***
Мо Жань открыл глаза, когда солнце уже было на высоте трёх шестов. Забравшись в постель после сытного ужина, он ждал учителя, чтобы извиниться за грубость, но не заметил, как уснул. Тревожно оглядевшись, Мо Жань облегчённо выдохнул, найдя его свернувшимся калачиком на самом краю широкого кана. На письменном столе Мо Жань заметил какие-то чертежи и тут же увидел, что тонкие пальцы учителя, точно у прилежного ученика, выпачканы чёрной тушью. Подумав, что Чу Ваньнин наверняка всю ночь не сомкнул глаз, Мо Жань придвинулся и с улыбкой накрыл его одеялом. Кан пускай медленно, но остывал, и кому-то из них стоило позаботиться о растопке. «Схожу по нужде, заодно и угля принесу, пока ты не посинел от холода, — не в силах перебороть давнее желание, Мо Жань осторожно завёл за ухо Чу Ваньнина непослушную прядь волос. Сомкнутые веки Чу Ваньнина едва заметно дрогнули, а на лбу появилась знакомая напряжённая складка. — И как же интересно я должен бросить тут этого растяпу?» Больше всего ему хотелось, как после их последнего пробуждения в одной постели, поцеловать плотно сжатые губы учителя, но Мо Жань так и не решился. В опасных ситуациях сон Чу Ваньнина был слишком чутким, а в то утро в монастыре ни им, ни миру уже ничего не угрожало. Мо Жань осторожно, стараясь не потревожить учителя, перелез через него и, облачившись в своё заботливо просушенное учителем накануне ханьфу, распахнул двери и оказался в занесённом сугробами внутреннем дворике. Он отошёл к северной стене дома и, воровато оглядевшись, наконец с наслаждением опорожнил переполненный мочевой пузырь. За ночь буря окончательно утихла, мягкие снежинки, искрясь в солнечных лучах, кружились над головой, падая на его волосы и плечи. Закончив, Мо Жань хотел было вернуться во флигель, прихватив немного угля, но передумал. Он заметил немолодую, но весьма подвижную женщину в простом стёганом мяньпао. В руках она несла огромную корзину, полную выстиранного белья. «Вот ты-то мне и нужна, — Мо Жань лукаво усмехнулся, — может, если хорошо покажу себя перед прислугой, госпожа тоже проявит снисходительность?» Проверив, в порядке ли его одежда, Мо Жань легко перемахнул через плетёный забор и оказался на половине хозяина поместья. Простая работа вовсе его не страшила, поэтому было совсем не трудно предложить этой женщине помощь. — Доброго здоровья, тётушка! — Мо Жань помахал ей с очаровательной улыбкой. Обычно женщины постарше находили его «славным юношей», и простой в обращении Мо Жань довольно легко завоёвывал их симпатию. Однако здешняя служанка оказалась не слишком-то дружелюбной. — Тётушка? Глядите-ка, неужто Небеса послали мне ещё одного племянника? — проворчала она, скосив на него большие чёрные глаза. — Лицом-то он хорош, да жаль умом не вышел. — Вот зря вы, тётушка, меня браните, — хотя он и изобразил обиду, но взгляд, обращённый на служанку, остался угодливо ласковым. — Я — Мо Вэйюй, просто хотел помочь вам развесить бельё. Он потянулся было к большой корзине, но служанка упрямо прижала её к себе. — Да не нужна мне никакая помощь, — она сердито насупилась, — что я, по-твоему, настолько старая, что и бельё развесить не могу?! «Вот же упрямая карга», — ругнулся про себя Мо Жань. «Тётушка» оказалась с характером, но и ему настырности было не занимать. — Тётушка, да вы о чём это? — брови Мо Жаня изумлённо взлетели вверх. — Нехорошо такой красавице в самом расцвете лет называть себя старой. Я ведь из одного уважения назвал вас тётушка, а не старшая сестрица! Зачем так жестоко шутить?! Хотя на вид его «красавице» было не меньше пятидесяти, назвав её так, Мо Жань не выказал ни малейшего смущения, словно сказанное являлось чистой правдой. Сначала служанка ошарашенно на него уставилась, но затем вдруг громко расхохоталась. — Ах ты льстивый черепаший сын! — поставив наконец корзину, она весело шлёпнула Мо Жаня по заднице влажным полотенцем. — Видала я врунов и похлеще, но такого наглого, что безо всякого стыда кидает на землю небесные цветы, ещё не приходилось! Ладно уж, молодой герой, спасай свою красавицу, — служанка указала на бельё, — только смотри, чтобы не было складок. — За это не волнуйтесь, тётушка, — улыбнулся ей Мо Жань, и на его щеках появились медовые ямочки, — по части развешивания белья мне нет равных! Хотя этот достопочтенный немало лет провёл в роскоши, наслаждаясь жизнью избранного сына Небес, чьи даже самые безумные прихоти тут же исполнялись, им было не перечеркнуть тяжёлые годы нищеты. Когда мать Мо Жаня заболела, почти все заботы пали на его плечи, так что он не сильно приукрасил действительность. Мо Жань