Слепая любовь

      Яутжа не слышал стрекот Тиранида над ухом, что и облегчало его работу. Он где-то, но не здесь, и хорошо! Он подворачивал некоторые гайки, которые точно давно никто не трогал. Корабль этого паука давно должен был выйти из строя, удача, что звездолёт продержался такой большой срок и не уничтожился при встречи с космической грязью. Кстати о ней, её тут полно забилось! Кошмар, как можно было держать корабль в таком состоянии? Правильнее было уничтожить его и сдать на запчасти! Да даже такие устаревшие запчасти никому не будут нужны. — Тиранид, подай гайку, — попросил Арбитр, протягивая руку в ожидании, что Край сделает это, но выполнения приказа не последовало, — Тиранид? — Науд выглянул из-под бортового «окна» глядя на зал. Тиранида нигде не было. По спине Око прошёл холодок, а когда это случается, то что-то произошло. Он незамедлительно выдвинулся вниз по лестнице к «Ласточке», — Ублюдок здесь что-ли? — с гневом спросил сам себя Око.       Он тут же пошёл по коридору, ведущей к комнате Уманке. И замер на долю секунды, чтобы переварить ту картину, что он увидел. Гадкое насекомое держало верх ногами его самку! Некая пелена осела на его глаза. Он смутно осознавал, что происходило и с ним, и после. Всё стало чужим сном… Он прорычал во весь голос, как только мог, от гнева и ярости. Рык, что издавал сейчас Яутжа, был призывом для соперника который вредил его самке-Яутжа. Но вряд ли сейчас Око осознавал, что издал такой рык. Теперь он действовал по инстинктам.       Тело слушалось его природного голоса, нежели голоса разума. Тиранид даже не осознал, кто позади, так как, Арбитр быстро пробежал к нему, и сломал руку. Уманка упала на пол. Край не успел что-либо сказать, а хотел: «Это была ошибка, я не хотел трогать Уманку» или «Она твоя! Твоя! Я совершил ошибку, прости!», но его голову уже оторвали от верхнего тела. Яутжа яростно втаптывал его тело в пол, разломав тяжёлой ногой его грудь, его брюхо, его остальное тело. И когда ярость немного отступила, мол «враг повержен, твоей самке больше ничего не угрожает!», он посмотрел на Уманку. Он хотел броситься к ней, прижать к себе так крепко, что бы почувствовать своим сердцем, как стучит её. Но разум смог освободится из пут природных и крикнуть: «Стой! Она не твоя самка! Это Уманка! Следуй Кодексу!» — Я же сказал тебе сидеть в комнате, что тебе не ясно было в моих словах?! — с диким рыком подследственного стресса, прокричал Око. Он видел слёзы её, видел, как та дрожит, ну точно кролик! Но он гневался сильнее из-за того, что не может сделать желанного, а именно, прижать лоб к лбу, высказывая все свои чувства только этим движением. Вдохнуть её запах. Запутаться мандибулами в её волосах. Он как дикий, голодный зверь, прикованный цепями «Кодекса» перед вкусным, сочным травоядным. И только из-за этого, он гневался ещё больше, обиженный своей «правильностью». — Прости! Прости, я просто… — её голос дрожал, побуждая желания Яутжа бурлить лавой в вулкане груди. — Заткнись! Я тебе ясно дал понять не выходить! — Прости!.. — она плакала в голос, только и могла что мямлить извинения. Нижние мандибулы Око стали свирепо щёлкать по жвалам, рискуя выбить из челюсти. — Встала! — хотел бы он сказать по-мягче, да только не хотел выдавать дрожь в голосе, — как признак его слабости перед самкой, он же самец! — напрочь забыв о том, что стальной голос переводчика не переводит такое, — Иди! — крикнул он, наблюдая, как девушка медленно зашагала, и желание схватить её, было хуже смерти. Он может не сдержать инстинкты, — Иди! — крикнул он свирепее, и девушка пошла быстрее.       