Красавица и чудовище
Иногда, закрывая глаза, Голд оказывался на своей уютной кухне в маленькой однокомнатной квартирке на краю Сиэтла, где прихожая плавно перетекала в кухню, а кухня — в гостиную и спальню. — Когда у тебя такая работа и ты приходишь домой, не чувствуя ног, очень удобно, что чайник в спальне, а кровать на кухне, — любил повторять Голд. Она сидела за небольшим круглым столиком в кухне и улыбалась, грея в ладонях ту самую чашку из старинного сервиза, белую с голубым узором и еле заметным сколом. Всюду царил полумрак, а вокруг будто бы клубился туман — не видно ни того, что впереди, ни того, что за твоей спиной; только столик на маленькой кухне, голубые глаза напротив и хитрая улыбка. — Привет, моя красавица, я скучаю, и Бэй тоже. Ответа не последовало, она лишь хитро улыбалась, немного прищурившись, словно рассматривая его, будто не видела очень давно. — Ты можешь на ней жениться, Кристиан. Она будет хорошо относиться к Бейлфаеру, — произнесла девушка. — Белль… — Ты не должен быть один… — она словно бы приблизилась, обманув поцелуем на губах, — Нашу историю никто не перепишет, всё, что было с нами — твоё навеки, но ты должен идти дальше… — Вряд ли что-то выйдет… ты же… — Хотя бы попытайся… Снова ощущение поцелуя на губах, а после громкая трель будильника снова их разлучит. Меньше всего Голду в такие мгновения хотелось открывать глаза, но что поделать? Наступал новый день, и его нужно прожить, стараясь сделать так, чтобы он остался в памяти приятным воспоминанием, чтобы свет в который раз одержал победу над тьмой.***
Голд снова оказался прав, впрочем, как и почти всегда. Родители Белль не пришли в восторг от их союза. Владелец цветочного магазина и учительница, они ещё в детстве подыскали дочери подходящую, по их мнению, партию и не думали, что спокойная и послушная Белль в конце концов не станет придерживаться их плана. — Доченька, он из неблагополучной семьи… У него такая работа, его в любой момент могут убить! Разве ты хочешь остаться молодой вдовой? — чуть не плача, причитала мать, пытаясь из последних сил воззвать к здравому смыслу единственного чада, которому они определённо желали лучшего, а лучшее для неё — Гастон. Ведь семья Белль дружила с его семьёй просто с незапамятных времён, изучив едва ли не всю родословную, если и будет муж у их красавицы, то только такой, а не какой-то там из штаба ФБР. Однако Белль проявила упрямство, о наличии которого родители девушки, похоже, и не подозревали все эти годы, заявив, что на сей раз она всё решит сама. И решила. Однажды зимним днём в самом начале января Белль просто улетела из Миннесоты в Сиэтл, и маршрут её назывался «туда без обратно». Сквозь стекло в переполненном зале ожидания она смотрела, как снежинки в бальном танце опускаются на землю, и готовилась привыкать к теплолюбивому Сиэтлу, паромам и бешеному ритму жизни. Родители простились с ней сквозь зубы и даже не поехали провожать её в аэропорт. Это не была открытая вражда близких людей, просто каждый совершенно искренне считал себя правым и надеялся, что со временем другая сторона признает правоту. Приехав в Сиэтл, Белль продолжила принимать решения, например, о том, что пышная свадьба им не нужна, тем более что вряд ли с его графиком они успеют к ней подготовиться. Девушка настаивала, что достаточно просто заехать в мэрию и поставить подписи. Готовый всегда и во всём уступать возлюбленной, с этим мужчина был категорически не согласен. По его мнению, свадьба должна быть свадьбой. Такой, чтобы оставить после себя кучу приятных воспоминаний и распухший от фотоснимков альбом. На сей счёт молодые люди спорили достаточно долго, но на то она и любовь, чтобы толкать людей на компромиссы. В конце концов в один из множества понедельников, пока всё ещё сонный город монотонно гудел в пробках, они отправились в мэрию, а после, по плану Кристиана, на тематическую фотосессию в стиле сказки «Красавица и Чудовище». Там Белль переодели в пышное жёлтое платье, сшитое по образу платья из мультфильма-сказки, а на Голде был фрак, точно такой же, как у «заколдованного принца». Фотограф, что их снимала, всю съёмку провела, улыбаясь, несколько раз обмолвившись о том, что давно не встречала настолько красивой и гармоничной пары, а ещё — что новоиспечённую миссис Голд словно бы срисовали с героини сказки. Снимки получились отменными. По сей день они украшают стены их дома, а Бэй иногда на вопрос «кто твои родители» отвечает, что они герои сказок. Позже мужчина признал правоту жены. Этот день принадлежал только им и был только для них. Больше никогда он не жалел, что они не устроили пышного празднества; правда, в финале этого дня они потерялись в шумной толпе ночного клуба и по отдельности возвращались домой, но это нисколько их не огорчило. Напротив, они любили рассказывать этот случай, словно забавный семейный анекдот, в конце обязательно повторяя: — Я тебя всегда найду.***
