Очищение сердца

Лань Сичэнь предлагал в следующий раз полететь к Не Минцзюэ и сыграть ему «Очищение сердца», но Цзинь Гуанъяо сказал, что предпочел бы отправиться сам. Потому как, если он не приедет, это будет означать: они снова в ссоре, что совершенно уже невыносимо. Но несмотря на его появление и обращенную к нему улыбку, Не Минцзюэ все равно именно так и считал: он смотрел на Цзинь Гуанъяо в точности как на суде, сурово и мрачно. Первый же вопрос был: как поживает Сюэ Ян. Хотелось сказать, что в общем-то неплохо, потому как, хотя тот и сидит порой в заточении, изнывая от скуки, все же большую часть времени занят делом в своем подвале и работает даже с большим старанием и вдохновением, — лишь бы только не возвращаться в тюрьму, — так что в некоторых, казалось бы, безнадежных исследованиях случились неожиданные и интересные подвижки. А уж сколько появилось новых идей… И как вот можно убить столь талантливое существо? Но, конечно, Цзинь Гуанъяо ничего подобного не сказал. Он ответил: Сюэ Ян ждет смерти. И нет, не будет ждать до бесконечности. Потому что вскоре после возвращения из Нечистой Юдоли у Цзинь Гуанъяо будет встреча с Чан Пином, на которой они начнут обсуждать, какую казнь избрать для достойного наказания преступника, и начнется подготовка к исполнению приговора. Не Минцзюэ только скептически хмыкнул. Они уселись чинно по разные стороны столика с гуцинем, с серьезными лицами, красиво расправив полы клановых одежд, темное против светлого — можно картину писать и на стену вешать. Цзинь Гуанъяо хотелось рассказать Не Минцзюэ о последней медитации с Лань Сичэнем — ведь такого у них еще не было. Лань Сичэнь, правда, сразу сказал, что втроем не получится, потому что у Не Минцзюэ свои пути в медитации, а вести себя он не даст. Так же как и Лань Сичэнь не позволит ему вести себя. Да и неизвестно, практикует ли вообще клан Не совместные медитации, как Гусу Лань. Скорее всего, нет. По крайней мере, Лань Сичэнь об этом никогда не слышал. Но Цзинь Гуанъяо лучше спросить Не Минцзюэ самому — будет неплохо, если они попробуют что-нибудь на двоих. Продолжить духовное единение физическим было у Лань Сичэня новым опытом. Когда-то практикам совместных медитаций сначала его одного, а потом их вместе с Ванцзи, учил дядя. А он, разумеется, ничего не говорил о том, можно ли эти практики расширить и дополнить таким вот образом. Наверняка что-то похожее происходило между супругами, идущими совместно путем самосовершенствования, — вряд ли Лань Сичэнь совершил какое-то особенное открытие. Но никогда раньше ему в голову подобное не приходило. Лань Сичэнь не говорил об этом Цзинь Гуанъяо и никому не говорил, но он не особенно любил совместные медитации. Когда их устраивал Лань Цижэнь, они походили на пытку, даже мысль о которой заранее вызывала тоску. Дядя воспитывал в них с братом жёсткую внутреннюю дисциплину, неотъемлемой частью которой было обуздание чувств и мыслей. А во время медитации невозможно как в повседневной жизни, скрыть что-то за невозмутимым лицом и вежливой улыбкой — ты полностью открыт и уязвим перед партнером, особенно если он сильнее тебя. Лань Сичэню же никогда толком не удавалось достичь истинного бесстрастия. Может быть, дело было в характере. Может, в том, что дядя всерьёз взялся за него позже, чем следовало, уже после смерти матери. Он всегда был им недоволен… С Ванцзи с самого начала получалось лучше. И без того замкнутый мальчик постепенно довел самообладание до какого-то немного пугающего совершенства. Но зато — Лань Цижэнь был им доволен и откровенно гордился. Младшего племянника он считал идеалом и своим главным учительским успехом. До тех пор, пока не