***
До следующего трамвая минуты тянулись бесконечно. Кожа на лице словно промёрзла насквозь, а ресницы покрылись инеем. Это определенно не мой день. Я уехала на другой конец города, и теперь домой добираться нужно с несколькими пересадками. Очередной трамвай с оледеневшими окнами и чужими людьми. Моё одиночество стало напевать окровавленной душе грустную мелодию. Не знаю сколько времени прошло, когда мне удалось добраться до дома. Открыв дверь, ведущую в подъезд, я спешу к лифту. Вся моя одежда просто пропитана холодом. Мне хочется поскорее оказаться в своей комнате, чтобы поплакать в полной тишине. Сердце пропускает болезненный удар, когда двери лифта отворяются и я вижу его. Дима смотрит на меня, пребывая в стадии полного смятения. Из его рассечённой брови стекает струйка крови. Куртка расстёгнута, на рубашке оторвана верхняя пуговица. Его волосы взъерошены, а в глазах нет прежнего блеска. Он громко дышит, словно пробежал только что несколько километров. — Привет, — тихо произносит шатен. А я не знаю, что ему ответить. В мыслях кромешная тьма. Ковалёв выходит из лифта и нависает надо мной. Не так мой рассудок представлял встречу с предателем. Я не была готова видеть его сейчас. Сил устраивать сцену нет, все слова позабыты в отчаянии. — Где ты была? — Дима задаёт вопрос. Не могу смотреть ему в глаза. Мне противны эти медовые омуты, посмевшие лживо убеждать меня в чувствах, которые растворились в боли где-то на задворках сознания. Больше нет этой тёплой обволакивающей неги. Я смотрю вперед, словно сквозь него. Мгновение, и моя память сама стирает все воспоминания о милом мальчике, что когда-то поцеловал меня на похоронах. Обхожу парня, чтобы попасть в лифт. Нажимаю кнопку с цифрой семь, но Ковалёв оборачивается и протягивает руку, чтобы двери не смогли закрыться. Я вздрагиваю. — Может поговорим? — в его тоне чётко слышны ноты недовольства. Качаю головой, смотря в пустоту. — Ты на меня обиделась? — очередной вопрос не вызывает в моём сердце прежних эмоций. Двери лифта немного сдвигаются, но Дима не убирает руки, а затем он делает несколько шагов и снова нависает надо мной. Хватаю губами кислород, будто вот-вот задохнусь. Мне тесно и некомфортно от того, что мы находимся так близко друг к другу. — Будешь дуться или всё-таки скажешь, что происходит? — Ковалёв продолжает озвучивать свой монолог в пустоту. Его слова не кажутся мне правдивыми. Есть какое-то осознание глубоко внутри того факта, что он прекрасно всё знает. Я бы попыталась вытолкнуть его из лифта, но у меня хватает сил, только чтобы нажать кнопку ожидания. — Ты не хочешь со мной ехать, тогда я пойду пешком, — парень выходит на площадку. Он наклоняет голову в бок и прищуривает глаза. Ему кажется это забавным. Не могу сказать, что чувствую то же самое. — Лучше иди домой. Я больше не хочу видеть тебя, — собрав остатки сил в своём уставшем и промерзшем теле, тихо проговариваю без намека на эмоции. — И что же я такого натворил? — усмехается шатен. Я наконец-то поднимаю взгляд к его лицу. На его щеках виднеются ямочки, которые даже ненавистью во мне не отзываются. Ничего. Он своим поступком уничтожил всё, что между нами было. — Ты предал меня и Макса, — холодно отвечаю и нажимаю кнопку лифта, благодаря которой между нами наконец-то сходятся скрипучие двери. Ковалёв был ошибкой. Мне остаётся только жалеть о нашем знакомстве. Из-за него я вычеркнула из жизни человека, с которым чувствовала себя по-настоящему счастливой. Больше никаких треугольников в моей жизни не будет. Я всё это время ждала ножа в спину от Макса. Даже смешно. Вербицкий оказался забавным котёнком на фоне хитрого лиса. Между третьим и четвёртым этажом свет гаснет, а лифт замирает в воздухе. Опираюсь спиной о заднюю стенку и запрокидываю голову назад. Чёрт! Мне сегодня «везёт». Похоже в доме выключили электричество. Слёзы стекают по щекам, а я с психу пинаю пустоту. Хотела поплакать в тишине? Получай! В кромешном мраке ничего не видно. Достаю из кармана телефон. Пять пропущенных от Максима, два от Димы и один от мамы, и бесконечное число сообщений. Мне