***
Минут через десять мы снова уснули, но сновидения больше меня не посещали. Они прошли мимо. Вместо снов мой разум утопал в сладкой тягучей неге океана любви. Там, где реальность переплетается с мечтами, мыслями и чувствами, мне было тепло и спокойно. Максимке всё-таки не удалось испортить моё утро. Второй раз я просыпаюсь сама. Ярик ещё спит. Его тепло и безмятежность сливаются с моими мыслями о нежности и любви. Я лежу тихо, боясь пошевелиться, наслаждаясь этим мгновением. Солнечные лучи проникают сквозь шторы, освещая его лицо, словно нежное сияние. В воздухе танцуют частички пыли. Внимательно наблюдая за его спокойным дыханием, я чувствую, как моё сердце окутывает что-то тёплое. Внезапно его глаза медленно открываются, и наши взгляды встречаются в точке пространства между нами. В этот миг время замедляется. Моё сердце с каждой секундой бьется всё громче, словно оно увеличивается с каждым ударом в груди. Все звуки и движения вокруг нас исчезают, и в этой неповторимой тишине мы одни. Чувствую, что его взгляд проникает в самую глубину моей души, перекликается с ней на уровне, который никто другой не сможет понять. Это момент, который я бы никогда не захотела утратить. Он навсегда отпечатается в моей памяти с пометкой «люблю». Мы продолжаем смотреть друг на друга, словно волшебное заклинание заставляет нас оставаться в этом временном отрезке. — Мне нравится просыпаться с тобой, — тихо произношу, коснувшись пальцами его виска. — Мне тоже, — Яр отвечает, а затем его губы слегка касаются моих. Невесомое прикосновение отзывается нежным трепетом в моей душе. Мне кажется, что я парю. Раскрывая уста, даю ему возможность придать глубину нашему поцелую. Наши языки переплетаются, отнимая все шансы на одиночество. Хмурый мальчик и тревожная девочка находят друг в друге уголок счастья, для каждого он разный, но такой необходимый. Как назло где-то на кухне раздаётся грохот, словно кто-то уронил кастрюлю на кафельный пол. — Надо вставать, — неохотно произносит парень, отрываясь от моих губ. Молча киваю и сбрасываю одеяло к нашим ногам. Присев на кровати, оглядываюсь по сторонам и ищу глазами халат. Где же он? Спустя минуту вижу, что он лежит на столе рядом с подарком Ярослава. Он подарил мне старую печатную машинку. Я вчера скакала от радости, когда открыла коробку. Неохотно встаю, мне так лень. Хочется проваляться в кровати весь день. Через парочку мгновений мы вместе выходим из комнаты, а пока проходим по коридору, я слышу, как двери в спальне Максима отворяются. Словно белобрысый чёрт всё это время ждал нас. Бесшумно усмехаюсь. Он ведёт себя как маленький ревнивый ребёнок. Войдя на кухню вижу, как тётя Женя вытирает пол шваброй. Она явно что-то уронила и теперь скрывает следы своей нелепой оплошности. Мамина подруга выглядит помятой, на ней надета забавная пижама с гремлинами. — Доброе утро, — с улыбкой на устах адресую слова тёте Жене. — Не так громко, Саша, — вздрогнув, женщина закрывает уши. Она убирает швабру, а затем проходит к холодильнику и открывает дверцу, чтобы достать оттуда бутылку шампанского. Не очень хорошее решение, но не мне судить её. — Я ещё поваляюсь, а вы поешьте. В морозилке есть пельмени, — зевая, тётя Женя машет рукой. Слышу прерывистый смех Максима за своей спиной. Я и забыла о его невидимом присутствии, даже слегка вздрагиваю от неожиданности. — Пельмени? — Ярослав бросает на меня недовольный взгляд. Скорее всего мой гурман решил, что его задумали накормить полуфабрикатом из местного супермаркета. На его левой щеке вижу след от подушки. Он сейчас такой милый бука, даже забавно наблюдать за ним с самого утра. Да, это не первый раз, когда мы проснулись вместе. Но именно сейчас момент кажется каким-то особенным. — Они домашние, мы вчера лепили, — объясняю происходящее. Орлов же, поджав милые губки, кивает, соглашаясь испробовать блюдо, приготовленное моими руками. Я ещё не кормила его, обычно это он утолял мой голод своими кулинарными шедеврами. Подхожу к холодильнику, чтобы достать пакет с пельмешками. Орлов берёт кастрюлю и ставит её на плиту. Вербицкий садится за стол. Конечно, нам же не нужна помощь. Царь ждёт, когда ему накроют на стол. Пока мы суетимся у плиты, Максим с кем-то переписывается в телефоне, иногда посмеиваясь. Когда пельмени готовы и уже стоят на кухонной столешнице, Ярослав берёт две тарелки и относит их на журнальный столик, после чего он включает телевизор и ищет фильм. Макс, фыркнув, поднимается со стула и идёт за своей порцией самостоятельно. Между братьями чувствуется напряжение. Достаю салаты из холодильника, а затем присоединяюсь к Ярославу, усаживаясь на диван. Он отыскал фильм «Гремлины». Я обожала эту комедию в детстве, всегда ждала, когда её будут транслировать в эфире, мечтая завести собаку и назвать ей Гизмо. Забавно, но один из гремлинов напоминает мне Вербицкого. Мы приступаем к весьма позднему плотному завтраку, когда солнце уже отмерило полдень. — Яр, твоя бабуля-психиатр надолго в городе? — внезапно от просмотра фильма нас отрывает Максим. Он сдвигает пустую тарелку к середине стола. Не уверена, что он доел свою порцию. Похоже, ему не понравилась моя стряпня. — С какой целью интересуешься? — Ярослав бросает недоверчивый взгляд на своего младшего брата. Его лицо слегка напрягается, из-за чего скулы кажутся острее обычного. — Хотел показать ей дневники своей матери, — пожав плечами Вербицкий отвечает, после чего он закусывает нижнюю губу, вызывая во мне нешуточный интерес к