Кристиан помнит, как боялся открывать дверь своей квартирки, где всего-то одна комната и ванная, ведь раньше у Белль был просторный дом. Он пропустил девушку вперёд, приговаривая: — Ну вот, пленная красавица, твоя коморка… Тогда девушка лишь хихикнула, а две недели спустя, когда Голд вернулся с очередного дела, он стоял на пороге своего жилища и минут десять думал, а туда ли он вообще попал? От его холостяцкой берлоги и следа не осталось. Всё кругом сверкало чистотой, все вещи разложены и расставлены по местам. Мохнатые полотенца и кружевные салфетки, баночки для специй с яркими надписями и красивый сервиз с голубым рисунком на белом фарфоре. — Я одну случайно уронила, — грустным голосом сказала Белль, демонстрируя посудину с мелким, едва заметным сколом. — Она надкололась, но тут почти незаметно… — Это всего лишь чашка, Белль, — улыбнётся Голд, не придав значения предмету интерьера — мол, разобьётся, купим другую, но позже эта самая надбитая чашка станет для него бесценной реликвией.***
— Пап, пап! Детский голос ворвался в его воспоминания, и Голд с улыбкой посмотрел на малыша; тот неохотно возил ложкой в тарелке с овсянкой, наблюдая, как по ней вниз стекает тягучая масса. — Пап, это мамина? — он указал пальцем на беленькую чашечку из сервиза в руках отца. — Да, мамина, сынок, — взгляд Голда упал на еле заметный скол. Сколько раз ему говорили, что это очень плохая примета, что битой посуде не место в доме, а он, мысленно посылая всех советчиков к чёрту, в сотый раз наливал в неё кофе. Все другие чашки из этого сервиза давно разбились, но эту Кристиан бережёт, как зеницу ока, ему чудится, что в ней частичка её души. — Ты почему не ешь? — обратился к сыну Голд. — Опоздаем ведь. — Невкусно…— захныкал мальчик, и тут же добавил: — У Реджины вкуснее, она делает с джемом… Мужчина отложил утреннюю газету в сторону и внимательно посмотрел на сына. С каждым днём он всё больше походил на мать, что радовало и огорчало одновременно. Ведь чем больше он взрослел, тем менее чётким был образ матери в его памяти. Бэю было всего три, когда её не стало, и уже три года, как её нет рядом. Больше всего на свете Голд боялся, что однажды Бэйлфаер не сможет вспомнить мать, а ведь он был самым дорогим сокровищем в её жизни. Со своей стороны Кристиан пытался сделать всё, чтобы сохранить их маленький уютный мирок, и зорко следил за тем, чтобы в него не вторгались чужие. Он и сам себе не признавался, ведь он взрослый и здравомыслящий, но в глубине души ему было страшно, что однажды в жизнь Бэя войдёт женщина, сумевшая заслужить звание мамы. Всё его нутро отчаянно этому сопротивлялось, ведь у Бейлфаера уже была мать. Но в тоже время мужчина понимал, что вековые законы природы куда сильнее человеческих законов, и мама его сыну необходима… Но вот нужна ли ему жена? Однако, как бы Голд не охранял границы своего мира, Реджина уже вторглась в них и по капле заполняла собой пространство. Не то чтобы Кристиан был к этому готов, но не препятствовал, как бы наблюдая со стороны. А вот что из этого выйдет, лишь Богу известно — впрочем, Кристиан сомневался, есть ли он. — Нравится Реджина, сынок? Мальчик в ответ лишь кивнул, пережёвывая булочку. — А задание на сегодня помнишь? — Да, — малыш проглотил пищу, — рассказать про маму. — Ничего не забыл? Малыш отрицательно покачал головой, а через минуту звонкий голосок заполнил собою всё пространство. — Моя мама Анна Белль Голд. Журналистка. Работала в отделе пов… — он запнулся, секунду напряжённо о чём-то думал, а затем радостно изрёк: — Поведенческого анализа ФБР.***
Единственное, что омрачало счастливую жизнь Голдов, так это постоянная занятость Кристиана. — Возьми меня с собой, — периодически упрашивала она, — я не буду мешать, я буду тихо сидеть где-нибудь в углу… Может, пригожусь? — Белль, милая, ну я же не на прогулку, — из раза в раз повторял Голд, но однажды сдался. Настолько печальными были голубые глаза, притих голосок, что мужчина сжалился. — Я бы не удивился, если бы Гарсия взяла с собой карманную собачку или рыбок, — почесал бороду Росси, — но что Голд приедет с женой… Гидеон промолчал, глядя, как супруги приближаются, чтобы поздороваться. Мужчина уже предвкушал, сколько лишнего шума создаст молодая девушка в и без того нервной атмосфере, когда ей станет скучно, а наскучит ей наверняка быстро…***
Ещё никогда Джейсон Гидеон не был так рад ошибиться. Белль совсем не мешала. Приносила перекусить всей команде, помогала, чем могла, и не встревала в разговоры, которые её не касались. — Они сейчас вынесут дверь и ворвутся, — произнёс Дэвид, глядя в окно на разъярённую толпу журналистов, жаждущих сенсации о новой серийной убийце. Все дружно посмотрели на Гидеона, но руководитель отдела только пожал плечами, мол, " я сам еле вырвался от них». — Простите, — раздался тихий голосок, который даже не все расслышали, но внимание Росси и Гидеона тут же переключилось на миссис Голд, — может, я попробую? — Белль, — попытался возразить Кристиан, — они тебя разорвут на куски. — Себе подобную? — она улыбнулась и, подойдя к мужу, поцеловала его в щёку, рукой стерев след от помады. Потом она вышла к бушующей толпе и успокоила их, чем заслужила аплодисменты от сильных мужчин. Это был второй раз, когда эта хрупкая и слабая девушка доказала. насколько сильна внутри… Так появилась новая должность — «специалист по работе с прессой и общественностью», она создавалась специально для Белль…