Курим и молчим

В итоге Володя утащил чай в кабинет и сел за интервью. Вообще это была самая нелюбимая часть - переслушивать и записывать, что не успел, но без нее никуда. Чай быстро кончился, а интервью нет, поэтому Володя вскоре ненавидел уже весь проект озеленения, парки и детские площадки, о которых здесь шла речь. Социальная рубрика такая социальная. Здесь либо тащишься от всего, либо тебя всё угнетает. Он закончил первую часть работы через пару часов, осталось вычитать и отправить Семёнову, но это уже ближе к вечеру. Реально, нужен перерыв, а то как-то вообще... И, судя по запаху, приятному такому... Макс что-то готовит? Макс действительно готовил, причем напялив тот самый фартучек. - Как дела, Володь? Обедать будешь? Я у тебя капусту нашел. И сосиски. Ещё бы пара дней - все бы окочурились! Я их спас. Ты вообще как насчет капусты с сосисками? Он обернулся и, обозрев Володино изменившееся лицо, добавил: - Ну а что? Ты там сидишь, вкалываешь, а потом жрать захочешь. А жрать вот оно! Это меня батя научил, говорил всегда: тушеная капуста с сосисками - мужское блюдо, под пиво. Ну, мы с тобой пиво не очень, а вот капусту... Будешь? - Буду, - радостно отозвался Володя, прислонившись бедром к раковине. - Я просто... не ожидал, что ты умеешь готовить что-то такое... думал, тебя к кухне не подпускали вообще... Да и пахнет шикарно. Ты вообще хорошо смотришься здесь, и знаешь, - он подошёл ближе, обнимая Макса сзади, как когда-то тот обнимал его утром, после первой ночёвки здесь, - очень приятно, когда кто-то думает, что ты захочешь есть, когда поработаешь. И что кто-то подхватывает быт, просто потому что было желание и был свободен... Это внезапно, и... это... спасибо. Володя замолчал, положив Максу подбородок на плечо и продолжая обнимать. - Наверное, в этом и выражается любовь... в разных мелочах, как мне кажется... - Именно, - Макс повернул голову, легко поцеловал. - А как же иначе? Тебе хорошо, и мне хорошо. Вот в этом и любовь, батя мне говорил. Поэтому, говорил, если твоя женщина устала - подхвати ее часть дел, или делай что-то еще. Не помогай, как сынок мамочке, а становись равноправным супругом в доме. Эх, - Макс вздохнул, - во всем батя был прав, кроме одного. Нет у меня женщины, зато... о, кстати, - оживился он, - как поедим и ты освободишься - напомни мне, у меня кой-какие мысли появились насчет наших с тобой сценариев... про юбочку в клеточку. Я, кажись, понял, что меня смущало. Давай, чайник поставлю и садимся, готово уже. - Давай, - Володя поцеловал его в ответ и отпустил. Достал чашки, вилки, две оставшиеся тарелки, в который раз вспомнив, что надо купить посуду, и через пару минут оба уже были за столом. Было и правда вкусно и очень кстати, потому что с этой работой Володя совсем окосел. - Ты потом расскажешь, что понял, или сейчас? - уточнил он, когда они принялись уже за чай. - Спасибо, все очень вкусно, кстати. Я обычно капусту не готовлю, потому что резать лень, как ни странно. - Вот сразу видно, в армии ты не был, - по-доброму усмехнулся Макс. - Ты еще увидишь, как я картошку чищу. А шинковка капусты на щи - это был вообще праздник, как нам говорили - "раз вы постоянно в механизмах, боевые навыки и работу оружием отрабатывайте на шинковке". А еще ржали, что солдат, периодически дежурящий по кухне на мясорубке, после дембеля может нарисовать идеальный круг без циркуля!.. Это тоже было так здорово - сидеть и обедать вдвоем, травить армейские байки и разговаривать о всяком прочем. - Володь, я надеюсь, ты не обиделся? На мое "эх, нет у меня женщины"? У меня ты есть, и любовь от пола не зависит, а в женщину, как видишь, мы и поиграть