происходящему. — Зачем? — слишком громко задаю уточняющий вопрос. Мне на секунду становится немного стыдно за своё любопытство. Правда стыдно только перед Яриком. — Хочу кое-что понять, — лениво произносит блондин, отводя глаза в сторону. Такое ощущение, что он всем своим нутром пытается привлечь к себе внимание и нарушить идиллию этого чудесного дня. — Могу позвонить ей, но ничего не обещаю, — Ярослав сухо проговаривает, после чего возвращается к просмотру фильма. — Ковалёв скоро должен прийти. Вы бы придумали себе легенду, — снова Макс нарушает молчание. Он какой-то странный. У меня возникает ощущение, что Вербицкий намеренно продолжает этот разговор, чтобы понаблюдать за нашей реакцией. Белобрысому чёрту явно стало скучно, и он ищет незримые спички, чтобы разжечь кострище. Хотя нет, он теперь гремлин. Мелкий пакостник, который мечтает испортить настроение окружающим. — Почему мы должны что-то придумывать? — возмущенно интересуюсь, внимательно наблюдая за каждым миллиметром лица Максима. Левый уголок его губ еле заметно вздрагивает. — Ну ладно, дело ваше, — бормочет парень, скатываясь по спинке стула, чтобы вытянуть ноги под столом. Внутри меня рычит душа. Он меня выбешивает, опять. Душка Максимка вышел погулять. — Я чего-то не знаю? — решаюсь сыграть с ним в очередную идиотскую игру, чтобы понять к чему это театральное представление. Белобрысый гремлин поджимает губы. — Ты ей не рассказал? — как вдруг Вербицкий обращается к Орлову. Тот в свою очередь швыряет в брата убийственный взгляд. Его терпение вот-вот лопнет. — Рассказал что? — постукивая пальцами по столу, интересуюсь. С одной стороны — Максимка тот ещё манипулятор, но с другой — я хочу знать всё. Любопытство снова играет на струнах моей души. — В вечер, когда ты попала в больницу, Яр чуть не потерял терпение, — блондин, отвечая, растягивает гласные. За всё время что мы знакомы, я начинаю понимать, что эта его привычка проявляется только тогда, когда парень хочет понервировать собеседника. Хороший приём, на сей раз он срабатывает. У меня начинает дёргаться правая бровь. Сколько нервных тиков Максим мне ещё подарит? — Что ты имеешь в виду? — копирую интонацию Вербицкого, намеренно растягивая гласные. Макс усмехается, явно наслаждаясь тем, что ему удалось вовлечь меня в свою игру. Я укладываю ноги на колени Ярослава, придерживая тарелку и вилку в руках. — Мой братец считает, что Дима виноват в том, что у тебя был приступ, — слова блондина повергают меня в легкую степень шока. Моргнув несколько раз, я качаю головой. Не верю! Максим любит слишком жестокие правила игры, как бы они не обернулись против него. — Почему? — обращаюсь уже к брюнету, что всё это время пытался не участвовать в этом разговоре. Ярослав отрывает глаза от экрана телевизора и устало выдыхает. — Перед тем, как кого-то приглашать в ресторан, стоит поинтересоваться у человека, всё ли ему можно есть, — он лениво отвечает, так, словно я вынудила его произнести каждый звук. Наверняка, есть причина, по которой Орлов не хотел об этом говорить, и вероятнее всего она заключается в том, что Яр надеялся уберечь мою психику от нового потрясения. Такова ирония судьбы, один брат меня калечит, другой лечит. — Только вот Дима был в курсе аллергии на персики, — наблюдая за нашей игрой в гляделки, заявляет Максим, боковым зрением я замечаю странную ухмылку на его устах. И только одному дьяволу известно, что же он задумал. — Что ты этим хочешь сказать? — поворачиваю голову к белобрысому гремлину, теперь это словосочетание просто идеально подходит для мелкого пакостника, что носит фамилию Вербицких. — Ничего, — Макс качает головой, но я ему не верю. Наша игра заходит в тупик. — Это такая глупая шутка? Или ты реально обвиняешь Диму? — устав от проказ белобрысого гремлина, решаюсь задать два вопроса, чтобы понаблюдать за его реакцией снова. Однако, в этот момент звучит дверной звонок. Максим поднимается со стула и идёт в прихожую так, словно ждал этого момента. На его лице сияет лукавая улыбка. — Ты как раз вовремя! — открыв дверь, громко заявляет парень. Это точно Ковалёв. Блядский квадрат снова в сборе. Дима приветствует друга, они о чём-то перешёптываются, и через несколько минут входят на кухню. Шатен бледнеет, заметив соперника, сидящего рядом со мной. Его глаза падают на мои ноги, что покоятся на коленях у Ярослава. Так выглядит неприкрытая ревность. Вербицкий возвращается к своему стулу, его друг садится рядом. Макушка Ковалёва немного загораживает экран телевизора. Над его головой скачут гремлины. — Мы тут обсуждаем твою причастность к Сашиному отравлению, — заводит больную шарманку Максим. Его театральное представление подошло ко второму акту. — Не понял, — Дима бросает недоумевающий взгляд на белобрысого гремлина, что сидит рядом, а не смеётся с экрана телевизора. У меня возникает ощущение, что Макс решил понаблюдать за тем, как его брат и друг стукнутся лбами. Неужели таким образом он надеется справиться с конкуренцией? Но мне не импонирует его поведение, Макс всё больше отталкивает меня от себя. Знал бы он, как растёт расстояние между нами, превращаясь в пропасть непонимания. — Ну как, твой день рождения. Ты приглашаешь всех в ресторан, зная заранее, что у Саши аллергия на персики. В принципе, всё логично? — растягивая гласные, проговаривает Вербицкий, переводя свой взор с Ковалёва на Орлова. Ярослав же делает вид, что смотрит фильм. Я же чувствую, как его тело напрягается от каждого слова. Дима достаёт телефон из кармана и поднимается со