Очищение сердца

Цзинь Гуанъяо проснулся настолько замерзшим, что не мог пошевелиться. Он лежал на столе, на котором обычно препарировали трупы и проводили опыты над лютыми мертвецами, и какое-то время думал, что тоже мертв. Память о вчерашнем дне вернулась сразу же, словно придавив его тяжелой каменной плитой. Раз он помнит — значит, наверное, не умер. Хотя кто сказал, что лютые мертвецы забывают прошлую жизнь? Они ведь до последнего стремятся к мести... Преодолевая боль в затекших конечностях, Цзинь Гуанъяо коснулся ладонями головы и нащупал бинты. Потом он положил руку на грудь — ее тоже стягивали тугие повязки, мешающие глубоко вздохнуть. Значит, при падении он все же сломал пару ребер, ну или Сюэ Ян, воспользовавшись случаем, устроил ему вскрытие, чтобы посмотреть, что внутри, а потом зашил — с него станется. Понимая, что если останется лежать, точно замерзнет до смерти, Цзинь Гуанъяо стиснул зубы и приподнялся на локте, переждал приступ головокружения, потом сел, спустив ноги на пол. Он был босиком, одет в исподнее и только укрыт клановой накидкой, наверное, потому так замерз. Сюэ Ян не заботился о теплой одежде и обогреве, ему в подземельях не было холодно. Он не пренебрегал медитациями и не боялся опытов с эликсирами, пробуя различные рецепты Старейшины Илина и Вэнь Жоханя, что-то совершенствуя и изменяя, что-то оставляя в неприкосновенности, и его духовные силы прирастали с каждым днем. Цзинь Гуанъяо уселся на столе в позу для медитации. Отрешиться от мыслей и погрузиться в состояние покоя было так же сложно, как и всегда. Окажись здесь Лань Сичэнь — он помог бы, а без него по-прежнему все непросто. Сюэ Ян не станет ни с кем делиться ци, да Цзинь Гуанъяо не особо этого и хотелось, после всех опытов, которые тот на себе проводил. Придется все делать самому. Потоки ци текли вяло, но ровно, нужно было лишь немного их разогнать. Никаких непоправимых повреждений внутри не обнаруживалось: ребра вскоре срастутся, голове уже значительно лучше, нога не болит — то ли Сюэ Ян вправил вывих, то ли само прошло. Тело покрыто синяками, но их закроет одежда. Поэтому сейчас следовало заняться только лицом. Цзинь Гуанъяо не видел нужды смотреть на себя в зеркало, он и так вполне представлял, как может выглядеть после сильного удара головой. Выходить в таком виде нельзя, а между тем вернуться на поверхность как можно скорее было совершенно необходимо. Кто знает, что творится во дворце, пока он тут пытается возродить себя к жизни... Он почти достиг умиротворения, когда явился Сюэ Ян. Принес свертки с едой и пару кувшинчиков вина. Значит, ходил в город, хотя ему полагается сидеть взаперти. Если кто-то узнает об этом, снова будут неприятности. — Тебя что, плохо кормят? — спросил Цзинь Гуанъяо, посмотрев на него с осуждением. — Отвратительно. — Сюэ Ян уселся рядом и, вытащив из свертка пирожок с мясом, с наслаждением вонзил в него зубы. — Постоянно достаются какие-то объедки, которыми и собак-то стыдно кормить. Надеюсь, когда ты станешь главой клана, все переменится. Цзинь Гуанъяо усмехнулся и снова закрыл глаза, пытаясь вернуть состояние покоя. Но, видимо, тщетно — Сюэ Ян слишком громко чавкал и болтал ногами, постукивая по ножке стола. — Могу с тобой поделиться, — сказал он, запивая пирожок вином. — Следовало бы сказать тебе так же, как и ты мне: обойдешься. Но я-то гораздо лучший друг, чем ты. От одной мысли о еде Цзинь Гуанъяо затошнило. — Я не хочу, — сказал он. — Лучше набери в бадью воды, мне нужно вымыться. Иногда работа Сюэ Яна требовала большого количества воды и слива нечистот, поэтому в его подвале сразу организовали доступ к колодцу и выгребную яму, достаточно вместительную и изолированную от внешнего мира, — то, что попадало туда порой, никак не должно было стать достоянием общественности. Вода в колодце была ледяная, но Цзинь Гуанъяо уже достаточно отогрелся, чтобы это не особенно его тревожило. Даже напротив, холод теперь освежал и