случилась резня в Безночном городе... Став главой клана, Лань Сичэнь отказался от совместных медитаций с кем бы то ни было. И то, что он однажды решился на это с Цзинь Гуанъяо, было самопожертвованием, исключительно ради того, чтобы добавить младшему побратиму духовных сил и быстрее развить его золотое ядро. Однако с Цзинь Гуанъяо все получилось совсем иначе. Оказалось, что совместная медитация может быть не мукой, а радостью, свободным полетом родственных душ, без страха, ограничений, досады на то, что ты не такой, как надо, что можно быть просто самим собой. Тем вечером после суда над Сюэ Яном между ними возникла привязанность на недостижимом прежде уровне. Проходило время, но Цзинь Гуанъяо казалось, что какая-то часть Лань Сичэня по-прежнему у него внутри. Он все время думал о нем, что-то рассказывал мысленно, к нему невыносимо тянуло. Лань Сичэнь говорил, что с ним происходит то же самое, и жить так было довольно непросто, потому что находиться вместе постоянно они не могли. Но Не Минцзюэ ничего об этом не расскажешь. Он вообще явно не склонен к разговорам. Уселся в позу для медитации и закрыл глаза, сосредоточенно слушая музыку. И Цзинь Гуанъяо не сомневался, что едва он закончит играть, дагэ поднимется и отправится заниматься делами. Или саблей пойдет махать на тренировочное поле. Разделенные столом и дымом курильницы, они сидели друг против друга так близко, что можно прикоснуться, только руку протяни, — и будто по разные стороны пропасти. Это и раздражало, и приводило в отчаяние. — Если тебе неприятно видеть меня, в следующий раз я могу попросить приехать Лань Хуаня, — завершая мелодию, сказал Цзинь Гуанъяо с преувеличенным равнодушием. — Мне все равно, кто из вас будет играть, — отозвался Не Минцзюэ. — Можете вовсе не приезжать. От вашей музыки никакого толку. Цзинь Гуанъяо вспыхнул от возмущения, пришлось приложить усилие, чтобы голос по-прежнему звучал спокойно. — Раньше ты утверждал обратное, — проговорил он холодно. — А сейчас — злишься. На меня. И должного воздействия от музыки не происходит. Так что мне, наверное, действительно стоит… Не Минцзюэ не дал ему договорить. — Сегодня ты закончил? — Да. Нет! Не Минцзюэ открыл глаза и встретился с уже далёким от хладнокровия взглядом Цзинь Гуанъяо. — Так да или нет? — спросил он насмешливо. — Я не понимаю, что не так? — проговорил Цзинь Гуанъяо, возвращая взгляду мягкость и лицу смиренное выражение. — Я же сделал все, как ты хотел. — Ты ничего не сделал. — Отчитываюсь тебе в каждом шаге. — Это только слова. — Ты первый получишь приглашение на казнь. — Жду с нетерпением. — Так хочешь на нее посмотреть? — Совсем не хочу. Но если не увижу собственными глазами, не поверю. Цзинь Гуанъяо обреченно выдохнул. — Я понимаю, что все это заслужил, и ты никогда не будешь мне верить. Но попробуй все же взглянуть на дело отстраненно. Вообрази, что Сюэ Ян адепт другого клана. И я его не защищал. В твоём отношении к нему ничего не изменилось бы? — Ты сейчас обвиняешь меня в предвзятости? — если в голосе Не Минцзюэ и прозвучала угроза, то только слегка. Больше было удивления. Он сделал вид, что задумался на мгновение. — Нет. