Неидеальный баланс / Balance, Imperfect

— Уверен, что готов к этому? — Драко пытается сдержать беспокойство в своем тоне. — Думаю, было бы разумно подождать. — Но ты же не запрещаешь мне это делать, — отмечает Гарри. Он пытается не выглядеть самодовольным, но у него плохо получается. — Что означает, что ты одобряешь. — Не одобряю, — рявкает Драко, но всё равно пихает ему метлу. — Я просто не знаю, как тебя остановить. — Ты можешь, Драко, — говорит он неожиданно серьезно. Он подходит ближе и смотрит на него; его глаза такие зеленые. Драко отводит взгляд. — Но не буду, — недоброжелательно ворчит Драко. — Если чувствуешь, что готов, я не буду с тобой спорить. Ты ходишь на этой штуке уже несколько недель. — Ну так давай проверим, а? — говорит Гарри, качнув бровями. Двусмысленность ясна, и Драко сжимает губы, отказываясь удостоить его ответом. Ему тоже нелегко было отказаться от сексуальной жизни. Но после речи Гермионы, после того, как Гарри был так безрассуден, чтобы спуститься по лестнице всего после часа на новой ноге, он понял, как отчаянно им была необходима какая-то дистанция от других форм близости. — Я остаюсь на земле, — говорит он после минутного молчания. Когда Гарри разочарованно смотрит на него, Драко пожимает плечами. — На этот раз. В первый раз. На всякий случай. Гарри вздыхает и наклоняется, чтобы поцеловать Драко в уголок рта. Его дыхание пахнет чаем и выпечкой, которую Молли прислала с Роном, которую они ели на десерт. — Спасибо, — тихо говорит он, затем выходит на задний дворик. — Держись близко к земле, чтобы, если что, мои чары поймали тебя, — предупреждает Драко, и Гарри бросает на него раздраженный взгляд, но кивает. Он осторожно садится на метлу, делая вид, что нервничает, потому что, по мнению Драко, нервозность эквивалентна осторожности. Он криво улыбается и трогается с места. Драко сразу же понимает, что дополнительный вес протеза потребует от Гарри некоторого привыкания. Метла немного покачивается, наклоняясь вправо, Гарри гримасничает и поправляет сиденье, плотнее подгибая ноги, чтобы было удобнее вставить ноги в подножки. У него правильная осанка, такая же, как и всегда, понимает Драко, наблюдая за ним; У Гарри своеобразная манера сидения на метле, и она идентична той, какой была в одиннадцать лет: наклон вперед, задница откинута назад, плечи прямые, но слегка поджатые. Драко на минуту затаивает дыхание от его невероятной элегантности. Гарри немного выпрямляется и наклоняется в другую сторону, затем усаживается лучше. Когда он устойчиво парит в воздухе, он раздражающе весело подмигивает Драко, наклоняет метлу и устремляется прямо вверх. Бледный, Драко смотрит ему вслед, но Гарри удивляет его, оставаясь в пределах защитных чар. Он кружит в воздухе примерно на двадцати футах, делая чистые, зацикленные восьмерки в течение нескольких минут, прежде чем попробовать сальто. Что-то происходит, Драко не понимает, что именно, а затем Гарри резко скатывается в сторону. Его спасают быстрые рефлексы, и он на мгновение цепляется за метлу, затем медленно перемещается, широко продвигаясь вниз на несколько футов, изменяя то, как он держит свои ноги, и наклон туловища, пока он снова не садится нормально. Он делает легкие, расслабленные повороты и петли, ощущая воздух и направление ветра, и тренируется так еще несколько минут. Драко пытается не думать об этом, но мысль вгрызается в мозг, как мотылек, жующий шелк: Гарри будто создан для полетов на метле. Драко думает, что это первое, в чем он когда-либо чувствовал себя естественно в волшебном мире, и сердце бьется в неустойчивом ритме, когда он представляет, что то, что Гарри всегда так любил, теперь чревато для него осложнениями и опасностями. Внезапно Гарри снова взмывает вверх, на этот раз выше, и сразу же делает длинный стремительный бросок к земле. Встревоженный, Драко поднимает палочку, но Гарри в последнюю секунду останавливается, что было бы прекрасной демонстрацией финта Вронского, если бы не то, как его метла вздрагивает и раскачивается, хвост сильно стучит по земле и чуть не сбивает Гарри с сиденья. Благодаря какой-то случайности или силе магии ему удается остаться на своем месте, он не падает. Он изящно слезает с метлы, полностью невредимый. Драко тяжело дышит. — Ну и? Гарри больше не выглядит веселым или возбужденным, но на нем и нет мрачной маски гнева. Он задумчиво смотрит на метлу и передает ее Драко. — У меня получится лучше, — говорит он, и это звучит так, будто он пытается убедить сам себя. — Я не сомневаюсь. — Драко взмахивает палочкой и отправляет метлу обратно в сарай. — Может помочь, если тебе сделают специально сконструированную метлу, с чарами равновесия и быстроты. Гарри хмурится, затем качает головой, как будто не хочет об этом говорить. Он делает два неуверенных шага вперед, пока его грудь не касается Драко. Драко втягивает воздух, но не отодвигается. — Ты знаешь, правда? — спрашивает Гарри тише. Он кладет руку на шею Драко сзади. Драко сглатывает. Он не хочет говорить — не хочет осознавать, что на самом деле означало это путешествие на метле, и почему Гарри так настаивал на этом. Он чувствует приступ нервного сопротивления и снова слышит в голове голос Гермионы, за которым быстро следует голос доктора Марша, с которым Драко столкнулся, принося продукты перед тем, как уйти после осмотра Гарри. — Вы проделали замечательную работу с ним, — сказал доктор Марш, оценивающе глядя на него. Драко улыбнулся и отложил свои сумки, уменьшая их быстрым взмахом палочки и готовясь к новому предложению о работе. — Он проделал большую часть работы, — спокойно сказал он. — На самом деле, даже слишком большую часть. Врач ласково улыбнулся. — Это помогает, когда пациентам есть чего ждать; то, ради чего стоит жить. Это дает им стимул. — Да, — согласился Драко, глядя в сторону. — Хотя связь с Целителем не должна быть этому причиной, — тихо продолжил доктор Марш. Его слова звучали скорее предостерегающе, чем осуждающе, но Драко все равно покраснел. — Я знаю. — Будьте осторожны, Драко, — серьезно сказал он. Драко не мог смотреть ему в глаза. — Буду, — выдавил он, и доктор Марш тихо вздохнул перед тем, как уйти. Драко позволяет себе на несколько мгновений вспомнить, как зеленые глаза Гарри — затененные, ожидающие — успокаивают его. Он думает о Гермионе и докторе Марше, а затем о своей матери. — Да, — говорит он, и Гарри тянет его вперед и увлекает в поцелуй. Они целовали каждый миллиметр кожи друг друга, целовались часами, целовались тысячами разных способов — от нежных поцелуев до целеустремлённых и ведомых похотью. И всё же почему-то это никогда не было так, и Драко на мгновение задумывается, сколько Гарри сдерживался всё это время, прежде чем его мысли улетают, как падающая звезда, в космос, и он начинает думать только о Гарри. Язык Гарри развратный и вечно движущийся; он горячо вылизывает рот Драко, грубо использует зубы, так сильно посасывает губу Драко, что становится больно, и, вероятно, утром она покраснеет. Драко позволяет ему вести на несколько мгновений — по правде говоря, он едва ли знает, как реагировать на свои ошеломляющие чувства — прежде чем ответить на жестокость Гарри своей собственной. Он сжимает волосы Гарри, запутывая их пальцами, и сильно дергает за кожу головы, пока Гарри царапает его язык своими зубами и выдергивает полы рубашки Драко из брюк, а затем начинает работать с пуговицами спереди. Драко слабо слышит, как рвется ткань, когда рубашка срывается с плеч, а руки Гарри настолько горячие, что кажется, будто он в лихорадке, где бы он ни дотрагивался до него: надавливая на поясницу Драко, сжимая выступ его бедра, грубо щипая сосок. Драко стонет Гарри в рот, тоже лихорадочно, и расстегивает его форму, отчаянно