Перешагивая обезображенное тело Тиранида, он поплёлся за ней. «Заткнись. Заткнись. Заткнись. Заткнись. Заткнись» — повторял он себе, дёргая за нижнюю мандибулу, успокаивая себя. Он старался таким образом подавить в себе природу, что вырвалась из него совсем недавно. Скорее всего, из-за тесноты общения с животными, в нём природа разыгралась не на шутку. И он становился более не сдержаннее в собственных желаниях. Ещё и скорый приход гона давит на виски и на кое-что ниже живота. — Налево, — уже более спокойнее сказал он, подавляя свои желания, — Направо, — указывал он дорогу слепой девушке. И тут заметил, что незрячая идёт прямиком в стену, — Стой! — выкрикнул он и схватил её. — Прости! — крикнула она, отдёргивая свою руку из лап Око и присаживаясь на корточки, прикрыла голову. Она выделяла немыслимый запах страха который совершенно не нравился Яутжу. Он не хочет, чтобы она боялась, — нет не так, — он не хотел, чтобы она вообще когда-нибудь боялась, не его, не остального мира. Защищать — это мысль крутилась в голове Науда. — Ты бы ударилась об стену. Встань, — приказал он, но заметил, как её тело уже не может двигаться. Переживший стресс слишком сильно ослабляет тела Уманов, и это заметил Яутжа… Блять, нахер всех Уманов! Нахер всех Яутжа! Она важнее! Она стала важнее в миллионы раз! Ничто на свете уже не становится важнее, кроме неё! Она его! Она только его! Она его самка! — Я… Я… Я не могу… — заревела она тихо, закрывая руки ладонями и прижимаясь к коленям. Яутжа не выдержал, — нахер предрассудки! Нахер Кодекс! Нахер ограничения! — он подхватил Эмму и положил на своё плечо. Она безвольно повисла на нём. Её запах. Её лёгкий вес. Её тепло. Её кожа… Что нужно ещё? Ничего! Нахер все принципы и правила! Нахер! Нахер! Нахер всех! Он привёл её в комнату, посадил на кровать и осмотрел полностью. Она прикрывала свои молочные железы, зачем? Он не понимал. — Успокойся, — приказал он, но девушка шмыгнула носом. Губы её дрожали, зубы крепко стиснулись, глаза её закрыты. Она была вся в крови этого грязного насекомого, и подчиняясь порыву природы, прошёлся языком по ляжке, что была испачкана. Девушка дрогнула, но не сопротивлялась. Сейчас она была согласна сделать всё, только бы её не били — и это понимал Яутжа. Как бы он хотел, чтобы она начала драться с ним, стала бить его, зверски, чтобы ему больно было! Хотя скорее, это он хотел сам себя избить за такое поведение. Разум стал ещё ближе, и то что он позволяет инстинктам делать, было не правильно. Остановиться он не мог, но это последний поступок, — ради Кодекса! — который он сделал для Уманки. Потом, он себя будет сдерживать, он обязан!       Око прикрыл глаза. Его язык стал облизывать обагренные места тела Уманки. Как сладко было тело, как манило! Такое изящество! Такой изврат! Какие чары! Он опрокинул её на кровать, оказываясь сверху. Его язык поднимался выше, по животу, по рёбрам, и приступили к запретному у Уманов, к груди. Проходя языком под грудью, очерчивая розовые круги затвердевших бусинок, — ах как сладки те были! — и по самим бусинкам, что девушка издала небольшой вдох. Око замер, открывая глаза. О, во славу Старейшин, лицо было измученным, умоляющим, страдающим — просил-просил остановиться, — о как возбуждал его этот взгляд! Он боялся смотреть ей в глаза, увидел бы синий океан и не смог бы остановиться. — Прости, — прошептал Яутжа, — Я не хотел, — но Эмма не отвечала, лишь тихо плакала. Вот оно, слабое тело Уманки, Око! Оно всё твоё! Оно тебе предоставлено! Делай с ним всё что пожелаешь! Она — твоя самка! «Нет!» — отказал он природному голосу и встал с девушки. Поднимая её за руки, он заставил сидеть её смирно. Взял всё нужное для глаз, подошёл к ней. Девушка вжалась в себя, не проронив ни слова, — Глаза