***
За то время, что Чу Ваньнин пытался спасти своих учеников от страшной участи, метель уже целиком поглотила мир. Небо точно стремилось слиться с землёю, столбы снега тянулись до самых облаков, низких, клочковатых и грязно-серых. Немыслимой силы ветер гнал снежную лавину вперёд, по пути с лёгкостью выламывая старые толстые деревья, словно прутья в старой метле. В грязно-серой массе можно было с трудом разглядеть обломки и изувеченные тела животных, не успевших спастись. Посреди этого снежного безумия высоко над землёй парила Сюй Сюэхуа. Ветер вырвал медные кольца из её прически, и длинные чёрные волосы трепетали и извивались, словно змеи, в белом лице не осталось ни капли крови, а горящие алым глаза были точно два угля среди тлеющего пепла. Вероятно, Сюй Сюэхуа уже и не помнила ни о каком ребёнке — причина ярости осталась где-то глубоко в её затуманенном разуме. Жадно поглотив огромное количество тёмной ци, она уничтожала всё на своём пути, не обращая внимания на Чу Ваньнина. Он застыл в собственном барьере, как насекомое в капле золотистой смолы, но никакой барьер не мог остановить этот жгучий холод, медленно сковывающий тело. Казалось, кровь превращается в лёд, а кожа — в тонкий пергамент, что вот-вот рассыпется в прах. Неожиданно Чу Ваньнин заметил, как что-то блеснуло сбоку, точно отсвет металла. Западная часть леса оказалась почти не тронута, потому что Сюй Сюэхуа вела лавину в противоположную сторону. Парой прыжков оказавшись у деревьев, Чу Ваньнин с удивлением обнаружил Сюэ Мэна, по колено бредущего в снегу. Продрогший, уставший и испуганный, он упрямо шёл вперёд, используя взятый где-то меч как посох. — Учитель… — просипел он, обрадованно рванув вперёд из последних сил. — Наконец я нашёл вас! — Зачем ты пришёл сюда?! — заметив, что Сюэ Мэн пытается что-то объяснить, он тут же оборвал его. — Нет, молчи, нет времени, бестолочь. Мо Жань и Ши Мэй внутри поместья, помоги им, вам нужно добраться до города. — Но как? — растерянный Сюэ Мэн явно с ужасом представил, что придётся повторить весь путь обратно. — Учитель, я ведь хотел сражаться рядом с вами! Едва терпящему холод Чу Ваньнину хотелось просто взять Сюэ Мэна за шкирку, как щенка, и закинуть в поместье, но, разумеется, он не мог так поступить. Особенно видя, как страх и решимость в его ученике отчаянно борются, и последняя побеждает. Тронутый этой чистой детской преданностью, Чу Ваньнин невольно смягчился. — Им твоя помощь гораздо нужнее, — спокойно ответил Чу Ваньнин и достал Драконий Талисман. Капля крови упала на нарисованную чешую, и изящный рисунок ожил. Маленький дракончик вспорхнул с бумаги и тут же испуганно и смешно заверещал, вцепившись острыми когтями в плечо Чу Ваньнина, чтобы справиться с ветром. — Этот достопочтенный так давно тебя не видел, но почему ты позвал его на конец света?! Чу Ваньнин, твоё сердце по-прежнему холодно, как булыжник?! — Хватит болтать, — грубо перебил его Чу Ваньнин, бесцеремонно стряхнув с плеча. — Ты должен отнести моих учеников и всех раненых, куда они скажут. — Используешь этого достопочтенного, величайшего из драконов, как вьючного ишака, да ещё для каких-то желторотых юнцов?! Чу Ваньнин, бездушный ублюдок, ты просто… — Я не буду повторять, — щелчком пальцев Чу Ваньнин создал сгусток ярко-оранжевого пламени и выжидательно уставился на дракона. Сюэ Мэн наблюдал за ними, вытаращив глаза, и явно боялся спросить, каким образом это создание размером с кошку им поможет. Дракон обиженно насупился и накрутил свой длинный ус на