нуждаясь в контакте с кожей, в прикосновении, в большем. Гарри прижимает его к ковру, растягиваясь поверх него, и Драко понимает, что ему каким-то образом удалось провести их внутрь в гостиную, а Драко этого не заметил. Его руки тоже движутся по телу, сдвигая футболку Гарри под мышки, стремясь в джинсы сзади. Гарри выдыхает рваный стон, когда палец Драко входит в расщелину на его заднице. Он вытаскивает его только для того, чтобы засунуть руку между ними, стягивая джинсы и боксеры Гарри вниз, чтобы жадно обхватить его член рукой. Он отчаянно дрочит — у Гарри уже стоит и член чертовски восхитительно заполняет его ладонь — одной рукой, одновременно пытаясь избавиться от штанов другой. — Нет, нет, нет, — рассеянно бормочет себе под нос Гарри, а затем прикасается к ткани трусов Драко, и они исчезают. Каким-то образом вместе со штанами, туфлями и носками. Драко не успевает даже удивиться, потому что все его тело горит, а заклинания Гарри испарили и его одежду тоже, а член Гарри идеально лежит в его руке, красный, твердый и подтекающий. Он хочет взять его в рот, но Гарри не перестает целовать его, поэтому Драко не может скользнуть по его телу. Гарри выцеловывает его рот докрасна, затем наклоняется к шее Драко, используя зубы, как будто Драко — хорошо приготовленный стейк. Он сильно кусается, и Драко испуганно вскрикивает, но изгибается, чувствуя боль и всепоглощающую силу голода Гарри. Гарри зализывает укус, язык спускается вниз до ключицы, затем по горлу, и плывет к чувствительной коже под ушами. Утром Драко будет в синяках и, возможно, даже в крови, но ему все равно, ему все равно, потому что член Гарри прижимается к нему, бесконтрольно впиваясь в его эрекцию. Драко толкается к нему, снова просовывая руку между ними, чтобы обхватить пальцами оба их члена одновременно, насколько это возможно, сжимая сильно и крепко, пока Гарри опускается еще ниже, хватая сосок Драко своим ртом. Рука Драко начинает работать над ними быстрее, но он подавляет крик, когда Гарри хватает его, заставляя его задыхаться и испытывать боль, и прижимает оба запястья к полу. — Гарри, — выдыхает Драко, прежде чем его рот снова накрывают. Гарри прижимается к нему, уверенный и твердый, без какого-либо изящества, его член тяжелым, липким движением скользит по члену Драко, смазки из обоих членов смешиваются и размазываются по коже. Драко обвивает ногами бедра Гарри, покачиваясь в такт с ним, все ближе и ближе, когда Гарри отрывается от его рта, откидывается в сторону от дрожащего тела Драко и переворачивает того на живот — одним плавным движением — у него кружится голова и он задыхается. Он прижимается щекой к ковру и пытается встать на колени, но Гарри держит его, безжалостно прижимая одну руку к лопаткам Драко. Драко ощущает укол неуверенности среди этого непреодолимого возбуждения — они никогда не делали этого так, так быстро, так, чтобы Драко не мог контролировать ни скорость, ни движение, ни даже самого себя — но он заталкивает ее поглубже в себя, когда Гарри что-то еле слышно бормочет сквозь рев в ушах, и внезапно дырочка Драко становится влажной и разработанной. Гарри поглаживает ободок двумя пальцами, слегка надавливая, а затем они скользят внутрь, быстро и легко. Драко снова пытается вскарабкаться, используя руки, колени или хоть что-то, чтобы быть ближе, когда Гарри вонзается в него двумя ловкими пальцами, которые прижимаются к простате при каждом толчке. Гарри взбирается на него, его пальцы движутся быстро и грубо, и Драко подается назад, пока Гарри стискивает его бедра своими, убирает пальцы с хлюпающим звуком и заменяет их набухшей головкой члена. Драко резко втягивает воздух, когда эрекция Гарри входит в его дырку. Он может принять его, он знает, но угол настолько непривычный, что добавляет новую грань боли, когда член Гарри упирается ему прямо в простату. Его бедра плотно прижаты друг к другу между ног Гарри, и когда Гарри погружается в него, он ощущает грубые завитки в паху Гарри на изгибе своих ягодиц. Он сжимает их сильнее для члена Гарри между ними, и, наконец-то, наконец-то, Гарри начинает трахать его, вытаскивая слишком далеко, а затем слишком быстро входя, и все это кажется слишком, поэтому Драко закрывает глаза, пока за его веками не появляются вспышки света, и он корчится, погруженный в волны удовольствия. После каждых нескольких фрикций в него Гарри толкается еще глубже и трется о него, перекатывая бедрами. Драко пытается участвовать, но все, что он может делать, это тереться членом о мягкие волокна ковра под собой каждый раз, когда сила толчков Гарри прижимает его вперед. Это потрясающе, но этого недостаточно, пока Гарри не хватает его за волосы и не поднимает голову Драко в то время, как скачет на нем верхом. Драко слепо тянется назад, желая прикоснуться к нему, но Гарри отпускает его волосы и снова захватывает запястья Драко, слегка сгибая его назад за предплечья. Его мышцы растягиваются, протестуя, но Драко только слышит, как сам говорит: «Да, да, о Мерлин, Гарри, пожалуйста», когда пальцы Гарри скользят вниз, чтобы снова сжать сосок Драко, посылая искры шока по всему телу прямо к подрагивающему стволу, пронзенной заднице и яйцам, которые пульсируют от надвигающегося оргазма. Затем Гарри бормочет: «Я так хочу тебя, Драко, Драко», хриплым, прерывистым голосом, и Драко слышит свой скулёж, его член дергается, когда Гарри врезается в простату. Оргазм разрывается так же сильно, как его рубашка, и он кончает длинными пульсирующими рывками по всему полу. Гарри отпускает запястья Драко, и он падает вперед, едва ловя себя ладонями, прежде чем лицо опускается на пол, чтобы послушно, безвольно распластаться на ковре, когда бедра Гарри снова набирают скорость, и звук хлопающей плоти, шлепков и отчаянных стонов Гарри заполняет комнату. Дыхание Гарри затрудняется, он замирает и теплая струя жидкости заполняет Драко. Он настолько расслаблен, и Гарри кончает так сильно, что он чувствует, как сперма вытекает из него, еще до того, как Гарри смягчается, его член подергивается и подергивается, когда он продолжает кончать. Руки Гарри нежно опустились на талию Драко. Драко немного вздрагивает, когда Гарри осторожно вытаскивает, а затем растягивается на нем на минуту, его длинный член прижимается к Драко, а сердце медленно возвращается к нормальной скорости. — Я должен был сказать тебе, — наконец бормочет Драко приглушенным голосом, когда Гарри успокаивает дыхание. — Я увольняюсь. Гарри медленно скатывается на пол рядом с Драко. Он ложится на спину и искоса смотрит на него. — Ты уволен. — Ты не можешь меня уволить, я уже уволился. — Я уволил тебя несколько недель назад, — парирует Гарри с утомленным смехом. — Ты такой говнюк на работе, ты меня никогда не слушаешь. Вот почему я тебя уволил. — Я такой говнюк на работе, потому что уволился раньше; зачем мне прилагать усилия, если я больше на тебя не работаю? — отвечает Драко. Гарри хихикает. Он наклоняется ближе и целует Драко в губы, затем морщится. — Боже, я прочувствую это завтра. — Когда Драко открывает рот, чтобы сказать что-то умное, Гарри качает головой. — Не так сильно, как ты, так уж и быть. — Он делает паузу, затем проводит пальцем по спине Драко. — Я сделал тебе больно? — Это было хорошо, — просто зевнул Драко. — Давай. Пойдем в кровать. — Да пошел ты, Гарри, я собираюсь спать здесь, — говорит Драко, закрывая глаза. Он думает, что им нужно по-настоящему обсудить структуру их отношений, обязанности и ошибки Драко, а также преходящую природу чувств Гарри, но все его тело болит от восхитительной усталости, а его разум не собирается нормально работать еще как минимум час. — Тогда мы вместе будем спать здесь, — шепчет Гарри, прижимаясь к нему ближе. Так они и поступают.