самозабвенно хлопал и тряс влажное бельё, точно всю жизнь этим занимался. — Надо же, — цокнула языком служанка, с довольным видом любуясь его работой, — и чего же ты хочешь за свою помощь? Только не говори, что поцелуя такой небесной феи, как я, будет достаточно. Она опять громко рассмеялась, всплеснув руками. — Ну что вы, тётушка, о таком просить я бы не посмел, — Мо Жань якобы смущённо отвёл глаза. — Мне всего-то надо, чтобы кто-то замолвил за меня словечко перед вашей госпожой. — Тут, что ли, хочешь остаться? — её брови сошлись на переносице, отчего лицо сразу же приобрело сердитый вид. Пожалев, что слишком поторопился с просьбой, Мо Жань быстро сложил руки у груди и отвесил ей почтительный поклон. — Мой учитель — по-настоящему великий человек, достойный восхищения, сильнейший из совершенствующихся, однако в домашних делах неопытен, точно малое дитя. Он ведь даже кан себе растопить не сумеет, а если и сумеет, провозится с ним так долго, что непременно замёрзнет и подхватит простуду. Служанкам запрещено заходить в его флигель, значит, и готовить для учителя будет некому, а всё, что он умеет делать — острые вонтоны, которые сам ни за что не станет есть. Одежду он стирает плохо, а уж подмести пол или пыль убрать учителю и в голову не придёт. Потому я и хочу остаться и присмотреть за ним. Клянусь, что местные девушки нисколько меня не прельщают. Прежде чем стать учеником знаменитой школы Пика Сышэн, я принял обет безбрачия. «Да что уж там мелочиться, — понимая, что совсем заврался, хмыкнул про себя Мо Жань, — сказал бы, что ещё подростком сам себя оскопил. После моего упёртого стояния на коленях в снегу эта простушка поверила бы во что угодно». — Взгляните, тётушка, — он поднял руки, демонстрируя свои широкие, покрытые подсохшими ссадинами ладони, — я крепкий парень, не гнушаюсь никакой работы, могу помогать по хозяйству или… да хотя бы возьмусь правильно расположить эти ваши талисманы. А то висят тут вверх ногами, какая от них польза? Мо Жань указал на северную стену главного дома, облепленную бумажными талисманами. Начертанное на них киноварью заклинание хоть и было верным, но в таком положении не только не отпугивало, а скорее привлекало нечисть. — Будто ты, щенок, что-то в этом понимаешь? — ядовито фыркнула служанка, окинув его недоверчивым взглядом. — Да тут и понимать-то нечего, — Мо Жань лишь пожал плечами, ткнув пальцами в потрёпанный уголок бумаги. — Вот, например, иероглиф «кровь», разве он правильно начертан? — Мне-то почём знать! — служанка, видимо, была неграмотной, потому смутилась и рассердилась ещё больше. Она подошла к стене и, резко сорвав талисман, швырнула его себе под ноги. — Старый скорпион, даже тут обвёл меня вокруг пальца! Развернувшись на каблуках, она отправилась было в сторону главного дома, но остановилась, чтобы ещё раз взглянуть на Мо Жаня. — Как развесишь бельё, займись этими… штуковинами, — она недовольно поморщилась, словно припомнив о чём-то гадком. — Если хорошо со всем справишься, так уж и быть, позволю приходить сюда, но только утром, пока не рассвело. Можешь прибирать во флигеле, топить кан или стирать одежду. Горячую еду твоему учителю будут оставлять на кухне, а вот тебе, льстивый проныра, там точно делать нечего. «Вот так тётушка, — Мо Жань едва не раскрыл рот от удивления, — я что, заигрывал с самой госпожой Яньлинь? И чего это ей взбрело в голову собственными руками таскать корзины с бельём?» — Как будет угодно госпоже, — он снова поклонился, опасаясь её рассердить. — Спасибо, что позволили войти и остаться на ночь. Мне жаль, что доставил вам столько беспокойства. На тонких губах госпожи Яньлинь появилась довольная усмешка. — Ай да племянничек у меня, гляди-ка, какой почтительный, — подойдя, она хищно прищурилась, буравя его глазами. — Увижу, что за моими служанками волочишься, возьму нож побольше и лично отправлю твой нечестивый корень на свидание с Янь-ваном. — Нет-нет, тёт… то есть, добрая госпожа, — Мо Жань замотал головой, стыдливо отводя взгляд, — ничего этого не будет! — Смотри у меня, — она бесцеремонно ущипнула его за щёку, чего отвыкший от подобного обращения Мо Жань никак не ожидал. — И нечего так на меня таращиться, паренёк, — с усмешкой бросила она напоследок, — только старухи весь день сидят сложа руки, так что сил для работы у этой госпожи ещё полно. Мо Жань решил, что, проведя большую часть жизни в бедности, госпожа Яньлинь просто не могла отвыкнуть от ведения домашних дел. Ещё он подумал, что манеры хозяйки могли сыграть с ней злую шутку. Вздумай она так фамильярно вести себя с Чу Ваньнином, и кто знает — может, на