совсем не хочется их читать, но выбора нет. Кто-то должен знать, что я застряла в лифте. Открываю переписку с гремлином и начинаю читать: «Ты где? Может ты возьмёшь трубку? Саша, это не смешно! Ответь, дура! Что произошло? Я нихуя не понимаю, позвони мне! Саш?» Громко выдохнув, набираю сообщение: «Я застряла в лифте, где-то между третьим и четвёртым этажами». Отправить. Ха-ха! На телефоне одно малюсенькое деление. На экране загорается уведомление: «Ваше сообщение не доставлено. Попробуйте снова». Заебись! Растеряв всякую надежду на помощь, сползаю по стене, чтобы усесться на холодном полу. Мне остаётся только ждать. А что, если электричество появится только утром? Хватит ли моим лёгким кислорода? Не похоже, что здесь есть естественная вентиляция. Странно, но такие мысли меня не пугают. Так даже проще. Мне придётся существовать без него. Вспомнив о самом любимом человеке, я открываю переписку с ним. В ней нет целой истории и любовных признаний, в основном только музыка. «Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит, Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит. Может быть, хочу улететь я с тобой, Желтой осенней листвой, Птицей за синей мечтой» Слова и мелодия наполняют кромешную тьму. Разбитые мечты. Как это точно. Я знаю, что автором этой песни была Татьяна Снежина. Она погибла в аварии много лет назад, но её творчество живёт несмотря ни на что. Могу ли я мечтать о том, что оставлю похожий след в истории? Навряд ли. Когда мне удастся выйти из лифта, ничего не изменится. Уроки, учёба, окончание школы, поступление в университет и всё то же одиночество. Мне нужен воздух, я задыхаюсь от осознания того, что испортила свою жизнь сама. Стоила ли игра в полиаморию того? Для меня — нет. Может кто-то гармонично бы принял такую жизнь. Я же начинаю многое понимать. Мой разум погружается в омут памяти. С чего всё началось? С той записки от Ярослава, которую сжёг Максим, или немногим раньше? Зачем я только решила проявить свой характер, когда согласилась на полиаморные отношения? Любопытство или задетое чувство гордости словом «тряпка», которым Вербицкий решил описать мою сущность? Зачем я вообще спешила с принятием решений, о котором теперь только горько жалею. Мне стоило подождать. Яр бы провернул ту историю с приглашением в гости. Он столько раз находил возможность увидеться со мной. А я не ценила этого, совсем. Меня просто выворачивает от всей эгоистичности моей натуры. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Если бы у меня была такая возможность, всё бы сложилось не так, как сейчас. Как бы мне хотелось хоть капельку быть похожей на него. Спокойно принимать решения и уверенно озвучивать свои мысли. Страшно. Дико страшно осознавать упущенный шанс. Глубоко внутри моя душа хрипит в приступе агонии. Она съёжилась до микроскопических размеров и окружена лишь пустотой. Я закрываю глаза и проваливаюсь в холодный мрачный омут беспокойного сна.***
В лифте загорается свет. Отрываю голову от задней стенки. Мне с трудом удаётся раскрыть веки. Слишком ярко. Собираю с пола своё разбитое тело, чтобы через несколько секунд покинуть маленькое душное пространство. Выхожу на лестничную площадку и достаю ключи из кармана. Странно — дверь, ведущая в квартиру, открыта. Даю себе время, чтобы облачиться в маску спокойствия. Мне нужно учиться жить с этой маской. Осторожно отворяю дверь, и в глаза бросаются капли крови, потемневшие на дубовом полу. На кухне за столом сидят мама, Максим и Марина. Моё сердце падает в пятки и начинает задыхаться при виде этой жуткой женщины. Мурашки ползут по затылку. Не сразу замечаю, что у Вербицкого из носа хлещет кровь. — Саша, ты где была? — ледяным голосом интересуется мама. Я не знаю, что ей ответить. Мне срочно нужно придумать отмазку, вот только мой мозг в состоянии перезагрузки. — Сегодня не мой день. Автобус сломался, а потом я застряла в лифте, — изрекаемая мною история звучит правдоподобно, но лишь на половину. От ресторана, где проходил праздник, до нашего дома ходят только троллейбусы. Опускаю глаза к полу и, сбросив с себя