можем. Так вот! Макс налил себе чаю, уселся поудобнее и начал: - До меня вчера дошло, что меня так корежило с этой молодой журналисткой и опытным трактористом. При таком раскладе мы получаем как минимум разницу в возрасте. И даже если девочка совершеннолетняя - а другую кто одну на интервью отпустит, да еще и за рулем? - все равно возникает перекос: опытный мужик и наивная дама. А отдаваться, Володь, хорошо равному, понимаешь? И еще я подумал - ну вот ладно я, меня достали увещеваниями "ты один мужик в доме, должен тянуть то и это", так что мне само по себе отдаться - уже перло, и притом не было у нас этих сценариев, я просто пришел в белье - и все. А тут... Понимаешь, я думаю, что тебе, которого и так в жизни мужиком не считали, защиты не просили, а только тыкали носом, в том числе в сексе - будет не слишком приятно быть неопытной девочкой и отдаваться такому... матерому мужику. Это не контраст, а усиление какое-то, понимаешь? Даже если мы начнем, тебя может по ходу дела раскорячить, и больно тебе будет, и неприятно... ну, мне так кажется. Что и так-то тебя всю жизнь носом возят, а тут я еще! И я придумал другой сценарий. Он отхлебнул чаю и продолжил: - Девочка-журналистка в клетчатой юбочке действительно приезжала брать интервью. О тружениках полей. Да только выдали ей не матерого спеца - какое там, матерые спецы все на полях, страда, а тут херней заниматься! - а такого же молоденького мальчика, едва освоившего все эти премудрости. Он всю теорию подробно вывалил... и девочка ему понравилась. И он ей тоже. И попросил он телефончик у нее, если она не возражает, потому как фотки же, а в деревне интернет по большим праздникам. И вот через неделю позвонила она ему, и поехал он в город. Купил тот самый одинокий цветочек - в гости же едет! - и поехал. И колбасило его жутко, потому как ехал он не просто за фотками, а к девушке, которая ему очень нравилась. Посмотрели они фото, все чинно-благородно, и приглашает она его погулять. Город посмотреть, в кино сходить, просто компанию ей составить. потому как им разговаривать было между собой интересно. Ну так и пошло: он как выходные - к ней в гости. Кино смотрят, на выставки ходят, общаются, и интересно им вдвоем, да только таращит их обоих сил нет как. Ну, слово за слово - он мальчик честный: выходи, говорит, за меня замуж. А она и вышла. Долго ли, коротко ли, - Макс разулыбался, подпуская в голос сказочных интонаций, - прожили они так лет пять. Он, знамо дело, к ней в город переехал, на работу устроился... ну, вот, хотя бы водителем в редакцию. А она журналисткой стала, опытной, известной, и вот дали ей задание - взять интервью, а его, значит, на вызов услали. С главным каким-нибудь. Он допоздна там колготился, пишет ей - дорогая, занят пока, не отпускают. А она ему: ничего-ничего, я тоже работаю. И вот едет он домой и думает: хочу я жене своей цветы купить. Вот просто так. Потому что люблю я ее. Тем более мне тут главный от щедрот добавил на карман. И покупает он ей... - Макс сделал вид, что задумался, - белые розы, букет такой... красивый. Приезжает домой, а ему открывает его жена... в той самой юбочке. И как понеслась!.. Макс перевел дух, глотнул еще чаю, усмехнулся. - Что скажешь? Возьмут меня со временем в вашу редакцию сказки выдумывать? Но так-то вообще длинно получается, так что смотри, мы можем остановиться на этапе предложения руки и сердца и сопутствующего интимного общения! - Возьмут, отчего ж не возьмут. - отозвался Володя и загрузился. Потому что Макс внезапно достал одну из его проблем, о которой он и думать забыл в общем. Ну так, не давала она о себе знать, болталась где-то на задворках, и