стула, он подходит ко мне и открывает скриншот из галереи. Вижу часть переписки с какой-то Ли. Читаю список, написанный в одном из сообщений: «Закуска из морских гадов, салат из свиных ушей, свинина в кисло-сладком соусе». — Что это? — поднимаю глаза к лицу Ковалёва. Его кожа мертвенно-бледная, словно капилляры лишились крови. — Заказ меню, — отвечает парень, а затем он закрывает скриншот и листает галерею, чтобы открыть другую картинку. — А это состав блюд, — Дима поясняет. Пробегаю глазами по тексту. И не нахожу слово «персики». Боковым зрением замечаю, что Ярослав тоже читает состав меню. — Ещё вопросы будут? — выдыхает шатен, заметив, как я киваю, дав понять, что верю ему. Меня накрывает разочарование. Поступки Максима бессмысленные и жестокие. Тошнота подступает к горлу. Поднимаюсь с дивана и ставлю тарелку с недоеденными пельменями на журнальный столик, после чего делаю шаг в сторону коридора. — Мышка, ты куда? — Вербицкий окрикивает меня, и я вздрагиваю. Вся моя кожа чешется от раздражения. Мои кости будто ломаются изнутри, требуя остаться на кухне, чтобы не проиграть в этой жестокой игре. — Я наелась, — резко отвечаю. Моя короткая фраза носит двойственный характер. С одной стороны — мне теперь и кусок в горло не лезет, с другой — я просто устала от выходок белобрысого гремлина. — Ну, куда же ты? Мы же не обсудили других подозреваемых, — на лице парня появляется лукавая гримаса. Он только вошёл во вкус. — Тебе так нравится играть в детектива? — усмехаюсь, наблюдая за тем, как зрачки расширяются в ртутных глазах. Он не намеренно кивает, а затем приподнимает подбородок, бросая высокомерный взгляд на окружающих. — Может, это ты сделал? — смело задаю вопрос. — Вероятнее всего, к этому причастна твоя мать, — задрав нос, отвечает блондин. Мои глаза тут же застилает тёмная пелена. Я слышу, как пульсирует кровь. Пол подо мной словно трескается, а тело проваливается в кипящий котёл, подогреваемый злостью. — Нет, — злосчастно усмехаюсь, когда внутри всё горит, — на тебя больше похоже! — сердце пропускает несколько ударов в грудной клетке. Макс добился своего, капля ненависти стекает по щеке, прожигая кожу до мышечной ткани. — Кнопка, зачем ему это? — голос Димы звучит как катализатор, я уже не уверена, что смогу справиться с эмоциями и не разругаюсь с ними в пух и прах. Из моих ушей вот-вот повалит пар. — А на мою маму наговаривать можно? — бросаюсь фразой в шатена, мы не понимаем друг друга, я слизываю с губ ядовитую слюну. — Согласись, что её поведение было странным, — понизив тон, осторожно произносит Ковалёв. Ярослав качает головой, словно мысленно указывая на ошибку, спрятанную в только что произнесённой фразе. — Версия с Максимом выглядит правдоподобнее, — отвечаю сквозь зубы, мне так хочется швырнуть что-нибудь в стену, дабы справиться с эмоциями. — И какие же у меня мотивы? — язвительно интересуется Вербицкий, он так доволен результатом своей игры, что забыл облачиться в маску. Его щёки приобрели лёгкий румянец, а с губ не сходит дьявольская улыбка. — Ты больной, у таких, как ты, могут отсутствовать логичные мотивы, — озвучив свои мысли вслух, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и выхожу из кухни. Пока я иду по коридору, в моей голове прокручивается картинка последних минут. К коже словно прилипла грязь, которую хочется смыть. Эмоции смешались в кипящем котле разочарования. Войдя в комнату, ощущаю, как ко мне подступает страх на когтистых лапах. В соседней спальне поскуливает чихуашка. Максим и ей причиняет неудобства. Он умело манипулирует чувствами окружающих, играя на них, словно на аккордах пианино. И я вновь ощущаю острую боль, что словно темные облака окутывают мое сознание. Дима же потакает его выходкам. Их странный симбиоз кажется мне каким-то ненормальным. Беру в руки первую попавшуюся книгу и, открыв заглавие, ложусь на кровать. Мысли скачут по строкам, не давая мне сосредоточиться. Пальцы дрожат, а сердце не может успокоиться. — Кнопка, ты на меня обиделась? — из дверной щели появляется лицо Ковалёва. Я отрываю глаза от книги, буквально на секунду, чтобы ответить: «Естественно». Его вопрос мне кажется довольно глупым. Он выбрал сторону, а мне жалко книгу, хотя так хочется запустить ей в шатена. — Ты хотела услышать моё мнение. Я тебе ответил. Не обижайся на меня, поведение твоей мамы действительно ненормальное, — парень громко выдыхает и проходит в комнату, в его руках небольшой свёрток с большим синим бантом. Шатен приготовил мне подарок, но момент неподходящий, я раздражена. У меня до сих пор трясутся пальцы. — Ненормально делить девушку с лучшим другом, — с издёвкой парирую. Мне хочется уколоть его словами, причинить ему боль. Это неправильно, но с эмоциями сложно совладать. Я не могу привыкнуть к тому, что пытаюсь выстроить отношения в любовном квадрате. Но именно сейчас мне начинает казаться, что это глупо и несерьезно. Полиамория не часть меня, я просто заигралась. — Саш, перестань. Я принёс тебе подарок, — Ковалёв пытается умаслить меня, но не выходит. Мои мысли всё больше погружаются в тёмный омут. — Положи на стол, — сухо отвечаю. — Не дуйся на меня, — Дима присаживается на край кровати и целует меня в макушку. Моё дыхание больше не замирает от его присутствия, иллюзия влюбленности тает на глазах. Сердце же не отзывается на поцелуй. Это странно, осознавать только сейчас. Кажется, что я совершила ошибку. В этот момент за стеной начинает завывать собака. — Скажи Максу, чтобы сводил уже Сашулю