пальто, прохожу к Максиму. Он смотрит на меня с какой-то безграничной болью. Оглядываю кухню в поисках полотенца. — На звонки, то можно было ответить, — разъяренно бросает в меня фразу собственная мать. Звонки. Не верная формулировка. Она звонила мне только один раз. Найдя полотенце, протягиваю его блондину. — Что тут произошло? — дрожащим голосом интересуюсь. Мне страшно взглянуть на Марину, что только что тихо усмехнулась, услышав мой вопрос. Мерзкая. Что она вообще тут забыла? — Я пришла домой. Костю вызвали на работу, — не договорив, мама делает паузу. — А здесь драка. Дима, Максим и Ярик. Еле растащила их. Позвонила Марине. Теперь вот выясняем, что послужило причиной, — наконец-то объясняет она, прожигая глазами Вербицкого. Между ними словно застыло непонимание. Они друг друга тихо ненавидят. — Я уже сказал, что вас это не касается, — бормочет парень, прижимая полотенце к разбитому носу. Мой разум в смятении. Что мне делать? Сесть рядом или уйти в свою комнату под любым предлогом? — Вы устроили драку в моём доме. И я хочу знать, что случилось? — продолжать наседать моя маман, не желая отступать. В комнате пахнет огарками свечи, что стоит по центру обеденного стола возле вазы с цветами. Если Диму я видела, то где Ярослав? И что делали эти трое всё это время? Смотрели друг на друга, сквозь пламя свечи? Романтично? Не думаю. — А ты давно видела документы на квартиру? Она принадлежит двум людям, мне и моему отцу. Не перестанешь меня доёбывать, я продам свою долю гастарбайтерам, — растягивая гласные, усталым тоном произносит парень. Моя мама краснеет. Не могу точно сказать от злости или того факта, что Макс поставил её на место. Это не её дом. И он прав. Боковым зрением замечаю, как Марина ёрзает на стуле. — Блять, — парень убирает полотенце, из его носа хлещет кровь. Нужно приложить что-то холодное. Поднимаюсь со стула, чтобы найти в холодильнике лёд. — Мы с тобой и будем так дальше собачиться? — мама задаёт вопрос довольно раздраженным тоном. Решила соскочить с прошлой темы, чтобы не возвращаться к вопросу, в чьей квартире мы живём. Нахожу пакет с коктейльным льдом в морозилке и возвращаюсь за стол, чтобы передать его блондину. Он кивает головой и, снова убрав полотенце от своего лица, вздрагивает. Капли крови пачкают мои джинсы. — Саша, сходи и переоденься! — слегка задрав кончик носа заявляет мама. Ей словно омерзительно видеть, что на моей одежде теперь выступают пятна его крови. Молча покидаю кухню. Может мне стоит остаться в своей спальне? Это удобный шанс избежать едких взглядов Марины. Так и поступлю. Войдя в свою спальню, бросаю взор на подарок Ярослава. Печатная машинка стоит посреди стола, а в ней чистый лист. Рядом на тумбочке лежит свёрток. Это уже подарок Димы. Я его так и не открыла. Открываю шкаф, чтобы достать чистую одежду. Шорты подлиннее и футболка оверсайз. Стянув с себя узкие джинсы, замечаю, что кожа моих ног красная и ледяная. Как бы не заболеть… — Саш, сделай нам чаю, — доносится мамин громкий голос из кухни. Спрятаться не получится. Сегодня определенно не мой день. Меня удивляет только то, что Максим с ними до сих пор сидит. Сменив одежду, иду делать чай. Жаль, что слабительного под рукой нет. Я бы с удовольствием «осчастливила» Марину и испортила бы ей ночь. — Да хватит названивать отцу. Он на операции и не бросит человека умирать из-за твоих прихотей, — раздраженно бормочет парень, когда я вхожу на кухню. Мама теребит в пальцах телефон. Её новоиспеченная подружка что-то шепчет ей на ухо. Иду к плите, чтобы поставить чайник. Мне хочется провалиться сквозь пол. Я буквально затылком чувствую взгляды Орловой. Не-на-ви-жу! — Максим, может вызвать врача? — неожиданно Марина заговаривает с Вербицким, он горько усмехается. — А вы разве не врач? — Мне кажется странным тот факт, что с Орловой он разговаривает на «вы». — Или вы только и умеете копаться в чужих мозгах. Вижу, что над Женей вы хорошо поработали, — слова парня задевают не только мою маму, но и меня. Если она громко цокает языком, то у меня сжимается сердце. А что, если он и сейчас прав? — Не неси