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь, кроме вас, взялся защищать виновного в настолько чудовищном преступлении. Только ты и твой отец способны на такое. Единственное, чего не могу понять — на что вам сдался этот поганец? — Ты разве не стал бы защищать адепта своего клана? — Такого не стал бы. — Ну конечно, — Цзинь Гуанъяо усмехнулся, — о чем я спрашиваю... Ты сейчас скажешь, что это отговорки, но мне в этом деле до сих пор еще не все понятно. И я не пытался оправдывать преступника, я всего лишь хотел разобраться до конца… Чтобы быть уверенным, что мы не совершаем ошибку. — То есть ты хочешь сказать, что собираешься и дальше изображать сомнения и увиливать? — с любопытством глядя на него, спросил Не Минцзюэ. — Ты не за этим ли приехал? — Нет, не за этим! — зло воскликнул Цзинь Гуанъяо. — Я же сказал тебе, что ты получишь приглашение на казнь. Потом заберёшь себе голову Сюэ Яна и вывесишь на пике перед воротами Крепости. Как свой личный трофей. Будешь любоваться им каждый раз, выходя на тренировочное поле и потом — возвращаясь. Уверен, тренировок станет ещё больше. Почему ты никогда не хочешь дослушать? Ты знаешь наперед все, что я хочу сказать?! — Большей частью. Порой даже удивляюсь твоей предсказуемости. И можешь не смотреть на меня скорбным взглядом: я не Сичэнь... Кстати, — Не Минцзюэ пристально посмотрел на Цзинь Гуанъяо, словно вдруг вспомнил о чем-то, — что там насчет демона? Вопрос был настолько неожиданным, что Цзинь Гуанъяо застыл потрясенный, забыв, что хотел сказать, забыв о досаде и злости. Его окатило противным липким страхом, и сердце забилось как сумасшедшее. — Демона?.. — пробормотал он. — Откуда ты знаешь про демона? — Неважно, — грозно сказал Не Минцзюэ. — Хочу послушать об этом от тебя. Вот это новости… Мысли бешено скакали у Цзинь Гуанъяо в голове, и он лишь надеялся, что смятение никак не отражается у него на лице. Неужели Не Минцзюэ говорил с Сяо Синчэнем или с его другом? Когда же он успел? Если он все знает, в него уже не заронить сомнения в виновности Сюэ Яна, и, значит, тот план, что у Цзинь Гуанъяо почти уже сложился, никуда не годится. Более того, Не Минцзюэ может догадаться, что Сюэ Ян не стал бы призывать демона только ради развлечения, да и не смог бы без очень мощного артефакта. Что именно это и есть то, зачем он сдался клану Цзинь! Цзинь Гуанъяо улыбнулся и слегка пожал плечами. — Я никаких подробностей не знаю, — сказал он осторожно. — Ты, вероятно, лучше осведомлен. Свидетели утверждали, что это был всего лишь злобный дух… — Злобному духу такие дела вершить не под силу, — уверенно заявил Не Минцзюэ. — Речь шла о демоне, одном из служителей Диюя. И явно не из последних. Пронзительный взгляд Не Минцзюэ явно указывал на то, что знает он очень много, гораздо больше, чем думает Цзинь Гуанъяо, и если сейчас не услышит правду, вытряхнет ее из него силой. А потом воткнет пику с его насаженной головой рядом с той, на которой будет голова Сюэ Яна, чтобы любоваться на обе. Но что же он знает? И откуда? Что мог рассказать ему Сяо Синчэнь? Может быть, что-то еще, помимо того, о чем говорил Сюэ Ян?.. — Это был очень злобный дух… — сказал Цзинь Гуанъяо, пытаясь придумать что-нибудь на ходу, — Дагэ... даочжан ведь ничего не говорил о демоне на суде. Может быть, это лишь его предположение?.. Иначе он непременно упомянул бы о нем. Такой весомый аргумент в обвинении странно упускать, даже несмотря на то, что демона сложно пригласить свидетелем. Вот о чем следовало бы задуматься, тебе так не кажется? Почему он ничего не сказал? Был ли вообще демон? А если и был… Я не верю, что кому-то вроде Сюэ Яна удалось бы его призвать. Кто он такой? Босяк, мальчишка… Это мог быть другой, более сильный заклинатель. Который решил представить дело так, чтобы Сюэ Ян выглядел виновным, чтобы отвести от себя подозрения… «Боги, что за чушь я несу?!» — ужаснулся сам себе Цзинь Гуанъяо. — Что за чушь ты несешь? — нахмурился Не Минцзюэ. — Я же говорил, что в этом деле еще много непонятного… — проговорил Цзинь Гуанъяо, подумав о том, что больше всего в нем, как выяснилось, непонятно ему самому. Не Минцзюэ смотрел на него крайне озадаченно. — При чем тут вообще твой