***

Погода становится прохладной, когда Драко впервые приглашают в Нору. Гарри медленно впускает письма от своих друзей, перенаправляя их домой из своего почтового ящика совами, а миссис Уизли каждый раз заканчивает письмо приглашением Гарри присоединиться к ним на воскресный ужин. Гарри утверждает, что хочет пойти, но постоянно находит причину не идти, пока не приходит письмо миссис Уизли, в котором говорится: Мы будем рады видеть тебя на воскресном обеде, если ты захочешь, Гарри. И, пожалуйста, не стесняйся брать с собой Драко Малфоя, если он захочет присоединиться к тебе. С любовью, Молли. Драко с легким весельем недоумевает, почему ее не распределили в Слизерин, потому что, как только Гарри читает письмо, он отменяет свои несуществующие планы и пишет в ответ, что был бы счастлив присоединиться к ним на этой неделе. Драко хочет отказаться. Между ними и без того все слишком сложно, даже без впутывания сюда семьи. Драко никак не удавалось напомнить Гарри, что им придется расстаться, помимо его заявления в ту первую ночь о том, что они никогда не смогут быть вместе навсегда. Но каждый раз, когда он пытается, Гарри смотрит на него с этой коварной кривой улыбкой и искрящимися глазами; каждый раз, когда он пытается, он обнаруживает, что лежит на спине или животе, его гладят, лижут или трахают до тех пор, пока он забывает свое имя, не говоря уже об идее оставить человека, который посвящает столько энергии тому, чтобы он чувствовал себя хорошо. Как будто Гарри это чувствует и делает все возможное, чтобы отложить неизбежное. По крайней мере, Драко хотелось бы так думать. По правде говоря, он не хочет уходить. И все же он не понимает, как он может вообще остаться, если их отношения выкованы из этого. Гарри давит на него — правда, он очень раздражает, — пока Драко не идет против здравого смысла и не соглашается пойти на ужин. Он страстно целует его в знак благодарности, после чего быстро сбрасывает с него одежду прямо там же, где они стоят. Прошли времена медленного и нежного секса, сейчас у Гарри два колена, на которые он может опереться и лучше контролировать свои бедра. Секс чертовски фантастичен, но Драко иногда с тоской вспоминает о другом, о нежном покачивании друг в друге, когда он доводил Гарри до конца. После всего Драко рассеянно массирует основание позвоночника Гарри, и тот оглядывается. — Мы могли бы пойти и к твоей маме. Если хочешь. Драко заставляет себя улыбнуться. Он продолжает массаж, но ничего не говорит, и Гарри закрывает глаза. В воскресенье Драко одевается, чтобы произвести впечатление. Его не волнует, что они туда идут ненадолго, его не волнует, что Гарри говорит, что ужин неформальный. Единственное, что его волнует больше того, чтобы произвести впечатление на семью Гарри — или как их еще можно назвать — это то, что у всей этой семьи есть причина ненавидеть его, несмотря на то, что прошло двадцать лет с тех пор, как он починил тот проклятый шкаф. Гарри уверяет, что там будут только Рон и Гермиона, родители Рона и, возможно, Джордж, но не то чтобы каждый из них не знал, что случилось с братом Уизли в результате действий Драко. Тогда люди в Косом переулке даже не знали его. На них вовсе не повлияло то, что сделал Драко. Так же как и на тех людей, которые до сих пор считают забавным посылать письма ненависти единственному Пожирателю Смерти, избежавшему Азкабана. Гарри смеется, когда видит Драко, одетого в полуформальные мантии (ему пришлось отправиться за ними в мэнор, но они все еще хорошо сидят, несмотря на то, что им уже шесть лет, а французский покрой гарантирует, что они остаются в моде) и Драко насмешливо фыркает, разглядывая наряд Гарри, состоящий из футболки, джинсов и легкой куртки на молнии. — Это что? — сказал Гарри, когда закончил хихикать, кивая на коробку в руках Драко. — Подарок хозяйке, — кратко объясняет он. Глаза Гарри расширяются, когда он изучает его. — Боже мой, да ты нервничаешь! — радостно объявляет он, как будто это какой-то сюрприз. Драко смотрит на него. — Ты хочешь, чтобы я остался здесь? — Прости, — сокрушенно говорит он и тянет Драко к каминной сети. Дом Уизли внутри так же необычен, как и снаружи. Хотя убранство эклектичное и загроможденное — Драко видит по крайней мере дюжину магловских тостеров, собранных на дальнем столе, — цветовая схема определенная, вся состоящая из ярко-рыжевато-оранжевых оттенков, как будто они специально соответствуют характерному рыжему цвету волос всего семейства. Это такой тип старых волшебных домов, про которые можно сказать, что они похожи на живущих в них так, как домашние питомцы иногда похожи на своих хозяев. Магия начинает распространяться внутрь самого здания, напоминая физический облик и магические способности тех, кто его населяет. Это одна из причин, по которой его родовой дом наполнен различными оттенками серого и белого и пульсирует темной энергией, если за ним долго не следить. Но этот дом заставляет его улыбаться при входе, несмотря на нервный узел в животе. В нем есть что-то вроде непринужденной привлекательности, говорящей о близости и тепле, Драко очарован, даже когда миссис Уизли крепко обнимает Гарри и воркует над его протезом и тем, как хорошо он выглядит. Он нежно целует ее в щеку и поворачивается к нему, и, вздрогнув, Драко понимает, что его представляют. — Здравствуйте, миссис Уизли, — спокойно говорит он с осторожной улыбкой. Ее глаза немного сужаются, когда она рассматривает его, положив руки на свои широкие бедра. Через мгновение ее лицо складывается в улыбку. — Здравствуй. Рада наконец встретиться с тобой. Драко пытается не съежиться, но что-то, по всей видимости, отражается на лице, потому что она тихонько рассмеялась и сказала: — Сейчас, сейчас. Я просто имею в виду с тех пор, как ты начал работать с Гарри. Прошлое в прошлом, Драко, думаю, мы все можем с этим согласиться. Зови меня, пожалуйста, Молли. Немного расслабившись, он кивает и протягивает подарок. — Спасибо за приглашение. — И вовсе не обязательно было, — спокойно говорит она, открывая его. — Гарри — это моя семья, и после того, что ты для него сделал… ради всего святого, это саженцы Дыхания Единорога? Драко кивает. — У моей матери они растут в саду. Гарри осматривает крошечные зеленые побеги с еще более маленькими белыми бутонами, которые никогда не закрываются. — А что в них такого? — Они способствуют росту в саду, — объясняет Молли. — Один такой саженец, когда созреет, гарантирует, что окружающие его растения продолжат размножаться, и будут защищены от непогоды круглый год. Они очень редкие. — Она снова смотрит на Драко. — Спасибо тебе. У меня есть несколько мест, куда я могу их посадить. — Рад служить, — говорит он, чувствуя себя немного неуютно под ее пристальным взглядом. — Интересно, есть ли у Невилла такие, — вслух размышляет Гарри, пока они следуют за ней на кухню. Рон и Гермиона уже там, и они смотрят на его одежду с одинаковым весельем, но, к счастью, ничего не говорят. — О, конечно, есть, — говорит миссис Уизли, проверяя что-то на плите, источающее восхитительный запах. — Они редкие, но у любого достойного герболога есть их запасы. — Она машет рукой. — Пожалуйста, пожалуйста, присаживайтесь. Почти все готово. Гарри усаживает его на длинную скамейку у деревянного стола и скользит рядом с ним, когда в комнату входит отец Рона с рассеянным видом. Он останавливается на месте, когда видит их. — Гарри! Ты сегодня должен был прийти? — Артур! — негодует Молли. Он легко целует ее, и она немного ворчит на его забывчивость, но, тем не менее, улыбается. Желудок Драко сжимается от их непринужденной демонстративной привязанности, столь открытой для всеобщего обозрения. — Извини, дорогая. Привет, Гарри. Драко. Я приношу извинения; я работаю в своем сарае. Если Драко правильно помнит — он сглатывает, а затем спрашивает: — Вы все еще работаете в Отделе по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов, сэр? Артур немного посмеивается, как и все остальные вокруг. В замешательстве Драко смотрит на Гарри, но отвечает Рон. — Работает. Но им пришлось переименовать его около десяти лет назад, потому что у папы была дурная привычка злоупотреблять всеми теми же изобретениями, которые он должен был исследовать, — говорит он, ухмыляясь. Артур невинно смотрит в потолок. — Теперь это Отдел изучения магловских изобретений. Драко улыбается. Тогда это объясняет тостеры. По крайней мере, он так думает. — А что насчет того, если волшебники действительно злоупотребляют этими предметами? — Ну, на самом деле, нет никакого способа ими злоупотреблять, понимаешь, — говорит Рон, когда Молли начинает подавать им миски с густым, невероятно горячим тушеным мясом и хрустящим хлебом. Она садится и заклинает их стаканы с водой, чтобы они наполнились. — Если только ты не сделаешь что-то, что нарушит Статут секретности, или что-то, что причинит кому-то боль, — вмешивается Гермиона, улыбаясь. — Верно, — добавляет Гарри. — Артур выяснил это давным-давно, но ему так нравился отдел, что он опасался, что его могут закрыть. Всякий раз, когда кто-то делает что-то, что подвергает Статут опасности, это передается нашему отд… — он замолкает, и лицо его замыкается. — В отдел авроров, и они с этим справляются. Атмосфера меняется, становится напряженной и неуютной. Кажется, отец Рона — единственный, кто этого не замечает, потому что, откусив тушеное мясо, он с любопытством смотрит на Гарри и говорит: — Да, в последний раз это было около двух лет назад; у Гарри был самый интересный случай, связанный с волшебником, который оживил серию картин в Национальной галерее. Он был убежден, что один из портретов был родственником Николаса Фламеля и мог рассказать ему секрет создания Философского камня. К сожалению, у него не хватило ума сделать это хотя бы в нерабочее время. Им пришлось наложить Обливиэйт… на сколько там человек? — На сто четырнадцать, — настойчиво отвечает Гарри. Драко кладет руку ему на предплечье, замечает, что Молли смотрит на него, и отстраняется. Ее взгляд переводится на стоическое лицо Гарри. — Драко, — резко говорит она. — Да? — Ты работаешь с клиентами-маглами так же, как и с волшебниками, не так ли? — Работаю, да. — Правда? — Артур поднимает голову. — У маглов такие интересные целительские практики и инструменты. Скажи, — с энтузиазмом говорит он, — ты когда-нибудь накладывал или видел швы? Мне однажды наложили, — с гордостью добавляет он, затем смотрит на жену и немного сутулится. — Они, конечно, не сработали на мне, слишком варварские методы, но я слышал, что они могут очень хорошо помогать маглам. — Гм. — Драко пытается считать выражения лиц вокруг себя. Некоторое напряжение спало с лица Гарри, а в глазах Рона и Гермионы слишком уж явно горит надежда. Молли, кажется, колеблется между тем, чтобы позволить раздражению из-за того, что муж использовал магловские швы — на кой черт он их вообще пробовал накладывать? — проявиться на ее лице, и тем, чтобы смотреть на Драко в ожидании ответа. — Ну, да. Чтобы получить магловскую степень, мне пришлось делать это во время обучения. И они действительно помогают. Очевидно, маглы не могут полагаться на магию, так что… так что им пришлось кое-что придумать, — он искоса взглянул на Молли, — варварские практики, как вы сказали, чтобы выжить в случае травмы. — Он делает паузу и кладет в рот ложку с рагу, наваристым и сытным, с небольшими кусочками говядины и крупно нарезанными овощами. — Что они еще могут делать? — нетерпеливо спрашивает Артур. Даже Гарри теперь начинает улыбаться. Его протезированное колено врезается в колено Драко под столом, когда он прикладывается к своему рагу и ждет, пока Драко ответит. Это довольно отвратительная тема для обсуждения за обедом, но Драко внезапно чувствует себя уверенно и легче воздуха. — Ну, — говорит он заговорщически. — Вы слышали о магловских видеокамерах? — Артур кивает. — Маглы могут использовать их во время операции на мозг, представляете? На любую его часть, правда. Ошеломленный и очарованный Артур наклоняется вперед. — А зачем им это? — Чтобы лучше видеть, как идет операция, — объясняет Драко. — Это правда, — мягко говорит Гермиона, беря бразды правления на себя. — Помните, как мы ездили на практику моих родителей? Рентгеновские снимки и камеры полезны, потому что магловские врачи не могут использовать магию для диагностики. Она и Артур переходят к быстрому разговору о преимуществах магловского исцеления по сравнению с магическим, и Драко поднимает взгляд и видит, что Молли снова смотрит на него. Она многозначительно смотрит на Гарри — он сидит рядом с Драко и с удовольствием слушает болтовню — и затем одними губами говорит ему спасибо. Драко кивает и откусывает еще кусок тушеного мяса.