погулять, — раздраженно произношу. Мне хочется, чтобы он покинул моё личное пространство. — Хорошо, — парень кивает, а затем встаёт и уходит из комнаты, похоже осознав, что разговор не заладится. Не думаю, что Ковалёв понимает, как я отдаляюсь от него. Между нами словно рвётся невидимая нить. Похоже, маленькая Саша внутри меня начинает взрослеть. Раньше мне казалось, что моя первая взаимная влюбленность будет длиннее пары месяцев. Хотя, кого я обманываю, в настоящий отрезок времени, мой мозг начинает сомневаться в искренности былых чувств. Но, есть вероятность, что разум остынет и передумает, завтра всё может перевернуться вверх тормашками. Скажу одно — я не уверена. В момент самокопания в комнате появляется Ярослав. Он вальяжно входит в комнату с моей тарелкой и кружкой чая. Брюнет закрывает за собой дверь, толкая её пятой точкой, в его зубах булочка с корицей. Парень приближается к кровати и машет головой, давая мне мысленную команду сдвинуться к стене. С веселой усмешкой я исполняю его распоряжение. Он подает мне тарелку. Она горячая. — Ты тоже думаешь, что мама могла меня отравить? — смотрю в его глаза цвета черного кофе, задавая вопрос с подвохом. Ярик не озвучил своё мнение, а для меня очень важно услышать его. — Нет. Если Дима не соврал, то скорее всего это случайность, а бараны в ресторане что-то напутали, — Орлов качает головой, а затем откусывает от булочки кусок. Сладкоежка. Улыбаюсь, чувствуя как эмоции медленно стихают внутри. — Меня бесит Максим, — бормочу себе под нос, перед тем как забросить в рот пельмешку. Во мне просыпается аппетит. Странно, но присутствие Ярика вызывает во мне противоположный эффект, в отличие от противоречивых и губительных эмоций, что приносит общение с Максом. — Сейчас, я с тобой солидарен, — Яр кивает, хрипло проговаривая слова. Он отпивает глоток из кружки чая. Наши локти касаются друг друга, и от участка соприкосновения наших тел расползается тепло. — Почему он себя так ведёт? — задаю вопрос с набитым ртом. Ярослав хмурит брови, о чём-то задумавшись. — Он, кстати, обиделся на слово «больной», — брюнет делает акцент на последнем слове. Не ожидала это услышать, во всяком случае я не обратила внимание, мне в тот момент хотелось поскорее уйти. Да и похер. Вербицкий обижал меня столько раз, что можно уже вести список. — Он психопат, — прожевав пельмешек, заявляю. Ещё неделю назад мне так не казалось, но теперь я даже не знаю, как анализировать его поведение. Макс наслаждается болью, причиняемой окружающим. — Психопаты не чувствуют эмоций, а Максимка без них жить не может, — Орлов качает головой, не соглашаясь с моими выводами. Возможно, он прав. Ему виднее. Яр знает брата намного дольше, а их манера общения что-то с чем-то. — Максим и Дима ушли? — поняв, что собака перестала поскуливать в соседней комнате, интересуюсь. На самом деле, мне хочется, чтобы они свалили из квартиры и не мозолили мне глаза. Выходки Вербицкого застряли у меня поперёк горла. — Нет. Да и пофиг, мы не будем выходить из комнаты, — парень подмигивает мне, улыбаясь. Забавно наблюдать за такой заразительной улыбкой, и его игривое настроение передаётся мне воздушно-капельным путём. — Ты решил поиграть у них на нервах? — усмехаюсь, а затем прикрываю рот, ибо только что чуть не выплюнула кусочек теста с фаршем. — Я не играю с ними. Я наказываю, — нарочито властным тоном проговаривает Орлов, его выдаёт лишь озорной блеск в глазах. Не могу сдержать смех. Кому-то может показаться, что со стороны мы выглядим странно и шутки у нас не смешные, но мне сложно передать словами то настроение, понятное только нам. Есть какая-то мало объяснимая причина взаимопонимания, которое воцарило в комнате с дурацкими розовыми стенами.***
Мы решили досмотреть первых «Гремлинов», после чего приступили ко второй части. Время пробежало незаметно. День сменился вечером, а позднее наступила ночь. Столько часов, проведенных вместе, не равны вечности, но их важность близка к значению бесконечности. Мы впервые проводили время просто так. Я не хотела заводить тему о статусе наших отношений. Меня не покидало внутреннее ощущение, что всё само по себе налаживается. Вариант решения проблем для ленивых — плыть по течению и ждать, что река тебя куда-нибудь приткнёт. Максимка рассосётся, как прыщ на заднице, а Дима влюбится в другую. Я сама виновата в зарождении блядского квадрата, но с самого начала всё казалось каким-то ярким, а ощущение того, как ты ходишь по лезвию не сравнить с серыми скучными буднями, наполнявшими девяносто пять процентов моей жизни. Сейчас же эти отношения ассоциируются у меня с состоянием аффекта. Я что-то натворила, но теперь не понимаю, как такое могло получиться. Засыпала с тяжелой головой. Перед закрытыми глазами в моём личном театре самокопания мелькали картинки из прошлого. В больнице у меня было много времени, чтобы подумать, но последней каплей стало поведение Максима и разочарование в Диме. У меня сейчас мало точек соприкосновения с мамой, но она для меня остаётся самым родным и близким человеком. Я не понимаю, как мальчики, оставшиеся без матерей, могут этого не понимать. Особенно Максим. Дана не была идеальной. Она жестоко манипулировала людьми, причиняла боль детям. Да, Макс запомнил её другой. Но и я вижу свою маму другими глазами. До Вербицких наша семья как-то выживала, мы держались вместе. Может без всяких сюсюканий, но всё же. Мама осталась с грудной девочкой на руках, когда отца не стало. В отличие от Константина, она стала вдовой очень