***
Не было ничего удивительного в том, что Морриган нравился Драко — Драко вообще нравился многим, почти всем. Но было так необычайно удивительно видеть влюбленного в Морриган мальчишку — в эту женщину чаще влюблялись матёрые львы, сытые жизнью удавы, мужчины без намека на простоту. Драко же был по сути своей обыкновенным мальчишкой, коему она шипела на парселтанге, а он, ничего не понимания, ей широко улыбался. А Темный Лорд молчал. Говорят, у него вместо сердца — глыба. А может его и вовсе не было. Темному Лорду была интересна Беллатрикс, Темный Лорд любил Гидру, Темный Лорд обожал Морриган. Мор-ри-ган. Их было трое. Кай. Герда. И Снежная Королева. Астория сидела в кресле. Драко — у Морриган в ногах. Та вокруг него вилась змеёй-обольстительницей. Та шептала ему на языке изумрудной крови: Вкусный мальчик, глупый мальчик. Её откровения принадлежали Малфою-младшему и больше никому. Её откровения были мимолётной слабостью. Её откровения, должно быть, были услышаны Темным Лордом, но он смолчал — он молчал почти всегда. Он шептал: — Говорят, всильковое дитя хорошо в предсказаниях? Скажи мне, Нагини проглотит Кая? Тетушка Беллатрикс тогда неестественно рассмеялась, Нарцисса содрогнулась, а Пэнси, Пэнси тасовала колоду, раскидывала карты, вслушивалась в манящий их шепот, отвечала Темному Лорду, и её ответы Ему очень нравились: — Нет. Кая проглотит безысходность. Мы с Драко, пожалуй, были тенями. Он — Морриган. Я — Волан-де-Морта. Иногда. Пятничным вечерами. Дождливыми днями, когда настроение Господина было хорошим, когда он мне улыбался, когда он заветное «дитя» растягивал, катал на острие раздвоенного языка. Любовь бывает разной. Я любила Темного Лорда — это не должно подвергаться сомнениями. Я любила Его. Это было известно всем, но принадлежало лишь Ему. Драко любил дочь своего Повелителя — это было разворошенной постелью, кровавыми разводами на белесой коже, тонкими стонами в ночи. И никакая Герда тут помочь не могла. Снежная Королева отреклась от Короля. Снежный Король в зарослях василька нашел себе иное дитя.***
— Пэнси-Пэнси-Пэнси, что Темный Лорд тебе сказал? — сегодня Господин не желал видеть Беллатрикс у себя, сегодня он предпочел мое общество — один на один, тет-а-тет. Он был до странного красив, хотя, может, это я немного сошла с ума. Он был до странного прекрасен, наш Темный Лорд. А тетушка Беллатрикс все вопрошала. Я взглянула на неё тогда. Я, возвращаясь к запылившемуся на полках памяти «тогда», гляжу на неё сейчас. Как же Господин Время из сказок юной тени Леди Морриган всё-таки жесток. Взрослым никогда не понять детей, а детям — взрослых. И кто же всё-таки прав? Ребенок? Взрослый? Старик? Я, будучи ребенком, видела Беллатрикс неким божеством, я, будучи взрослой, вижу её несчастной женщиной. То, что некогда казалось преисполненным величия, нонче с завидной частотой вызывает постыдную жалость, жалость, что унизила бы моих мертвых друзей. Влюбляться — сплошное удовольствие, Любить — нескончаемая боль. Его звали Антонин Долохов. Морриган была по-детски влюблена. Его звали Константин Орлов. Морриган по-юношески любила. Но существует ещё привязанность. Привязанность на грани. Привязываться — просто, Оторвать от себя — тяжело. Его звали Драко Малфой. Морриган была по-взрослому привязана с намеком на большее.***
Слабым женщинам нравится сильные мужчины. А сильным мужчинам? Обманчиво-слабые и глухие-слепые-немые, когда это необходимо. С Орловым все было очень запутанно. Он был гораздо старше, опытнее, Она была прекрасна, тогда ещё жизнью не обоженная. Кощей девчонке как-то сказал: — Знаете, Леди Морриган, у господина Орлова, меня чудится, на вас совершенно неприличные планы. — Знаете, Государь Батюшка, мне чудится, будто мои собственные планы ничуть не лучше, — они посмеялись, она знала, что не будь её отцом Волан-де-Морт, ей бы вероятно не довелось повстречать всех этих удивительных людей. Она изредка была Ему за это благодарна. Русь совсем иная. Леди Морриган Драко Малфою как-то сказала, что напыщенной Англии до её роскошной простоты далеко. На Руси березы, ели, сосны. На Руси враны каркают громко-громко. А ещё там — Кавказ! С Кавказом тоже многое связано, но о раю с забором из гор позже, со вкусом и расстановкой. — Знаешь, что может быть хуже смерти? — спрашивала у меня огненная Леди Беллатрикс. — Жизнь без страсти, без любви, преданности, счастья или же безудержной тоски. Жизнь без чувств пуста! — и мне тогда подумалось: что её с Темным Лордом повязать могло? И только спустя долгие годы поняла. Мертвое всегда тянется к живому. А живое влечет все таинственное, загадочное, непривычное ему. Старость предпочитает малдость, жадная малдость, бывает, влюблется в безграничную мудрость старости. Орлов был льдом, его привлекал жар молодости. Морриган была олицетворением безупречной юности, Морриган рано лишилась отца — мужчина-Айсберг заснеженной тайги был многим с Ним схож. Беллатрикс была адским огнем — Темному Лорду нравилось знать, что безудержное пламя ему навечно подчинено. Он питался её жизнью, она — Его неоспоримой силой.***
