Курим и молчим

Проснулся Володя от звонка телефона. Пришлось вставать, искать его на тумбочке и поднимать трубку не глядя, потому что по факту он ещё спал. — Когда у тебя машину можно забрать? — раздался в трубке голос Игнатьича. — Или ты сам привезёшь? — Сам не привезу, — честно ответил Володя. — Я вчера пил, потому что заснуть не мог, — он потер ладонью лицо. — А сколько времени то? — Вижу, действительно пил, — усмехнулся Игнатьич. — Двенадцать часов уже. Ты дома? Машина у тебя же? — Дома, — ответил Володя, зевая. — У подъезда стоит… — Ну ясно, что не в квартире! Я тогда черед час заеду, отгоню ее, завтра у меня выезд планируется, ключи-то отдашь? — Отдам, — заверил Володя. — Позвони, как придёшь. — Не спи, — рассмеялся Игнатьич. — Я позвоню, как приеду. Зазвонил телефон у Макса, где-то на тумбочке. Володя глянул, увидев, что звонит Маня, и тихо сбросил звонок, решив, что если что, он сам не проснулся. Макс проснулся минут через десять после этого звонка, внезапно, и даже не спросил ничего про телефон. Видимо, не слышал. Просто повозился, открыл глаза и сказал: — Мы дома, да? Не «который час», не «дай попить» и даже не «доброе утро». Интересно. — Дома, — отозвался Володя, подсаживаясь к нему и погладил по голове. Заодно и температуру проверил. — Мы дома. Температуры вроде нету. А то вчера какой-то треш был совсем. Да и он сам, наверное, выглядит не лучше, после истерики-то. Брякнула смска от Игнатьича, что он выезжает, и Володя вспомнил. — Тебе Маня звонила. Я сбросил, чтобы не орало. Перезвони потом, если хочешь. Чай будешь? Он поставил чайник и пошел умываться. Выглядел он и правда, как будто бухал вчера весь ночь, но от слёз ещё и не то будет. Приведя себя немного в адекватный вид, он вернулся на кухню, проверил чай, вспоминая, что заварил вчера с мятой. И на фоне всего их так вынесло вчера, да, даже мята не помогла. Он поставил завариваться свежий и полез на сайт газеты, чтобы посмотреть, выложили ли его вчерашний материал. Материал выложили. Володя пролистал до культурной рубрики, промотал статью про концерт, ещё раз ее бегло читая, и споткнулся о подпись. Его фамилии там не было. Статья про концерт была выложена под фамилией Матвея. Странно. Обычно всегда под его публиковали. Он обновил сайт ещё раз, убедившись, что это не глюк, и начал звонить Семёнову. — Что? — Семёнов явно был занят. — Я же разрешил тебе не выходить. Что ещё надо? — Почему материл про концерт опубликован не под моей фамилией? — сразу спросил Володя. — Слушай, Ткаченко, я не знаю, я сейчас занят, совещание вот-вот. Матвей верстал, спроси у Матвея, может перепутал чего, гонорар позже скину. Все, пока. Матвей ожидаемо не взял трубку и не прочитал сообщение. Володя отложил телефон, его разбирала злость. Ладно бы какой-то другой материал, так этот концерт, который они вместе с Максом писали, и тот отказался, отказался от авторства, а этот себе присвоил. Скотина вообще. Почему именно в этот раз? На этой злости он чуть не пропустил звонок от Игнатьича, который сказал, что будет через десять минут. Надо ещё найти ключи, чтобы не бегать перед самым выходом. Но как же он зол, а! Ключи нашлись быстро. Володя наспех оделся и спустился вниз, столкнувшись с Игнатьичем в дверях подъезда. — О, здоров, ты что-то и правда помятый, — поприветствовал его тот. — Топлива хватит, чтоб до заправки доехать? — Хватит, — отозвался Володя, отдавая ему ключи. — Слушай, ты не знаешь, какого хрена Матвей себе мою статью присвоил? — Не знаю, — пожал плечами Игнатьич. — Он что-то там с главредом крепко поссорился, и с невестой своей поссорился, и заявлением вчера размахивал. Но это мне все Колян рассказал, пока нас вчера не было. Мы ж с тобой на выезде были, а тут такая движуха! — Понятно, — вздохнул Володя, поднимая воротник — было холодно. — А что, статью увел? Вот оборзел