закрой, — приказал он, а она подчинилась. Приложив еле мокрую вату к глазам, обвязал вокруг головы бинтом. Хотел было уже уйти, да только ноги никуда не несли его. Он просто сидел на корточках рядом с Уманкой и виновато опустил перед ней голову. Пускай она не видит, и не понимает этого движения, но для Яутжа это заместо всех слов извинения, наивысшая степень просьбы прощения и признания вины. — Почему? — сказала она первые слова спустя, казалось бы, долгое время, что тянулось вечностью. — Почему? — переспросил Око, поднимая на неё свои глаза, цвета полной луны. — Почему остановился? — проглотила она застрявший ком в горле. Он слышал этот громкий глоток волнения. — Самка не хочет этого. — Ты бы мог воспользоваться тем, что я не сопротивляюсь. — Самец не хочет принуждать самку к спариванию. Самка сама должна желать самца. — Ты следуешь этим принципам? — Этому обязан следовать каждый самец. — Мир слишком жесток, чтобы следовать правилам, — смиренно сказала она, и мандибулы Око раскрылись от понимания. «Самка переживала принудительное спаривание?» — всплыл в его голове вопрос. Иначе бы она не говорила подобных слов, из этого следует, что догадка верна. — Этого больше не повториться, я обещаю, — он бессознательно встал в полный рост, и прижался лбом к её макушке, — Самец не повторит этой ошибки больше. Если самка требует к ней больше не прикасаться, как честный самец, он последует этому желанию, — в ответ Эмма ничего не сказала. Око отстранился от неё, выходя в коридор. Двери заперлись. Он посмотрел на собак, что мирно спали. «Совершенно забыл этот период у них, чёртово насекомое… Нет, чёртов Яутжа!» — поругал себя Око и последовал по коридорам.       Натыкаясь на раздавленное тело Тиранида, он наклонился, рассматривая, что можно было спасти из побитого насекомого. К сожалению, в порыве гнева, Яутжа постарался сделать так, чтобы паук никогда больше не встал, — дабы Уманка была в безопасности, — и искалечил его настолько, что даже после его смерти, он втаптывал труп в собственную кровь. Собрав его в руки, он отнёс в утилизатор мусора, и сжёг. Взял тряпку с ведром и принялся оттирать кровь грязного насекомого, — провалиться бы ему на месте!

В то же время.

      Я чувствовала себя использованной игрушкой. Да, пусть Око не воспользовался моей безвольностью, но… Гадкие руки высокого человека трогали меня. Трогали-трогали-трогали, как террорист… Террорист… «Раздевайся, сладкая» — гадкий голос сам напомнил мне о том злосчастном поезде. Я встала с кровати, немного покосилась, потому что ноги ещё были ватными, но устояла. Я маленькими шагами, делая себя предельно тихой, потопала в душ.       Язык Око ещё ощущался на теле, но более ощущались грязные руки высокого. Он отвращал больше, чем тёплый язык «непохитителя». Отмывая себя до боли, обнаружила, что тело-то… Знает куда больше… Я умылась более трёх раз, и после пошла спать. Сразу спать. Без всего. Без мыслей. Без чувств. Без воспоминаний. Без ничего… Спать-спать-спать.       Просыпаясь от звука открытия двери, я поднялась с кровати. Тяжёлые шаги тут же удалились. Лифт закрылся. Теперь… Меня избегает? Даже не поприветствовал. Грустно стало… Произошедшее до сна — пусть будет сном. Всё приснилось. Всё мне только снилось, это был кошмар. Проследовав в туалет, я ногой наткнулась на что-то. Опустившись, это было вяленное мясо и цилиндр с водой. Он оставил мне еду? Я положила их на вторую полку снизу, сходила в туалет и вернувшись, застыла. Всё не правильно. Всё, что было… Не он виноват, а тот высокий человек! Я с яростью схватила мясо и воду, и пошла по коридору. Услышала, что собаки за мной. — Где хозяин? — спросила я их, и на удивление, один