чушь! — шипит моя мать, Макс же только едко усмехается. Я же остаюсь стоять у плиты, чтобы случайно не попасть в замес, который вот-вот нагрянет. Шестое чувство подсказывает мне замереть на месте и наблюдать за всеми с максимальной осторожностью. — Чушь? А откуда у вас мамина справка с диагнозом? Забавно, но выдали её в больнице, где уже пять лет работает заведующей психиатрическим отделением Марина Орлова, — иронично проговаривает Вербицкий, а затем сплёвывает кровь на пол. Я пытаюсь понять ту логическую цепочку, которая сложилась в его голове. — Саша, иди в свою комнату, — неожиданно ко мне обращается мама. Странно! Зачем ты меня вытащила сюда несколькими минутами ранее? Мне не понятно её поведение. — Нет, мышонок, останься, — моё сердце крутится в сальто-мортале, когда он произносит слова с такой неприкрытой нежностью. Мои губы дрогнули, пытаясь что-то ответить, но так и не издали ни звука. Меня словно запер страх в собственном теле. — Не смей её так называть! — хрипит мама, её лицо искажено от напряженной гримасы. Её брови сведены к переносице, а губы поджаты в тонкую линию. У Максима скрипит челюсть, словно он сейчас бросится на женщину, что сидит напротив, и разорвёт ей горло зубами. — Я хочу, чтобы она осталась и увидела твоё истинное лицо, — самодовольно произносит Макс, пока меня прошибает током. Ничего не могу поделать со своим телом. Мне нужно бежать, пока не поздно. Но я не могу сделать и шага. Маринины глаза скачут по лицам в комнате, сложно понять, что сейчас происходит в её голове. Не думаю, что она могла предположить такой поворот событий. — Я не понимаю, что ты несёшь? — мама меняет тон на беспристрастный, облачаясь в непроницаемую маску. — Ты отравила собственную дочь, или уже забыла? — ядовито проговаривает парень. Марина качает головой. Она ему не верит. Я тоже. Кажется, что белобрысый гремлин переборщил с таблетками. Его состояние едва ли можно назвать здоровым. — Макс, прекрати, — решаюсь вступить в разговор, но только, чтобы его закончить. Блондин разворачивается, сидя на стуле, и в этот момент закипает чайник. — Саш, ты ещё не поняла. Она знает, — тихо говорит Вербицкий, после чего моё сердце вышибает грудную клетку и падает на холодный дубовый пол. Нет! Этого не может быть! Он только что всё разрушил. Разве этот вечер мог стать хуже, чем был? — Вопрос только в том, когда она всё узнала? — Макс возвращает свой взгляд к моей матери. На её лице медленно проступает багровая краска. Марина же наоборот бледнеет у меня на глазах. — Я не понимаю, о чём идёт речь, — дрожащим голосом отвечает мама. От непроницаемой маски не остаётся ни следа. И тут меня накрывает волной осознания. Она знает. — Серьезно. Саша не верила мне, говорила, что ты не можешь так с ней поступить. Я даже ненадолго решил, что она права. Но сегодня случайно услышал от твоего финансового директора, что ты оборвала все цветы на персиковом дереве, что стоит в её кабинете. Наталья как её там… — Макс прерывает свою речь, вспоминая отчество. — В общем эта женщина сказала, что решила подарить тебе такое же дерево. Мне стало интересно, нахрена ты обрывала цветы? Интернет дал мне ответы на мой вопрос. В пыльце содержится аллерген. И вообще-то для таких, как Саша, пыльца даже опаснее, чем сами плоды персика. Пока он произносил свои слова, во мне медленно умирал маленький ребёнок. Из глаз хлынули слёзы, а где-то в стороне продолжал кипеть чайник. Теперь я верю. Пыльца. Вот, как такое могло произойти. — Я просто хотела тебя проучить, — неожиданно произносит моя мама. Больно. Она злится, ей совсем меня не жаль. Я хватаюсь пальцами за столешницу позади меня, чтобы не упасть. — Это Марина тебя надоумила? Или сама догадалась? Она тебе рассказала о нас? — Максим словно нырнул в пелену отчаяния, он не замечает, что происходит со мной. Ему нужны лишь ответы, чтобы подтвердить свои догадки. — Нет, я в этом не участвовала. Не надо меня впутывать! — громко заявляет Орлова, стараясь обелить своё имя. Но для кого? Для меня её слова не имеют никакого значения, а Максим ей явно не верит. — Я, по-твоему, идиотка? Костя