бодрил. Главное, можно было смыть засохшую кровь, пот, слезы и весь проклятый вчерашний день. Имелся здесь и запас чистой одежды. Приведя себя в порядок, Цзинь Гуанъяо рискнул взглянуть в зеркало и в общем остался даже доволен. Он выглядел несколько изнуренным, но синяки под глазами почти исчезли и, что особенно важно, он был чисто и аккуратно одет. Выпрямившись и подняв подбородок, он придирчиво осмотрел себя и поправил отвороты клановой накидки, добиваясь идеальной симметрии, пригладил волосы, уложенные теперь так, как принято в Ланьлине, изменил выражение лица с мрачного и напряженного на вежливое и благожелательное, и улыбнулся своему отражению. Что ж, пожалуй, он почти похож на обычного себя. Сюэ Ян наблюдал за ним, ухмыляясь, его явно подмывало устроить какую-нибудь пакость. Когда Цзинь Гуанъяо сказал, что готов возвращаться к делам, чего и ему советует, и, чинно ступая, направился к лестнице, Сюэ Ян крикнул ему вслед: — Какие могут быть дела в столь ранний час, Ляньфан-цзунь! Останься хотя бы выпить чаю! После того случая на тренировочном поле, когда он пытался подсунуть ему напиток из человеческих языков, Сюэ Ян припоминал об этом постоянно. Ему нравилось появляющееся на лице Цзинь Гуанъяо отвращение. По какой-то причине он считал это забавным. Впрочем, он считал забавными многие странные вещи. Благостное выражение на миг покинуло лицо Цзинь Гуанъяо, и он едва не наступил на подол клановой накидки. — Прекрати это, — с досадой сказал он, оборачиваясь. — Меня и без того мутит. — Зря отказываешься, мой чай вкусный и полезный, тебе сразу станет лучше! — Еще скажи, что ты сам его пил. Сюэ Ян тут же выразил желание поделиться подробностями, но Цзинь Гуанъяо поспешно остановил его: — Ничего не говори! Не желаю об этом знать! Сюэ Ян рассмеялся, очень собой довольный. — И вообще, знаешь что, — продолжал Цзинь Гуанъяо, — то твое варево вовсе не чай, а суп. — Суп?.. — задумался Сюэ Ян. — Конечно, суп, — усмехнулся Цзинь Гуанъяо. — Сам подумай. Это же мясной бульон. — Для супа там овощей не хватает. И специй… — протянул Сюэ Ян. — А пожалуй, хорошая мысль! — воскликнул он. — Суп из корня лотоса и свеже отрезанных языков, с морковью и специями! По рецепту господина Сюэ из Куйчжоу! Такой вкусный, что пальчики оближешь! Вообразив себе это кушанье, Цзинь Гуанъяо поморщился и прижал ладонь к животу. — Ешь, что хочешь, но прекрати подсовывать мне. Уже на лестнице его догнал голос: — Ты же принесешь мне овощи и специи, правда? Чтобы мне не пришлось идти в город самому! — Не смей выходить, иначе я запру тебя в тюрьме! — крикнул ему Цзинь Гуанъяо. — Так ты принесешь? — Хорошо, принесу! Пусть развлекается, как ему нравится, лишь бы не создавал беспокойства. Во дворце все шло своим чередом, будто ничего и не случилось, все занимались своими делами. Явление Цзинь Гуанъяо с его неспешными и плавными движениями, добродушным выражением лица и вежливой улыбкой тоже было таким же, как и всегда, разве что обычно он выходил из своих покоев раньше, так что у слуг и помощников уже успело накопиться к нему множество вопросов. Началась привычная суета, требующая самоотдачи и хорошо отвлекающая от ненужных мыслей. Как только выдалась возможность, Цзинь Гуанъяо выслушал от своих людей отчеты обо всем, что он пропустил: о настроении отца и госпожи Цзинь, и о том, что обсуждали вчера и сегодня в их покоях. О том, что происходило на утреннем Совете старейшин и, самое главное — после него. О чем злословили многочисленные родственники, о чем сплетничала прислуга в кухне. Как и ожидалось, говорили преимущественно о главе Не и о его неуклонно надвигающемся искажении ци. Строили предположения, сколько еще он протянет, в основном сходясь во мнении, что осталось ему недолго. Не Минцзюэ вел себя слишком уж буйно: мало того, что непонятно с чего сбросил сына главы Цзинь пинком с лестницы, так еще и дрался с главой Лань. Это последнее обстоятельство немало Цзинь Гуанъяо поразило. Выходило, что он