молодой, даже не окончив институт. У неё не было ни связей, ни опыта работы. Жили в маленькой квартирке, денег хватало разве только на еду. Моя мама не искала богатых женихов, а лишь усердно работала. Да, в какой-то момент карьера стала занимать больше места в её жизни, чем я. Сейчас всё сложно, но во мне нет ни капли сомнений в том, что моя мамочка не могла причинить физический вред своему ребёнку. Утром меня ждал сюрприз в лице менструации. Живот немного побаливал и голова кружилась, не говоря уже о том, что пришлось сменить простыни. После позднего подъема мы с Ярославом помогли тёте Жене навести порядок на кухне. Позавтракав, я вернулась в спальню и уже собиралась пойти прогуляться с Сашулей, когда в мою комнату вместе с запахом перегара вошёл Макс. Он не был пьян, но ему определенно было хреново. Абстинентный сидром — вещь неприятная. — Ты едешь с нами, — высокомерно произносит парень. Ни здравствуй, ни извини. Вошёл без стука, как в свою спальню, словно вчера и не было вовсе. Где-то на задворках моего сознания подгорает терпение, я настолько остро это ощущаю, даже обоняние улавливает запах гари. Ан нет! Это похоже тётя Женя что-то позабыла на плите, через секунду срабатывает противопожарный датчик. — Это ещё зачем? — пытаюсь перекричать неприятный визг, отчего в горле скребёт болезненное ощущение. Вербицкий же ждёт, когда противопожарный датчик перестанет верещать, дабы не напрягать свой царский голос. Где-то с минуту смотрю на него исподлобья. — Хочу, чтобы ты убедилась, что я не больной, — отвечает Максим, нарочито растягивая гласные, как только в квартире становится тихо, ну, не считая матов тёти Жени, что доносятся из кухни. — Ладно, —немного подумав, киваю. Нет, мне не хочется снова играть с ним в игры. Я просто мечтаю, чтобы он поскорее от меня отстал. Если для этого требуется консультация психиатра — похуй. Это не самое странное, что происходило в моей жизни за последние месяцы. Через пятнадцать минут я, Макс и Яр выходим во двор, чтобы сесть в машину последнего. Орлов был против того, чтобы за рулём был Вербицкий. Блондин назвал его «занудой», но долго спорить не стал. Оказавшись в автомобиле мы с Яриком пристегнули свои ремни безопасности, Максим — нет. Брюнет недовольно зыркнул на брата, но тот решил проигнорировать его. Я же молча качаю головой, после чего закатываю глаза. — Пристегнись, — рявкает Орлов, поворачивая ключ зажигания. Они сидят впереди, и у меня возникает ощущение, что мы в театре. Мальчики на сцене, моё же место в первом ряду. — Я никогда не пристёгиваюсь, — вижу в зеркале заднего вида, как блондин хмурит брови. Он задирает подбородок, и в моё поле зрения попадает кривая усмешка на его губах. — Знаешь ли, тяга к суициду — это очень распространенный симптом, — иронично отмечает Ярослав, я не могу сдержать истеричный смешок, рвущийся из горла. Макс машет головой, а затем фыркает, словно бешеный ёжик, однако, пристёгивает ремень безопасности. Автомобиль трогается с места. — Ярик, что-то ты размяк! Сашка плохо на тебя влияет. Я бы на твоём месте наслаждался жизнью, сексом, алкоголем… — после нескольких минут тишины, заговаривает белобрысый гремлин. В его словах чувствуется привкус яда. Вижу его ледяной взгляд в отражении зеркала заднего вида. К чему он об этом заговорил? И как давно готовился, чтобы озвучить своё мнение, которое никому не интересно? — А как же чувства? Любовь? Семья? — задаю вопросы, не ожидая адекватного ответа. Через секунду жалею, о том, что вообще открыла рот в его присутствии. Желчная усмешка отравляет атмосферу в салоне автомобиля. — Любовь — наёбка. Её придумали маркетологи, чтобы продавать книжки круглый год и открытки на День святого Валентина, — язвительно проговаривает Вербицкий, а затем открывает свой рюкзак, чтобы достать один из дневников своей матери. Он снова их читает. Как бы реальное безумие не передалось ему через сухие страницы воспоминаний мёртвой матери. — Говорит человек, который недавно признался мне в любви, — воображаемый мяч оказывается на моей стороне поля, и я отправляю его одним точным ударом в ворота Вербицкого. Один — ноль. Между нами повисает тишина. У меня слегка кружится голова. Ехать куда-то в первый день месячных — та ещё затея. — Знаешь, я уже передумал, — пожав плечами, растягивая слова, говорит Макс. Он даже не обернулся. Настолько легко ему это далось. Из колонок автомобиля доносятся слова из песни: «Все твои слова останутся пеплом. И все твои мысли навечно во снах. Все что я искал, теперь в моих песнях. И все что имел, я предал не зря»*. — Да, похер, — спокойно отвечаю. Самое странное в этой ситуации, что мне не больно. Даже сердце не вздрогнуло в груди. Абсолютно никаких эмоций. Мне словно надоело играть с человеком, который не знает правил. Это просто бессмысленно бросаться словами, будто для него они имеют значение. — Хорошо играешь, — усмехается Вербицкий, повернув ко мне голову. В его глазах сверкает триумф. Но, нет. Никакой реакции. Даже пульс не участился. Мне всё равно. — Ты плохо её знаешь, — внезапно свои мысли озвучивает Ярослав, что всё это время наблюдал за нашей короткой перепалкой и следил за дорогой. Надеюсь, он не обиделся, когда я упомянула признание Макса. — Ха-ха-ха! — блондин начинает смеяться. Его смех звучит неискренне, словно клоуна заставили выступать на похоронах его любимой. — О, нет! Я хорошо изучил нашу мышку, — самодовольно добавляет парень. Забавно, но он неправ. Мне становится скучно. Одно и то же. — С чего ты решил, что она