Мистер и миссис Голд
Воспоминания — это единственный рай, из которого нас не могут изгнать.
С тех самых пор, как Белль стала работать в отделе, вся команда почувствовала облегчение. Их больше не атаковали журналисты, их взяла на себя миссис Голд. Ещё она отныне занималась беседами с убитыми горем родственниками жертв, пропуская всё через себя. К концу дня девушка была вымотана, словно из неё выпили залпом все жизненные силы. — У них в глазах столько боли, Кристиан, — прошептала как-то она, прямо в обуви падая на кровать после очередного расследования, сил не было даже на то, чтобы разуться и разобрать постель. — Откуда вообще столько боли? Как могут люди сознательно причинять друг другу боль? Мужчина присел рядом. Её лицо было бледным, усталым и задумчивым. В глазах сотни вопросов, которые он уже перестал себе задавать, отчаявшись хоть когда-то отыскать ответы. В её голове сотня мыслей, в его — только одна: «Белль, возможно, тебе не стоит?.. Всё это может сломать тебя». Однако озвучить её вслух он так и не решился. Слишком привык. К тому, что она всегда рядом. К тому, что коллеги теперь обращаются к ним не иначе, как «мистер и миссис Голд», в шутку добавляя, что о них когда-нибудь снимут голливудский фильм, который побьёт мировые рекорды. Привык держать её за руку, когда маленький частный самолёт набирает высоту. Привык, что её тихий голосок всегда пробьётся сквозь гул многомиллионной толпы и проникнет в самое сердце. Годами позже он десяток раз задаст себе вопрос: а что, если бы он настоял на её уходе из бюро? Проблема в том, что вопросы с частицей «бы» почти никогда не имеют точного ответа, а боль причиняют всегда. Но это годами позже. Сейчас они лежали на заправленной кровати, прямо в одежде и обуви, разглядывали мелкие трещинки на потолке и думали каждый о своём, тихо радуясь, что они есть друг у друга. Своими опасениями он лишь один раз поделится с Росси.***
Это было действительно доброе утро. Старые дела были закрыты, новых пока не поступило, пейджеры молчали, никуда не нужно было спешить, пока нигде не проявилось новое зло. Голд с Росси сидели на скамейке у входа в бюро и, щурясь от яркого солнца, медленно попивали из пластиковых стаканчиков остывший кофе. — Как тебе семейная жизнь? — спросил Росси, который недавно развёлся со второй женой. — Сбежать ещё не захотелось? Голд в ответ лишь промолчал. У него не было привычки отвечать на глупые вопросы. — И вправду, — Дэвид улыбнулся, — вы живёте в маленькой квартирке, и работаете вместе — вы когда-нибудь бываете порознь? — Сейчас, например, … — А личное пространство? Кристиан улыбнулся и снова ничего не ответил. Его беспокоило не то, что она неотлучно рядом, а то, что однажды это может измениться. — Знаешь, я боюсь, что однажды… — заговорил Голд. — Она, пропуская всё через себя, не выдержит и сломается? — то ли дело было в профессионализме, то ли в настоящей дружбе, но Росси с полуслова понял его тревогу, он сделался серьёзным и, похлопав друга по плечу, произнёс: — Ты даже не представляешь, насколько она сильная внутри. Она справится, Кристиан. Просто не отпускай её руки… — А, вот вы где! — раздалось поблизости. Мужчины тут же обратили взоры к источнику звука. Из здания выбежала Белль. Девушка остановилась напротив них, пытаясь одновременно отдышаться и поправить причёску, и проговорила: — Идёмте, там новое дело.***
И это дело, как обычно, выдалось тяжёлым — впрочем, на другие их просто не вызывают. Дверь в кабинете напротив была стеклянной. И Кристиан мог видеть, как жена терпеливо успокаивает очередных тех, кому близких увидеть уже не придётся. Как она пытается задавать нужные вопросы, и как сама держится из последних сил, дабы не разрыдаться. Закончив беседу, Белль, убедившись, что Кристиана нет и он не пойдёт за ней, выбежала на улицу и, зайдя за угол, спряталась в узком проходе между двумя близко стоящими зданиями. Она прислонилась спиной к раскалённой от солнца кирпичной стене и глубокими вдохами жадно вбирала в лёгкие воздух, а по щекам текли слёзы. Два ручейка солёной воды. Она, кажется, больше не могла это выносить, но и сдаваться не собиралась. Она, конечно, узнала его по шагам и наспех вытерла ладонью лицо, не успев подумать о том, что её всё равно выдаст потёкшая тушь. — Спряталась и думала, я тебя не найду, — он