одного несчастного призрака в этом поместье станет больше. Когда фигура госпожи Яньлинь скрылась за углом главного дома, Мо Жань продолжил возиться с бельём, стараясь сделать всё как можно быстрее. Кан во флигеле всё ещё не был растоплен, а холод мог прервать сон учителя. От обилия сырых одежд, полотенец и простыней пальцы Мо Жаня быстро заледенели, их то и дело приходилось отогревать с помощью ци. Наконец покончив с работой, он поспешил вернуться во флигель. Быстро растопив кан, Мо Жань ловко разжёг жаровни и тихо словно мышь выскользнул наружу. Когда он вернулся, учитель всё ещё спал, обхватив себя руками, и от его сиротливого вида у Мо Жаня болезненно защемило сердце. Лечь рядом, обнять его, крепко прижав к груди — о таком в своей новой жизни этот достопочтенный мог только мечтать. Но у Мо Жаня осталось ещё одно поручение, выполнить которое было необходимо, ведь иначе заботиться об учителе ему не разрешат. Проходя мимо заднего двора, Мо Жань вдруг крепко задумался, глядя на оставленную там пустую корзину. «Бросить её здесь и просто уйти, или отнести в павильон для прислуги?» — он в нерешительности топтался на месте. Ему запрещалось заходить на женскую половину, но ведь там тоже было полно защитных талисманов, которые стоило разместить как положено. Если так, отнести корзину Мо Жань был просто обязан, иначе всё выглядело бы как пренебрежение к возложенному на него поручению. Сделал дело, а корзину бросил посреди двора, где то и дело шёл снег — хорош же работничек. «Ладно, просто оставлю её возле западного крыльца, — Мо Жань нехотя поднял корзину с земли. — Там ходит много служанок, кто-нибудь занесёт её внутрь». На исправление всех обнаруженных талисманов ушло немало времени, однако обычный человек потратил бы на это весь день. Мо Жаню не нужно было касаться талисманов, чтобы их перемещать, а вот слугам госпожи Яньлинь понадобились бы лестница и верёвка. Увлечённый своим делом, он не заметил, как оказался в павильоне, стеной растущего бамбука скрытом от внутреннего двора. На террасе, окружающей дом, было непривычно тихо, отчего комнаты за занавешенными бумагой окнами казались нежилыми. «Поглощающий звук барьер? — тут же догадался Мо Жань. — Интересно, зачем им такое? Тётушка что, пытает там мужиков, застуканных со служанками?» Мо Жань медленно подошёл к дому и огляделся. Корзина для белья всё ещё была у него в руках, и при встрече с кем-то из обитателей поместья Мо Жань просто сказал бы, что заблудился, пытаясь вернуть её на место. Сначала они с учителем не заметили в главном доме ничего особенного, но сейчас, когда снег перестал валить густыми хлопьями, Мо Жань увидел, что весь западный фасад здания был сверху донизу увешан красными дощечками особых талисманов. Бегло осматривая стену, чтобы узнать их назначение, Мо Жань то и дело выхватывал взглядом зловещие слова: «гроб», «смерть», «проклятие девяти поколений», «забвение» и другие иероглифы, которых там вообще не должно было быть. От мелькнувшей в голове догадки он поражённо застыл на месте. «Это же просто грубая подделка, — Мо Жань хмуро свёл брови, — но если не уметь читать, то и не отличишь от настоящих. Даже тот старый осёл, их учитель Гу, справился лучше». Иероглифы на перевёрнутых талисманах принадлежали кисти кого-то бесталанного, но довольно старательного. Некоторые талисманы содержали глупые ошибки, но большая часть исправно отгоняла нечисть — проблема была только в их неправильном положении. Однако то, что Мо Жань видел сейчас перед собой, будто вышло из-под кисти озлобленного ребёнка. В голове совсем некстати всплыла давняя расплывчатая сцена: он сидел за столом, сердито насупившись, как всякий раз, если что-то не получалось сразу. Учитель сидел рядом, его холодное отрешённое лицо было очень близко, а глаза внимательно следили за каждым движением. Он держал правую руку Мо Жаня и мягко направлял, показывая, с какой силой нужно давить на бумагу. Почерк Мо Жаня — смешной и корявый, но когда ему наконец впервые удалось нарисовать иероглиф, не заляпав всю бумагу чернилами, его лицо озарилось светлой улыбкой. Как отреагировал учитель?.. Он похвалил его? Конечно нет, это невозможно. Но всё же, смутно припоминая выражение его лица в тот момент, Мо Жаню казалось, будто взгляд учителя был тёплым и вовсе не раздражённым, хотя ему пришлось потратить уйму времени, прежде чем этот бестолковый ученик начал делать первые успехи. — Все эти талисманы бесполезны, а некоторые даже могут навредить, — голос учителя за спиной заставил Мо Жаня вздрогнуть и обернуться. Облачённый в меховую накидку Чу Ваньнин стоял