мышка? — усмехается Ярослав, качая головой. Всем своим видом показывая, что его брат ошибся. Отклоняю голову в бок, чтобы увидеть его в зеркале. Чувствую, как во мне улыбается душа. Такая картина мне нравится больше. — Я её так вижу, — почему-то у Максима заканчиваются слова. Это всё, что он смог сказать. Даже чёртикам в моей голове стало не интересно. Они ждали экшена и волну оскорблений по поводу моей внешности и характера. — Ты, блять, слона перед глазами не увидишь. Завязывай её так называть, — Орлов довольно раздраженно произносит на повышенных тонах. Мы сворачиваем на главную улицу города. За окнами автомобиля я замечаю, как с неба падает снег. Мелкие снежинки летят с огромной скоростью, заметая старый снежный покров новым слоем. — И что она мне сделает? Забьётся в своей комнате и не будет выходить? У неё даже друзей нет. Мамаше вообще на неё насрать, — громкие фразы Максима вызывают у Ярослава смех. Я замечаю, как лицо блондина в отражение зеркала заднего вида краснеет. Мне всё равно. Наблюдая за глупой выходкой Вербицкого со стороны, мой разум погружается в подобие транса. — Братец! Даже, если так. С чего ты вообще взял, что люди, привыкшие выживать в одиночестве, слабее стада? Ты, например, кто без твоего друга? — просмеявшись, Яр засыпает Максима вопросами, на которые тот не сможет ответить. — Даже отношения по раздельности построить не можете. Тоже мне, гений психоанализа. Мы приехали. Веди себя прилично, — с каким-то разочарованием брюнет добивает самооценку блондина, а в конце озвучивает короткий совет.***
Несмотря на благой мат и фырканья Макса, мы поднимаемся пешком на второй этаж. Дом, в котором проживает бабушка Ярика, находится в исторической части города. Здесь нет лифта. Перила с резными металлическими опорами и мозайка на окнах лестничных площадок выглядят как настоящее произведение искусства, потрёпанное временем. На полах потёртая шахматная плитка. Мне всегда хотелось побывать внутри одного из таких домов, но у нас с мамой нет знакомых в этой части города. Высокие потолки и старинная лепнина даже на лестничных площадках. Когда-то тут жили архитекторы, писатели, люди высокой мысли. Их призраки наверняка бродят здесь до сих пор. Пока Ярослав отпирает высокую черную деревянную резную дверь, я залипаю, оглядываясь по сторонам. Здесь словно остановилось время. Мы входим в квартиру, и в прихожей нас встречает высокая седая женщина с чёрными глазами. В её руке очки с круглой металлической оправой. Она опирается на старинную трость с бордовой лаковой ручкой. На ней надеты черный строгий костюм и белая блузка с высоким жабо. Её седые волосы убраны в тугой хвост. Пожилая женщина похожа на доктора наук. — Привет, бабуль. Это Саша, Максима ты уже знаешь, — даже странно слышать, с какой неформальностью приветствует её Орлов. У меня от одного её вида сперло дыхание, даже пошевелиться страшно. — Очень приятно, Варвара Михайловна, — женщина обращается ко мне уверенным и строгим тоном, по моему затылку пробегают мурашки. Нужно улыбнуться, но мне как-то не по себе. — И мне приятно, — промычав под нос, киваю. Ярик касается пальцами внутренней стороны моей ладони и слегка поглаживает. Его бабушка, словно детектор движений, тут же замечает этот нежный жест. — Проходите на кухню, — седая женщина, качнув головой, указывает на приоткрытую дверь справа от неё. Максим молчит, будто чувствует то же, что и я. Кажется, он только кивнул, либо мой слух не уловил его тихое приветствие. Сняв верхнюю одежду и обувь, я обращаю внимание, что по правой стороне коридора стоят шкафы и стеллажи с книгами. Прямо дверь, за кухней вторая. Здесь довольно тусклое освещение, в люстрах явно не хватает лампочек. На полах паркетная доска, покрытая темно-коричневым лаком. Обстановка не давит, а напоминает мне почему-то один из магазинчиков «Хогсмита»**. Пройдя на кухню, осознаю насколько просторные в этой квартире комнаты. Высокие потолки словно дают больше пространства. На столе, что стоит в центре, салаты, закуски и горячее. У меня возникает ощущение, что мы пришли на продолжение новогодних праздников, а не по делам Макса. Бабушкины инстинкты никто ещё не отменял. Женщина присаживается на низкий подоконник и берет в руки черный металлический портсигар. Вербицкий где-то сбоку проглатывает слюну, похоже мечтая затянуться. — Вот дневники, почитайте, пожалуйста, — блондин проходит к Варваре Михайловне и достаёт из рюкзака пачку исписанных блокнотов в твердых переплётах. Бабушка Ярослава сначала закуривает длинную тонкую сигарету, которая так гармонично смотрится в её костлявых пальцах, а затем надевает очки. — Хорошо, вы пока кушайте, — она старается как можно мягче, пригласить нас к столу. Явно заметив, как я себя некомфортно чувствую в новой обстановке, не говоря уже о её тяжелой энергетике. Мы садимся за стол, пока Варвара Михайловна начинает читать дневники. Максим, не моргая, наблюдает за ней. Ярик же выглядит единственным человеком в комнате, у которого всё отлично. Он чувствует себя как дома. Брюнет накладывает мне целую гору салатов и наливает морс, а затем хмурит брови, заметив пустую тарелку брата. — Ярослав, Саше лучше выпить гранатового сока. Он в холодильнике, — внезапно произносит седая женщина, и я на секунду замираю. Как она умудряется читать, наблюдать за нами и считывать наше физическое состояние одновременно? Орлов встаёт из-за стола и, не пререкаясь с бабушкой, идёт к холодильнику. Максим забирает мой стакан с морсом и осушает его за несколько