен кивает, а затем бросает на меня щенячий взгляд. Я же поднимаюсь с колен и стряхиваю с пижамных штанишек иголки. Делаю вид, что мне всё равно.       Пока Ковалёв ждёт друга, продолжаю украшать кухню. У меня в запасе остались свечи и новогодние стеклянные шары со снегом и фигурками внутри. Тётя Женя разбирается с едой. Она напевает про себя старую песню Дискотеки Авария. Мне некомфортно ходить мимо Димы с маской спокойствия на лице. Так хочется наорать на него и потребовать остаться. Когда Максим возвращается на кухню, отмечаю, что он подготовился к празднику. Голубая рубашка хорошо подчеркивает его глаза, а тёмно-синий костюм идеально сидит на подтянутом теле.       — Нам пора. С наступающим, — произносит Вербицкий, и Дима повторяет за ним последнюю фразу. Тётя Женя желает им хорошо провести время, я же лишь киваю. Парни уходят, оставляя меня не в одиночестве, но с чувством, очень похожим на него.

***

      Где-то через час приезжает мама. Она несколько минут стряхивает снежинки с зимнего пальто в прихожей, а затем проходит на кухню и бросает удивлённый взгляд на украшенное дерево. У нас всегда была искусственная ёлка, и с настоящей её никак не сравнить.        — Пельмени лепите? — интересуется мама. Действительно, к этому моменту мы с тётей Женей лепим пельмени по локти в муке. Это наша новогодняя традиция. Каждое тридцать первое декабря мы лепим пельмени. Кто-то ходит в баню, а потом по пьяни путает города, но не мы. По телевизору транслируют «Иронию судьбы».        — Ага, — у меня чешется нос, поэтому отвечая я пытаюсь почесать его внешней стороной ладони.       Мама проходит к столу, бросая взор на телевизор, на экране которого Ипполит произносит свою именитую фразу. Тётя Женя начинает ржать. Она всегда смеётся именно на этом моменте. По коридору проходит сонный Константин.       — Так, я тут купила торт-мороженое, твой любимый, — произносит мама, и перед моими глазами на столе оказывается картонная коробка с десертом внутри.       — А мне разве можно? — интересуюсь, смотря на маму удивлёнными круглыми глазами. Во мне просыпается тот самый ребёнок, который с нетерпением ждёт новогоднего чуда.       — Немножко можно, — женщина улыбается. Мне так этого не хватало. Она стирает с моего носа частички муки.        — Спасибо, мам, — хрипло проговариваю, продолжая лепить пельмешку. Грёбаный фарш то и дело выскальзывает наружу. Мама целует меня в щёку и уходит.       Тётя Женя не может оторвать взгляда от телевизора, по этой причине у неё получаются довольно корявые пельмени. Через несколько минут мой слух улавливает голос матери. Она с кем-то говорит по телефону: «Я не знаю, как мы будем уживаться. У Максима явно проблемы с головой». Сначала мне кажется, что она на самом деле беседует с супругом, но через секунду слышатся его шаги в другой части коридора.       — Мне пора, я наберу тебе завтра, — снова мамин голос. Странно. Единственная её близкая подруга сидит рядом со мной с приоткрытым ртом и смотрит «Иронию судьбы». С кем же тогда говорила мама?       — Женя, ты собралась? — на кухню входит Вербицкий-старший, он сначала смотрит на ёлку, а затем взглядом ищет жену.       — Да, — моя мама оказывается рядом с мужем, у неё почему-то виноватое лицо. Мужчина вздрагивает от неожиданности.       — Вы забыли украсить макушку, — Константин обращается к нам, хмуря густые брови. Забавно, что он заметил. Мне тоже кажется, что чего-то не хватало в этой ели.       — Я не нашла подходящего украшения в коробках, — пожимаю плечами, отвечая мужчине. Тётя Женя даже и не слышит разговора, она сейчас мысленно где-то на третьей улице Строителей в доме номер двадцать пять.       — Ах, да! Сейчас принесу, — Константин кивает несколько раз и уходит. Через минуту мужчина возвращается и кладёт на стол хрустальную фигурку двух ангелочков, мальчика и девочки.       — Ну, девчонки, мы поехали! С Наступающим! — торжественно произносит мужчина, и мы с тётей Женей поздравляем их двоих в ответ. Мама перед уходом целует меня в макушку. Мне грустно. На кухне становится слишком одиноко.       — Костя — молодец, конечно, но как мы с тобой дотянемся до макушки? — негодует женщина, стоит только чете Вербицких покинуть квартиру. Я не сразу понимаю, о чём идёт речь, но чуть позже до меня доходит. У меня получалось дотянуться только до верхних веток, но никак не до макушки. Похоже, ёлка так и не станет сегодня идеальным украшением праздника. Опустив голову, продолжаю молча лепить пельмени.       — Не грусти, котёнок, — вдруг шепчет женщина и обнимает меня перепачканными мукой руками.       — И вы не грустите, — произношу в ответ, а слеза предательски скатывается по моей щеке.

