Величайшая приманка // The Greatest Decoy

Дерьмо. Кагеяма облажался. Он сильно облажался. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — бормочет он, мечась по гостиничному номеру. У него даже нет времени переживать из-за этого. Он отбрасывает в сторону униформу, разбросанную по полу, бросает одеяло на кровать, как будто это каким-то образом сотрёт то, что там произошло, и идёт в душ. Но, как бы он ни тёр себя, запах Хинаты остаётся на его коже, сладкий, яркий и резкий, как корица и солнечный свет. Никакое количество мыла не соскребёт это с него. Даже когда Кагеяма сдаётся и выходит из душа, вытираясь полотенцем более грубо, чем необходимо, он ловит призрачные дуновения волос Хинаты, задевающих его нос. Он сердито одевается, сердито хватает ключ от номера, сердито засовывает его и телефон в карманы. Если бы он мог хлопнуть дверью гостиничного номера, он бы так и сделал, но она тяжёлая и жёсткая и закрывается сама по себе. Кагеяма думает, что ему лучше, думает, что всё под контролем, пока не останавливается перед лифтами. Кровь отхлынула от его лица, когда он увидел хитроумное устройство. Будет ли Хината внутри одного из них? Будет ли Кагеяма вынужден находиться в непосредственной близости? Кто ещё там будет? Но лифт пуст, когда двери открываются. Кагеяма заходит внутрь и со вздохом прислоняется к стене. Он знает, что это короткая передышка. Хинаты здесь нет, но он определённо будет внизу, за ужином, на каждой тренировке и матче в течение всех бесконечных Олимпийских игр. Дерьмо. Кагеяма серьёзно облажался. Он должен жить своей мечтой. Как всё это случилось? Он проводит рукой по волосам, прокручивая в голове события, которые привели к этому моменту. Взгляд на тренировке. Почему он чувствовал себя обязанным так посмотреть на Хинату? Не то чтобы они не играли друг против друга десятки раз с тех пор, как стали профессионалами. Это не значит, что Кагеяма не видел его почти еженедельно, чёрт возьми. Просто есть что-то в том, чтобы оказаться по одну сторону сетки, зная, что Хината будет летать по площадке, подпрыгивая в воздух с абсолютной верой, что Кагеяма подбросит мяч именно туда, куда ему нужно. Есть что-то в том, чтобы снова быть полностью синхронизированными, как будто они вернулись в старшую школу, как будто совсем не прошло времени. Ему становится тепло при одной мысли об этом. Кагеяма качает головой. Конечно, ему нравится играть в волейбол с Хинатой. Хината подталкивает его, бросает ему вызов, заставляет Кагеяму быть на высоте. Нет ничего сексуального в хорошем товарище по команде — или в хорошем противнике, если уж на то пошло. Ничего сексуального. Лифт пищит. Двери открываются. Хината стоит вместе с остальными членами команды, смеясь, возбуждённо болтая о тренировках, предстоящем матче или вообще ни о чём. Кагеяма не может расслышать слова из-за помех, которые гудят в его голове, когда он наблюдает, как всё лицо Хинаты загорается, как будто солнце светит только ему. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Кагеяма, — говорит Ацуму. Все оборачиваются и смотрят на него. Кагеяма стискивает челюсти. Кто-то обнимает его за плечи. Он даже не может сказать, кто это, потому что смотрит себе под ноги, когда его выводят из отеля и сажают в один из автобусов команды. Кагеяма изучает свои кроссовки всю дорогу до ресторана. Он слышит разговор вокруг себя, но не может разобрать слов. Он вздрагивает, когда автобус останавливается и кто-то толкает его в плечо. — Эй, — говорит Куроо, — ты всё ещё с нами? Кагеяма что-то ворчит и вылезает из автобуса. Большая часть команды идёт в ресторан, судя по всему, что-то вроде суши-бара. Хината почти подпрыгивает, разговаривая с Ацуму. Боже, как он может вести себя так нормально, как будто ему на всё наплевать, даже после того, что произошло? Неужели он уже забыл об этом? Или ему просто было всё равно? «Не важно», — говорит себе Кагеяма. Может быть, этот маленький идиот просто хороший актёр. К сожалению, Кагеяма — нет. Куроо хватает его за плечо, когда он идёт к суши-бару. Кагеяма свирепо смотрит на него, но Куроо, похоже, не впечатлен попыткой Кагеямы запугать его. — Серьёзно, — спрашивает Куроо, — ты в