сразу мне рассказал о твоих извращенных пристрастиях, — мама, только начав говорить, замолкает, а после скрещивает руки на груди. Ей так комфортнее, в этой закрытой позе. — Я начала подозревать вас, когда вы пропали, поехав в загородный дом. Ты позвонил отцу и наплёл историю про сломанную машину. А после свадьбы Саша стала уходить среди ночи куда-то и возвращалась она под утро. Я нашла окровавленные простыни и поняла, что она уже не девочка, — договорив, она отводит глаза в сторону. Сейчас мои мысли пытаются выстроить цепочку событий, о которых идёт речь. Всё это время мне казалось, что мама ничего не замечала. — Ну, и окончательно я убедилась в своих догадках, когда вернулась домой раньше положенного времени. А в этой комнате на диване спали вы. Но это был не последний удар, что ты для меня приготовила, — мама поворачивает голову и цепляет меня самым бездушным взглядом, который мне когда-либо приходилось видеть. — Женя проболталась, что видела, как ты целуешься с Яриком. Тогда-то я и поняла, что моя дочь неадекватная нимфоманка. Я закрываю лицо руками в неосознанном жесте, чувствуя отвращение к самой себе. Самый страшный сон наяву. Моё сердце истошно колотится в лужице на полу. Стыдно. Невыносимо стыдно. Не могу отыскать в своих чертогах памяти момента, что по силе мог сравниться с этим. Я сама довела свою жизнь до точки невозврата. Жалость для меня слишком дорогой подарок. — Это ты подделала последний дневник моей матери? — слепая ярость затуманила Максиму разум. Он не может и не хочет остановить тот кошмар, в который погрузились все, кто сейчас был на кухне. — Я, конечно, — мама коротко отвечает, а я не нахожу в себе силы, чтобы убрать руки от лица и взглянуть на неё. — Зачем? — уточняет Вербицкий. Меня уже колотит от осознания, что всё самое плохое ещё впереди. Этот разговор закончится, и что будет потом? — Думала, что ты поверишь в то, что Костя не твой отец, и съедешь к Ковалёвым, — отвечает женщина, на которую мне страшно взглянуть. Она верила в это? В каком отчаянии она могла находиться, выстраивая странные планы по выселению Максима из квартиры. Она действительно считала, что Константин опустит руки и ничего не сделает, в случае успешного достижения её целей. Да, Вербицкий-старший не особо проявлял свой характер до последнего времени. Но… У меня нет слов. Я не знаю, как ко всему этому относиться. — Саша, ты ничего не хочешь мне сказать? — пока Макс начинает истерично смеяться, моя мама обращается ко мне, игнорируя поведение блондина. — Прости, — убрав наконец-то ладони с лица, я произношу дрожащим голосом. Зубы постукивают от страха и ледяного чувства, что медленно поглощает каждую клетку моего тела. Меня накрывает паника. Я пытаюсь вдохнуть воздух, но всё тщетно. Грудную клетку сковывает болезненными тисками. — Я тебя никогда не прощу, — она поджимает губы и смотрит на меня взглядом абсолютно чужого человека. Единственное, что выдаёт её истинные эмоции, венка, проступающая на лбу. — Саша, не унижайся. Она ненормальная. Когда отец всё узнает, он отправит её в психушку, — ядовито усмехается Максим. Вербицкий действительно верит в свою победу. Он не понимает, что только что помог разрушить мою жизнь. Я же не могу оторвать глаз от её лица. Вы когда-нибудь видели, как животная ярость застилает глаза близкого вам человека? Как по щелчку пальцев рождается истинный зверь? Время застывает в воздухе, а ты только слышишь звук пощёчины и не можешь пошевелиться от приступа панической атаки. Мне кажется, что вот-вот моего плеча коснутся костлявые пальцы старухи с косой. Во рту четкий металлический привкус, капли крови разлетаются в сторону от лица Макса. Я вижу на его щеке размытый алый след от руки моей матери. Марина тянется к ней, чтобы усадить на стул и успокоить. Но мой взгляд цепляет глаза мамы. Зрачков почти не видно. Она срывается с места, но Вербицкий хватает её за запястье. Буквально доля секунды и ваза со стола летит в висок блондина. Я не могу дышать. Осколки стекла и капли воды зависают в воздухе, словно под эффектом «слоу мо». Это не сон. Максим ударяется