Сюэ Ян?! Ко мне это все какое имеет отношение? Цзинь Гуанъяо почувствовал легкое головокружение. — К тебе? Никакого… Но ты же сам решил вмешаться, разве нет? — Вмешаться во что? Некоторое время они смотрели друг на друга, и Не Минцзюэ сдался, поняв, что окончательно запутался, либо сам, либо посредством бормочущего какой-то бред Цзинь Гуанъяо. Возможно, тот делал так нарочно, но выглядел как-то уж очень искренне растерянным. — Ты сказал Сичэню что-то о договоре с демоном, — сказал Не Минцзюэ. — Что я сказал Сичэню?! — изумился Цзинь Гуанъяо, — Когда?! — Твою мать, А-Яо! — воскликнул Не Минцзюэ, окончательно теряя терпение. — Вы думали, что я сплю и ничего не слышу! Ты говорил о нашем семейном проклятии и о том, что мы заключили договор с демоном! А теперь невинно таращишь глаза! Я хочу знать, с чего ты это взял?! Цзинь Гуанъяо еще мгновение смотрел на него с тем потерянным видом, какой может быть у человека, который шел по ровной дороге и вдруг под ногами его внезапно разверзлась пропасть. А потом уронил пылающее лицо в ладони и расхохотался. Смех этот, впрочем, больше походил на рыдания, даже слезы на глазах выступили. — Это совсем не то! — простонал он. Какой же он тупица! Сам выложил Не Минцзюэ все, что рассказывать никак нельзя! И как теперь сделать, чтобы тот забыл о его словах, чтобы ему не пришли в голову ненужные выводы? Никак это невозможно! Ненавистные демоны, истинные и выдуманные… — Я не напрасно сказал Лань Хуаню, что это не стоит его внимания, — произнес Цзинь Гуанъяо, поднимая голову и вытирая глаза. — Про демона сочинил Хуайсан для своей новой поэмы. Главный герой заключил сделку с одним из служителей Диюя, чтобы получить проклятое оружие, которое поможет ему победить злодея. Будто бы когда-то так мог поступить и ваш предок. И искажение ци — расплата. Я упомянул о демоне в шутку, дагэ… — Да ты издеваешься? — возмутился Не Минцзюэ. — Нисколько! Спроси у Хуайсана. Он сам расскажет тебе эту трагическую историю. У Не Минцзюэ было странное выражение лица, такое, когда одновременно и обижаешься, и злишься, и смешно, и хочется махнуть на все рукой, но последнее никак нельзя, потому что это будет проявлением слабости. Поэтому Не Минцзюэ еще сильнее сдвинул брови и упрямо сжал губы. — Значит, по его разумению, духовное оружие клана Не — проклято? — процедил он сквозь зубы. — Слов нет, чтобы описать подобную наглость! Вас с Хуайсаном обоих следовало бы выпороть. Чтобы выбить дурь из ваших голов. Не Минцзюэ резко поднялся. — Как видно, этой бестолочи недостаточно тренировок. У него слишком много свободного времени. — Дагэ! — воскликнул Цзинь Гуанъяо с мольбой. — Пожалуйста, не надо мучить Хуайсана! Он ничего плохого не сделал! Это я виноват! Мучить?! Не Минцзюэ сурово воззрился на Цзинь Гуанъяо сверху вниз. В устремленных на него глазах было всего так много: сожаления и печали, отчаяния, смирения, безнадежной усталости и нежности. Взгляд Цзинь Гуанъяо всегда умел быть очень красноречив. И Не Минцзюэ отвернулся, чувствуя, как словно песок сквозь пальцы утекает его решительность. — Здесь-то ты в чем виноват? — вздохнул он. — Не ты же сочинил эту глупость. — Не знаю, — грустно улыбнулся Цзинь Гуанъяо. — Скажи мне ты. Это же ты хочешь меня выпороть. Наверное, есть за что. Не Минцзюэ бессильно потер лицо ладонью. — Тебе пора возвращаться в Ланьлин. — Не мучай Хуайсана, — повторил Цзинь Гуанъяо. — Он не такой, как ты. Он не для сабли. Не каждый рождается, чтобы стать великим воином, кто-то должен быть и поэтом. — Что он будет делать, когда я умру и ему придется стать главой клана? — Ты не умрёшь. — Перестань, — поморщился Не Минцзюэ. — Никому из наших предков не удалось