порядке? — Да, — монотонно отвечает Кагеяма. — Ты им нужен в лучшем виде, — говорит Куроо. — Если у тебя что-то на уме… — Какое тебе дело? Куроо пожимает плечами, как всегда небрежно. — Плохо для бизнеса. Не очень-то хорошо, когда один из наших звёздных игроков выходит из строя. — Хм-м, — Кагеяма сжимает губы в тонкую линию. Конечно, сейчас Куроо является частью отдела продвижения, но Кагеяма серьёзно сомневается, что это источник его вопросов. Кагеяма вырывается из его хватки. — Беспокойся о своей работе, — говорит он, топая прочь. Куроо не преследует. Кагеяма получает короткую передышку, прежде чем войти в шум и жару ресторана. Он осматривается, но вокруг море незнакомых лиц. Официанты суетятся между столами. Сырая рыба шипит на открытом гриле. Невзрачная музыка сплетается с разговорами и грохотом. В ресторане темно, освещение приглушено на фоне тёмно-вишнёвых деревянных панелей вдоль стен. Столы стоят близко друг к другу, свет — яркие драгоценные камни среди всех мрачных цветов. В целом, это всё заставляет чувствовать себя так, как будто вы попали в совершенно другое время и место, отрезанное от внешнего мира. — Кагеяма! Он поворачивается, и его кровь стынет в жилах, когда он видит, как Хината машет ему из-за стола, заполненного их товарищами по команде. «Всё в порядке», — говорит себе Кагеяма. Совершенно обычно. Совершенно ничем не примечательно. Хината есть Хината. Тем не менее, его ноги пустые, когда он идёт к столу, за которым сидит вся его команда. Единственный оставшийся стул — рядом со стулом Хинаты. Конечно. «Это глупо, — упрекает себя Кагеяма. — Даже ничего не произошло. Просто веди себя нормально». «Это было далеко не «ничего», — сообщает ему какой-то предательский голос в его голове. Он рычит на меню к тому времени, как появляется официант. Хината толкает его локтём. — Она спросила, чего ты хочешь, — шипит Хината. Почему он выглядит таким чертовски невозмутимым? Это только ещё больше выводит Кагеяму из равновесия, когда Хината рядом с ним ведёт себя так, будто ничего не изменилось. Кагеяма даже не помнит, что он заказывает, но, похоже, это удовлетворяет официанта и команду. Они возвращаются к своим разговорам. Слова сливаются в гул вокруг Кагеямы, успокаивающий гул, как будто оставляешь телевизор включённым только для того, чтобы в комнате был какой-то шум для компании. Всё, что может помешать Кагеяме остаться наедине со своими мыслями. Приносят еду. Его товарищи по команде набрасываются, по понятным причинам голодные после того, как сегодня удвоили тренировку. Кагеяма должен быть таким же голодным, но его желудок отказывает при виде аккуратно разложенных суши, ярких макидзуси рядом с розовыми кусочками сашими и паучьими роллами, искусно украшенными темпурой. Они были в движении с того момента, как прибыли в Токио на Олимпийские игры. Тренировки, примерка формы, интервью, официальные олимпийские фотографии и видео. Это вихрь и, хотя и волнующий, совершенно истощающий. Кагеяма здесь не для глянцевых фотографий, он здесь для волейбола. Ему нужно поесть. Нравится это его желудку или нет, но от него будет мало пользы на площадке, если он не сможет проглотить несколько калорий. Но когда он подносит ко рту первый кусочек сашими, его внутренности сжимаются. Он всё равно запихивает его внутрь, заставляя себя жевать и глотать. — Не соответствует стандартам короля? — Ацуму сидит напротив Кагеямы. Он ухмыляется, наблюдая, как Кагеяма пытается есть. Кагеяма закатывает глаза, но в остальном никак не реагирует на издёвку. — Предпочитаешь что-нибудь послаще, а? Кагеяма застывает, его палочки для еды на полпути ко рту с ещё одним кусочком сашими. Он определенно не представлял себе, как при этом брови Ацуму поползли вверх. Ухмылка Ацуму стала шире, изогнулась, стала более хитрой в уголках. Он подпирает подбородок руками, в его глазах светится вызов. Кагеяма отказывается принять вызов. Он запихивает в рот ещё кусочек сашими. Тогда Хината говорит: — Ты любишь сладкие суши, Кагеяма? — Я бы никогда не догадался! — восклицает неуклюжий идиот рядом с Кагеямой. Ацуму, похоже, едва сдерживает смех. — Нет, — растягивает слова Кагеяма. — Хах? Тогда почему… — Хината переводит