действительно многое пропустил. То, что Лань Сичэнь пытался удержать Не Минцзюэ от похода к отцу, он помнил, но подробности как-то от него ускользнули. А жаль. Зрелище, наверное, было незабываемым. То, что у Не Минцзюэ не было никаких признаков искажения ци, Цзинь Гуанъяо точно знал, — тот вполне осознавал, что делает, возможно, даже лучше, чем когда бы то ни было. Но хорошо, если все считают иначе. Ему это только на руку. Поначалу Цзинь Гуанъяо думал, что, может быть, стоит исправить оплошность и как-нибудь стравить крокодила и удава — пусть бы глава Цзинь и глава Не сожрали друг друга. Им же самим этого хочется. Но потом решил, что вражда между кланами совсем не то, что ему нужно. Да и к тому же, как и отец, Не Минцзюэ должен сдохнуть именно таким образом, какой заслуживает. Это будет даже не сложно — нужно только немного его подтолкнуть. И не вызовет никаких подозрений. Раньше такое не приходило в голову, но ведь если задуматься, — отсутствие в этом мире Не Минцзюэ сулило совершенно головокружительные возможности. Не станет его, и расстановка сил моментально переменится. Как только Цинхэ Не перейдет под главенство Не Хуайсана, в тот же миг он доверчиво ляжет на раскрытые ладони Ляньфан-цзуня, его поддержка всегда и во всем будет ему обеспечена. Ланьлин Цзинь лишится противовеса и станет непобедим. Тогда придет время избавиться и от отца... Все сложится само собой. И делать-то ничего не придется. Раз — и Цзинь Гуанъяо уже глава клана. Два — и он Верховный заклинатель. Больше не нужно будет выкручиваться, ломать голову, придумывая, как кому угодить и расположить к себе. Все это страшно надоело. Сколько можно? Немного странным казалось так думать, но выходило, что все произошедшее вчера — к лучшему. Цзинь Гуанъяо все с большим рвением занимался делами, с холодной, злой радостью предвкушая сладость мести и торжество победы. Тревожило только то, что не было известий от Лань Сичэня. Не мог же он из Цинхэ Не улететь сразу же в Облачные Глубины? Или мог? Не случилось ли чего-нибудь неожиданного в Нечистой Юдоли? О чем они говорили с Не Минцзюэ? Мог ли тот сказать что-то такое, из-за чего Лань Сичэнь больше не захочет Цзинь Гуанъяо видеть? Такое казалось невероятным, но разве что-то еще после вчерашнего дня может удивить? Если рушится фундамент, не устоят и башни. Нужно быть готовым ко всему. Если пришла пора избавляться от всех привязанностей — значит так тому и быть. Уже ближе к вечеру Цзинь Гуанъяо вернулся в свой рабочий кабинет уставший, снова чувствуя головокружение и боль в груди. И остановился на пороге, глядя на разбросанные по столу со вчерашнего дня чертежи смотровых башен. Минуло всего несколько часов, а кажется целая жизнь и еще тысяча лет. Вся его решительность и бешеное желание деятельности вдруг растворились в тоскливом бессилии. Нужно что-нибудь съесть и выпить чаю. А потом отправляться спать. Есть ли хоть какая-то надежда уснуть сразу же?.. Цзинь Гуанъяо решил, что не стоит и пытаться. Работать всю ночь в оглушающей тишине кабинета тоже не хотелось. Лучше пойти в подвал и помочь с чем-нибудь Сюэ Яну. Тот будет либо мрачно молчалив и сосредоточен, если занят чем-то интересным. Либо будет смеяться и болтать не умолкая, до звона в голове. В первом случае они напряженно проработают до утра, во втором - скорее всего, напьются. Или будет сначала одно, а потом другое. Так или иначе, Цзинь Гуанъяо все устраивало. Уже стемнело, и Башня Кои постепенно начала погружаться в приличествующий перед отходом ко сну покой, когда вдруг появился Лань Сичэнь. Он вошел в кабинет Цзинь Гуанъяо как раз тогда, когда тот уже собирался его покинуть. Цзинь Гуанъяо настолько не ожидал его увидеть, что в первый миг не поверил глазам своим, а потом испытал такое огромное облегчение, как если бы разжался кулак, стискивающий сердце. Лань Сичэнь с беспокойством окинул Цзинь Гуанъяо взглядом, будто боялся обнаружить в его облике какие-то необратимые перемены. А потом