Курим и молчим

Нужно в спальне выключить все, включая ночник. При мигрени свет раздражает больше всего. Макс уже не помнил, откуда он это знал, но знал точно. Таблетки нашлись быстро, он налил в стакан минералки — она торчала в холодильнике, и это было прекрасно — и принес в комнату. Сел на кровать. — Давай, Володь. Глотай. Щас полегче будет. Я с тобой посижу, закрой глаза и лежи. Взял его за руку и несильно сжал. — Лежи. Я тут. Завтра мы со всем разберемся. — Ложись рядом, — попросил Володя, по-прежнему закрывая глаза ладонью, так было легче. Так всегда помогало. Как назло, день на улице, ещё довольно светло. Боль перетекла в правый висок и там обосновалась, не хотелось ничего, даже говорить не хотелось, но хотелось Макса рядом. — Ложись рядом… пожалуйста. Хотелось прижаться, спрятаться, замереть, чтобы не было этого всего, чтобы не чувствовать… Чтобы не болело наконец. Володя дышал и думал о том, как он дышит, так потихоньку отпускало, но как-то слишком медленно… Макс не сказал ничего, просто скинул футболку и лег рядом. Обнял. Поцеловал в висок, погладил по голове. — Я здесь, — сказал он негромко. — Я здесь, Володь. И зашептал, чтобы не сильно тревожить, но чтоб было слышно: — Всё идёт к нулю, И друг с друга нам уже не слезть. Я тебя люблю, И, наверно, в этом что-то есть… Володя чуть сполз вниз, уткнулся в него, обретая желанную сейчас темноту, и выдохнул, чувствуя, что его обнимают. Он слышал, что шепчет Макс, слышал, но не мог ничего ответить, потому что пока ещё было больно. Но слышал. И это было сейчас очень важно. Нам с друг друга уже не слезть… Время не ощущалось. Просто в какой-то момент боль перестала тянуть висок, и перед глазами перестали мелькать круги, он прислушивался к себе, думая, открыть ему глаза или пока нет, а в голове было пусто — предыдущая боль вытеснила оттуда все. Даже мысли. — Ты думаешь, я из-за Лиды хотел ебнуться? — негромко спросил Володя. — Из-за мигрени этой. Меня накрывало едва ли не каждый день. Я больше не мог это терпеть. Один раз припёрся ко мне Игорь и застал с таблетками, я тогда дверь не закрыл, мне было так хуево, что я сожрал их дохера, думая, что, либо это пройдет, либо я сдохну. Меня потом тошнило, при мигрени у меня часто бывает… Наверное, потому и выжил. А Игорь все никак не мог понять, почему я так, зачем я так… Это был единственный раз, когда он остался у меня на ночь в квартире, просто остался, — Володя вздохнул. — Извини, я не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. Спасибо, Максим… Нам с друг друга уже не слезть… — Как это зачем? — негромко удивился Макс. — Именно потому, что нам с тобой друг с друга уже не слезть. И важно знать в том числе все болезненные, трудные, тяжелые моменты друг друга. Чтобы случайно не… Кстати, я сейчас тебе про броненосцев расскажу. Про животных таких. Они все в броне, но в этой броне есть слабые места, причем у каждого свои. Я где-то читал, что когда броненосцы образуют пару, они показывают друг другу все слабые места в своей броне, чтобы случайно не ударить туда и не убить партнера. И у каждого из них остается знание, как надежнее всего своего партнера убить. И пока они друг друга любят и доверяют друг другу — этим знанием они не пользуются. А если они расстаются… то выживает тот, кто ударит первым. Мне тогда почему-то грустно стало. Но… Вот это верно: нужно показать партнеру свои слабые места, чтобы он случайно не ударил туда. Только для этого. — Грустно, потому что сразу начинаешь думать, что когда второму надоест, тебе сразу заедут по этим самым местам, — отозвался Володя. — Проходили уже, знаем. Я не думаю, что ты так можешь сделать… Совершенно не думаю, но каждый раз мне отчётливо страшно. Когда я не могу молчать, и из меня лезет вся эта боль… Просто потому что… За себя-то знаешь, что точно специально больно делать не будешь, а за другого нет… Доверие, Максим… Наверное, это все-таки доверие, когда принимаешь как факт, что здесь безопасно. — Он вздохнул, прижимаясь к его плечу и обнимая. — …Мне так хорошо с тобой, и я внутри такой пустой, я такой пустой… Башка реально пустая, но, — он усмехнулся, — сомневаюсь, что они пели про мигрень. Какую глупость я несу. — Доверие, да. А самое смешное знаешь что? Когда каждый за себя знает, что он-то не будет бить в слабое место, а партнера побаивается. Вот ты знаешь за себя, да? Так и я знаю за себя. А друг другу мы можем только доверять. А насчет мигрени… — Макс помолчал и добавил: — Вот я тебе щас точно чушь скажу. Отборную. Но тем не менее: песня про «Я такой пустой» — это не про мигрень, да. И не про девушку никакую, несмотря на кошку и платье. Они это пели про себя. Есть у меня такое ощущение. А девушка… ну она такая же девушка, как у меня невеста. Чтобы вопросов не было