***

— Ты им действительно понравился, — шепчет Гарри низким голосом в ухо Драко, когда они лежат, переплетаясь конечностями друг с другом. Драко весь липкий от жидкостей, пота, слюны и спермы, но он больше не заставляет Гарри очищать все это сразу. Это мерзко, грязно и вкусно, особенно если знаешь, что они, скорее всего, повторят все это еще раз, прежде чем заснуть. — Они мне понравились, — честно говорит Драко, легко проводя пальцами по животу Гарри, который в ответ трепещет. — Я вижу, как хорошо ты вписываешься в семью. — Они были моей первой семьей, — спустя мгновение говорит Гарри. — Как такового переходного момента не было; они меня не знали, а затем узнали, и я сразу же стал частью их семьи. Я даже не знаю, когда это произошло. Может, на втором курсе. Возможно раньше; Молли связала мне джемпер Уизли на мое первое Рождество в Хогвартсе. — М-м-м. Она довольно необычная. Вязание, готовка, выращивание стайки рыжих детей и убийство тети Беллы. Я действительно должен поблагодарить ее за последнее, — задумчиво говорит он, и грудь Гарри громыхает от тихого смеха. — Если честно, ее все время благодарят за это, — весело говорит Гарри. — Какое-то время мы не могли вместе ходить по Косому переулку; толпа становилась слишком большой. За последние несколько лет ситуация значительно улучшилась, но удивительно, что люди помнят о войне. По-прежнему. После всего этого времени. Драко внезапно становится холодно. Его рука по-прежнему лежит на животе Гарри. — Я знаю. — Он прочищает горло, пытаясь сказать что-нибудь безобидное. — Артур кажется милым. Немного… — Рассеянным? — предлагает Гарри, когда Драко не может придумать слова, чтобы описать этого человека. Но рассеянности вполне хватает, и он кивает. — Ага. Но он действительно хороший отец. Он просто любит все магловское. Однажды на день рождения я подарил ему стопку детских наклеек и обычный скотч. В другой раз я подарил ему книжную полку, которую нужно собрать своими руками. На это у него ушло две недели, и один день, чтобы отдохнуть, но он по-прежнему говорит, что это был один из лучших подарков на свете. — Он делает паузу. — Знаешь, на днях я получил письмо от Тедди. От моего крестника. Он собирается посетить Андромеду через несколько недель и… — Нет. — Слово получается ровным и настойчивым, даже для самого Драко удивительно непримиримым. — Почему нет? Это просто обед. — Гарри настаивает, голос становится жестким. — Они ведь и твоя семья тоже. — Я знаю, — говорит ему Драко, отталкиваясь и садясь. — Я знаю, что они моя семья. Я могу перечислить всех потомков Малфоев и Блэков за последние пятьсот лет. Не нужно говорить мне, кто моя семья. У Гарри сжимается челюсть. — Это из-за меня? Из-за того, что ты не хочешь привести меня к своей матери? Знаешь, я нравлюсь твоей матери. После войны мы обменивались несколькими письмами. Драко не знал об этом, но это ничего не меняет. — Ты наивно считаешь, что мы можем просто представить друг друга нашим семьям, и даже не беспокоишься о том, чтобы взглянуть на это с другой стороны? — Ладно. — Гарри скрещивает руки на обнаженной груди. — С какой другой стороны я должен взглянуть? — Думаешь, что из-за того, что твоя жизнь после войны была прекрасной, у всех остальных все было супер? — Драко хватает палочку и очищает себя. Затем очищает и Гарри. — Именно потому, что они моя семья, они не хотят иметь со мной ничего общего. С моей матерью. — Что? — Опустив руки, Гарри меняет злое выражение лица на озадаченное. — Что ты имеешь в виду, говоря, что они не хотят иметь с тобой ничего общего? — Моя мать писала им, — говорит Драко, отказываясь колебаться под натиском воспоминаний. — Моя мать писала Андромеде после судов, спрашивая, можно ли восстановить их отношения. — Он сардонически приподнимает бровь, глядя на растерянное лицо Гарри. — Полагаю, Андромеда никогда не упоминала об этом? — Нет, — мрачно отвечает он. — Она отказала? — Ты забыл, кто убил ее дочь? — Гнев Драко внезапно стихает, и он усталой рукой вытирает лицо. — Двадцать гребаных лет, и этого все равно никогда не будет достаточно. Моя мать активно сотрудничала с Беллатрисой вплоть до конца войны, когда поняла, что все становится слишком опасно для меня. Андромеда отказала ей во встрече. Это разумно, я полагаю. Но если ты думаешь, что меня будут радушно приветствовать… что в нас есть хоть какая-то часть, которая имеет смысл… Гарри, ты должен понять… — Почему ты мне не сказал? — А мы когда-нибудь говорим друг с другом о таких вещах? — Драко устало парирует. Гарри делает долгий выдох. — Ты используешь это как оправдание. — Нет, — настаивает Драко, гадая, прав ли он. Он делает глубокий вдох. — Прошло больше месяца с тех пор, как мы достигли целей, поставленных моим контрактом. Если серьезно, я должен был уйти в вечер твоего первого полета на метле. Тебе нужно смириться с… Гарри прерывает его поцелуем, глубоким, сильным и властным, заключая Драко в свои объятия. — Я не хочу ни с чем смиряться, — говорит он. — Я не хочу, чтобы ты так говорил. — Я должен. Мы должны, — говорит Драко, отступая. — Мы все ходим вокруг тебя на цыпочках, как будто ты собираешься развалиться. Ты не говоришь мне даже о том, чтобы пойти в Министерство… ты не говоришь мне о… — Ну и что тогда? — Гарри кричит, громко и выразительно. — Что? Что ты должен знать? Что мне нужно сделать? Что? Тогда ты расскажешь мне свои секреты? Это все исправит? — У меня нет секретов, — неуверенно говорит Драко. — И, скорее всего, нет. Гарри пристально смотрит на него. — Почему ты никогда не говорил мне, что доктор Марш хочет, чтобы ты работал с ним в Шотландии? Почему ты никогда не говоришь, что он тебе предлагает опять? Чего ты так боишься? — Он сжимает руки в кулаки, стараясь сдерживаться. — Почему я единственный мужчина… почему ты никогда… как? И как ты можешь притвориться, что это все неважно? Тяжело сглотнув от кислого привкуса в горле, Драко прижимает руку к груди. Кажется, будто сердце пытается вырваться из грудной клетки. — Я… мы… Гарри на мгновение закрывает глаза и тяжело вздыхает. Он ругается себе под нос, напрягаясь, а затем хватает свою палочку. — Ты хочешь знать обо мне, Драко? Акцио, флакон. — Ему в руку летит небольшой стеклянный пузырек. Гарри открыват его и подносит палочку к виску, извлекая сияющее серебристо-синее воспоминание, затем направляет его во флакон, прежде чем закупорить. Он смотрит на Драко с мрачным вызовом и кидает его ему. — В углу кабинета. Драко недоверчиво смотрит на кружащиеся, светящиеся воспоминания. Он хочет отказаться, но выражение лица Гарри не терпит возражений. Драко встает и голым идет на неустойчивых ногах к шкафу, где Гарри хранит книги. Гарри взмахивает палочкой, и потайная камера сбоку отпирается, дверь распахивается. Там около дюжины маленьких пузырьков, каждый из которых наполнен движущимся светом, над маленьким Омутом памяти размером с его голову. Он вопросительно смотрит на Гарри. — Тебе нужно только окунуть в него пальцы, — глухим голосом приказывает Гарри. Драко открывает пузырек и выливает его в воду. Он колеблется, глядя на Гарри, но тот не смотрит ему в глаза. Он погружает пальцы. Комната кружится и исчезает вокруг него. Материализуется темный, переполненный людьми танцпол с мигающим светом и громкими звуками басов. Мужчина, которого он не узнает, направляется к бару и заказывает выпивку, оглядывая толпу. Он выглядит расслабленным, немного потерянным, задумчивым и восхитительным, и Драко понимает, что это Гарри сделал что-то, чтобы замаскировать свое лицо. Незаметное изменение цвета волос, скул, переносицы. Достаточно, чтобы скрыться от тех, кто его плохо знает. Но это он. Это Гарри до того, как получил травму. Драко впитывает его, этого мужчину, которого он так никогда и не узнал, прежде чем его так изменила трагедия. Он потягивает свой напиток, усмехаясь про себя, прежде чем что-то бросается в глаза. Выпив напиток залпом, он направляется через группу