взгляд с Кагеямы на Ацуму, но, похоже, он всё ещё ничего не понимает. Кагеяма просто сползает ниже на стуле, сгорбившись над едой, заглатывая её, как будто он хочет быстрее закончить. Куроо сидит рядом с Ацуму. Он наблюдает за разгромом с плохо скрываемым весельем, потягивая саке. Он держит маленькую чашечку со змеёй, слегка покачивая её между пальцами. — Кто-нибудь хочет? А ты, Кагеяма? — Мы не должны пить, — говорит Хината с набитым ртом. — Ах, немного не повредит, — говорит Куроо. Ацуму подхватывает: — Немного снисхождения может пойти на пользу. Это немного расслабит тебя, Кагеяма. — Нет, — отрезает Кагеяма. — О, давай, — говорит Куроо. — Это не конец света, просто попробуй, особенно если никогда раньше не пробовал саке. — Я не хочу. — Ты действительно не хочешь, — спрашивает Куроо, — или ты просто не хочешь признать, что хочешь выпить? Куроо наблюдает за ним, прижавшись щекой к кулаку, ухмыляясь, как кошка. Его узкие зрачки стали ещё более кошачьими, чем когда-либо. Рядом с ним Ацуму поднимает бровь, забавляясь этим внезапным выяснением отношений. Кагеяма стискивает зубы, как будто пытается их сломать. Что им нужно? Они не могли догадаться обо всём так быстро. Кагеяма предпочитает верить, что они просто подшучивают над ним ради забавы, или от скуки, или потому, что они получают какое-то извращённое развлечение, видя, как далеко они могут продвинуться, прежде чем спровоцируют настоящее насилие. — Я попробую. Кагеяма бросает взгляд на Хинату, сидящего рядом с ним. Хината протягивает руку через стол, принимая маленькую чашечку саке. Он крутит её, нюхает, а затем одним глотком выпивает. — Неплохо, — говорит он. Он замечает, что Кагеяма всё ещё пялится на него. — Что? Это был всего лишь маленький глоток. — Это не… Кагеяма стискивает зубы, вместо того чтобы попытаться объяснить, что, чёрт возьми, здесь происходит. Как будто они ведут четыре разных разговора одновременно. Хината, очевидно, ничего не знает. Кагеяма в дюйме от того, чтобы перевернуть стол и убежать. Ацуму, кажется, любопытно, но в основном он смущён. А Куроо… Если кто-то за этим столом и является проблемой, то это Тецуро Куроо. Кагеяма смотрит на него сверху вниз, осмеливаясь продолжать давить. К счастью, Куроо этого не делает. Он больше не предлагает саке, не пристает к Кагеяме до конца ужина, просто пожимает плечами и продолжает ухмыляться этой кошачьей ухмылкой кому-то другому. Разговор переходит к предстоящим играм. У них впереди тяжёлый график, особенно если они продержатся достаточно долго, чтобы сыграть против Аргентины. Это будет изнурительно, физически и морально истощающе. Им придётся есть, спать и пить волейбол, чтобы иметь хотя бы слабую надежду добраться до вершины. Кагеяма не может дождаться. Это всё, что должно быть. Не Куроо. Не Хината. Никто и ничто, кроме волейбола. Это единственное, Кагеяма уверен, в чём он преуспевает лучше всего. — Вы двое похожи на собаку с костью, — говорит тренер Хибарида. Кагеяма моргает и понимает, что остальная команда смотрит на него. Ну, на него и Хинату, который сияет рядом с ним. — Дуэт монстров, — продолжает тренер Хибарида. — Готовы показать себя миру? Кагеяма просто кивает, но Хината кричит достаточно громко, чтобы привлечь внимание всего ресторана. Это чертовски неловко, и всё же… это похоже на старые времена, как в те дни в старшей школе, когда он видел Хинату, когда он даже не открыл глаза, чтобы ударить по мячу, просто взлетел в воздух, буквально слепо доверяя Кагеяме. И Кагеяма делал это снова и снова, пока они вдвоём не привели Карасуно к нескольким невероятным высоким победам в турнирах. На мгновение Кагеяма надеется, что они смогут сделать это снова. Олимпийские игры — это просто большая сцена, но игра та же, цель та же, они те же. Кагеяма бросает взгляд на Хинату, который едва не вскакивает со стула, когда разговор перешёл на тактику и стратегию. Он покраснел от возбуждения, такой же румянец, который сам Кагеяма придал этим щекам всего пару часов назад. Такой же румянец, что и у Кагеямы, поднимается в груди при воспоминании о том, как Хината смотрел под ним, задыхаясь, притягивая его ближе, умоляя о большем. Они всё те же, не так ли?