совсем, одно увел, другое увел… Извини, Володь. Я не специально. Просто ты все делаешь вид, что не беспокоит тебя, а потом вон бухаешь по вечерам, — Игнатьич вздохнул. — Понимаю я все. Одиночество штука такая… гадкая. Я вон тоже не от хорошей жизни пью. — Я понимаю. И что же, никого нет что ли? Ты ж в самом расцвете! — Да кому я нужен. Старый пердун в захудалой газете. Девушкам попредставительнее подавай, да помоложе. Женщинам и того больше, чтобы квартира была и все такое. Сложно в общем-то. Как говоришь, что журналистом работаешь, половина телевизор предоставляет. А потом разочаровываются… — Игнатьич вздохнул, сунув ключи в карман. — Ладно, поехал я. Завтра на товарищеский матч еду в район, в Подольск, там два каких-то предприятия играют, комментатор нужен. — Давай, — Володя пожал ему руку и побрел домой: он внезапно изрядно замёрз. В лифте подумалось внезапно, что Инатьич иногда его понимает лучше, чем все остальные. А он — его. Надо же — «делает вид, что его не беспокоит», а ведь и правда делает вид. Только никто не замечает этот вид, все думают, что так и должно быть. Подойдя к двери и начиная открывать, он только сейчас понял, что не закрыл ее. Ну вообще, учитывая периодически маячивших здесь теперь Игорей и все такое, это было очень «безопасно». Эх… Макс тем временем проснулся окончательно и бродил по кухне совершенно ошарашенный. Температура прошла, но осталась этакая общая пристукнутость, голова соображала плохо, разве что было ясно, что надо поесть. Таблетки-то не пьют на голодный желудок. Благо еды у них было достаточно и можно было быстро погреть, чем он и занялся. Тут хлопнула входная дверь, и он вышел в коридор. — Володь? Ты где… ты ключи от машины отдавал? Все нормально? Просто на тебе… лица нет, совершенно. — Да, ключи отдавал, — Володя запер дверь. — Мою статью увели. Про концерт. И ладно, если б она была какая-то другая, я б может не так разозлился, но про концерт! И эта тварь Матвей не берет трубку, а Семёнов ничего не знает! Володя скинул куртку и пошел в ванну, умыться. Не хватало ещё, чтобы он на Макса начал орать, просто потому что больше не на кого. — Знаешь, я все понимаю, конечно. Но о таком предупреждают заранее, если хотят выложить не под тем именем, разрешения спрашивают. А не так вот, молча и ничего не сказав. У нас электронная газета, тут нельзя сказать «Ой, мы не можем поправить, все уже ушло в печать!» Скоты, блин! — Но если нельзя так сказать, то значит, можно поправить? Значит, пока волноваться не о чем. Вот если твой Матвей скажет «не хочу править» — с этим уже можно будет идти к главреду, особенно если разговор записать. Эта возможность сейчас на любом занюханном смартфоне есть. А если твой Матвей не отвечает на твой номер — то ответит на незнакомый, он же журналист. Значит, позвонишь ему с моего телефона. Хочешь? Только сначала поедим. — Это я все понимаю. Но я злой, — честно сказал Володя. — Очень злой. Особенно потому, что это Матвей. Я, может, сам виноват, что меня воспринимали, как того, кто промолчит, но все же. Этот хрен может вообще не понять, чего мне не нравится. Но ты прав, надо поесть. Потому что сейчас я все равно ничего не решу. Он вздохнул, зарывшись пальцами в волосы. — Отличное утро, сука. Хорошо, что я вчера этого не видел, я б не доехал в таком состоянии. Ну или доехал бы, но досталось бы Игорю, а он бы на нас заявление написал… Так, чай я заварил… ну хотя бы… — Ты пустой чай собираешься есть? — улыбнулся Макс. — Я пирожки погрел, хорошо, мы их вчера в морозилку не сунули. Пирожки погрел, картошку, мясо, банку помидоров открыл… Вон же все, на столе. А чай ты заварил, я видел. И он обнял Володю. — Садись. Давай поедим. А потом будем разбираться. Я, как соавтор, — он улыбнулся, — тоже очень возмущен, правда. Этот Матвей, похоже, никого в грош не ставит, и тебя особенно. Придется