лапу. — Так и быть, но только потому, что миру приходит конец… Этот достопочтенный поможет тебе в последний раз. Дракончик исчез в золотом сиянии, а через мгновение уже спускался из облаков — величественный и огромный. Сюэ Мэн завороженно и испуганно одновременно смотрел, как он лениво кружит над домом. — Учитель, он ведь правда отнесёт нас в поместье? — вежливо поинтересовался Сюэ Мэн, хотя в его глазах отчётливо читалось «а не выбросит в ближайшую яму». — Да. Поспеши и найди остальных, — Чу Ваньнин второпях создал над Сюэ Мэном небольшой защитный барьер. — Там ребёнок и нянька. Позаботьтесь о них. Младенцу здесь очень плохо, но в поместье госпожи Яньлинь — сосредоточение ци её матери, там ей ненадолго станет легче. Убедившись, что Сюэ Мэн добрёл до поместья и скрылся внутри, Чу Ваньнин снял барьер и при помощи цингуна запрыгнул на высокий снежный холм, разглядывая парящего над головой демона. Его обычные приёмы не подходили для битвы среди снегов, к тому же, поблизости всё ещё находились люди. Но Чу Ваньнин и не собирался уничтожать Сюй Сюэхуа грубой силой. Каждая жизнь одинаково бесценна… Он искренне верил в это, но всё же поставил одну жизнь выше всех прочих — и наказание последовало неминуемо. Чу Ваньнин хотел искупить свою вину. Хотел спасти хотя бы ещё одно невинное создание. Тяньвэнь ярко засияла, стремительно удлиняясь, из ствола лозы вытянулось множество отростков, напоминающих тонкие цепкие пальцы. Сосредоточив духовную силу на кончике оружия, Чу Ваньнин хлестнул застывшую в воздухе Сюй Сюэхуа по рукам. Она дико завыла, уставив на него полный ненависти взгляд. Снег вокруг пришёл в движение, точно под белой толщей прятались живые существа. Туда, где мгновение назад стоял Чу Ваньнин, рухнула огромная обледеневшая глыба снега, снёсшая половину холма. Чу Ваньнин уже стоял на другом возвышении, примеряясь для следующего удара. Он хлестнул Сюй Сюэхуа ещё несколько раз, постоянно перепрыгивая с места на место, пока она пыталась похоронить его под снежной лавиной. В какой-то момент Чу Ваньнин перестал ощущать холод — наоборот, ему стало нестерпимо жарко. Дурной знак, но Чу Ваньнин использовал это время, чтобы осуществить задуманное. Сюй Сюэхуа наконец бросила бесплодные попытки поймать его и устремилась куда-то на восток. «Значит, статуя находится там», — бесстрастно заметил Чу Ваньнин, направляясь следом. Эта статуя поддерживала силы Сюй Сюэхуа, и, не справившись с врагом, она решила использовать священное место для боя. Девичья пустошь находилась не так уж далеко от поместья Гу Аньчжэня — и хотя статую полностью занесло снегом, огромный силуэт возвышался над землёй, привлекая внимание. Чу Ваньнин ощущал бурный поток тёмной ци, струящийся из статуи, точно прорвавшийся из скалы родник. Ему нужно было перенаправить его, чтобы обмануть пробудившееся божество. Не было ни туши, ни красок — но зачем они, когда по венам струится кровь? Чу Ваньнин распорол руку и начертил на снегу символы, укрыв их барьером. Ледяной ветер ударил в спину, Чу Ваньнин не глядя замахнулся Тяньвэнью, отбивая множество летящих в его сторону ледяных копий. Ритуал был вовсе не сложным, но Чу Ваньнину ещё никогда не доводилось выполнять его так — посреди бушующей метели, не чувствуя ни рук, ни ног, с воющим от ярости демоном, пытающимся напасть. Но вместо страха он чувствовал лишь горечь. Теперь этой несчастной душе никогда не уйти на перерождение — останется лишь её запечатанная в статуе ци, чтобы ребёнок выжил. Как только тело девочки окрепнет, необходимость