из них схватил меня за конец куртки, которой я и смогла укрыться, так как майки больше нет, и потащили куда-то вперед. Я пошла за ними. И таким образом, привели в зал, — я поняла это по звуку, — но они продолжали тянуть дальше. Я не сопротивлялась. Услышала тихое постукивание. Руками нащупала кресло Око. Он спал? А может просто не хотел говорить, кто знает. Я присела рядом с креслом и стала есть оставленную им еду там. — Что ты тут делаешь? — спросил он меня неожиданно. — Доброе утро. — Всё никак не могу понять, почему утро обязано быть добрым? И кто сказал, что оно доброе? — Я не знаю. Просто доброе утро, — упрямо сказала я, и он некоторое время молчал, потом выдохнул. — Доброе утро, — почему-то, это меня позабавило и я улыбнулась. — Где гость? — решила осмелиться я на этот вопрос, но почему-то, я уже знала ответ. — Мёртв, — ответил холодно Око. — Ты убил его? — Да. — Почему? — но он не ответил, — Что ты сделал с его кораблём? И его… трупом? — Утилизировал. — И корабль тоже? — Да. — Никто не узнает? — Он… Утонул, — я поняла, что он врёт. Мы не в море, я уверенна в этом, но ложь его раскрывать не хотела. — Хорошо. — Ты успокоилась? — А ты? — он промолчал, — Я поспала, и больше не хочу этого вспоминать. — Это была моя ошибка. Надо было приставить к нему собак… Нет, надо было за ним следить. — Ты не виноват. — Я виноват во всём. — Не будь так строг к себе, — он снова промолчал. Я продолжила свой завтрак, и запив всё водой, выдохнула. — Он не был тем, кого ты себе представляешь. Как и я, — я нахмурилась, не понимая смысл его слов. — Кажется переводчик что-то неправильно выдал, можешь повторить? — Говорю, что самке надо думать, прежде чем делать, — сказал он, и я нахмурилась ещё сильнее. Переводчик реально барахлит? — Самка будет думать, прежде чем делать, — сказала я недовольно, — Ладно… Забыли тему… Не впервой, — я глубоко вдохнула, — Так чем теперь займёмся? Чем обычно ты занимаешься? — он некоторое время думал, и опять издавал щёлкающие звуки. Может он делает это челюстью? — Тренируюсь, — ответил он наконец. — И всё? А что ещё? — Самки это не касается. — Заладил… — выдохнула я, — Чем прикажешь мне заниматься? Я же от скуки умру. — Никто ещё не умирал от скуки. — Но согласись, это хуже смерти! — Нет, — отрезал он. — Ты всегда себя так ведешь? Рычишь, нападаешь на людей, отвечаешь так холодно, словно в джунглях воспитали. — Да. — Серьёзно? — Да. — Прости. — За что? — Ну может быть для тебя больно вспоминать прошлое. — Нет. — А как проходило твоё детство? — он снова стал усиленно думать, что ответит. Фантастика, как старательно придумывает ложно-правду, а потом словно сметает её и выдаёт простое: — Как у всех. — Я не росла в джунглях. — Тогда мне нечего тебе сказать. — Ты скрытый парень, да? Почему ничего не расскажешь о себе? — Самке знать не нужно. — Мы с тобой проведем здесь два месяца вместе. Думаешь два месяца под одной крышей так просто пройдут? — Нет, — уверено сказал он, — Но я постараюсь. — Так… Ладно, — я встала со своего места и растянулась, — Я хочу в туалет. — Иди. — Отведи. Я не знаю куда, — он поднялся с кресла. Я потянула руки вверх, чтобы он меня поднял. — Что ты делаешь? — Я думала ты меня поднимешь. — Самка не хочет, чтобы самец её касался, — точно… Я забыла, но чтобы отгородить себя от будущих приставаний, лучше ничего не говорить. — Тогда говори направление. — Повернись и иди вперед, — приказал он, я выдохнула, и сделала это. Такими темпами, я добралась до своей комнаты, и даже запомнила, где надо перешагивать! Добравшись до туалета, он снова не ушёл, а я представила, что его нет. Потом мы вернулись обратно. И так будет каждый день? Это будет долгие два месяца…