***

      Мы сидим на диване уже несколько часов в комнате, окруженной тишиной. Снаружи все погрузилось в ожидание праздника, но здесь, внутри, совсем другое настроение. Никто не пришел, не отменил свои дела ради меня. Я осталась с тётей Женей, мы смотрим старые фильмы при теплом свете ёлочных гирлянд.       Этот новогодний вечер совсем не похож на другие. Ощущение одиночества наполняет каждую клеточку моего тела. Я понимаю, что за окном столько людей веселятся и наслаждаются взрывами смеха. Ножка бокала с гранатовым соком то и дело вздрагивает в моей руке. Мы решили не накрывать на большой стол, а лишь ограничились только журнальным. Несколько салатов и закусок, немного фруктов и конфет.       Словно эхо, воспоминания прошедших новогодних праздников начинают заполнять мои мысли. Картины семейного счастья, изобилующих радостью, любовью и смехом, мамина улыбка возникают перед моими глазами. А сейчас я здесь, наблюдаю мерцание свечей и старые добрые фильмы на экране. Мои пальцы сжимают ножку бокала, а слезы настойчиво просятся наружу.       Одиночество становится частью меня, наполняя пустоту внутри. Я хочу выйти из этой комнаты, погрузиться в круговорот криков и смеха, чтобы забыть о том, что сейчас происходит в моих мыслях. Мне хочется сбежать из этого дома, который так и не стал родным. Но это невозможно. Там, среди незнакомых людей, я всё равно буду чужой. Ловлю себя на мысли, что вернувшись домой на праздники мне не удалось избавиться от липкого чувства одиночества. Я словно до сих пор нахожусь в холодной больничной палате.       Эта грустная ситуация снова напоминает мне, как легко забыть о самых главных вещах — любви и поддержке. Мне чертовски грустно. Душа тихо стонет в груди от боли. Новогодних чудес не бывает, пора бы уже повзрослеть! Часы отмеряют половину двенадцатого, через полчаса наступит Новый год. Я даже не притронулась к еде, в то время, как тётя Женя сточила половину салатов. Сейчас её голова покоится на моём плече. Она наверняка испытывает похожие чувства. Когда мы переезжали в эту квартиру, я не так себе представляла свой первый Новый год с новыми членами семьи. Мне казалось, что наши семейные традиции никуда не денутся, а мама всё также будет рядом хотя бы в новогодний вечер.       Слеза медленно стекает по моей щеке, символично ставя точку в уходящем году. Где же я ошиблась? В какой момент упустила суть? Душу когтями разрывают дикие кошки. Сердце ноет, пока неописуемое чувство боли и печали переполняют меня.       Громкий стук в дверь. Нет. Мне кажется. Снова стук. Тётя Женя отстраняется от меня, на её лице наигранно сияет удивление. Мне нужна секунда, чтобы понять, что это не слуховая галлюцинация. Сердце замирает в груди, и я снова забываю, как дышать.       — Интересно, кто это? — не сдерживая улыбку, с легкой хитринкой в голосе произносит женщина. Я смотрю в её глаза и понимаю, что знаю кто. Мир замирает, когда слёзы скатываются по щекам. Раз. Передо мной мелькают огни гирлянд. Я поднимаюсь с дивана и ставлю бокал на стол. Два. Настойчивый стук в дверь становится самой прекрасной мелодией для моей души. Три. Внутри улыбается маленькая девочка, которая вновь находит веру в чудеса. Я отпираю входную дверь, чтобы увидеть его.       — Привет, — Ярик смотрит на меня с улыбкой на устах. Улыбкой, что смогу найти даже в бесконечной темноте. Нет никаких сомнений, что он реален. Я срываюсь с места и босиком выскакиваю на лестничную площадку. Моё тело впечатывается в него, а руки изо всех сил сжимают его крепкое тело. Сначала по коже пробегает холод от верхней одежды парня, но затем в душе зарождается огонь, который разрастается со скоростью света. Я втягиваю в себя запах его парфюма, Ярослав обнимает меня в ответ.       — Ты же говорил, что проведёшь Новый год с семьёй, — поднимаю заплаканные глаза, чтобы тихо спросить. Он целует мои губы снова и снова, вместо слов.       — А чем мы не семья? — слышится голос тёти Жени за моей спиной. Она подходит сзади и обнимает нас двоих. Я рыдаю, плачу от счастья. Яр осыпает моё лицо поцелуями.       — Ну, не плачь, котёнок, — шепчет тётя Женя, крепче обнимая моё дрожащее тело. Мне не холодно, просто я не могу справиться с переизбытком эмоций. Я буквально захлёбываюсь в океане счастья и слёз. Орлов замечает, что я стою босыми ногами на холодном кафельном полу, поднимает меня и вносит в квартиру.       — Какие вы красивые, — хмыкает носом женщина, я не вижу её лица, но мне кажется, что она тоже всплакнула. Ярослав улыбается, стирая слёзы с моего лица. В отражении его глаз я вижу любовь. Тёплый, нежный, заботливый взгляд — лучший подарок на Новый год. Встаю на носочки, чтобы дотянуться до его губ и поцеловать.       — Как я скучал по тебе, — шепчет брюнет, прерывая наш поцелуй. Моя душа парит, аплодируя уловкам Вселенной. Я и мечтать о таком не могла. Спасибо! Мысленно благодарю дух Нового года, мне больше ничего не нужно.       — Идеально, теперь в доме есть мужик, который сможет дотянуться до верхушки ёлки, — смеётся тётя Женя, я оборачиваюсь и вижу ту самую хрустальную фигурку в её руках.        — У нас такая же. Бабушка дарила их нам на Новый год, — произносит Яр хрипловато-бархатистым голосом, который ласкает мой слух. Его запах на губах греет мне сердце. Парень вносит в прихожую пакеты и огромный подарок в красной обёртке с зелёным бантом. Не могу оторвать взгляда от Орлова. В следующие минуты мы быстренько расставляем еду на столе, которую принёс мой любовник. Хотя, у меня больше язык не поворачивается его так называть. Это слова становится не подходящим, особенно в такой день. За пять минут до полуночи Ярослав поднимается на стул, чтобы украсить верхушку голубой ели той самой фигуркой. Я замираю, осознав, как одна вещь может поменять всю картину полностью. Идеально, теперь всё выглядит, словно в новогодней сказке. Огоньки на ели загораются будто под бит мелодии, которую может уловить лишь душа. Глаза щиплет от слёз.       Когда часы отмеряют полночь, время снова замирает. Раз. Яр обнимает меня так, что мои ноги отрываются от пола. Я смотрю в его очи цвета черного кофе. Два. Между нашими губами буквально миллиметры, но это расстояние кажется таким огромным. Три наши уста соприкасаются в поцелуе душ. Моё сердце трепещет в груди, пока эндорфины взрываются в мозгу. Где-то за окном радостно кричат люди, пуская фейерверки. Но мне всё равно. Я больше не хочу сбегать из дома. У меня есть Ярослав и тётя Женя, которая напевает в голос песню «Новый год к нам мчится». Мне не нужны поздравления одноклассников, шумные тусовки и танцы до упада. Смысл далеко не в этом.       Орлов берет мои пальцы в свои ладони, а затем задаёт вопрос: «Так старалась нарядить ёлку?» Я киваю, улыбаясь. Он целует мои руки. Кажется, на каком-то из рисунков, что когда-то были нарисованы мною в детстве, есть похожая картинка.