подпитываться ци матери пропадёт. Тёмная ци окутала Чу Ваньнина, подобно щупальцам кальмара. Обманчиво ласковые касания, нежные, как прикосновения хищника за мгновение до того, как он вонзит клыки и когти. Чу Ваньнин быстро вбирал её, создавая подобие бреши, куда ему предстояло отправить Сюй Сюэхуа. Чу Ваньнин действовал всё безжалостнее, орудуя Тяньвэнью. Удар — и ледяные глыбы разносятся вдребезги. Удар — и Сюй Сюэхуа выплёвывает сгустки чего-то чёрного и вязкого. Удар — и снег вокруг плавится, поднимая густой молочный пар, а ледяные осколки летят во все стороны. В какой-то миг Чу Ваньнин совершенно забылся. Он будто не помнил, ни кто он сам, ни зачем сражается. Словно он сам был оружием в руках незримого мастера, яростным и безжалостным. Туда, где находилось золотое ядро, будто вгрызлась змея. Корчась от нестерпимой боли, Чу Ваньнин рухнул на землю.***
Мо Жань упрямо шёл по снегу. Он использовал цингун, чтобы пересечь лес и высокие снежные завалы, а когда понял, что его главный ориентир — чёрное облако на горизонте — исчез, невольно ускорил темп. Буран, переместившийся вместе с демоном, тоже затих. Земля казалась изувеченной, иссечённой льдами и ветром, как спина человека, которого нещадно пороли кнутом. Глыбы снега застыли в причудливых формах, напоминая диких зверей, внезапно уставших после долгой охоты и прилёгших отдохнуть. Огибая их один за одним, Мо Жань хотел и боялся увидеть того, кого искал. Статую он заметил ещё издали и наконец понял, куда устремился демон — к месту, которое питало его силы. Разглядывая потемневший от времени, покрытый мхом камень, очертаниями уже мало напоминающий статую женщины, Мо Жань едва не пропустил учителя. Нетвёрдо стоя на ногах, тот напряжённо смотрел вдаль — на корчащееся в снегу тело, явно принадлежащее демону. Ветер вырвал шпильку из его причёски, густые чёрные волосы в беспорядке разметались по спине, обрамляя белое лицо, на котором выделялись только ярко-чёрные глаза и брови — их словно нарисовали тушью на холсте. Он был как дикое животное — напряжённый, собранный и готовый сорваться с места. Обернувшись и заметив Мо Жаня, Чу Ваньнин злобно процедил: — Кто ты и как посмел помешать мне?! Сердце Мо Жаня на краткий миг перестало биться. Чу Ваньнин его не узнал? Более того, принял за врага, как такое возможно?! Мо Жань медленно приближался, внимательно вглядываясь Чу Ваньнину в лицо. Теперь он заметил, что его глаза точно залиты кровью, и страшная догадка пронзила разум. — Учитель, это я… — с болью в голосе произнёс Мо Жань. — Я пришёл помочь. Человек, стоящий посреди заснеженного поля, определенно, всё ещё был его учителем. С лицом суровым и сосредоточенным, как никогда, Чу Ваньнин казался прекрасным небожителем, но в глубине его тёмных глаз Мо Жань уловил то, чего никогда не замечал раньше — кипучую ярость, граничащую с безумием. Этот взгляд… Мо Жань уже видел его прежде, но принадлежал он отнюдь не Чу Ваньнину. Сейчас бывший император будто смотрел на своё собственное отражение в мутных дворцовых зеркалах, и это было странным и пугающим. — Мне не нужна ничья помощь! Убирайся! Мо Жаню потребовалось всё его мастерство, чтобы уклониться от предупредительного удара Тяньвэни. Гнев Чу Ваньнина, его духовная мощь словно заполнили всё пространство от неба до земли, и кроме этой поражающей силы, казалось, не было больше ничего. Хотя демон ещё корчился в судорогах, итог битвы был предрешён. Наполовину разрушенное изваяние варварской богини больше не подпитывало его, и Чу Ваньнин теперь