секунд. Сушняк! Еле сдерживаю усмешку. Надеюсь, что Варвара Михайловна и это заметила. Я не про мои потуги сдержать эмоции, а про поведение Максима. Тем временем женщина откладывает один из блокнотов и берёт следующий. Мы же с Яром приступаем к употреблению пищи. Гранатовый сок действительно вкусный, и самое интересное, что он свежевыжатый. Вербицкий заглатывает второй стакан морса и закусывает его малосолёным огурцом. Я же впадаю в экстаз от селёдки под шубой. Точно такую же готовит моя бабушка. Орлов замечает, как моя тарелка остаётся пустой и, не задавая вопросов, кладёт вторую порцию банкетными щипцами. Внезапно Максим теряет самообладание и с язвительной усмешкой задаёт мне вопрос: «На селёдочку потянуло?» Ярик закатывает глаза, а его бабушка делает вид, что ничего не услышала. «У меня месячные, идиот!» — из моих уст вырывается гневная фраза, и тут же меня накрывает стыд за несдержанность. Вербицкий осознав, что сморозил глупость, опускает глаза. Через секунду он кладёт себе на тарелку порцию селёдки под шубой. Следующие минут двадцать мы едим в полной тишине. За это время Варвара Михайловна добирается до последнего дневника. — Ну, что ты хотел узнать? — седовласая женщина откладывает на подоконник тот самый блокнот, что я когда-то стащила, и хрипловатым голосом интересуется. — У мамы было расстройство психики? — Макс словно готовился к этому моменту, он спрашивает, не задумавшись ни на секунду. — Вероятнее всего, да, — она утвердительно покачивает головой. При всей напряженности обстановки бабушка Ярослава спокойна. Ничего удивительного. В её манере чувствуется уверенность, присущая гениальным людям. — Пограничное расстройство? — уточняет Максим, его голос звучит тревожно. Он явно хотел удостовериться в информации, преподнесённой ему моей матерью. — И пограничное расстройство, и биполярное, если конечно эти дневники писала она, — ответ женщины вводит в ступор всех присутствующих. Мне сначала кажется, что я не правильно расслышала слова. — Она? В смысле? — Вербицкого же просто распирает от возмущения, словно Варвара Михайловна решила поиздеваться над ним. Орлов сводит густые брови к переносице, но не задаёт вопросов, он будто знает, что его бабуля (хотя к ней сложно применять именно это слово) сейчас всё сама объяснит. — Эти возможно, а этот точно нет, — сначала пожилая женщина проводит по корешкам блокнотов, что стоят в ровной стопке на подоконнике, а затем переворачивает тот самый последний дневник в руках и протягивает его блондину. — Твоя мама погибла пять лет назад, а этот блокнот издан в прошлом году. И по почерку видны некоторые отличия, например, иногда меняется наклон букв, — наконец-то объясняет Варвара Михайловна. — Кто-то очень хотел, чтобы ты его прочитал, — добавляет она, а мои мозги взрываются в черепной коробке. Глаза падают на мелкий шрифт на обложке. Она права, а мы не заметили дату издания, даже не посмотрели. — Хорошо, ещё вопрос. Я нормальный? — но Макс почему-то очень странно реагирует на слова женщины. Даже Яр бросает в него недоумевающий взгляд. Я же не могу выйти из ступора. Мне нужно несколько секунд, чтобы осознать происходящее. Кто написал этот гребанный дневник? А главное — зачем? — Яричек, налей мне водочки, пожалуйста, — неожиданно заявляет бабушка Варвара, и у меня наступает вторая стадия шока. Слово «водочка» никак не вяжется с её образом в моей голове. Орлов поднимается из-за стола и снова идёт к холодильнику. — Ответьте, — требует Максим. Я замечаю резкий перепад в его настроении. — Ну, для начала, мне нужно с тобой побеседовать и не в присутствии посторонних, — женщина понижает тон и проговаривает предложение с какой-то нежностью, будто обращаясь к внуку. — Здесь все свои, мне нечего скрывать, — блондин как-то странно усмехается, скрестив руки на груди. Его жесты не соответствуют интонации речи. — Дорогой мой, это не профессионально, — улыбается Варвара Михайловна, когда Ярик подносит ей графин с прозрачной жидкостью и наполненную стопку. Максим слишком громко сглатывает слюну. Мне кажется, что она всё-таки заметила, как Вербицкий залпом осушал стаканы с морсом. — Хорошо, мы пойдём в зал, — Яр тихо произносит и касается моего предплечья пальцами. Я киваю , поднявшись со стула, ухожу вслед за брюнетом.***
Солнечные лучи, проникающие сквозь уютные шторы, играют силуэтами легких облаков на полу и настоящими витражами на огромном окне, создавая магическую палитру игры света и тени. Они танцуют на чистом, тёмном паркете, наполняя комнату разноцветным свечением и придают простому пространству неповторимый художественный оттенок. У меня замирает дыхание, когда я вижу всю эту красоту. Это вам не розовые стены и фиолетовая мебель. Вдоль одной из стен, от пола до потолка, предстает большой стеллаж — источник таинственного обаяния и знаний. Книги разных областей психологии и психиатрии, написанные на разных языках, устроились на его полках, словно добрые друзья, записывающие свои секреты и мудрые истины на пышные страницы, ожидая с нетерпением золотых моментов погружения в море шума слов. Я испытываю дикий восторг от этого зрелища. — Нравится? — интересуется Орлов, поглаживая меня по плечу. — Я сейчас описаюсь от счастья, — непривычно звонким голосом отвечаю ему и кладу голову на его ладонь. Мечта ботана выглядит именно так. Меня будто на мгновение поместили в сказку. Когда я была маленькой, в моих рисунках часто были подобные комнаты. Однажды мне приснился сон, в котором маленькая девочка сидела на таком же