немного позади него. Кружащиеся снежинки, точно лёгкая пудра, мягко опускались на его волосы и плечи, искрясь в лучах по-весеннему яркого солнца. В отличие от вчерашнего, этот день вовсе не был морозным, но Мо Жаню отчего-то показалось, что именно сегодня учитель впервые озяб, несмотря на тёплую одежду. — Кто-то хочет наложить проклятие на весь дом? — Мо Жань невольно ему улыбнулся. Радость от того, что учитель наконец-то проснулся и сейчас просто был рядом — странное, почти забытое ощущение из далёкого детства — в один миг до краев заполнила его сердце. — Скорее, кто-то очень не любит хозяйку и её сына. Взгляни, тут только два имени, и оба нам знакомы, — словно уловив его настроение, Чу Ваньнин немного поспешно отвёл глаза. — За всю ночь я не обнаружил ни одной твари ни внутри, ни за стенами поместья. Со столь сильным источником тёмной ци это невозможно — они должны были слететься сюда, как мошкара на свет лампы. Хотя обсуждали они довольно серьёзные вещи, глупая улыбка так и не сошла у Мо Жаня с лица. — Значит, наш загадочный паук сплёл паутину в поместье и прогнал всех прочих хищников, чтобы не мешали его охоте? — Или не хочет, чтобы эти хищники разрушили паутину и уволокли из неё нечто куда более сокровенное, — снова подняв на него глаза, ответил Чу Ваньнин. — Что вы имеете в виду, учитель? — удивился Мо Жань, озадаченно склонив голову набок. — Что для паука ценнее его добычи? Чу Ваньнин молчал какое-то время. Теперь взгляд его красивых тёмных глаз казался холодным и безразличным, но Мо Жань понимал: учитель лишь скрывает свои подлинные чувства. — Это сейчас не столь важно. — Чу Ваньнин сложил пальцами обеих рук печать, и таблички на главном фасаде вспыхнули, но не загорелись — безвредное для древесины особое духовное пламя подчистую слизало исковерканные надписи. — Для мух паук злейший враг, но людям его охота приносит только пользу. Чтобы понять, кого именно наш паук считает добычей, нужно видеть всю картину целиком. Единственная зацепка — с первого лунного месяца в Шу всё время идёт снег. И если некоторые мои догадки подтвердятся… Возможно, окажется так, что демон просто не может уйти отсюда. — Учитель, вы так и будете говорить загадками? — Мо Жань нетерпеливо вскинул бровь. — Мо Жань, вчера я кое-что видел, но пока нет уверенности, этот разговор лучше отложить, — Чу Ваньнин напряжённо поджал губы. — Сейчас тебе нужно вернуться в город и найти Ши Мэя и Сюэ Мэна. Убедись, что они в порядке и хорошо размещены. Мне нужно, чтобы вы трое почаще бывали на людях. Слушайте всё, о чём говорят местные жители — часто сплетни и пересуды помогают дойти до истины. Сегодня в Шу пройдёт очередное шествие к храму Лун-вана, людей там будет много, и вы сможете легко затеряться в толпе. Хотя Мо Жаня мучила досада — учитель явно знал больше, чем говорил, одновременно с этим его всё ещё не покидало странное приятное волнение. Мо Жань почти ничего не помнил о своей юности — воспоминания были расплывчатыми и порой возникали в голове случайно, как совсем недавно. Будучи императором, он мог разделить с учителем только постель — и даже это не было добровольным. Сколько бы раз они ни переплетались на ложе, ненормальный голод внутри Мо Жаня не унимался. В нём обитал ненасытный прожорливый зверь, которого он умел ненадолго усмирять только через похоть и разрушения. Оскверняя тело учителя, оскверняя всё, во что тот верил и что защищал, растаптывая чужие жизни и ломая судьбы… только так Император, наступающий на бессмертных, ненадолго испытывал удовлетворение. Но сейчас, даже когда все его прикосновения и поцелуи были вырваны украдкой и почти случайны, а великие завоевания остались в далёком прошлом, просто от того, что они с учителем вместе бились над решением тайны, глубинная подкожная тоска Мо Жаня медленно таяла, как воск свечи. — Этот ученик станет вашими ушами и глазами в городе, не беспокойтесь, — счастливо улыбнулся Мо Жань. Чу Ваньнин вдруг замер и посмотрел на него как-то иначе, внимательно и чуть удивлённо. Наконец он протянул ладонь — на ней лежал бледно-розовый цветок яблони, особая техника Бессмертного Бэйдоу. — Возьми его, так ты сможешь связаться со мной, если понадобится. Поблагодарив учителя, Мо Жань бережно, точно сокровище, взял лепесток и спрятал в рукаве. Немного помешкав, он всё же задал мучивший его вопрос: — Учитель, те пилюли, что дала Не Юнсу… они ведь всё ещё действуют? Лекарство, что передала им небожительница после небесного сражения, имело необычное свойство: оно не давало человеку замёрзнуть, удерживая тепло. Змеи плохо переносили холод, а пилюли сделали из