полностью контролировал потоки тёмной ци. Однако этот контроль и борьба с холодом отняли у него слишком много духовных сил. Сейчас Чу Ваньнин был точно крутой кипяток, который, как бы яростно ни бурлил, неизбежно станет паром. «Он довёл себя до искажения ци! Золотое ядро учителя слишком хрупкое, что, если…», — подумав о худшем, Мо Жань испытал такую боль, словно его сердце проткнули той самой ядовитой иглой. Даже если учитель сознательно предпочёл смерть и безумие, жертвуя собою ради других, Мо Жань ни за что не мог позволить этому случиться. — Учитель, прошу, остановитесь, — Мо Жань медленно приближался, неотрывно следя за рукой, сжимающей Тяньвэнь. — Позвольте мне помочь вам! Увернуться от второго удара было сложнее, Мо Жань замешкался на мгновение — и лоза обожгла лицо, щеку прочертила глубокая рваная царапина, из которой полилась кровь. Но если бы Чу Ваньнин ударил в полную силу, Мо Жань лишился бы головы. Возможно, остатки былого самоконтроля сдерживали его, и в глубине души он не хотел отнимать человеческую жизнь. Мо Жань в отчаянии смотрел на Чу Ваньнина, не в силах понять, как остановить эту лавину ярости, которая легко может погрести их обоих. — Прочь отсюда, или умрёшь! — кончик лозы хлестнул по земле, не давая приблизиться ни на шаг. Не думая ни о чём, кроме желания спасти Чу Ваньнина, Мо Жань кинулся к нему и схватился за Тяньвэнь. Боль была такой, словно он держал раскалённый докрасна металл, но Мо Жань терпел, сцепив зубы. — Учитель, я… ни за что… не уйду! Чу Ваньнин, казалось, поражённо замер, медленно переводя затуманенный взгляд с Мо Жаня на его кровоточащую руку. Этого замешательства хватило, чтобы Мо Жань отпустил Тяньвэнь и в пару прыжков оказался рядом. Здоровой левой рукой он коснулся поясницы Чу Ваньнина, нащупав нужную акупунктурную точку, и начал вливать в него поток ци, пытаясь усмирить золотое ядро. Это было как дуть на воду, чтобы остановить бегущую волну. Если бы Мо Жань слушал своего учителя внимательнее, если бы прилежнее занимался на уроках… Но ему было проще превратить человека в послушную марионетку, чем спасти от искажения ци. Почувствовав поток мощной и тёплой духовной энергии, Чу Ваньнин застыл в этом неуклюжем подобии объятия, не двигаясь. Мо Жань слышал его неровное хриплое дыхание, щекочущее ухо, ощутил, как, словно под тяжестью груза, Чу Ваньнин чуть склонил голову, почти касаясь лбом плеча Мо Жаня… Пальцами покалеченной руки Мо Жань невольно коснулся ладони Чу Ваньнина, с ужасом ощутив, насколько та холодная и твёрдая. От волнения поток ци тут же исказился, и Чу Ваньнин дёрнулся, пытаясь вывернуться. Мо Жань усилил хватку, не замечая ни боли, ни струящейся по руке крови, запачкавшей пальцы и одежду Чу Ваньнина. — Ты… — пророкотал Чу Ваньнин. — Отпусти! Что тебе нужно?! Чувствуя себя беспомощным, бесполезным куском дерьма, Мо Жань вновь сосредоточил все силы на том, чтобы передавать ци, соединяя её с кипучим потоком силы, текущей в меридианах Чу Ваньнина. — Учитель, это же я… Мо Жань! — стоило ему заговорить, как горячие слёзы сами полились из глаз. — Я тот худший ученик, которого вы хотели обучить всему на свете! Пожалуйста, узнайте меня, заметьте меня! Этот Мо Вэйюй очень нуждается в своём уважаемом наставнике! Кончик лозы, который уже было хищно потянулся к нему, пытаясь обвиться вокруг горла, тут же остановился и исчез. Внимательно вглядываясь в его лицо, Чу Ваньнин поражённо замолчал, а между острыми бровями появилась знакомая напряжённая складка. — Мо Жань?.. Разве ты… почему