избежать искажения ци. Вы можете оттянуть мою смерть на какое-то время. Наверное. Но уж точно не до бесконечности. Хуайсану нужно это понимать. Не потворствуй его развлечениям. Цинхэ Не должно управлять твердой рукой. Что будет с кланом, если он так и останется недотепой? — Если ты заставишь его взять саблю, у него тоже случится искажение ци, — заметил Цзинь Гуанъяо. — Как ты, должно быть, знаешь, Хуайсан уже долгое время тренируется с мечом, — с горечью сказал Не Минцзюэ. — Я жалею его. И это плохо. Его духовные силы не растут. И останутся на том же жалком уровне, пока он не возьмёт саблю. А слабый не может править кланом. — И ты отрицаешь проклятие? — удивился Цзинь Гуанъяо. — Знаешь, я думаю, Хуайсан недалек от истины со своим сочинением насчет договора с демоном. Только наверняка все происходило не так возвышенно и романтично. Никто не заключает подобные сделки ради любви — их заключают ради силы и власти. Ты же тоже думал об этом, правда? О том, откуда все началось и как это закончить? — Думал, — признал Не Минцзюэ. — Но все бесполезно. Как бы то ни было, у нас нет другого выхода: либо мы умираем от искажения ци, либо теряем клан. Хуайсан проживет дольше, чем я. Он не будет стараться как можно быстрее обрести силу и власть. У него нет в том надобности. Возможно, искажение ци настигнет его еще очень нескоро, он успеет жениться и обзавестись детьми. Или даже внуками. Цзинь Гуанъяо не стал произносить это вслух, но подумал, что сила и власть слишком уж большое искушение. От них трудно отказаться, когда знаешь, как получить. Поневоле снова вспомнился глава Вэнь. Они с Не Минцзюэ шли разными путями, но к одной цели. Разве что Вэнь Жохань был быстрее: над ним-то никаких проклятий не довлело. Да и жертвовал он другими, а не собой. Это обычно упрощает задачу. — Война давно закончилась. У тебя тоже больше нет необходимости в самосовершенствовании, — сказал он. — Ты один из сильнейших заклинателей, ты превзошел всех своих предков. И если бы только мог остановиться... Но ты не сможешь, верно? Тебе не хватает войны, сражений, крови... Ей не хватает. Бася хочет убивать. Как вообще тебе удается сдерживать ее? — Остановлюсь, вот тогда не смогу сдерживать, — мрачно ответил Не Минцзюэ. — К чему вообще ты завел этот разговор? Чего ты хочешь? — Это не я его завел, а ты. — Разве? В любом случае, нечего тебе думать, о чем не следует. У тебя достаточно другой пищи для размышлений. Цзинь Гуанъяо сокрушенно покачал головой. — Что опять не так? — спросил Не Минцзюэ. — Ты знаешь лучше меня не только что мне делать, но и о чем думать. — Конечно, — хмыкнул Не Минцзюэ, — даже не сомневайся. Когда он ушел, Цзинь Гуанъяо еще какое-то время смотрел ему вслед. Улыбка постепенно сползла с его губ. Несчастное выражение лица сменилось на задумчивое, и складка залегла между бровей. Вот бы понять, не станет ли думать сам Не Минцзюэ о чем ему не следует. Может быть, и не станет, раз уж разговор о демоне удалось увести в другое русло. Но он, конечно, вспомнит о нем, как только узнает, что Сюэ Яна признали невиновным. С него станется начать разбирательство по новой, даже если Чан Пин откажется от обвинений. Впрочем, разве демон что-то меняет? Не Минцзюэ в любом случае не станет верить ни во что, если это будет исходить от Цзинь Гуанъяо. Значит нужно все обставить так, чтобы Цзинь Гуанъяо никаким образом в дальнейшем развитии событий не участвовал. Все, что нужно, сделают другие люди. А он будет исполнять то, что хочет от него дагэ. Как послушный и преданный младший братец. Может, так ему удастся выкрутиться? Только вот отчего-то на душе все равно было очень неспокойно, будто бы злой червь глодал сердце.