все тут. А тут вылезла, и видать, со вчера ещё зрела, он никак не мог понять, что его напрягало, причем не в сценарии, а в собственных ощущениях. - Я ведь реально по жизни был "девочкой", ну если так можно сказать. У людей жёсткие критерии, либо ты мужик и решительный, все такое, либо ты размазня. С девушками все понятно, они сначала западают на эту осторожную романтичность, тащатся от нежности, а потом начинают лепить из тебя мужика, когда надоест. Потому что "каменная стена" нужна. Вроде как романтика хороша для конфетно-букетного периода, а дальше давай уже как мужик, все серьезно. А у мужчин все сложнее. Многие тоже делят на "девочек" и "мальчиков", редко кого встретишь без этого. Очень редко. И ладно бы условная роль не выходила за пределы постели, так нет. Если ты "девочка", то ты подчинённый, причем нет вот этого "бережного отношения к неопытности" той же, нет, если ты даёшь, значит ты "похотливая тварь", ну все же понятно, тебе просто нравится, когда тебя унижают. Как надоест, станешь сам брать таких "похотливых давалок". Ну, а если не хочешь давать, ну, в какой-то момент, то это просто цену набиваешь, все как с женщинами - нет, это да, но со скрытым посылом "додави меня". Блядь, что-то меня накрыло нахер, сюжет тут ни при чем, эта ерунда просто давно не вылезала... Володя замолчал. Он смотрел куда-то в стену, на собственную стену кухни и не видел ничего, точнее видел, но мозги сейчас это не понимали, потому что заняты были совершенно другим. - Фу, дерьмо какое, - сказал Макс. Сел ближе, обнял за плечи. - Володь... Знаешь, а в конце концов, ну их нахер, эти сценарии. Условимся, что тебе пока рано это все. Давай пока я буду... - он наклонился ближе, - я буду иногда твоей девочкой. В серебристой ночнушечке. И буду тебе отдаваться - вот раскопать бы, почему это меня так прет, чтоб именно тебе?.. А с тобой мы будем... ну, просто, безо всяких юбочек. Пока. Пока ты сам не... - Да ни при чем тут сценарии, говорю я тебе. - устало выдохнул Володя. - Я ловлю себя на мысли, что может и правда, чего-то такого хотел бы, особенно если за этим не последует унижение. А у тебя нет такого, я знаю, что нет. Но эти дурацкие воспоминания иногда вылезают, и ничего с ними не поделаешь. Как там говорят, "миловидный мальчик сойдёт за девчонку?" Господи, какой бред я несу... - Володя закрыл глаза, прижимая ладонь ко лбу. Ну же, зачем сейчас все это. Все хорошо же... Если так подумать, то ему и поговорить о подобных вещах было не с кем, Лида не в счёт, в свое время он понял, что чем больше ей расскажешь, тем больнее потом она может задеть. - А давай тогда пустим это на самотек, - сказал Макс.- Как получится. Вон, я тоже долго не раздумывал, увидел фартучек - пришла идея, а уж когда белье это в сумке нашел - так и вовсе. Так и тут: вдруг тебя что-то такое моментом пропрет - и мы это сделаем. А пока... Он вздохнул. - А пока, Володь, скажу: крайности всегда плохи. Что из меня делали брутального мужика, что из тебя - "не мужика", ну их нахуй! Мы с тобой сами по себе. И ты... У меня нет женщины, сказал я про себя своему бате. У меня есть мужчина. Которого я люблю. Вот. - А из меня брутальный не вышел. Потому и махнули рукой, - выдохнул Володя. - Но да, постоянное переделывание "как надо" утомляет... Я тоже тебя люблю, Макс... - Володя обнял его, прижимаясь лбом к плечу, и замер. - Я не могу, мне все время кажется, что я слишком много говорю, слишком много гружу, слишком много эмоций, слишком... и когда-нибудь тебе станет тяжело. От этого всего. Потому что невозможно. Ты не обязан, ты не обязан слушать все, что я вспоминаю и чувствую... - Володя усмехнулся. - Предупреждая