ты плачешь? — спросил он уже значительно мягче. «Потому что ты чуть не умер, блять, почему ещё?!» — хотя слёзы жгли ему лицо, а рыдания без спроса рвались из груди, Мо Жаню вовсе не было стыдно. Однажды он уже лежал на гниющем трупе матери, беспомощный, одинокий, с растерзанной душой, обнимал умирающего возлюбленного и с невыносимой тоской смотрел на тело врага, которого так не хотелось отпускать. Неужели проклятые Небеса снова хотели отнять у него кого-то близкого и дорогого? Ощутив, что ци учителя больше не напоминает бешеный водоворот, разрушающий меридианы, Мо Жань испытал невероятное облегчение. — Учитель, прошу, уничтожьте демона, это же он сделал вас таким! — Мо Жань даже не взглянул на то, что корчилось на снегу, пытаясь подняться на ноги. — Убейте тварь, и всё закончится! Клянусь, что не дам вам умереть! — Я вовсе не хотел её убивать, — Чу Ваньнин ненадолго прикрыл глаза, а когда распахнул их, вдруг отпрянул, видно, только сейчас осознав, что всё это время они с Мо Жанем стояли так близко друг к другу. Поняв его смущение, Мо Жань сделал вид, будто ничего не заметил. Чу Ваньнин торопливо отвернулся и, медленно приблизившись к демону, опустился на колени и внимательно посмотрел на неё. — Суеман, — он сказал это мягко и спокойно, как говорил бы с кем-то очень близким, — если я запечатаю тебя в статуе, она будет жить. Я об этом позабочусь. Но ты… ты больше никогда не сможешь уйти на перерождение. — А-Су… — отрешённо-застывшее лицо исказила гримаса боли, но в то же мгновение в потухших чёрных глазах Мо Жаню почудилась бесконечная теплота. Чу Ваньнин терпеливо ждал её решения, не торопя. — Спаси мою дочь… — голос демона стал еле слышным, она бессильно откинула голову на снег и закрыла глаза. — Спаси А-Су. Молча кивнув, Чу Ваньнин нетвёрдой походкой дошёл до начертанных на снегу символов. Достав из рукава пустой бумажный талисман, он начертил на нём точно такие же символы и вложил его в расщелину в статуе. Мо Жань наблюдал, затаив дыхание. Всё это время учитель думал, как спасти ребёнка. А ведь Мо Жань лишь сейчас узнал, как зовут малышку — до сих пор она была безымянным эфемерным созданием, с чьей жизнью никто не считался. Родная бабушка пожелала избавиться от дитя, Гу Аньчжэн и вовсе хотел использовать её в ритуале, и никого по-настоящему не волновала эта несчастная душа. Никого, кроме его учителя. Как Мо Жань мог считать его бесчувственным, жестоким, чёрствым? Почему никогда не замечал, что это сердце, подобно моллюску, имеет крепкий панцирь и нежную мякоть? Мо Жань перевёл взгляд на демона — её ослабшее бесформенное тело рассыпалось в прах, и чёрная струйка влилась в статую, чтобы остаться внутри навсегда. — Учитель, у вас всё вышло! — радостно воскликнул Мо Жань и подскочил к нему. Чу Ваньнин, покачнувшись, без сил рухнул на него — Мо Жань едва успел подставить руки и подхватить. — Я здесь, — он порывисто прижал к себе беспомощно обмякшее тело, — я помогу, всё будет хорошо. Мо Жань быстро нащупал пульс — кожа Чу Ваньнина обожгла ему пальцы. Лихорадку сменил жар, и теперь болезнь, казалось, полностью подчинила его себе. «Я отнесу тебя в поместье, даже если придётся ползти по ёбаным сугробам», — Мо Жань осторожно опустился с ним на землю. Он зачерпнул немного снега, чтобы обтереть лицо Чу Ваньнина и хоть немного сбить жар. — Всё будет хорошо, — опять прошептал Мо Жань, неловко касаясь снегом его лба и щеки. — Я буду говорить с тобой, пока ты снова не придёшь в сознание. И… прости за тот поцелуй, я… даже не знаю, что