танцоров к стройному молодому человеку с потрясающими белоснежными волосами. Драко теряется на мгновение; сходство не сверхъестественное, но его нельзя отрицать; цвет волос, общий тип телосложения. Он более изящный, чем сейчас Драко, плечи которого расширились за последние два десятилетия, а тому парню не больше двадцати пяти, но он, кажется, доволен вниманием Гарри. После нескольких минут непристойных танцев, они уходят. Комната снова закручивается вокруг Драко, перенося его в маленькое уютное пространство, где Гарри целуется с незнакомцем, на лице одновременно отражается восторг и облегчение. Затем Гарри получает вызов и выходит из клуба. Он убирает с лица чары и аппарирует на место преступления. Сцена растворяется и возобновляется снова, и Драко оказывается внутри дома. Гарри выглядит восторженным, грациозно танцуя вокруг визжащей ведьмы и проклиная ее. Он поднимает защитный щит над аврором на месте происшествия, но он не срабатывает как надо, и смутно знакомая женщина падает. Он следует за Гарри вверх по лестнице, едва дыша при виде маленькой девочки, которая, должно быть, умирает. Она настолько вся покрыта кровью, что Драко удивлен, что она еще не умерла из-за своих ран. Ему становится больно, глаза печет оттого, как заботливо Гарри переносит ее и передает Рону. А потом наступает момент, которого он боялся: Гарри немного шатко отодвигается. Он как будто что-то чувствует и смотрит на Рона суровым взглядом, прежде чем прыгнуть перед струей алого света, мчащейся ему навстречу, размахивая палочкой по дикой дуге. Драко наблюдает за тем, что Гарри не мог видеть в то время; плоть рассекается, кости разрываются, кровь хлещет из бедренной артерии, когда Рон падает, а маленькая девочка на его руках дергается, а затем замирает. Драко хочется блевать. Сцена вокруг него замирает, уродливое, пугающее напоминание о том, через что прошел Гарри. Мысли в голове проносятся с шумом; Гарри знает, что ему уже известны факты по этому делу. Он хочет, чтобы он увидел его жертву? Его природное чутье? Медленно Драко отступает. Сцена воспроизводится как по команде; Заклинание мягкого щита Гарри, к которому он, как известно, испытывал страсть в Хогвартсе. Его шаткая походка. Его панический прыжок и медленное падение, когда он мог бы просто поднять палочку и не двигаться, если бы он думал трезво. Если бы он вообще думал. Драко отступает еще дальше, и сцена снова растворяется в клубе, в мальчике с платиновыми волосами на танцполе. В Гарри, наблюдающим за ним из бара. В Гарри, проглотившем весь напиток двумя длинными глотками. Затем сцена снова ускоряется, с бешеным биением сердца Драко. Напиток, интерлюдия, аппарация, дом, проклятие. В реальном времени это должно было занять менее двадцати минут. Этого достаточно, чтобы алкоголь попал в кровь. И нигде он не видит Гарри, накладывающего отрезвляющие заклинания. Он вытаскивает руку из воды. — Ты видел? — хрипит Гарри. Он сидит на кровати лицом к Драко со склоненной головой. — Ты был пьян. Гарри качает головой. — Нет. Всего один напиток. Но крепкий. Я не был пьян. Но и абсолютно трезв тоже не был. — У тебя были проблемы с алкоголем? — спрашивает Драко. — До этого? — Нет. Я никогда раньше не позволял себе отвлекаться на работе. Никогда. — Он издает тихий сдавленный звук. Внутри Драко зарождается жалость; к девочке, которая умерла, к Рону. К Гарри, несущему груз вины на себе. Гарри, который всегда брал на себя ответственность за весь мир. Гарри, которого приучили думать, что в некоторых отношениях он должен оставаться идеальным. Он должен всех спасать. Драко делает паузу, тщательно подбирая слова. Он возвращается к кровати и садится рядом с Гарри. — Она умерла в считанные секунды, Гарри. Ее невозможно было спасти. Ты, конечно же, это знаешь. — Знаю. Удивленный, Драко смотрит на него. — Правда? — Это не помогает. Осознание этого. Потому что чудеса случаются. Волшебство случается. Есть способы, — говорит он. Он смотрит на Драко, на лице отражена усталость, глаза грустные. — Есть способы. Драко подавляет дрожь. — Старые, Темные способы. Ты бы никогда не… — Почему ты не ненавидишь меня за это? — перебивает Гарри. — Почему ты здесь сидишь? — Потому что я нужен тебе здесь, — говорит Драко, слова вырываются без раздумий, и Гарри издает легкий стон. Он наклоняется в сторону, и их голые плечи соприкасаются. — Вот почему ты избегал Министерства. Горло Гарри какое-то время молча работает. Затем: — Я любил свою работу. Но в ту ночь… я активно подвергал людей опасности. Сьюзен могла умереть, потому что я был не достаточно быстр; Рон тоже. И я даже не знаю, смогу ли я… делать то, что от меня требуется, со своей ногой. Со своей хромотой. — Ты ведь не ногой будешь сражаться на дуэли, Гарри. Гарри невесело улыбается ему. — Я схожу завтра. Схожу. — Иди, когда будешь готов, — мягко советует Драко. — Я хочу, чтобы и ты ответил на мои вопросы, — медленно говорит Гарри. Он снова опускает голову, и у Драко перехватывает дыхание. Он на мгновение наклоняется к плечу Гарри. — Задай мне их еще раз. Но позже, — говорит он. — А пока пойдем спать. Гарри не спорит, он позволяет Драко снять протез, затем неуклюже залезает под одеяло и перекатывается так, что Драко смотрит ему в спину. Драко мгновение смотрит на него, он такой одинокий; в некотором роде он всегда таким был, полагает Драко. Он задумывается на мгновение, а затем придвигается ближе, пока не упирается грудью в спину Гарри и не обнимает его за талию. Он не знает, сколько времени проходит, прежде чем он начинает засыпать, но тихий голос возвращает его на поверхность бодрствования. Гарри говорит: — Я мог бы сделать что угодно, чтобы ты был со мной. Это прекрасно и ужасно одновременно. Вскоре после этого Гарри крепко спит. Драко же долго не удается уснуть.

***

Несмотря на обещание Драко ответить на вопросы, Гарри их не задает, а Драко ему не напоминает. На следующей неделе они возвращаются к той парадигме, к которой оба привыкли; дважды посещают кинотеатр и идут в Косой переулок, соблюдая определенную дистанцию, пока посещают аптеку и останавливаются, чтобы поговорить с Джорджем. Гарри тренируется со своей метлой и прислушивается к совету Драко, чтобы узнать, может ли он сделать особый заказ. Фактически, он звонит президенту компании «Скоростные Метла Нимбус» и предлагает линию, специально разработанную с учетом специальных модификаций для ведьм и волшебников-инвалидов. Президент счастлив получить от него известие, рад его предложению, рад его просьбе — в общем восхищен всем, что связано с Гарри Поттером. Позже Драко узнает, что они присылают ему свои последние метлы бесплатно — он уже давно перестал платить; по его словам, это стало слишком неловко — и всякий раз, когда его видят летающим, их продажи стремительно растут. Однажды утром, через неделю после того, как он поделился своим воспоминанием с Драко, он объявляет, что планирует встретиться с Кингсли Шеклболтом после обеда. Драко останавливает чашку кофе на полпути ко рту, затем спрашивает, вернется ли он к ужину и следует ли ему попросить Пидди приготовить что-нибудь конкретное. Гарри улыбается и захватывает прядь волос Драко между пальцами, прежде чем наклониться и поцеловать его. Драко размышляет об этом после ухода Гарри. Их легкая привязанность друг к другу, что-то настолько неожиданное, что кажется иллюзией. Он думает о Молли и Артуре Уизли, которые вместе уже полвека. Он думает о своей матери и отце, танцующих в пустом бальном зале. Он думает о мрачном заявлении Гарри перед тем, как заснуть. Гарри нуждается в нем настолько, насколько ему позволяет Драко в эти дни, которые должны были прекратиться несколько месяцев назад, если он будет с собой честен. Стареющий Слизеринец, каков он сейчас есть, ему не нужен. Гарри уже сейчас ходит, летает, трахается, а скоро будет и работать. Эта мысль вызывает едкий привкус во рту, и он сглатывает. Он призывает свои документы и приступает к работе.