— Аннушка, — мы устроились в малой столовой поместья Малфоев, — если бы одно твое желание, любое желание, можно было бы исполнить. Каким было бы это желание? Иногда я, долго всматриваясь в кукольное личико, мнила её своей дочерью, я любила и люблю её бесконечно-сильно, неисчерпаемо-трогательно, и она это знает, она всегда целует меня, крепко обнимает, вручает редкие сувениры, добытые в самых разных уголках земли. Аннушка обожает путешествия, раз я ей сказала: «Это у тебя в деда. Наш Лорд был крайне жаден до знаний, Он долго путешествовал, набирался бесценного опыта, усваивая тайны, добытые в самых удивительных точках планеты», — она попросила рассказать о Нём больше, она помнит обрывки детства в Его покоях (прямо как ушедшая вместе с Империей Пэнси), но ведь это так ничтожно мало, запечатлённое мною, Нарциссой и Люциусом, моими родителями, иными пожирателями последних лет, даже сама Морриган не могла ведать о главном. Все самое важное прячет младость. Оно было отчасти доступно Антонину Долохову, Абракасу Малфою, Раджинмару Лестрейнджу, с ним были знакомы Альбус Дамблдор, тот же Гарри Поттер, но главное принадлежало Гидре и немножко — Беллатрикс. Наши истоки, наше начало — очертания карты грядущего пути. Аннушка живое олицетворение своих предков. От каждого она взяла лучшее, каким-то образом не переняв ни капли тягучей тьмы. В ней сплетаются неумолкающая жажда знаний и блестящий ум, — подарок Лорда Волан-де-Морта. Она, преисполненная лисьей луквости, острая на язык, сладкая на вкус, представляет собой ожившие грёзы мужчин — зов крови Морриган. У неё ведьмовские очи, изумрудное пламя коих обжигает не меньше искусных огненных заклятий так поразительно привычных её палочке — это частичка души господина Орлова в ней теснится. И Аннушка, недолго раздумывая, отвечает так твердо, что любому ясно — всё, слетающее с алеющих губ — истина: — Я бы хотела, чтобы у моих отца и матери все было хорошо. Я бы хотела их знать. Знать по-настоящему, я бы хотела видеть свою маму счастливой, я бы хотела быть достойной дочерью своего истлевшего отца. Мы обнялись, мы распрощались. Я спускалась по мраморной лестнице, а там, на каменной стене роскошный портрет криво усмехается. Драко. Дракон. Мой вечный, единственный друг, по-своему смелый, преданный человек. — Как поживаешь, Пэнс? — голос у него совсем другой, не такой, каким был в нашу последнюю встречу. На портрете юноша ещё живой, ещё надеющийся на лучшее, ещё не разбитый судьбой. — Я уже давно мадам Паркинсон, Малфой, — мы засмеялись синхронно, а мне захотелось узнать, я решилась, думая, что бумажке в красивой раме не может быть по-настоящему больно: — Скажи, Драко, будь у тебя шанс переиграть, ты бы от неё бежал, предпочел бы не знать, не влюбляться, не замечать? И всё-таки даже рисункам бывает чуточку больно. У него глаза чуть остекленели, улыбка сползла с лица, он прошептал: — Я бы предпочел Её во всех мирах, вселенных, во всех сценариях, готовый на любой конец. Я умер, зная, что любил, по-настоящему, не оглядываясь назад. Я кивнула, я развернулась, собралась уходить, но вновь размеренный голос меня остановил: — А ты, Пэнс? Каково многими быть любимой, но не любить? Или же любить Призрака Прошлого, единственного, кого любить было и есть бесполезно? Каково же, казалось бы, восстать из пепла прошлого, подарить свое сердце, дабы вновь проиграть? Я всегда возвращался к Морриган, а ты — к осколку своей юности. Драко Малфой был удивителен, по-своему прекрасен. Драко Малфой знал и бережно хранил сотни тайн, и среди них затесалась одна, принадлежащая лишь мне, выкранная им по воле случая, тайна, которую я унесу с собой в могилу, тайна, которая виновна в существовании других, не менее интересных, местами ужасающих тайн. Я хорошо его понимала; озорница Судьба была неблагосклонна к каждому из нас, не исключая меня. Но мы ведь не обо мне, верно? Мы о багряной Морриган далёкой Руси, мрачного Лондона, Лорда Волан-де-Морта, Гидры Кэрроу, Аннушки, Орлова, юного Малфоя и многих других понемножку. Мы о любви и сожалениях. Мы о несбыточных мечтах.