***

      Где-то к двум часам ночи мы уже наелись досыта. Всё это время я не могла отлипнуть от Орлова. Одним глазом смотрю «Один дома», а другим на его лицо и ту самую родинку. Такое ощущение, что мы не виделись целую вечность. Мой любимый мальчик, такой тёплый и заботливый. Ярослав поглаживает пальцами по моей спине, пока моя голова мирно покоится на его плече.       Неожиданно на кухню входит Макс. Мы совсем не заметили, как он пришёл. Один. Димы с ним нет. Блондин проходит к дивану, бросая удивленный взгляд на нас с Яриком. Парень моргает несколько раз, будто увидел что-то нереальное, и не может поверить своим глазам.       — Максим? — удивленно вскрикивает тётя Женя. Вербицкий присаживается между мной и маминой подругой. Яр только кивает, заметив брата.       — Что делаете? — интересуется Макс. Я чувствую, как от него веет холодом. Но несмотря на это, мне приятно, что он решил вернуться домой.       — Смотрим, как мама Кевина снова забыла его дома, — смеясь, отвечает женщина пьяненьким голосом. Ещё бы. Две бутылки шампанского идеально помогли ей, чтобы построить прекрасное настроение. Вербицкий усаживается поудобнее и начинает смотреть фильм вместе с нами. Я же всё ещё ощущаю, как тепло разливается по моей душе. Даже от Макса больше не веет холодом. Орлов кладёт голову на мою макушку. Его дыхание спокойное и размеренное. А сердцебиение — самый приятный звук, что когда-либо слышала моя душа.       Минут через пять тётя Женя решает покурить. Она поднимается с дивана, берёт пачку сигарет со стола и уходит на балкон, чтобы подымить.       — Может, когда Женя пойдёт баиньки, мы устроим тройничок? — как только женщина скрывается за балконной дверью, абсолютно серьезным голосом произносит Вербицкий. Я охреневаю с его слов и сначала пронзаю его злобным взглядом, а затем смотрю на Ярослава.       — Ты либо пошутил, либо мечтаешь увидеть своего старшего брата голым, — холодно отвечает Орлов, а затем добавляет: «Тебе не кажется это ненормальным?» Я слышу, как скрипнула челюсть Яра.       — Конечно пошутил. Зануды, — бормочет блондин, качая головой. Теперь он съёжился, выпустив иголки. Надо же так умудриться испортить момент.       — Дурацкая шутка, — проговариваю хриплым голосом, а затем возвращаю свою голову на плечо брюнета. Он целует меня в макушку. Макс закатывает глаза. Внезапно в комнате раздаётся мелодия телефона. Вербицкий достает из кармана смартфон. На экране высвечивается имя контакта — «Дима».       — Алло. — приняв вызов, говорит парень. — Нет. Сашка уже спит. Увидимся завтра, — договорив, он убирает телефон в карман. Я хмурю брови, пытаясь понять, зачем же Максим соврал. По какой причине Вербицкий ушёл с вечеринки? Что изменилось? Что-то подсказывает мне, что впереди будет ещё не один такой сюрприз.