его разочаровать. — Сейчас, сейчас, — Володя прижался к нему, вздыхая и чувствуя, что не справляется со своими эмоциями. Хотя знает, что прав. Это было противное чувство, гораздо противнее злости и чего-то ещё. Что-то вроде отчаяния. Или что-то близко к тому. — Пирожки — это хорошо, — наконец сказал он. — Я их вчера весь день хотел. Только чего до них не добрался, я не знаю. Давай поедим, а то на голодный желудок всякая ерунда в голову лезет. У меня и так ощущение, что я все время ною, не знаю уже. После завтрака стало полегче. Матвей не брал трубку и с номера Макса. Семёнов тоже, но отписался, что перезвонит, как освободится. Максу ещё раз звонила Маня, но они, похоже, не слышали, были на кухне. Володя выдал ему таблетки, заткнул наконец вино — вчера они забыли его закрыть, как ещё не выдохлось совсем, и пошел мыть бокалы. — Я тут все вспоминаю, что нам вчера Павел Анатольевич сказал, — вернулся в комнату он. — На этом всем бреду. Я вчера истерил как сволочь и половину не воспринимал, думая, что он сейчас уйдет и мы тут вообще останемся, кошмар в общем. Он нам действительно историю про мужскую пару рассказывал или мне показалось? — Нет, — усмехнулся Макс. — Не показалось. Про мужскую пару с ребенком. И еще он сказал, что думал тогда, что видел до и после этого много родительских гетеросексуальных пар, как педиатр, но такой нежности и любви не видел никогда. И думал, что и не увидит, но вот выяснилось, что он ошибался. Понимаешь? Это он про нас с тобой сказал. А ты — уйдет, уйдет! Макс рассмеялся. — Я вот думаю, что Маня названивает? Прям упорно так! Но вот тоже к вопросу о мыслях только о себе: она наверняка хочет знать, когда ей можно будет приехать в Москву. Суток не прошло! К тому же ей сказали, что я болею — так сильно, что сам не смог приехать уволиться. А она названивает! Вот дура-то, прости господи. — Может наоборот, не дура, — пожал плечами Володя. — Напоминает о себе, чтобы ты не забыл. А то забудешь, тут много девушек, как она сказала! — Он обнял Макса за плечи, поцеловав в скулу. — А что про Павла Анатольевича, откуда ж мне было знать, что он спокойно к этому отнесется, если он до этого на Игоря ругался! — Он потерся носом о его висок и замер, вспоминая. — Сегодня вечером неделя, как мы с тобой познакомились… Внезапно… — Эх, жалко, доктор алкоголь нам запретил! А что, только неделя? С ума сойти. Мне все казалось — месяца два прошло. Или больше. Он жевал пирожок, думая о чем-то, и улыбался. А потом сказал: — Да. Я вспомнил. «Иди скорей, там какой-то приезжий хрен твою бабу кадрит!» Аххаха! — У меня ощущение, что за эту неделю у нас чего только не было. У меня вообще едва ли не годами ощущение измеряется. Начиная с того, как мы ехали и… вообще. Он улыбнулся. Представил Макса, которому сказали про бабу, которая ему нахрен не нужна, но чтоб в деревне не позориться, надо идти. Покачал головой, улыбаясь ещё сильнее. — Я там вообще случайно оказался. А она мне «Вы тут в первый раз? А как танцуют в городе? А покажите?» Ну я и показал, мне что, жалко, что ли? А тут как раз ты подошёл. Ну и понеслась. Я тогда дико уставший был и в ночь домой не поехал. Ну вот это все. Вспоминать было очень приятно. И очень чувственно. — Да уж, — Макс тоже улыбнулся, легко и мечтательно. — Сейчас даже эту нашу херову дуэль вспоминать весело, хотя… и страшно одновременно. Ну ладно, я почти ничем не рисковал, разве что на зону загреметь. Но… мне приятно не это вспоминать. А то, как я ехал и думал, что делать. У меня сомнения были! Хотя изначально я хотел на атомы тебя разнести, так меня пугало и бесило то, что ты мне… что ты меня… Блин! И вот когда я представил картину — что будет, если ты не свернешь и я не сверну — вот прямо в красках, как из твоей машины дым идет и ты без сознания на ремне висишь — вот тут я и понял: нахуй. Вот все это