они одновременно шагнули друг другу навстречу, и Цзинь Гуанъяо сделал то, чего так хотел весь день, — обнял его и уткнулся лбом ему в плечо. Лань Сичэнь крепко прижал его к себе, ладонь его нежно скользнула по шее Цзинь Гуанъяо вверх, пальцы зарылись в волосы на затылке. — Прости, что меня не было так долго, — сказал он. — Я все это время оставался в Нечистой Юдоли, там… Цзинь Гуанъяо вдруг понял, что несмотря на всю свою выдержку не в состоянии это слушать. Он чем-нибудь выдаст себя… — Эргэ, пожалуйста, не надо рассказывать мне о нем сейчас, — проговорил он поспешно. — Хорошо, — вздохнул Лань Сичэнь. — Хорошо… Что мне сделать для тебя? — спросил он, немного помолчав. — Я сделаю все, что хочешь. — Ничего не нужно, — отозвался Цзинь Гуанъяо. — Ты здесь — и теперь мне гораздо лучше. Лань Сичэнь слегка отодвинул его от себя, посмотрел на его бледное лицо и запавшие, покрасневшие глаза. — Ты уверен? Цзинь Гуанъяо вымученно улыбнулся. Он знал, что нужно говорить, и знал, как, — он все уже продумал. Но не хотел бы делать это сейчас, когда настолько измотан. — Ничего не случилось. Ничего, из-за чего следовало бы переживать, — сказал он, надеясь, что усталость делает его взгляд мягким и теплым, и в голосе достаточно искренности. — Я сам во всем виноват. Наговорил дагэ того, чего не следовало. Он разозлился… Это не удивительно… Мне нужно поговорить с ним. Еще раз. Спокойно. Попытаться все объяснить… Я это сделаю, когда придет время играть «Очищение сердца»... Лань Сичэнь смотрел на него с недоверием. — Ты хочешь играть ему?.. — Да, я хочу. Конечно. Нельзя же оставлять все так, как есть. С этим трудно было спорить. Но Лань Сичэнь никак не ожидал от Цзинь Гуанъяо такого смирения и жертвенности. А еще он не ждал от Не Минцзюэ готовности правильным образом это принять. Все сомнения отразились у него на лице, и Цзинь Гуанъяо улыбнулся ему грустно и ласково. — Я смогу это сделать, поверь. — Хорошо. Раз ты так хочешь… — пробормотал Лань Сичэнь. Он думал, что все будет гораздо хуже, он ждал крушения мира и боялся чего-то непоправимого, но выходило, что напрасно. Наверное, он действительно преувеличил значительность произошедшего... — Будет очень хорошо, если вы помиритесь, — неуверенно улыбнулся он. — Дагэ часто поступает необдуманно, но потом… Лань Сичэнь умолк, вспомнив, что обещал не говорить о нем, но Цзинь Гуанъяо смотрел на него с тем же выражением светлой печали на лице, и ничто не дрогнуло в его взгляде. Лань Сичэню вдруг показалось, что Цзинь Гуанъяо его и не слышал, как если бы дух его покинул тело и оно осталось застывшим в том самом мгновении. Выглядело это жутковато. — А-Яо? — позвал он, крепче сжав его плечо. — Что? — Цзинь Гуанъяо посмотрел удивленно. Лань Сичэнь не нашелся, как ответить на это «что?», но неприятное ощущение не отпускало. — Ты выглядишь не лучшим образом. Наверняка забыл поесть, не говоря уж о медитации. — Как раз перед твоим приходом собирался ужинать, — кивнул Цзинь Гуанъяо. — Присоединишься? — С удовольствием. Прежде чем Цзинь Гуанъяо отправился отдавать распоряжения слугам, Лань Сичэнь взял его руку и прощупал пульс. Никаких опасений тот не внушал. Однако Лань Сичэнь уже не сомневался: не так уж легко Цзинь Гуанъяо все дается, как тот хочет это показать. Тем более заслуживающим восхищения выглядело его решительное намерение помириться с Не Минцзюэ. За ужином Лань Сичэнь продолжил говорить о том, на чем они остановились в прошлый раз — о том, что он знал, Цзинь Гуанъяо будет интересно, и что может отвлечь его от грустных мыслей. Об архитектурных особенностях смотровых башен. О том, кому поручить чертежи и кому строительство. Поначалу Цзинь Гуанъяо казался рассеянным, но потом, как и ожидалось, втянулся в любимую тему. Как обычно, от башен разговор ушел на все, что им сопутствовало: необходимость прокладки дорог и наладку снабжения, найма работников и обучения большего количества заклинателей, и прочего-прочего, что Лань