линьки редчайшей змеи, сбрасывающей шкуру лишь раз в жизни. И всё же сила пилюль не была безграничной, а зима в Шу имела неестественное происхождение, и Мо Жань невольно переживал. — Почему ты спрашиваешь? — чуть нахмурился Чу Ваньнин, подозрительно уставившись на него. Решив, что такой гордый человек, как его учитель, нипочём не признается в своей слабости, Мо Жань как можно серьёзнее произнёс: — Этот ученик просто немного волнуется. Демон мог показать далеко не всю свою мощь. Иметь небольшое преимущество вовсе не плохо. — Не волнуйся, — чему-то тихо усмехнувшись, ответил Чу Ваньнин, но в его взгляде на мгновение словно мелькнула растерянность, — просто постараемся закончить раньше, чем демон развернётся в полную силу. Решив больше не испытывать терпение учителя, Мо Жань отвесил вежливый поклон и покинул поместье.***
Оказавшись за воротами, Мо Жань сразу же заметил знакомую повозку, стоявшую на противоположной стороне извилистой улочки. Несмотря на ранний час, в городе громко играла музыка, и Мо Жань невольно вспомнил о предстоящей церемонии. Надеясь найти внутри повозки кого-то из соучеников, он ускорил шаг и почти тут же нос к носу столкнулся с Сюэ Мэном, выскочившим ему навстречу. — Чертов пёс, — он сердито схватил Мо Жаня за рукав, — где тебя носило всю ночь?! Дай-ка угадаю, развратничал в весёлом доме или пил вино, играя в кости?! Тебе повезло, что учитель не знает, где ты был и чем занимался, но погоди, я всё расскажу, когда он вернётся! Хотя глаза Любимца Небес метали молнии, а железные пальцы безжалостно сдавили руку Мо Жаня, тот лишь притворно ласково улыбнулся в ответ: — Братик Мэн-Мэн потерял братика А-Жаня? Глаза братика такие красные, а личико такое бледное, видно, всю ночь проплакал от беспокойства, — не переставая улыбаться, Мо Жань легко потрепал его по щеке. — Но теперь я здесь и братику Мэн-Мэну не о чем тревожиться, никакие страшные снежные демоны его не тронут. Растеряв все слова от возмущения, Сюэ Мэн тут же оттолкнул его руку. Так ничего и не ответив, он зло плюнул Мо Жаню под ноги и, резко развернувшись, пошёл к повозке, крепко сжимая кулаки. — Ладно, погоди, — Мо Жань легко нагнал его, ухватив за плечо, — я же просто шучу, дурака валяю. Эту ночь я провёл рядом с нашим учителем, спроси потом, он всё подтвердит. — Ты был в доме этой… какой-то там госпожи? — опешивший Сюэ Мэн уставился на него с подозрением. — Му Сяолун сказал, что туда пригласили только учителя, а ты вроде как остался за воротами. Глупая псина, и не надоело тебе врать?! Он снова ускорил шаг, словно сбегая от разговора. — Да я самого Яму призову в свидетели! — Мо Жань решительно преградил ему путь. — Я был там, и пока вы двое сладко спали, чуть не околел от холода. Меня впустили лишь потому, что во время страшной метели я на коленях стоял у запертых дверей, пока ждал возвращения учителя. Он сам завёл меня внутрь, сам обработал раны и даже согрел мне воды для купания, — лицо Мо Жаня поневоле расплылось в улыбке, а глаза заблестели, и внимательно наблюдавший за ним Сюэ Мэн едва не поперхнулся от возмущения. — Но если бы не мои старания, здоровье учителя сейчас тоже было бы в опасности. Зато теперь я смогу приходить в поместье каждый день, топить кан и прибирать его флигель. Прежде чем бранить меня, лучше бы спросил обо всём по-хорошему. — И кто это тут сладко спал? — из рассерженного тон слушавшего его хвастливую болтовню Сюэ Мэна сделался обиженным. — Мы с Ши Мэем весь город перевернули, пока тебя искали. Неужели учитель не мог нас предупредить? Уличная музыка становилась всё громче, её разбавлял гомон голосов да крики встревоженных птиц, взмывающих в небо. — Я ведь чуть не умер, слышал? — самодовольно подмигнул ему Мо Жань. — Боюсь, ему было не до того. Кстати, что там Ши Мэй, он же в порядке? Мо Жаню вдруг стало нестерпимо стыдно: за всё это время он ни разу не вспомнил о своём любимом человеке. Сюэ Мэн, разумеется, не стал бы лгать, Ши Мэй искал его и тревожился, а сам Мо Жань фактически бессовестно изменял ему, думая невесть что про учителя. Все эти воспоминания… Мо Жань от досады едва не ударил себя по лбу. — В порядке, — равнодушный голос Сюэ Мэна вернул его в реальность. — Ши Мэй сейчас спит. Я не стал будить его, к тому же… Громкий звук взорвавшихся фейерверков не дал ему договорить. В один миг узкая улочка заполнилась людьми, пёстрой рекой текущими к главному городскому храму. Шествие возглавлял высокий лысый мужчина, облачённый в монашескую власяницу. Обвязав щиколотки и шею цепями, он брёл, низко опустив голову в сопровождении последователей и процессии скорбящих