***

Точка зрения Гарри

Драко не уходит от него. Гарри вынужден прийти к выводу, что человек, который ночью лежит рядом с ним, человек, который задыхается и выгибается под ним, как будто нет ничего лучше в мире, человек, который, черт возьми, исцелил его после невероятной травмы, является одним из парочки людей, которые видели его во всех самых мрачных моментах жизни. Сектумсемпра, битва за Хогвартс, депрессия, воспоминания о той ночи. Драко знает его досконально. И вместо того, чтобы с отвращением уйти, он прижимает Гарри к себе, тихо дышит ему в шею и утешает. Его семье нравится Драко, и он знает, что, если ему представится такая возможность, Нарцисса примет его, как низзл сливки. Они не переписывались годами — жизнь Гарри стала слишком торопливой и сложной, чтобы вести регулярную переписку, — но какое-то время после войны они обменивались любезностями на пергаменте. Если он правильно помнит, она даже послала ему коробку трюфелей, когда он лежал в больнице Святого Мунго после третьего случая, когда случайное проклятие сожгло кожу ему с руки. Коробка была запрятана среди огромной груды подарков, и он быстро бросил благодарственную записку, на которую она ответила своим пожеланием всего наилучшего. И он может поговорить с Андромедой, узнать, как там все обстоит с ее стороны. Теперь, когда Тедди закончил школу, совсем не обязательно, чтобы Андромеда и Нарцисса взаимодействовали, но Драко любит свою мать сложной, устойчивой привязанностью, из-за которой ему будет трудно находиться рядом с кем-то столь важным в жизни Гарри, кто противостоит ей, даже отдаленно. Драко здесь на следующее утро, и на утро после, поднимает бледные брови, когда Гарри начинает практиковаться с одной из своих метел, и оставляет насмешливые комментарии о его славе, когда он звонит президенту Нимбуса, и к нему немедленно прислушиваются. Он здесь, в Косом переулке, когда Гарри окружен возбужденными незнакомцами, которые восклицают над его новой ногой, задают навязчивые вопросы и делают ему оскорбительные комплименты о том, насколько лучше он выглядит сейчас, чем на тех фотографиях, которые сделал репортер Пророка, когда пробрался к нему в больницу. Он наблюдает с небольшого расстояния, как Гарри справляется с этим, единственным известным ему способом; с нежной лестью и притворяясь, будто они не знакомы. И когда толпа уходит, Драко все еще ждет. Он здесь и ночью, позволяя Гарри безжалостно трахаться с ним, его глаза сияют, как полированное серебро, когда он крутится в объятиях Гарри и целует его, пока губы не опухнут и не потрескаются. Он думает о том, что он никогда не испытывал такого, даже с Джинни, этой всеобъемлющей потребности быть с кем-то, принадлежать и обладать во всех отношениях. Гарри посылает сову Кингсли, который отвечает почти сразу, назначая встречу в тот же день. Когда он рассказывает об этом Драко, Драко смотрит на него с задумчивой улыбкой, но ничего не комментирует, потому что знает, что означает этот шаг; Гарри готов вернуть свою жизнь. Жизнь, которую Драко ему гарантировал. Он проходит через Министерство так быстро, как только может. Его правая нога все еще немного тянет, когда он спешит, но это все равно легче игнорировать, чем вздохи изумления людей, когда он проходит через разные отделы по пути к кабинету министра. Его помощница, Эвелин, широко улыбается, когда видит его, и сразу указывает на дверь, показывая, что Кингсли ждет его. Она ему всегда нравилась; она никогда не суетится. Гарри заходит в кабинет. Он выкрашен в бледно-кремовые и насыщенные коричневые и золотые тона; успокаивающие цвета, а не устрашающий декор из серого, темно-синего и вишневого дерева, который предпочитал его предшественник. Кингсли встает у входа и протягивает руку, которую Гарри пожимает. Он выглядит хорошо для своего возраста, черная кожа сияет и в основном без морщин, белые зубы сверкают, когда он улыбается и просит Гарри присесть. Когда Гарри это делает, Кингсли снова садится и сцепляет пальцы. — Я был удивлен, получив твое письмо, Гарри, — говорит он после минуты комфортного молчания. Его голос звучит тихо. — Я посылал тебе сов. Гарри дергает за мочку уха. — Я уже какое-то время перенаправляю своих сов. Кингсли задумчиво нахмурился. — И все же. Я подумал, что ты будешь держать нас в курсе своего выздоровления, чтобы мы смогли составить график твоего возвращения. — Он делает паузу и наклоняет голову. В ухе блестит маленький золотой обруч. — Полагаю, именно поэтому ты хотел встретиться сегодня? — Я хотел… обсудить это, да, — говорит Гарри, не в силах взять на себя дальнейшие обязательства. Кингсли смотрит на него несколько секунд, и Гарри старается не нервничать из-за его задумчивого взгляда. — Ты был вне поля зрения уже почти два года. Тебе нужно будет пройти повторную аттестацию… — Я знаю. — И физическое обследование… — Я предполагал. — И психологическое тоже, — плавно продолжает Кингсли. Гарри делает паузу. — Это важно? — Ты знаешь, что важно, Гарри, — спокойно говорит министр. — Каждый раз, когда аврор берет длительный отпуск по какой-либо причине. Мы должны обеспечить безопасность людей, которых они защищают, по возвращении. Он чувствует себя так, будто в него ударили Ступефаем, но, тем не менее, находит в себе силы храбро кивнуть. — Все в порядке. Я согласен. Уголки рта Кингсли приподнимаются. — Тогда я не вижу причин, почему мы не можем восстановить тебя в течение следующего месяца. — Гарри чувствует, как холодеет лицо. Он пытается улыбнуться, и Кингсли наклоняется вперед, внезапно странно обеспокоенный. — Если, конечно, тебе не понадобится больше времени. Гарри проглатывает несколько разных объяснений, которые хотят вырваться изо рта. Он выбирает самое простое. — Я… я просто не могу аппарировать. С этим, — говорит он, указывая на свою ногу. — Аппарация вызывает раскалывание костей. И я заказал себе метлу, которая поможет, потому что я еще не полностью устойчив на сидении, но… — он беспомощно замолкает. — Понимаю. — Нахмурившись, Кингсли скользит взглядом по плечу Гарри, теряя фокус, когда он обдумывает его слова. — Аппарация — это обязательное требование для авроров. — Да. — Это небезопасно, Гарри, быть неспособным избежать рискованной ситуации. Или быть неспособным быстро отреагировать на развивающуюся проблему. Гарри прочищает горло. — Я подумал… может, если бы меня назначили на дела, в которых в аппарации не было необходимости. — Во всех полевых работах она требуется. — Да, я знаю, — нетерпеливо отвечает Гарри. — Но а если бы у меня был портключ… Блестящие черные глаза Кингсли стали пронзительными. — Это не всегда гарантия. Тебе хорошо известно, — мягко добавляет он, и Гарри часто моргает. Кингсли глубоко вздыхает. — Может тебе стоит задуматься о замене протеза на стандартный протез? Из дерева? Мы могли бы зачаровать его так, чтобы он лучше реагировал на твои команды. Как было у Грюма. Гарри бросает несчастный взгляд на свое колено. Он слегка вытягивает правую ногу, наблюдая, как драпировка ткани очерчивает его новую конечность, исследует ступню, разворачивает лодыжку. Теперь ему нужно выбирать между способностью чувствовать свое тело и способностью выполнять свою работу? И все же он всегда знал, что до этого дойдет. Он просто надеялся… — Могу ли я еще что-нибудь сделать? — Не думаю, что тебе понравится офисная работа, Гарри. Как ты думаешь? — спрашивает Кингсли, словно надеясь, что ошибается. Гарри медленно качает головой. Ему нравится адреналин, использование заклинаний. Ему нравится напрямую помогать людям. Взаимодействовать с ними. — Уверен? Мы могли бы перевести тебя, — предлагает Кингсли, размышляя вслух. — О твоей физической доблести и способности бороться с Тёмной магией много говорят, но на самом деле ты решаешь дела своим умом, что, как мы оба знаем, заслуживает должного внимания. Ты очень умный. — Я аврор, — говорит ему Гарри. — А не бюрократ. Кингсли слабо улыбается. — Мне нравится думать, что я знаю тебя лучше, чем когда-либо предполагал. Но как насчет Невыразимца? Разрушителя проклятий? Эта работа тоже связана с высоким риском, но ее большая часть выполняется в рамках министерства. Аппарация не является обязательным условием для этих отделов; камин или метла подходят, если тебе нужно будет выезжать на дело. Гарри гримасничает. Невыразимцы — это кучка одиноких людей, у большинства из которых нет семей либо по собственному выбору, либо потому, что скрытный характер их работы не допускает настоящей близости. Он работал с двумя аврорами, которые были вовлечены в грязные разводы с волшебниками из этого отдела. На мгновение он задумывается о Разрушителе проклятий, что привлекает больше, но Рон всегда умел решать головоломки лучше, его логическая природа могла видеть сквозь лабиринт углов, чтобы прийти к результату. Тем не менее, не то чтобы он тоже не мог этого делать. Только… — Разве разрушителям проклятий не нужны ТРИТОНы по арифмантике и рунам? — Ты мог бы с этим справиться, — говорит Кингсли с плохо скрываемым весельем. — Я был полным нулем в Арифмантике, — признается Гарри. — Сомневаюсь, что у меня получилось бы лучше после двадцати лет, когда я забыл почти все, чему учился на шестом курсе. — Ты тогда был немного занят. Думаю, это понятно, что ты не помнишь, — сухо говорит Кингсли. Гарри невольно улыбается. — Всегда есть варианты, — предлагает Кингсли. — Уильямс уйдет на пенсию через год или два. В последнее время он полностью исчерпал свой накопленный отпуск. Сод почти не брал отпуск за последние пятнадцать лет. Ты можешь работать неполный рабочий день. Работай над оценкой и собеседованием новобранцев, когда он при исполнении. Обучение. Гарри на мгновение задумался над этим. Ему нравилось преподавать Отряду Дамблдора, нравилось тренироваться с более молодыми аврорами, когда они только начинали свою ротацию. Он знает все процедуры, все требуемые проклятия и контр-проклятия, и все те, которые используются редко, но время от времени необходимы. Он смотрит на шрам, который остается на руке, выцветший и едва заметный. Правильное обучение может быть столь же сильным, как и неправильное. — Когда я могу начать? — спрашивает он.