низком подоконнике, что больше похож на подиум, и читала книжки. Помню, как проснулась и поспешила зарисовать сновидение, чтобы оно осталось где-то в моих мечтах. — Хочешь что-нибудь почитать? — шепчет Ярослав. Киваю. Мои глаза тут же скользят по корешкам книг. Брюнет же проходит к уютному диванчику, чтобы поудобнее расположиться. Он будто выбрал идеальное место, чтобы наблюдать за моим счастьем. Я прохожу вдоль книжной стены, хлопая ресницами, пребывая в состоянии искреннего восторга. Здесь не только психология и психиатрия, но ещё и много художественной классики. Некоторым изданиям наверное лет сто. Возле невероятных стеллажей стоит письменный стол с резным металлическим подстольем. Возвращаю свой взгляд к книгам и одна привлекает моё внимание сильнее остальных. «Коморбидность биполярного аффективного и пограничного расстройств», автор Орлова В.М.. Ярик усмехается, заметив, какая книга оказалась в моих руках. — Ты её читал? — из моих уст вырывается вопрос. Он качает головой. Присаживаюсь рядом с парнем в предвкушении чтива. Открыв твердый чёрный переплёт, мои глаза начинают жадно поглощать информацию. Сначала текст даётся мне с трудом, слишком много терминологии, с которой я ещё не знакома. Страниц через десять мозг потихоньку привыкает к слогу. Время проносится незаметно. За витражным окном начинает темнеть. Ярик включает свет. Брюнет читает книгу, положив голову на моё плечо, через полчаса он засыпает. Знала бы его бабуля!Улыбаюсь, услышав его размеренное посапывание. На самом деле, это идеальный момент. Яр рядом, я читаю в комнате своей мечты. В одном из образов мне попадается кое-что напоминающее поведение Максима: «Пограничный невроз характеризуется множеством противоречивых установок, которые мешают его адаптации в социуме. Присущее пограничникам черно-белое мышление, или по принципу «или, или», не позволяет им воспринимать реальность в целом. Они видят мир в крайностях, не могут примирить противоположные явления и эмоции. Для них все либо идеально, либо ужасно, они не способны видеть оттенки и нюансы. Также пограничники имеют тенденцию к идеализации и обесцениванию, они склонны видеть людей и ситуации либо в исключительно положительном, либо в исключительно отрицательном свете. Пограничники также не способны к компромиссам и не могут принять недостатки других людей. Из-за этого их отношения часто бывают нестабильными и непродолжительными». Не успев дочитать книгу и до середины, слышу шум, раздающийся в коридоре. Ярослав просыпается, мы смотрим друг на друга, а затем вскакиваем с дивана, и несёмся на звук. В коридоре стоят Вербицкий и Варвара Михайловна. Блондин копошится в куртке Ярослава, он весь красный и дико злой. Максим находит ключи и пулей вылетает из квартиры. — Нам стоит пойти за ним? — сонным голосом Ярослав задаёт вопрос бабушке. — Да, поспешите, — отвечает женщина, успокаивающе поглаживая белоснежное жабо своей блузки. — Можно мне взять вашу книгу? Я обязательно её верну? — суматошно спрашиваю бабушку Варвару. Она мягко улыбается. — Можешь оставить её себе. Я надеюсь, тебе понравился подарок, который преподнёс тебе Ярослав, — от слов женщины я замираю. Печатная машинка. Орлов протягивает мне моё пальто. — Очень, — кротко отвечаю, покрываясь алой краской. Она знала о подарке. Мой мозг не успевает переработать полученную информацию, но что-то внутри говорит мне, что всё хорошо. Меньше чем через минуту мы выскакиваем на лестничную площадку и несемся вниз со скоростью света. Этажи пролетают слишком быстро, отчего у меня кружится голова. Мне нужен воздух. Моё тело не готово к такому забегу. Орлов обгоняет меня практически сразу. Когда я наконец-то оказываюсь на улице, то вижу как брюнет стучит руками по водительскому стеклу. — Макс, открой дверь, — он кричит на весь двор. Вокруг нас только дома, фонари и снег. Он медленно падает на белый покров. Вербицкий же просто сидит в машине и смотрит в пустоту. Ярослав продолжает стучать по стеклу. Протерев ладонями лицо, я подхожу ближе. Максим грустно улыбается. Вокруг всё замирает. Во дворе слышен звук работающего двигателя. — Открой дверь, давай поговорим, — умоляет Яр, мой сердце пропускает удар. Максим опускает стекло, чтобы сказать: «Ну, что! Саш, я просто больная копия своей матери. Ты довольна?» — Нет, — качаю головой. Даже не знаю, что ему ещё сказать. Я словно растеряла все слова, пока бежала по лестнице. В моих руках та самая книга, но блондин не обращает на неё внимание. — О чём говорить? Я ненормальный, ущербный, больной, — блондин обращается уже к брату. От его тона у меня разрывается сердце в грудной клетке. Ко мне приходит сожаление. Я не должна была называть его больным, отправлять к психиатру. Это всё было слишком жестоко. — А кто нормальный? М? Ты не ущербный. Ты мой брат, Максимка, — Ярослав наклоняется к парню и шепчет что-то ещё. Неожиданно звук двигателя затихает. — Ты, блять, сказал, что любишь меня, чтобы вынуть ключ зажигания, — слышу возмущенный тон Вербицкого и почему-то улыбаюсь. Выдыхаю с облегчением. — Нет, просто хотел, чтобы ты знал, — Орлов тихо отвечает, но мой слух улавливает его слова. Макс выходит из машины и смотрит на меня, поджав губы. Мы среди машин, домов с витражными окнами и снега. Белые хлопья, словно поп-корн падают с неба. Я поворачиваю голову, чтобы уловить взгляд Яра. Забавно, но в его черных глазах отражается теплый блеск, напоминающий мне свет той звёзды. Я делаю шаг к нему навстречу, мысленно преодолевая ту самую последнюю ступеньку.