на меня нашло… В этой жизни твой первый поцелуй должен был достаться кому-то достойному, я точно не имел на него права. Глаза Мо Жаня снова заволокло слезами. В своём прошлом он так безжалостно мучил и унижал этого человека, причинил ему столько боли, что, получив шанс начать всё сначала, должен был отнестись к нему с уважением и трепетом. Чу Ваньнин никогда не запятнал бы себя поцелуем с другим мужчиной, да ещё и своим собственным учеником, и даже когда в монастыре бесстыжий Мо Жань позволял себе лишнее, учитель ничего про это не знал. Теперь же всё произошло наяву, и глупому псу оставалось лишь вечно просить прощения за то, что первый поцелуй Чу Ваньнина вышел таким гнусным и нежеланным. Быстро обтерев шею Чу Ваньнина, Мо Жань поднялся и, осторожно взвалив его себе на плечи, побрёл в сторону дороги. Метель утихла, жгучий мороз отступил, и теперь снег под ногами становился вязким и рыхлым. Как далеко они были от города, Мо Жань мог только предполагать. В здании тюрьмы он видел карту окрестностей Шу, и Девичья пустошь там тоже была обозначена. Не особенно полагаясь на свою память, он просто упрямо шёл на восток в надежде встретить телегу или повозку, которая отвезла бы их с учителем в город. Из-за того, что идти приходилось через сугробы, а тело учителя вовсе не было лёгким, как перышко, Мо Жань очень скоро почувствовал усталость. Хотя рана на его щеке немного затянулась, обожжённая лозой рука ныла и продолжала кровоточить. — Ваньнин, я всего тебя испачкал, — упрямо продвигаясь вперёд, Мо Жань крепче стиснул его запястья, — и что же ты скажешь, когда откроешь глаза? — он шмыгнул носом, несмотря на улыбку. — Точно обзовёшь бестолковым и прикажешь сжечь эту одежду, ведь кровь плохо отмывается, а стирать ты совсем не умеешь. Он отчего-то вспомнил павильон Алого лотоса и жуткий беспорядок, который там царил. Спальня Чу Ваньнина, полная чертежей и разных металлических штуковин, его захламленная библиотека и пруд со страшно холодной водой, в которой этот учитель пытался не то отстирать, не то утопить свои вещи. — Я никогда не говорил тебе этого, — на миг Мо Жаню показалось, что Чу Ваньнин перестал дышать, но слабая дрожь его тела успокаивала и давала надежду, — иногда ты бываешь таким милым, что у меня словно котёнок урчит в сердце. Наверное, это глупо, и ты бы рассердился, скажи я такое вслух, но мне всё равно… А ещё ты очень красивый, но только когда не злишься. Представив себе сердитое лицо учителя в момент, когда говорит ему такое, Мо Жань даже сквозь слёзы невольно прыснул со смеху. Усталость и боль терзали его тело, сердце ныло от тревоги, но Мо Жань упорно шёл вперёд, однако надежда встретить хоть кого-то постепенно начала таять, как снег под его ногами. Хотя Чу Ваньнин так и не приходил в сознание, Мо Жань всё время говорил с ним, сам не зная, для чего. Возможно, если учитель услышит знакомый голос, ему будет легче прийти в себя, а может, Мо Жаню просто было страшно, но разговор с Чу Ваньнином придавал ему мужества. — Если бы я не потратил столько сил, преследуя и усмиряя тебя, — споткнувшись на ровном месте, Мо Жань едва не свалился в снег лицом, — мы бы уже давно вышли к дороге… Прости меня, учитель, твой бестолковый ученик и правда ни на что не годится. Надёжнее перехватив тело Чу Ваньнина, Мо Жань хотел было продолжить путь, но вдруг до него донеслось хлюпанье лошадиных копыт по грязи. Не в силах поверить своим ушам, Мо Жань тут же обернулся на звук, но радостный возглас, так и не вырвавшись, застрял у него в горле.