подбородком о стол и падает на пол. Крик Марины заполнят всё пространство вокруг. Не успеваю моргнуть, когда меньше чем в полуметре от меня оказывается лицо моей матери. Она хватает меня за волосы и тащит к выходу из кухни. Я успеваю только схватиться за ручку холодильника. В этот момент выключается свет. В комнате полный мрак. Моя голова резко уходит в сторону и ударяется об угол. Кажется это был холодильник. — Ты не будешь здесь жить! Я больше не могу на тебя смотреть! — слышу истошный вопль во мраке. По щекам катятся слёзы от боли. Секунды кажутся мне целой вечностью. Когда мои глаза привыкают к темноте, я понимаю, что мы уже в прихожей, машу руками, пытаясь найти за что зацепиться. Мама резко дёргает меня за волосы и я ударяюсь бровью об очередной угол. Пытаюсь сопротивляться, почувствовав за собой дверь. У меня нет сил с ней сражаться. И я не хочу причинить ей боль. Она швыряет мою голову о тот же угол. Из моих глаз ссыпятся искры, а слёзы смешиваются с кровью. Через секунду мама выталкивает меня на лестничную площадку, и, поскользнувшись, я падаю на холодный кафельный пол, расшибая колени. — Мне всё равно, что будет с тобой. Ты мне больше не дочь! — мама громко хрипит, задыхаясь, а после мой слух улавливает звук закрывающейся двери. Больно. Правый глаз щиплет от соленой крови, что вытекает из моей брови. Она от меня отказалась. Моя мама меня ненавидит. Осознавать этот факт больнее, чем рассеченная бровь, разбитые колени и разорванное в клочья сердце. Свет наполняет пространство вокруг. Я смотрю на свои дрожащие руки, умоляя Бога о смерти. Мне ничего уже не исправить. Эти слова матери пронзили меня насквозь. Я ощущаю, как все мои надежды и мечты умирают в этом моменте. Казалось, что весь мир осуждает меня за глупые поступки. Моя репутация разрушена, и я стала объектом ненависти и осуждений самого родного человека на свете. Воспоминания о прошлом раскалывают мою сущность на мелкие кровавые осколки. Я вспоминаю каждую малейшую деталь, каждое своё пошлое приключение, и душевная боль становилась непереносимой. Я ненавижу себя за все, что произошло. За каждый момент слабости, за каждое решение, принятое на эмоциях, за блядский квадрат. Мне ничего не исправить. Я разрушитель собственной жизни. Как теперь смотреть в глаза родным? Меня никто не поймёт. Холодно, страшно и безумно одиноко. На лестнице слышны шаги. Поворачиваю голову, и сквозь пелену слёз вижу Ярослава. Он поднимается на этаж. Протираю глаза, переживая, что он нереален. Орлов смотрит на меня одновременно печальным и удивлённым взглядом. Перешагнув последнюю ступеньку, он наклоняется и подхватывает моё дрожащее тело на руки. Я чувствую тепло от его груди, к которой прижимаюсь, цепляясь пальцами за плотную ткань куртки. Замечаю, что у него разбита губа. Яр вносит меня в квартиру, мама почему-то забыла запереть дверь. — Ярик? — слышу голос Марины. Она напугана. Сжимаю до хруста в пальцах ткань его куртки. Максим сидит за столом, держась руками за голову. Он словно ещё не до конца пришел в себя. На его пальцах кровь. Рядом с ним стоит Орлова. Брюнетка будто зависла, увидев своего сына, и ей требуется время, чтобы объяснить весь тот кошмар, что предстал перед его глазами. Мама же собирает осколки вазы с пола. — Зачем ты её сюда принёс? — она поднимает голову и начинает кричать. Яр вздрагивает, но ничего ей не отвечает. Он проносит меня по коридору в ванную комнату. Я слышу шаги своей матери. — Она здесь больше не живёт! — хрипит она, надрывая голосовые связки. По моей коже разбегаются мурашки от очередного приступа испуга. Мне страшно за Ярика. С Максимом она расправилась одним ударом. Брюнет же разворачивается, войдя в небольшое помещение и закрывает дверь прямо перед её носом. Он усаживает меня на край ванной и отпускает. Его лицо в десяти сантиметрах от моего. Мне не верится, что я заслужила спасения после всего. Ярослав убирает прядь моих окровавленных волос за ухо. — Это она тебя так? — он тихо задаёт вопрос, я же не могу даже пошевелиться. Мама стучит в дверь, требуя, чтобы её открыли. Я вздрагиваю, словно испуганный