у слушателей, как да что. Мол, это песня про любовь к девушке, и идите нафиг. Я идиот, да. Или мне хочется, чтобы все люди, особенно те, кого я уважаю, были такими же двинутыми, как и я. Я и тебя тогда… на сеновал позвал, только потому что подумал: а вдруг ты такой же? И если да, то у меня выгорит. Ура. — Я так и знал, я знал, что это не от того, что «ночевать негде»! — весело заявил Володя, заглядывая Максу в глаза. — Я пьян был, но и то мне показалось все это… чувствовалось что-то. Знаешь, — он усмехнулся и продолжил, — я же нифига не ориентировался у вас в деревне днём-то, не то, что ночью. Но ты позвал, и я пошёл. Мне, может, тоже хотелось пойти, хотелось, чтобы у нас что-то выгорело, но мозгом это не понималось, вот я и нес чушь про девчонок. Или не чушь… — он поймал Макса за подбородок, целуя его. Мозги накрывала эйфория, как иногда бывало после приступа, и вот сейчас был тот самый случай. И нежность, нежность, которой хотелось делиться. Очень хотелось. Это было так неожиданно и в то же время закономерно — этот поцелуй, просто Макс сейчас не хотел лезть первым, потому что приставать к человеку с мигренью — так себе удовольствие. А вот когда человек с мигренью сам… Это было так вовремя, и этого так давно не хватало, и так хотелось, чтобы наконец кончились все эти разборки со всеми идиотами, и они наконец-то остались вдвоем после этой поездки. Совсем вдвоем. Как там Игорь-то сказал? Ебаться не терпится? Вот Игорь и мыслит только такими категориями. А Максу лично не терпелось начать трогать, смотреть, утыкаться в шею, вдыхать запах, целоваться, трогая языком язык и внутреннюю сторону губ, нежную влажную кожу, и ощущать легкую дрожь под ладонями в ответ на эти прикосновения. Не терпелось смотреть в глаза, и вспоминать те, давние ощущения: хотя какие же они давние, всего неделя прошла. Они целовались, гладя друг друга по щекам, обнимая, прижимаясь, и чем дальше, тем яснее становились у Володи мысли. Макс отзывался, отвечая на поцелуи, подставлялся под его пальцы, под ладони голыми плечами. Своя одежда казалась сейчас лишней, Володя не успел ее снять, когда начался приступ, но при этом даже через футболку собственной кожей чувствовал его сердцебиение. — Мне хочется… — он переплел их пальцы и прижался к ним губами, — мне хочется нашей близости. Если ты не против… Ты хотел поменяться. И я хотел бы. Тебя чувствовать. Изнутри. Сегодня. Если ты, конечно, не против… Чувствовать губы на пальцах было… крышесносно; та самая нежность, с которой все началось, всплеснула где-то внутри. — Володька, — усмехнулся Макс, — ты такой смешной… я тебя люблю. Это вырвалось вопреки всем опасениям типа «не надо затаскивать эти слова», просто выскочило наружу как соответствие тому, что чувствовалось внутри. — Если я не против… Нет, вот честно, правда, я не против. Более того, мне кажется, что это будет достаточно естественным завершением всех этих суматошных событий. И самое главное… — он притянул Володю еще ближе и сказал негромко ему на ухо, хотя никто больше не мог это слушать: — Я думал об этом, когда тебя ждал. Я хотел предложить тебе это, когда ты вернешься. Как окончательное… закрепление того, что мы с тобой… вместе. Я полез в интернет, как идиот: делать-то мне было нечего? Я почитал, что для этого необходимо и как это делается. У тебя в компе теперь будет охрененная история поиска, ты ее тогда сотри, если хочешь. И вот сижу я такой теоретически весь начитанный-начитанный, жду, когда ты придешь, а как смску от тебя получил — вообще к практике перешел, в душ сходил, туда-сюда… А тут началось. То Игорь, то Лида, то мы с тобой чуть не разосрались, то у меня лихорадка, то у тебя мигрень… Ну, думаю, пропала моя идея. И ты мне сейчас говоришь — не против ли я! — Он ласково рассмеялся и поцеловал Володю в ухо. И добавил с обстоятельностью: — Погоди немного, я еще раз в душ схожу. А то шутки шутками, мы с тобой весь день мамины гостинцы жрали! Володя поцеловал его в ладонь снова, чувствуя что его просто накрывает смесью трепета и нежности. В интернет он полез, да! С компа! Володя как представил Макса у своего компа с этой историей, так захотелось затискать этого милого балбеса. Хрен с ней, с историей, пусть будет, думал Володя, прижимаясь губами к его пальцам, пусть будет. А потом поцеловал в губы, прежде чем отпустить с кровати собственно в душ. Он встретил Макса у двери комнаты, потому что ему хотелось так, и почти сразу обнял его, влажного, с растрепанными волосами. Скользнул ладонями под футболку, которую Макс зачем-то нацепил, прижался к груди, а губами к губам, целуя почти сразу глубоко. Спешить не хотелось, но и эйфория несла, и Володя был уверен, что она совсем не из-за приступа. А целовать, прижимая к себе Макса, было очень приятно.