горожан. В толпе многие плакали, кто-то истово молился, перечисляя свои благие дела, кто-то без устали отбивал поклоны, а иные просто глазели по сторонам, перешёптываясь с соседом. Позади всех уже знакомые Мо Жаню лавочники несли четыре жёлтых шёлковых флага, на которых красной тушью были написаны иероглифы «весна», «солнце» и «тепло». Поскольку церемония сопровождалась не только залпами фейерверков, но и громкой музыкой, разговаривать было трудно. Однако за ударами гонгов и бряцанием тарелок Мо Жань всё же смог перекинуться с братом парой слов: — Ты знаешь, где будет разыграно представление? — в глазах Мо Жаня сверкнули озорные искры. — В главном храме, — ни о чём не подозревая, Сюэ Мэн кивнул в сторону городских ворот, — идём за мной. Задумав небольшую шалость, Мо Жань заметно оживился. За две свои жизни он видел достаточно обманщиков и авантюристов, более или менее удачно выдававших себя за заклинателей, и если человек в цепях был тем самым мастером, что развешивал защитные талисманы, жестоко подшутить над ним было даже полезно. Простые горожане имели право знать, кто здесь беззастенчиво водит их за нос. Из-за того, что возглавлявшие процессию мужчины в белых траурных одеждах несли на плечах тяжёлые носилки в виде трона с большим деревянным идолом Лун-вана, колонна двигалась медленно, то и дело останавливаясь и спотыкаясь о сугробы. Используя цингун, ученики Чу Ваньнина быстро отыскали главный городской храм и, перемахнув через высокие ворота, скрылись в глубине холодного здания, освещённого множеством зажжённых свечей. — Что это там посреди двора, неужели жертвенник? — спросил Мо Жань, оседлав широкую деревянную балку под самым потолком. В храме не было окон, потому, чтобы наблюдать за церемонией, им пришлось забраться на самый верх, где между рассохшимися деревянными столбами виднелась достаточно широкая кривая прореха. — Похоже на то, — усмехнулся Сюэ Мэн, устроившись рядом. — Говорят, один из рьяных последователей этого настоятеля Гу недавно умер из-за сильной простуды. Он четыре дня кряду бился о жертвенник головой и заставлял квакать привезённых с юга лягушек. Местные считают, что их «пение» услаждает слух царя драконов. — А лысые мужики в цепях, видимо, услаждают взор, — мрачно пошутил Мо Жань, разглядывая высокую тощую фигуру настоятеля Гу. На вид этому мужчине было лишь слегка за сорок, но держался он так, словно был намного старше и солиднее всех присутствующих. — Что за чушь, где этот пройдоха лягушек достал? — рассказ звучал так дико, что Мо Жань сразу же в нём усомнился. Сюэ Мэн явно чересчур доверял местным сплетникам. — Разве зимой они не спят? — Мне-то почём знать? — Сюэ Мэн лишь пожал плечами. — Болтают, что сюда их привезли в пяти бочонках, но половина перемёрзла ещё в дороге. Когда широкий храмовой двор до отказа заполнился людьми, из толпы вышли трое мужчин, одним из которых был Му Сяолун. Второй — седой и слабый на вид старик в дорогой шубе, однако надета она была на простое домашнее платье. Видимо, человек этот был нездоров и недавно поднят с постели. Третьим оказался чиновник в широкой меховой накидке. Каждый из них держал в руках по толстой курительной свече. Оказавшись посреди храмовой площади, они водрузили свечи на жертвенник, а затем каждый по очереди совершил обряд тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья перед деревянным троном Лун-вана. — Это и есть местный староста? — Мо Жань указал на трясущегося от холода старика в шубе. — Да, господин Юй, — Сюэ Мэн кивнул. — Вид у него неважный, характер, говорят, ещё хуже. А тот, что рядом с ним — Ду Дэшэн — начальник городской стражи, тоже не самый приятный тип. Когда с совершением коутоу было покончено, стоявший за их спинами настоятель Гу закрыл глаза и, упав коленями в снег, стал истово и громко молить Лун-вана ниспослать жителям Шу свою милость. Видимо, чтобы показать царю драконов беду, обрушившуюся на город, подручные настоятеля то и дело обсыпали деревянный идол снегом, а другие, вооружённые пиками и кнутами, иногда рассекали ими воздух, показывая тем самым, как их божество сокрушает злых духов и свирепых демонов. Выглядело всё это действо скорее смешно, чем торжественно, и более всего напоминало Мо Жаню дешёвое уличное представление. — Откуда ты знаешь, что они за люди? — усмехнулся он, складывая расправленные в стороны ладони у рта. — Слуга господина Му оказался уж очень болтлив, — заметив его жест, Сюэ Мэн тут же нахмурился. — Эй, пёс, чего это ты задумал?! — Это представление такое скучное, — озорная усмешка Мо Жаня не сулила собравшимся внизу ничего приятного, — хочу