вопрос, и я не обязан, но меня не напрягает, когда это происходит. А с собой... напрягает... Потому что мне не хочется слышать "закрой рот и помолчи наконец уже", приходится говорить это самому себе, потому что... потому что невозможно так... Извини... Реально извини, я не знаю, что это вдруг. Володя знал. Знал, потому что так ощущалось это "меня кто-то слушает, да?", то самое "дорвался", но отмахнуться от ощущения "будешь много говорить - быстро надоешь" он не мог. Не получалось. Потому что много лет перед этим он слышал именно это. Включая маму. Потому что рассказывал не то, что она хотела слушать. И не то, что хотели все. А то, что хотел говорить он. А потом он перестал хотеть. И только недавно вот начал. Когда внезапно почувствовал, что можно. - Ты говори, Володь. Говори. Потому что со мной очень долго никто не говорил. Даже мама. Она ругала и отчитывала в основном. Девушки тоже не говорили особо. Я сам не особый любитель разговоров, но меня прет, когда мне - вот персонально мне! - кто-то что-то рассказывает. Это значит - что я есть, я существую, понимаешь? А может, я и сам полюблю разговоры, вон, треплюсь сколько... И, если бы ты знал, как меня проперло, когда ты мне... во время близости все это говорил. Я от одних слов твоих чуть не кончил, реально. Поэтому... вряд ли мне это надоест. Мне с детства этого не хватало. - Ну во время близости-то одно, там слова всякие приятные и вообще... Люди любят, когда говорят о них. Я хороший журналист, Макс, именно поэтому хороший, потому что я слушаю и разговариваю с людьми о них. А о себе разговаривать страшно, потому что это неинтересно, как правило. Вот как звучит у меня это в мыслях, понимаешь? Хотя я подозреваю, мне очень хочется так думать, что ты ощущаешь все по-другому. Но это слишком часто у меня повторялось, чтобы я мог так быстро от этого отойти... Володя вздохнул. Он сам не понял, как они от обсуждения приятной вещи перешли к его проблемам, и зачем. Но так получилось. - Знаешь, что я хочу сейчас, наверное, - внезапно продолжил он. - Одну песню тебе показать. Не свою, ты наверняка ее знаешь, она очень старая. Но я вчера ее вспомнил, когда мы стояли в кабинете обнявшись, и я смотрел в окно. Она короткая. Хочешь? - Конечно, хочу, - кивнул Макс. - Очень хочу. А пока мы идем - Володь, а ты точно уверен, что во время близости ты говорил обо мне? Я слышал тебя и то, как ты говоришь о себе. Как ты думаешь, ты ощущаешь, ты воспринимаешь... происходящее, и меня в частности. И вот это единение... оно перло. И то, что ты хочешь говорить о своих чувствах и ощущениях - и говоришь, а я хочу слушать - и слушаю. Говорить я там пока не сильно могу, но я... Научусь. Пойдем песню слушать? - А вот не знаю, - задумчиво отозвался Володя. - Я тогда не думал, я просто говорил, потому что оно шло само. Так что может обо всем, что происходит, действительно и говорил. Пойдем. Гитара была в комнате, где ее и оставили. Володя проверил струны, вспомнил пару аккордов и глянул на Макса. - Песня старая, я ее ещё в универе выучил. Потому что она мне понравилась очень. Ну и потому, что она была короткая и я мог ее освоить. И ты ее наверняка знаешь. Но она у меня ассоциируется у меня с чём-то глубоким и романтичным, и возможно немного с тем, что я хотел сказать вчера, но не подобрал слова... В общем, слушай... Он начал играть - аккорды шли сами собой, потому что играл он ее много раз. Шутка ли, выучил столько лет назад и до сих пор помнит. - Сидя на красивом холме, Я часто вижу сны, и вот что кажется мне, Что дело не в деньгах, и не в количестве женщин, И не в старом фольклоре, и не в новой волне. Но мы идем вслепую в странных