зверёк, которого загнали в клетку. — Надо было поговорить со мной, и всё рассказать, — Ярик целует меня в лоб, а затем включает воду и берёт полотенце. Теплая мягкая ткань касается моего лица, стирая кровавые следы. На душе становится спокойнее. Меня будто отпускает, и я снова плачу. Ну у этих слёз уже другой привкус, не такой едкий. — Маленькая моя, ты думала, я тебя отпущу? — горько усмехается он. В его глазах я вижу боль, перенесенную за этот день, вечер и глубокую ночь. Мои пальцы всё ещё дрожат, но сердце уже спокойно отмеряет ритм жизни в грудной клетке. — Я решила, что так будет лучше, — тихо отвечаю, хмыкая носом. — Решила за нас обоих? — Яр наклоняет голову в бок, и между нами медленно расползается то самое чувство, которого я не заслуживаю. — Больше так не делай, — добавляет брюнет, и я киваю, проговаривая про себя слова, словно клятву: "Больше я так не поступлю!" Он нежно стирает остатки следов, а затем достаёт из кармана телефон и набирает номер скорой помощи. Мама затихает в коридоре, услышав, что парень громко произнёс слова: «Парковая семнадцать, квартира семьдесят три. У моего брата разбита голова.» Он сбрасывает вызов, и обнимает меня. Слёзы снова стекают по моим щекам. Я кладу голову ему на плечо, и вслушиваюсь в биение его сердца. Мне так приятен этот звук, от него по душе медленно разливается тепло.***
Мы вышли из ванной минут через десять. Ярик смиренно ждал, пока я успокоюсь. Он подарил мне время, чтобы мои чувства успокоились и страх ушёл на задний план. В коридоре стоят мама и Марина. И если первая абсолютно спокойна, то вторая растеряна. Её губы дрогнули, словно она хотела что-то сказать. — Саш, собери всё самое необходимое. Дождёмся скорую, и я увезу тебя отсюда, — спокойно произносит Орлов, обращаясь словно ко всем, кто присутствует в коридоре. Я же не смею ему перечить и не хочу. — Ярик, зачем тебе это? — войдя в свою комнату, я слышу голос Марины. Она возмущена поступком сына. Боковым зрением замечаю, как искажается лицо парня в нервной гримасе. Мой горький мальчик уже не может сдержанно реагировать на происходящее. — Я люблю её, — отвечает он, скрипнув зубами. Я же тихо прохожу к шкафу, чтобы достать из него дорожную сумку. Колени адски болят, и мне приходится наклоняться не сгибая ног. Я вздрагиваю и издаю шипение от резкого приступа боли, когда случайно касаюсь рукава одного из пиджаков, что весит в шкафу. Яр заглядывает в комнату, чтобы убедиться в том, что со мной всё в порядке. — А как же перевод? Она что, поедет с тобой? — Марина не хочет слышать сына, её больше интересует его учёба, чем чувства. Если мыслить объективно, то мне сложно не согласиться с ней. Она хочет для него лучшего, и уж точно не меня в девушки. — Мама, я сказал, что сегодня решил вопрос с переводом, — Ярослав проговаривает слова, а затем делает короткую паузу, — Я взял академический отпуск. В комнате и коридоре повисает тишина. Моё сердце выпадает на пол. Он всё-таки сделал это, забросил учёбу. Мне ничего не сказал. В моей голове полный бардак. Зачем Ярик принял такое решение? Почему промолчал? Он выглядел сегодня таким спокойным и счастливым. — Ты меня обманываешь, — в голосе Марины слышится неверие. Мама злосчастно усмехается где-то в коридоре. Неожиданно в мою комнату входит Максим. Он встаёт у шкафа, чтобы облокотиться о него плечом. Его старший брат подхватывает блондина под руку и помогает добраться до кровати. — Эта долбанутая отравила Сашу. Она давно всё знает, — хрипит Вербицкий, указывая на мою маму, которая уже стоит в дверях. Я неосознанно вжимаюсь в дверцу шкафа, в моих руках школьная рубашка, а в ногах дорожная сумка. — Заткнись, — шипит разъярённая женщина. И в этот момент в квартире задаётся громкий стук. Звук каблуков слышится в коридоре. Это Марина спешит открыть двери прибывшим врачам. Мама бледнеет на глазах и, погладив выпуклый живот, исчезает. Я же виню только себя, за то, какой она стала. Ярослав что-то шепчет своему брату, Макс выдаёт истеричный смешок. Меня же накрывает странное ощущение, что я в этой комнате стою в последний раз. Идиотские стены розового цвета и фиолетовая мебель, словно тихо говорят мне: "Прощай!"***