Сичэня смущало своей грандиозностью, и что отчего-то совершенно не пугало Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь считал: стоит начать с малого, построить с десяток башен на границе Ланьлина или где-нибудь в Гусу Лань. Посмотреть, как это будет работать, учесть ошибки и недочеты, которые наверняка вскоре проявятся, и вот тогда уже только начинать повсеместное строительство. Цзинь Гуанъяо же мыслил совсем иначе, уверяя, что, строительство должно начаться сразу же повсюду. Иначе все затянется на десятки лет, а потом и вовсе заглохнет, зная всеобщее стремление все откладывать «на потом». Люди предпочтут ничего не делать, если только им позволить. Доля истины в этом была. Но обсуждать все всерьез казалось немного странным. Лань Сичэню замыслы Цзинь Гуанъяо виделись некой игрой для ума, весьма полезной, но невоплотимой силами и желанием одного человека, который к тому же не обладает ни достаточными средствами, ни властью. Этого, впрочем, он Цзинь Гуанъяо не говорил, считая чем-то и без того очевидным. Цзинь Гуаншань сына особо не поддерживал, хотя в открытую и не мешал. Ему, чем дальше, тем более безразлично становилось все, что касалось повседневного управления кланом. Не говоря уж о более всеобъемлющих начинаниях. Но может быть, это значило, что спустя какое-то время он все же объявит его своим наследником? Просто потому, что этот путь будет наиболее простым и необременительным? Тогда у Цзинь Гуанъяо появится возможность делать все, что он хочет... В углу кабинета Цзинь Гуанъяо за ширмой пряталась кровать, на которой тот отдыхал, если не было сил или желания перебираться в спальню. На ней им случалось заниматься любовью, когда считалось, что ночь напролет они обсуждают подготовку к Совету кланов или иные не менее важные дела. Кровать была узковата даже для одного, но им всегда казалось: в самый раз для двоих. На ней было удобно лежать обнявшись. Сейчас, скинув лишь верхнюю одежду, они устроились там, и Цзинь Гуанъяо сразу уснул, положив голову Лань Сичэню на плечо. Тот же долго не мог последовать его примеру, хотя чувствовал себя безмерно усталым. Может быть — слишком усталым, чтобы легко погрузиться в покой. И никак не получалось отделаться от тревожных мыслей. Находясь в Нечистой Юдоли, Лань Сичэнь всей душой стремился в Башню Кои. Теперь он думал: а что происходит там? С Не Минцзюэ они толком не говорили. Где-то на середине пути из Ланьлина в Цинхэ он развязал ему руки, — не стоило привозить главу Не в Крепость в таком неподобающем виде, — и Не Минцзюэ тотчас же прямо в воздухе перепрыгнул с Шоюэ на Бася, приведя Лань Сичэня в ужас. На такой скорости и высоте это было крайне опасно. Потом Не Минцзюэ прошествовал в свои покои, заявив Лань Сичэню, что говорить с ним не желает. Тот настаивать не стал, но оставался неподалеку, потому что Не Хуайсан, не понимая, что происходит, вцепился в него мертвой хваткой, вопя, что не знает, чего боится больше: возможного искажения ци у брата или того, что тот в ярости кого-нибудь убьет. Ни того, ни другого не произошло, и в конце концов Не Хуайсан позволил Лань Сичэню уехать. Но теперь тот думал, что стоило бы спустя пару дней наведаться в Нечистую Юдоль снова. Или — отпустить туда Цзинь Гуанъяо? Может, и правда он знает, что делать? Лань Сичэнь когда-то уже давал себе зарок не вмешиваться в их с Не Минцзюэ отношения, понимая, что все равно никак не может на них повлиять. Они как-то справлялись сами. Пусть сделают это снова… Однако утихшее, казалось, беспокойство в ночной тиши все более ощутимо скребло душу. Лань Сичэнь поглаживал волосы Цзинь Гуанъяо, пропуская прядь сквозь пальцы, и слушал его мерное дыхание, понемногу делясь ци, не то чтобы отдавая силу, а скорее окутывая его теплом, и надеясь, что оно доберется до самой глубины. Туда, где чувствовался злой мертвый холод. На месте чего-то… Чего-то другого, что было там еще совсем недавно. Вот это не нравилось Лань Сичэню больше всего остального.