немного расшевелить их. Явно встревожившись, Сюэ Мэн затряс было головой, но Мо Жань уже вытянул шею и, использовав простейшее заклинание изменения и усиления голоса, громко и торжественно воззвал: — Праведные жители Шу, великий царь драконов Лун-ван здесь и внял вашим молитвам! И не сыпьте больше на меня снег, это довольно неприятно, кхе-кхе… Он басовито закашлялся, и заклинание разнесло раскатистые звуки далеко за пределы храма. Сюэ Мэн хоть и был взволнован, неудержимо прыснул в кулак, да и самого Мо Жаня трясло от смеха. На площади воцарилась такая тишина, что казалось, был слышен стук сердца каждого человека, стоявшего в толпе. Мольбы, плач и стоны стихли, люди таращили испуганные глаза, а явно изумлённый староста принялся вновь исступленно отбивать поклоны. — На что готовы вы, смертные, ради всеобщего процветания и прихода весны?! — с трудом взяв себя в руки, продолжил Мо Жань. Люди внизу словно очнулись. Кто-то радостно возводил руки к небу, многие что-то кричали, а иные уже обнимались, поздравляя друг друга. И только настоятель Гу с мрачным видом поднялся с колен и нетерпеливым жестом велел своим людям проверить храм изнутри. — Внемлите же воле всесильного Лун-вана! Пусть почтенный старейшина Му найдёт самого старого городского пса и в присутствии семи свидетелей трижды поцелует его под хвост! Так я, всесильный Лун-ван, буду знать, что гордыня ваша обуздана, а покорность и преданность мне безгранична! Да пусть свершится это до рассве… Договорить грозный «Лун-ван» не успел — раздался до ужаса знакомый ему звук, напоминающий треск молнии в грозовом небе, а затем обжигающая боль пронзила спину чуть выше поясницы. Если бы не толстые зимние одежды, ему бы наверняка до крови рассекло кожу. Вскрикнув от неожиданности, Мо Жань спрыгнул с балки и тут же встретился взглядом с тем, кого в самом деле легко было спутать с грозным божеством — из глаз Чу Ваньнина от злости только что искры не сыпались, а Тяньвэнь угрожающе сияла, будто вновь готовая ужалить нерадивого ученика. — Ай, учитель! — обиженно воскликнул Мо Жань, неуклюже растирая спину, и невольно ляпнул: — Я думал, вы остались в поместье… — А я думал, что дал поручение своему ученику, а не глупой бестолочи, ни в чём не знающей меры, — процедил Чу Ваньнин, крепче стиснув рукоять оружия. В тусклом полумраке старого храма облачённый в белоснежные одежды Чу Ваньнин с хищно стелющейся по земле ивовой плетью являлся безжалостным воплощением возмездия, которого Тасянь-цзюнь порядком заждался. Испуганный Мо Жань испытывал малодушное желание провалиться под землю сразу к правителю Преисподней, дабы избежать учительской кары. — Я не смог его остановить, простите, учитель, — промямлил пристыженный Сюэ Мэн, спрыгнувший следом за Мо Жанем. Вспомнив, как сам хохотал над выходкой братца, он не осмелился ругать того и стоял, понуро опустив голову. Вдруг тяжёлые двери храма с протяжным скрипом распахнулись, и внутрь вошла процессия людей, возглавляемых настоятелем Гу. Тот водил своим острым носом из стороны в сторону, будто учуявшая добычу крыса. Заметив у дальней стены всю троицу, он замер, важно сложив на своём тощем животе руки. — Знаменитый Старейшина Юйхэн, — настоятель Гу высокомерно поджал губы, — давно хотел познакомиться с вами, премного наслышан о ваших выдающихся способностях. А это, надо думать… — Мои ученики, — сухо прервал его Чу Ваньнин, убирая Тяньвэнь. — И мы не намерены отвлекать вас от празднования. Всего хорошего, настоятель. Настоятель Гу на мгновение оторопел, но тут же взял себя в руки и вперился в Чу Ваньнина яростным взглядом. — Но постойте, — он всплеснул руками, обращаясь одновременно и к тем, кто пришёл вместе с ним, — эти юноши сорвали важнейшую церемонию и не понесут никакого наказания?! Так-то воспитывают учеников школы Пика Сышэн? — Я уже ударил провинившегося, — холодно ответил Чу Ваньнин. Мо Жань следил за их перепалкой, широко раскрыв глаза — пару мгновений назад учитель выглядел так, будто был готов забить собственного ученика до смерти. Но увидев обращённый на настоятеля Гу взгляд Чу Ваньнина, Мо Жань осознал, каковы на самом деле истинные презрение и неприязнь. На него учитель никогда в жизни не смотрел так. Никогда. Даже в прошлом. Сердце Мо Жаня болезненно застучало о рёбра, а в горле будто застрял ком. — И, по мнению уважаемого Старейшины, этого достаточно? — возмутился настоятель Гу, и толпа за ним недовольно загудела, будто встревоженный пчелиный рой. — Более чем, — бесстрастно ответил Чу Ваньнин. — В любом случае, наказание учеников — лишь моё дело. — Неужели Старейшина Юйхэн станет