Максима забрала скорая, но прежде мне наложили два шва на бровь. Естественно, врачей интересовало, что произошло. Вербицкий почему-то соврал. Он сказал, что мы упали, когда поднимались по лестнице в темноте. Якобы Макс ухватился за меня, потеряв равновесие. История показалась врачам весьма правдоподобной. Только я не понимала, почему при всей своей ненависти к моей матери, он поступил именно так. Ему ничего не стоило рассказать правду. Яр помог собрать мне вещи, и как только Максима увели врачи, мы вышли в коридор. Там всё это время стояла Марина, через несколько секунд к ней присоединилась и моя мать. Она ждала этого момента в своей спальне и наверняка вся извелась на нервах, пока по квартире ходили врачи. Её глаза прикованы к дорожной сумке, что Яр несёт в руке. — Ты же пожалеешь об этом? Она ведь настоящая блядь, — с ядом в голосе произносит черноокая брюнетка, стараясь уколоть меня как можно больнее. Её озлобленный взгляд направлен на сына. Мама молчит. Её разум словно погрузился в мысли о том, как ей поступить дальше. Что она скажет Константину? — Говорит женщина, что на протяжении пятнадцати лет была любовницей моего отца, — с грубой усмешкой проговаривает Ярослав. Марина хлопает длинными накрашенными ресницами, явно не ожидая таких слов от него. У мамы открывается рот от удивления. Она смотрит на Орлову широко раскрытыми глазами, пребывая в полном шоке. — Евгения, вы серьезно думали, что она дружит с вами просто так? — парень берёт моё пальто и протягивает его мне, пока с присущим Максиму тоном, изрекает слова, растягивая гласные. Он сейчас вовсе не похож на брата. Его подбородок издает странный звук, от того что челюсть смещается в сторону. Орлов определенно зол. Он устал. Я же с осторожностью надеваю пальто и ботинки. Мне немного страшно. Макс решился сегодня на опасную игру. И чем это закончилось? К списку моих страхов добавился ещё один пунктик. Я боюсь собственную мать. — Мама, хороший ты психиатр. Только вот я в тебе разочарован, — брюнет произносит с горечью в голосе и берет меня за руку. Мы проходим к двери и покидаем эту квартиру, возможно навсегда. — Почему ты мне не поверил? — войдя в лифт, задаю вопрос. Меня всё ещё потрясывает. Последние часы моей жизни навсегда останутся в памяти, как одно из самых пугающих воспоминаний. Я еле улавливаю реальность. Голова и колени болят. Только вот душа почему-то спокойна. — У тебя на тумбочке до сих пор лежит свёрток, который принёс Дима. Ну, какая девушка так поступает с подарками от любимого? — Ярик нажимает кнопку лифта и двери закрываются. Он смотрит на меня с лёгкой улыбкой на устах. Касаюсь его лица дрожащими пальцами, осознавая тот факт, что мой горький мальчик очень хорошо изучил мою сложную натуру. — Саш, ты ведь не думала, что будешь бегать и прятаться от меня, пока я не отстану? — на его вопрос лишь пожимаю плечами. Мне нечего ответить. Моё необдуманное решение казалось таким правильным. Я надеялась, что пожертвовав своими чувствами смогу избежать событий, которые по злой усмешке судьбы настигли меня тем же вечером. Двери лифта отворяются, и мы выходим на улицу, где садимся в машину. Над городом повисла тьма, на небе я вижу одинокую звездочку, чей свет пробивается меж плотных туч. Орлов заводит автомобиль, и мы ждём несколько минут, чтобы двигатель прогрелся. — Ты бросил учёбу из-за меня? — задав вопрос, тут же слышу смешок из его уст. Даже немного обидно, но только совсем чуть-чуть. Затем он обхватывает пальцами мой подбородок и слегка надавливает, чтобы я повернула голову и взглянула на него. Его омуты цвета крепкого кофе дарят мне частичку тепла. — Я не бросил, а взял перерыв. Мне нужно помогать бабушке. Мама совершила ошибку, решив отправить меня в другой город. Я бы не оставил бабулю, Макса и тебя конечно, — тихо прошептав, он слегка касается губами моих уст. Моя душа тихо мурлычет в груди. Но где-то в мыслях прячется страх того, что всё это нереально, и я до сих пор рыдаю на холодном кафельном полу в полном одиночестве.