нахуй! Ну, и… Володя зажмурился. Он ведь тоже представлял это. Потому и ввязался, ввязался как последний дурак в заведомо дурное предприятие. А Макс сейчас «я почти ничем не рисковал…» Кроме свободы, ага. Они оба от себя бежали, и было уже что угодно надо, только не это, то, что было раньше. — А я на тебя смотрел. И когда понял, что что-то не так… передумал. Может эти сомнения уловил, как бы это пафосно ни звучало. Не знаю. Но я почему-то понял, что не надо так. Не хочу… Он поцеловал Макса в угол губ, обнимая, и замер. Сейчас все это и правда казалось чем-то случайным и немного совпавшим, но он понимал, ни фига не случайно. Они просто друг друга почувствовали. Зазвонил телефон. Пришлось отвлекаться. Игнатьич спрашивал, нужен ли ему блокнот и папка, которые он бросил в бардачке. Володя прикрылся фейспалмом, документы Макса-то он сунул себе в карман, а свои забыл и не проверил, не прижало нигде ничего. Пришлось договариваться о встрече и вспоминать, что же он там оставил. Похоже, и удостоверение там. — Твоя невеста, кстати, теперь знает, как меня зовут, на удостоверении успела заметить, — сказал Володя, положив трубку. — Глазастая. Чего она дояркой-то работает, понять не могу, вроде не глупая совсем?.. — Да где же ей еще работать, если в городе она не прижилась. В правлении у нас на всех теплых местах родные да знакомые сидят, да и платят там кошкины слезы. А животноводческий комплекс у нас платит хорошо, они сейчас там на какую-то мраморную говядину и экологическое молоко перешли, ну и вот, зашибает моя будущая благоверная иногда побольше меня. Ну а если еще и мужа в той же системе нашла — так и вообще! Устроилась по всем статьям. Небось думает, что замуж выйдет, а там в декрет пойдет, а там еще, и сядет с двумя детьми дома, маманю мою радовать. Поди плохо! Так что… — Макс не выдержал и заржал. — Мда, картина понятна. Логично, в общем-то. Другое дело, что тебе оно нафиг не надо. Ни декрет, ни она дома с двумя детьми, ни вообще… Да что ж, блин, такое! — теперь зазвонил телефон у Макса, и звонила снова Маня. — Слушай, может, случилось что? Ты ж ей не перезванивал, — Володя обеспокоенно глянул на телефон. — Что она надрывается-то? — Давай я возьму наконец, — сказал Макс. Мазнул по экрану, состроил веселое лицо: — Да, Манечка! Что-то случилось? — Ты в порядке? — отозвалась сразу девушка. — Меня мама просила позвонить, ты ей вроде не ответил. Она вчера просила Владимира Борисовича позвонить, как он доедет, переживала все, как он в ночь-то… Вот и меня попросила узнать, что у тебя, ты ж болеешь… — Честно тебе скажу, Маня, когда Владимир Борисович вчера приехал, ему было не до звонков: было это в первом часу ночи. И даже мне он забыл сказать, что мама просила позвонить, я бы ей смсочку написал. Мы вообще оба тут только проснулись: я болею, а Борисович устал как собака. Но спасибо, что позвонила: маме передай, что мне уже лучше, документы я получил, на работу мне в следующий понедельник, а гостинцы ее доехали в целости-сохранности и Владимиром Борисовичем оценены на самом высоком уровне! — Ой, хорошо-то как! Спасибо, я передам ей, чтобы она не переживала! — радостно отозвалась Маня. — Ладно, Максим, ты хоть пиши иногда, а то как-то совсем на связь не выходишь, и выздоравливай, выздоравливай! — Самойлова! — раздалось где-то на фоне, и Маня поспешно сказала: — Все, я пошла, пока-пока! И положила трубку. Володя вопросительно глянул на Макса, потом кивнул, вспоминая, что его и правда просили позвонить, а он со всем этим забыл обо всем. Да и не до того было, Игорь все перебил им вчера. — Так, я сейчас. Игнатьич подъехал, — предупредил он, сбросив свой звонок. — Документы забрать надо, а то удостоверение в машине оставил. Он накинул куртку и даже не стал запирать дверь, рассчитывая, что скоро вернется. А через минуту после его ухода в дверь постучали.