отрицать, что глупые юнцы своим дерзким проникновением осквернили храм Лун-вана?! — настоятель Гу яростно тряс руками, напоминая пытающуюся взлететь тощую цаплю, но выглядел скорее смешно, чем угрожающе. — Я уже не говорю обо всём остальном! — Я весьма сожалею об их выходке, однако, если бы глупцам нельзя было входить в этот храм, — губы Чу Ваньнина презрительно скривились, — боюсь, он бы пустовал. Всего наилучшего. — Вы! — Ду Дэшэн ринулся было вперёд, но настоятель Гу удержал его на месте. — Да кто он такой, чтобы так дерзить вам?! Проходя мимо, Чу Ваньнин даже не удостоил их взглядом. Мо Жань и Сюэ Мэн молча вышли из храма следом за учителем, стараясь не отставать. — Очередной заносчивый щенок, считающий себя первым после Небес, — долетел до Мо Жаня ответ. Настоятель Гу, разумеется, понизил голос, но прозвучало достаточно громко, чтобы смысл его слов дошёл до каждого. Чу Ваньнин даже бровью не повёл — ему всегда было плевать, что о нём думают и говорят окружающие. Зато не плевать было Мо Жаню. «Погоди, жалкая крыса, ты ещё подавишься своими же погаными словами», — Мо Жань до боли сжал пальцы в кулак, безуспешно пытаясь усмирить гнев. То, что Мо Жань сам виноват в случившемся, он будто позабыл. Жгучая злость на мерзкого лже-настоятеля подняла из глубин его перерождённой души что-то тёмное и жестокое, как морское течение подхватывает и выносит на сушу старые обглоданные кости. «Как он посмел?! Кусок дерьма, в лучшие годы этот достопочтенный содрал бы с тебя заживо кожу, а тело сжёг бы и развеял прах над отхожим местом!» Слепая ярость плавила его духовные каналы, заполняя собой целиком, но подняв голову, Мо Жань увидел прямую спину Чу Ваньнина и его покачивающийся в такт резким шагам высокий хвост. Тот удар плетью был скорее унизительным, чем в самом деле жестоким — пустяковое наказание за содеянное. Учитель ведь заступился за него, пускай даже и потому, что старый осёл раздражал его не меньше. Думая только об этом, Мо Жань медленно вдыхал и выдыхал, постепенно успокаиваясь. Сюэ Мэн пытался что-то сказать, но ненадолго встретившись с братом глазами, захлопнул рот и тут же отошёл в сторону. — Учитель, я… — немного хриплым голосом начал было Мо Жань, ещё толком не понимая, что хочет — извиниться или спросить, куда они направляются, как Чу Ваньнин перебил его, остановившись на пустующей улице. — Мо Вэйюй, прибереги оправдания на потом. Сейчас нужно сосредоточиться на том, ради чего мы сюда приехали, — Чу Ваньнин окинул его ничего не выражающим взглядом. — Однако сначала я должен найти кузнеца. Думаю, среди празднующих бездельников его нет. Уловив в интонации учителя язвительную насмешку, Мо Жань едва сдержал улыбку. Они переглянулись с озадаченным Сюэ Мэном, но, памятуя о недавней взбучке, не рискнули задавать вопросы. Этот тихий заснеженный городок нравился Мо Жаню всё меньше и меньше. Белоснежный покров, как изящная фарфоровая маска, нацепленная на лицо уродца, скрыл все его острые углы и изъяны. Хотя в первый день местные жители показались Мо Жаню весёлыми и беспечными, сейчас он понимал — почти каждый из них врал или что-то не договаривал, не желая расставаться с личными тайнами. _____________________________________________________________ Автору есть, что сказать: Мини-спектакль: «Курсы управления гневом (для собак и их владельцев)». Чу Ваньнин (устало): Моя собака совсем отбилась от рук, облаивает прохожих и отказывается выполнять мои команды. Куратор Гу: Кастрация значительно снижает агрессию животных. Мо Жань 0.5: Ублюдок сраный, думаешь, нацепил бейджик, и я тебя не узнаю, сучий сын?! Да я тебя сам кастрирую тупым ножом! Никто не смеет оскорблять учителя! Ты даже не можешь отличить кота от щенка, иди нахуй! Куратор Гу: …Я выпишу вам успокоительное. Чу Ваньнин: Как дать лекарство собаке? Куратор Гу: Это не для собаки. Мо Жань 1.0: Управлять гневом? Чьим? Моего учителя? Это невозможно! Разгневать его проще, чем сосчитать до трёх. Его божественное оружие — грёбаная плеть и грёбаный гуцинь, чтобы не слышать воплей избиваемого! Мо Жань 2.0 (с блаженной улыбкой): Да-да, помню, как сегодня. Уважать и почитать, уважать и почитать. Прекрасный курс. На самом деле без этих курсов мы с учителем шли бы к примирению ещё по меньшей мере сто глав. Подарю-ка лучше брату. Сюэ Мэн: Кто подложил мне этот ёбанный бесплатный курс?! Считаете, у меня проблемы с гневом?! (разрывает буклет на части) Ши Мэй: Говорят, что человек, который никогда не злится, пугает людей гораздо сильнее того, кто порой выходит из себя. Могут ли на этих курсах научить как следует гневаться? Куратор Гу: …