***

Когда несколько часов спустя Гарри отправляется домой через камин, он чувствует себя почти счастливым, если это можно так назвать. Драко будет доволен, что он прилагает усилия, чтобы жить дальше. Это не правоохранительные органы, но работа достаточно смежная, поэтому Гарри считает, что переход не будет таким сложным. Он немного разочарован идеей не работать с Роном изо дня в день, но это чувство сожаления смывается волной облегчения по тому же вопросу. После принятия должности Кингсли позвонил по камину в отдел кадров, чтобы объяснить, что он отправляет Гарри вниз, поэтому Гарри сразу же ушёл. После записи на прием для прохождения медицинского и психологического обследования девушка за стойкой объяснила, что инструкторам не нужен сертификат аврора, но им платят больше, если он у них есть. Гарри моргнул, глядя на зарплату на этой должности, и она неловко откашлялась. Она казалась застенчивой и выглядела сбитой с толку из-за того, что ей пришлось говорить с Гарри Поттером о его финансах. — Министр Шеклболт сказал, чтобы вы начинали с наивысшей шкалы для инструкторов-авроров, — сказала она, покраснев и постукивая палочкой по цифрам на пергаменте, которые растаяли до чего-то слегка — очень слегка — более удовлетворительного. Это были гроши по сравнению с тем, что он раньше зарабатывал, но его эго никогда не требовало высокой зарплаты, и в любом случае у него уже было гораздо больше золота, чем он смог бы когда-либо потратить. — Он сказал проинформировать вас, что, несмотря на то, что это максимальная ставка, она будет повышаться каждые шесть месяцев в течение первых пяти лет и каждый год после этого, так что… — Все в порядке. Остаток дня он провел, заполняя документы и — какого вообще фига — назначая встречу через три дня, чтобы пройти повторную сертификацию. К тому времени, когда он стряхивает пыль с брюк, он измучен, у него болят ноги и бедра, и он более чем готов к ужину, о котором говорил Драко. Дома пахнет ростбифом, приправленным пряностями, но гостиная и кухня пусты и темны, и он идет по первому этажу своего дома, чувствуя себя смутно обеспокоенным. — Драко? По коридору из гостиной доносится быстрый шелест, и он направляется в кабинет, где из-под двери льется свет. Драко сидит за своим давно неиспользуемым столом, собирает бумаги и спокойно кладет их обратно в папку. Он одаривает Гарри полуулыбкой. — Извини, я заметил, что стемнело, только когда услышал твой голос. Ужин должен быть готов, если ты голоден. — Он постукивает краем папки по столу, чтобы распрямить бумаги в ней. Он хорошо выглядит вот так, отмечает Гарри. В окружении тяжелой темной мебели, бумаг и книг. Сидит в кожаном кресле Гарри в тонких серебряных очках для чтения. Он убирает их еще до того, как Гарри перестает думать об этом и встает. — Что это? — спрашивает он, кивая на стопку файлов на столе, идентичную той, которую Драко осторожно кладет на нее. Драко замолкает. — Материалы дел. В замешательстве Гарри смотрит на него. — Кингсли… — внутри него щелкает болезненное чувство понимания. — Медицинские дела? Файлы пациентов? Драко вздыхает. —Да. Кажется, что все тело Гарри трясется в унисон с отрывистым ритмом его сердца, но когда он смотрит на свои руки, они кажутся удивительно спокойными. Он сжимает их в кулаки, чтобы они оставались такими, и старается сохранять ровный тон. — Ищешь работу? Драко смотрит ему в глаза, не отводя взгляд. — Да. Сглотнув, Гарри отворачивается. — Мы должны поесть. Он слышит, как Драко идет за ним на кухню, где Пидди приготовила ужин. Каждая тарелка покрыта защитным пузырем стазиса и заколдована так, чтобы оставаться горячей. Гарри хватает бутылку пива из холодильника и садится, протыкая пузырь вилкой. Драко призывает из шкафа стакан, наполняет его водой из палочки и копирует его действия. Они молчат несколько минут, хотя еда во рту у Гарри кажется пеплом. Затем Драко откладывает вилку и какое-то время возится со стаканом с водой. — Я принял сегодня должность инструктора авроров в Министерстве, — говорит Гарри, прежде чем Драко успевает заговорить. — Я… не могу работать, как раньше, не имея возможности аппарировать. Я надеялся, что смогу, что, может, они сделают какое-то исключение, но это было бы слишком опасно. Для меня и людей, которых я пытался бы защитить. Поэтому Кингсли предложил обучение. И я согласился. Я думал, тебе будет приятно знать. — Он не хочет, чтобы это звучало как мольба, но это так. — Да, Гарри, — медленно говорит Драко, не отрывая взгляда серых глаз от стакана. — Если тебе этого хочется. — Я хороший учитель. Мне так говорили. И я могу… приспособиться. И, возможно, доктор Марш через несколько лет придумает, как разрешить проблему аппарации, — говорит он. Он делает большой глоток пива. — Возможно, — повторяет Драко. Его голос звучит глухо. — Ты так и не сказал мне, почему не согласился на работу там. Ты никогда не говорил мне… — Я собирался, — сказал Драко, наконец подняв глаза. — Сегодня вечером. Я подумал, мы поговорим об этом сегодня вечером. — Он делает глубокий вдох. — Я решил, давным-давно, не жить там, где меня легко узнают. Где Темная Метка имеет значение. Шотландия… Учреждение доктора Марша находится примерно в десяти милях от Хогсмида. — Но ты любишь исследования. Тебе нравится учиться, — тихо отмечает Гарри. — Ты бы работал с пациентами. — Я знаю. Я предпочитаю двигаться дальше. — И это то, что ты сейчас делаешь? Движешься дальше? Или переезжаешь? — И то, и другое. — Его щеки краснеют, и в голосе появляется тревога. — Ты не понимаешь, Гарри. Я пытался объяснить. А может и нет, а может, недостаточно хорошо. Я все еще… люди все еще присылают вещи. Обо мне. О войне. И я не боюсь их, если ты это собираешься сказать, — добавляет он, приподнимая подбородок. — Но я не верю, что их интерес к моей матери не возобновится, если я вернусь сюда. Мне здесь даже не нравится. — Мы были на публике десятки раз. Даже среди волшебников, — говорит Гарри. — Англия — твой дом. — Англия плюнула на меня, закрыла для меня двери и натравила на меня толпу, которая пыталась меня убить. Когда мне было восемнадцать, Гарри. Англия может пойти нахуй, — резко выплевывает Драко. Гарри замирает. Он не знал; не знает, как ответить. Они выследили оставшихся Пожирателей Смерти после судов, и в течение нескольких месяцев выходили репортажи о каждом из них, о том, как Гарри до сих пор борется на благо людей. О стенах Азкабана, жаждущих новых узников. Но никогда о помилованном Пожирателе Смерти. Свидетельства Гарри было достаточно, чтобы получить свободу действий от прессы, в основном потому, что они, судя по всему, не знали, как избежать в статье все те многие ужасные вещи, которые он совершил; тот, кого к тому же так усиленно защищал их Спаситель, когда влияние Гарри было на самом высоком уровне, который когда-либо существовал. — Они так больше не поступают, — говорит Гарри через мгновение. — Не поступают, потому что я работаю с тобой, на тебя, — говорит Драко. — Можешь себе представить шумиху, если бы они заподозрили что-нибудь еще? Я чертовски много работал, чтобы достичь того уровня, на котором я сейчас, Гарри. Я не брошу все это ради… ради… — Ради чего? — мягко спрашивает Гарри. Во рту пересохло. — Ради меня? Ради любви? Чего? — Мы никогда этого не говорили, — виновато бормочет Драко. Гнев, горячий и опьяняющий, поднимается в жилах. — Говорили. Я пытался. Ты просто не хочешь этого слышать. Ты не хочешь признать, что я влюблен в тебя и что у тебя