местах, И всё, что есть у нас - это радость и страх, Страх, что мы хуже, чем можем, И радость того, что всё в надежных руках. И в каждом сне Я никак не могу отказаться И куда-то бегу, но когда я проснусь, Я надеюсь, ты будешь со мной... - Я знаю эту песню, - сказал Макс, когда Володя допел. - Это Аквариум, кажется. Я пою так себе, поэтому не стал подпевать, но все равно... люблю её очень. До Ундервуда самая любимая была. Спасибо, Володя. - Да пожалуйста... У меня некоторое количество любимых, но я давно не играл, а тут вот что-то захотелось... Но когда я проснусь, я надеюсь, ты будешь со мной... Вообще он и правда давно не играл, потому что напрочь забыл, что если перетянуть колки, то можно получить не очень хороший результат, а именно... Струна порвалась, обжигая пальцы, шестерка, конечно, не менял он их давно... серебряные старые... Володя зажмурился, едва заметив кровь, только этого не хватало... потому что, ну потому что... - Черт... - выдохнул он, наощупь откладывая гитару. Ещё не хватало тут хлопнуться в обморок как последняя барышня, дыши, блин, ты же знаешь, как что... Глупость какая, бояться собственной крови, а вот же ж, никуда не денешься. Чужая - ладно, как ни странно, а своя - все, пиздец. - Так, что там у тебя? Володь? Тот реально побледнел так, что едва не хлопнулся в обморок. Кровь? Порезался струной? Не такая травма, чтобы в обморок падать. Но Володя сжался, зажмурился, как от страха... А! Это проще. - Володя, ты слышишь меня? Посмотри на меня! Ты боишься крови? - Своей боюсь. Слышу, но смотреть не буду. Блин, он прямо чувствует, как она ему по пальцам течет. Так... дышать, дышать, дышать, вспоминай давай, где у тебя перекись валяется... - Аптечка на кухне... Вроде... Я не помню, где... я давно не травмировался вообще никак... - Володя глубоко вздохнул, чувствуя что, если замолчит - реально отъедет. - Я сейчас ничего не помню. - Ты давай, просто говори мне что-нибудь, - улыбнулся Макс. Он уже понял, что делать. Аптечка! Ну Володька даёт. Пока Макс будет искать аптечку, Володька уедет крышей. Володя слышит, что Макс ушел куда-то и быстро вернулся, даже не успел усилиться шум в ушах. - И нахуй шифер разметааало, - напевая, он вернулся в комнату. - Дай руку, Володь. Влажная салфетка и пластырь, дежурный набор на полях. Привычка таскать с собой. Все время пригождается. - В страду на поле никто тебе аптечку не поднесёт, поэтому первая помощь всегда при себе. Все! Готово. Чисто, сухо и ничего не течёт. Можно вроде бы и открывать глаза, но Володя не открывает, утыкаясь в Макса. Голова тупая и кружится, в ушах где-то шумит, не так, как пару минут назад, но все же. Нужно за что-то держаться, и он держится за Макса, потому что Макс рядом и Максу не страшно. - Спасибо, - шепчет он, но держится, потому что... потому что так быстро это все не проходит. - Все хорошо, Володь, - повторяет Макс. И обнимает, и гладит, и переплетает пальцы на здоровой руке. - Я с тобой, все в порядке, мы тут вместе, вот я, - он берёт Володину пострадавшую руку и целует его в ладонь. - Держись за меня, не бойся ничего, ну все прошло уже, ничего, ничего... - Я потому капусту и не люблю резать, что обязательно порежусь, вот сто процентов. Я когда один жил как-то давно ещё, только переехал сюда, вообще три месяца не готовил. Не мог. Пока ножи нормальные не купил. Рука рабочая, обидно как, а ему ещё интервью доделывать. Ну как так, а? Но вроде уже лучше и в ушах не шумит, и Макса он уже обнимает просто так. - Спасибо, - снова шепчет Володя, чуть сжимая переплетённые пальцы. - Просто спасибо... Я... "Ну-ну, расскажи ему ещё, как надо тобой из-за этого как-то ржали".