***

Остальная часть ужина, к счастью, проходит без происшествий. Кагеяма даже умудряется съесть большую часть своих суши. Автобусы привозят их обратно в отель. Когда Кагеяма выходит, он чувствует себя гораздо лучше. Несмотря на лукавые взгляды Куроо и явное веселье Ацуму, большая часть ужина действительно оставалась совершенно нормальной. Может быть, он действительно сможет пройти через это. Хината дёргает его за рукав. Кагеяма чуть не выпрыгивает из своей кожи. — Извини, что напугал, — говорит Хината. Он потирает затылок, глаза бегают по сторонам. — Что? — намеренно резко говорит Кагеяма. — Я, эх… Я хочу поговорить. Кровь отхлынула от лица Кагеямы, оставив его холодным. Тем не менее, он говорит: — Не о чем говорить. Глаза Хинаты перестают метаться по сторонам и фиксируются на Кагеяме, пригвождая его к месту. — Может, есть о чём. Это всё, что он сказал, но желудок Кагеямы скручивается в узлы, угрожая изгнать суши, которые ему удалось съесть. Даже идиот не мог бы сейчас ошибиться в том, что имел в виду Хината. Какая-то часть Кагеямы испытывает искушение принять его предложение, положить этому конец раз и навсегда, растоптать, прежде чем это может стать ещё большей проблемой. Это глупо, решает он. Это смешно. Это было всего один раз! Один раз, всего несколько часов назад! Они были просто взволнованы, на эндорфинах и адреналине и головокружительном факте, что они действительно, на самом деле на грёбаной Олимпиаде прямо сейчас. По мнению Кагеямы, говорить не о чем, но это явно не относится к Хинате. Хорошо. Ему просто нужно покончить с этим, и тогда он сможет сделать то, ради чего он здесь. Кагеяма хватает Хинату за руку и тащит прочь. Большая часть команды уже вернулась в отель, а те, кто ещё не вернулись, намного впереди Хинаты и Кагеямы. Он считает, что, вероятно, останется незамеченным, когда тащит Хинату за угол здания на пустой пожарный въезд. — Не надо, — говорит Кагеяма, прежде чем Хината успевает начать. Кагеяма догадывается, что собирается сказать Хината, какие глупости он хочет спросить. Это должно быть раздавлено, прежде чем у него появится хоть какой-то шанс набрать обороты. — Я здесь ради волейбола, — говорит Кагеяма. — Только волейбола. — Я тоже, — говорит Хината. — Тогда больше не о чем говорить. Кагеяма пытается уйти, но Хината ловит его за рукав. Он мог вырваться, мог легко отскочить и убежать. Но он этого не делает. — Эй, необязательно… — говорит Хината. — Всё может быть хорошо, понимаешь? — Я не понимаю, о чём ты говоришь. — Давай, Кагеяма. Мы больше не дети. Мы можем просто поговорить об этом? — Здесь не о чем говорить. Хината всё ещё цепляется за его рукав. Кагеяма, наконец, высвобождается, складывая руки под грудью. — Забудь об этом, — говорит Кагеяма. — Нам нечего обсуждать. Просто забудь обо всём. Хината морщится, как будто пробует что-то горькое. Он переступает с ноги на ногу. — Что, если я не хочу забывать? Кагеяма застывает на месте, когда Хината снова смотрит на него. Его лицо так же решительно, как когда он готовится к подаче. Это вызов. Хината разоблачает его блеф, бросая ему вызов бежать, видя насквозь оправдания, которые Кагеяма ещё даже не сказал. Кагеяма никогда не сдаётся. Он хватает Хинату за воротник и разворачивает. Хината ворчит, когда его спина ударяется о стену отеля. Кагеяма следует за ним, прижимаясь к губам Хинаты достаточно быстро, чтобы проглотить звук. Он ожидает, что Хината застынет от удивления, но он просто хватается за футболку Кагеямы и притягивает его ещё ближе. Кагеяма чувствует головокружение от нехватки воздуха, когда их губы борются, но он отказывается отступать. Хината просовывает язык в рот Кагеямы, облизывая небо, зажигая нервы, о которых Кагеяма даже не подозревал, ожидая этого прикосновения. Кагеяма чувствует вкус корицы и солнечного света, чувствует, как тепло просачивается в его горло, как будто что-то расплавленное капает из рта Хинаты в его. Кагеяма ничего не говорит, но когда он наконец отрывается, задыхаясь, Хината хватает его за футболку и тащит в заднюю часть отеля. Он должен сопротивляться. Он должен бороться с этим настойчивым рывком. Он должен дёргаться, извиваться и бороться, пока не освободится, должен бежать и никогда не оглядываться назад, должен избегать надвигающейся катастрофы, пока ещё может. Но он этого не делает.