есть причина остаться и столкнуться с тем, от чего ты бежал двадцать лет. Глаза Драко вспыхивают. Он подталкивает свой стул и встает. — Я не хочу сталкиваться с этим, потому что это неправда. Ты самый классический случай переноса, который я когда-либо видел, — жестоко выплевывает он, и Гарри вздрагивает, даже когда встает со своего места и начинает приближаться к Драко, который отступает. — И я знал, знал, что между нами ничего не должно было быть, я знал это. Я знал, что пользуюсь преимуществом, и все равно сделал это. — Почему? — бормочет Гарри, подходя еще ближе. — У тебя была причина. Почему? — Ты знаешь причину. Потому что я хотел тебя! Я всегда хотел тебя! Даже когда мы ненавидели друг друга. А близость… даже для целителя... легко можно спутать с чем-то другим. — Драко замолкает, тяжело дыша, и прижимается к стойке. — Нахуй это все, — рычит Гарри. — Ты тоже меня любишь. — Что бы я ни чувствовал, это не имеет значения, — рявкает Драко, когда руки Гарри сжимают его с обеих сторон. Он ударяет рукой в грудь Гарри и отталкивает его. Гарри допускает эту небольшую дистанцию, гнев и замешательство заставляют его отчаянно нуждаться в ответах. — И что чувствуешь ты — тоже. Между нами никогда не может быть равных отношений. Мы никогда не сможем построить отношения, закрывая глаза на нашу историю. — Почему? — Ты не должен чувствовать, что любишь меня из благодарности, из нужды. — Драко прерывисто вздыхает. — Это не то, как все работает. Это… все всегда было бы неправильно. Мы бы никогда… мы бы обижались друг на друга, или ты бы чувствовал, что я необходим тебе для жизни… — Так ты относишься к людям, которых любишь. — Не тогда, когда все начинается так, — говорит Драко. — Это поэтому? Поэтому ты никогда не трахался с Джоном? Поэтому ты больше ни с кем не трахался? — злобно спрашивает Гарри, но вместо того, чтобы обидеть, его слова, похоже, успокаивают Драко. — Я никогда не трахался с ним, потому что он был физически неспособен на проникающий секс. Мы были молоды, и у нас была отличная сексуальная жизнь, — говорит Драко, убирая волосы с глаз. — Я никогда и не говорил, что я не был эмоционально привязан к тебе, Гарри, поэтому я и позволил этому зайти так далеко и поэтому у меня ничего такого не было до этого. Но эмоции обманчивы. Ты справишься с этим, когда я уйду. Я тоже справлюсь. Обстоятельства диктуют нам то, как мы смотрим на вещи, и обстоятельства меняются. И мне нужно собрать вещи. В мозгу Гарри как будто гремят взрывы, когда Драко пытается пройти мимо него. Он хватает его и целует в губы, что, по всей видимости, уже давно пора было сделать. Он ждет, что Драко будет бороться с ним, сопротивляться, но он этого не делает; он притягивает Гарри ближе, они спотыкаются, пока копчик Драко снова не упирается в край стойки. Драко пытается смягчить поцелуй мягкостью, но Гарри не позволяет этого, заставляя Драко неистово застонать, когда он проталкивает руку между ними и с силой сжимает его член. — Отведи меня наверх, — отрывисто говорит Драко, когда Гарри царапает зубами щетину на его горле. — Позволь мне оседлать тебя. Позволь отвести тебя в постель. — Здесь, — хрипло говорит Гарри. Он стягивает с Драко брюки и резкими, грубыми движениями дергает его член. — Повернись. Глаза Драко становятся размытыми и безумными, и он делает то, что говорит Гарри, перегнувшись через стойку, его штаны и трусы обтянуты вокруг ног. Гарри накладывает смазывающие чары и раскрывает Драко — это легко, в то утро они часами лежали в постели, прежде чем встать, — двумя быстрыми пальцами, затем тремя. Драко опускает голову, выгибая спину назад, когда пальцы Гарри исчезают из него, где тепло, влажно, темно и узко. Кровь кипит, Гарри убирает пальцы и распахивает ширинку, стягивая штаны так, что его толстый и тяжелый член выпрыгивает. Он шлепает им по растянутой дырке Драко, сжимая одну половинку задницы, держа вход открытым, а затем с силой толкается, скользя внутрь по самые яйца одним плавным движением. Драко стонет, царапая пальцами столешницу, жар его задницы угрожает полностью свести Гарри с ума, когда он трахает его. Драко с легкостью берет свой твердый член, и издает слабые, тихие звуки, как будто ему все еще мало. Так что Гарри дает ему еще, вгоняя в него член, его задница сжимается, когда тот вращает бедрами и тянется, чтобы погладить член Драко. Драко быстро кончает от руки Гарри, запрокидывая голову со стоном, и Гарри тоже кончает, сильно выплескиваясь в другого мужчину, даже не удосужившись толкнуться, потому что задница Драко так восхитительно сжимается вокруг его члена. Гарри на мгновение опирается на него, тяжело дыша, вспотевший и смутно напуганный потерей контроля, когда к нему возвращается сознание. Он вытаскивает, накладывает беспалочковые очищающие на них обоих и сглатывает. — Ты… ты ведь этого хотел, не так ли? Драко не отвечает. Он наклоняется и подтягивает брюки, затем оборачивается. — Да. — Его лицо, такое полное жизни и желания всего несколько минут назад, теперь бесстрастно. — Но полагаю, это подтверждает то, о чем я говорил. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Гарри, уверенный в том, что не хочет слышать ответ. — Ты бы не позволил мне отвести тебя в постель. Тебе необходимо было контролировать меня сейчас, необходимо было отыметь меня здесь. — Что-то мерцает в его глазах, и он отводит их, прежде чем Гарри успевает понять, что это такое. — Ты не позволил мне… сделать это по-другому, потому что тебе вернули ногу. Гарри не знает, чувствовать ему себя оскорбленным или потрясенным. Он ощущает, будто на него накинули тяжелое одеяло печали. — Ты никогда не жаловался. — Я никогда и не хотел. — Драко насмешливо улыбается. — Секс был потрясающим. Но всякий раз, когда я инициировал его по-другому, он всегда каким-то образом переходил в это. — Какое это имеет отношение к чему-либо? — спрашивает Гарри, измученный и сбитый с толку. — Все дело в контроле, Гарри, — устало говорит Драко. — Всегда будет какая-то часть тебя, которая будет отталкивать меня, потому что, хотя ты мне и благодарен, именно я был тем, кто контролировал ситуацию с самого начала. Именно по этой причине такие отношения не работают. — Мне просто… мне просто нравится такой вид секса. — Тебе нравится любой секс, — говорит Драко, и Гарри невесело фыркает. — Дело не в сексе. Мне он тоже нравится. Дело во всем остальном. Я не могу тебя сдерживать, Гарри. Не теперь, когда ты снова научился ходить. Ты хочешь меня за это, но это не то, что я могу сделать. Спокойный, недвусмысленный тон Драко заставляет Гарри застыть на месте. Он понимает, что стоит, прислонившись к кухонному столу, а член все еще свисает из брюк. Он осторожно убирает его и снова смотрит вверх. — Не думаю, что ты мне поверишь, если я скажу тебе, что это неправда. Не совсем. И даже не в основном. — Он внезапно чувствует себя постыдно беспомощным перед уверенностью Драко. — Но ты не передумаешь? — Когда Драко качает головой, Гарри резко втягивает воздух. Он чувствует, что вот-вот заплачет, но слезы почему-то не проливаются. — Ты хотя бы останешься на ночь? Драко колеблется. — Да. Я останусь на ночь. В постели Драко позволяет Гарри обнять себя. Гарри чувствует резкий лимонный запах его волос. — Что, если бы мы встретились и полюбили друг друга при других обстоятельствах? — тихо спрашивает он. — Тогда ты бы дал мне шанс? Ты бы остался? Драко не отвечает, но прижимается к Гарри еще ближе. Когда Гарри просыпается, Драко уже нет.