поцеловал солёные губы и обнял, крепко прижав к себе. — И, знаешь, давай это будет твоё последнее дело… Девушка, всхлипнув, вдруг вытянула руку вперёд и отстранилась. Пожалуй, впервые со дня знакомства встретив от неё сопротивление, Кристиан от неожиданности отошёл на шаг. Глаза из голубых на миг стали холодными. — Нет, — тон её был стальным и не терпел возражений, но секунду спустя она вновь обернулась в мягкую и тихую. — Люди умирают, каждый день, — её вновь стали душить рыдания, — а я общаюсь с их близкими, и знаешь, что у них общего, у всех у них? Кристиан вновь приблизился, и, приобняв мужа, она припала к нему, уткнувшись носом в шею. — Сожаление… Они все сожалеют, Кристиан. Что не звонили, не виделись, не любили. Я не собираюсь сидеть дома, пока ты где-то. Хочу быть рядом каждую секунду! Никто не знает, сколько их осталось… Возразить Голду было нечего, и он просто крепче обнял жену.***
Больше к вопросу работы они никогда не возвращались, просто делали её, ведь кто-то же должен? Делали свою работу. Украшали маленькую кухню пёстрыми полотенцами, смешными статуэтками и каждое утро вместе готовили завтрак. А в те редкие минуты, когда убийцы и психопаты считались с их выходными и давали отдохнуть, они собирали на этой уютной кухне всю команду. Росси готовил итальянские блюда. Белль рассказывала истории, которые слышала от родителей в детстве. Однажды на этой самой кухне вот так же, за завтраком откусив сэндвич и хитро прищурившись, она вдруг, будто бы между делом, сказала: — Кристиан, я хочу ребёнка… Это прозвучало обыденно и буднично, будто бы «давай поменяем шторы?». Однако Белль была не только красавицей, но и умницей, прекрасно понимая, что от серьёзных разговоров они устают на работе, и стоит подойти пусть и к серьёзному вопросу более непринуждённо. — Белль, я тоже… но… — Наша работа, знаю, — она улыбнулась и на щеках вновь проявились милые ямочки, от которых Голд попросту сходил с ума, — но она всегда будет. Поверь, убийц на наш век хватит. Но нельзя же откладывать жизнь на потом… И они жили жизнь. Стараясь сделать её такой, какой она была до брака, чтобы чувства не поглотила рутина работы и домашних дел. Теперь Голд точно знает, что всё, что важно — это жить здесь и сейчас, ловя мгновения и создавая воспоминания, ибо может статься, что лишь они останутся с тобой, когда родного человека уже не будет рядом.***
— Пап… — Бэй, сидя на пуфике у входа, болтал ногой, пока Голд завязывал шнурок другого ботинка. — Что, сынок? — Давай пойдём в кино после школы? — Сынок, из школы тебя заберёт Реджина, я могу не успеть, много бумажной работы, — управившись с обувью, мужчина помог мальчику надеть куртку. — В другой раз? — Хорошо, — кивнул кудрявый ангелочек и улыбнулся, на щеках ямочки, как у матери, — я всё знаю, такая работа, — быстро добавил он, чтобы доказать отцу, что не огорчён. — Ты должен делать её. — Думаешь, должен? — Кристиан присел на корточки и, застегнув на сыне куртку, посмотрел ему в глаза. Почему-то ответ был очень важен. — Да, чтобы люди не умирали… Как мама… Нижняя губа мальчонки всего на секунду дрогнула, а затем снова улыбка — силой духа он тоже в мать. Она, словно зная, что не сможет пробыть с ним долго, отдала ему всё, что у неё было… — Пап, — снова затараторил он весёлым голоском, выйдя на крыльцо дома, — а Реджина — это кто? — Как кто? — удивился Голд, запирая дом на ключ. — Это Реджина. — А ты в неё влюбился? — Что значит влюбился? — Ну, как в «Тропиканке», — сказал малыш и, видя, как лицо отца становится всё более удивлённым, пояснил: — Миссис МакКласки смотрит по телевизору… — Нет, мой мальчик, — Голд улыбнулся, — я влюблён только в твою маму. — А может, влюбился, но не знаешь? — упорствовал мальчик. — Зато я знаю, что мы сейчас опоздаем, — Кристиан быстро перевёл тему разговора и, взяв сына за руку, пошёл к машине. — И да, с миссис МакКласки ты больше не остаёшься…***
Они собирали жизнь, как пазл с тысячей мельчайших деталей. Вплетая в общую картину и хорошие, и плохие дни. Просто создавая воспоминания. Каждый день по пути из бюро Белль останавливалась у киоска, чтобы купить жвачку, внутри которой была наклейка с героями популярного сериала. — Откуда ты знаешь, кто эти люди, если даже не успеваешь смотреть телевизор? — то и дело интересовался у жены Голд, пока та сосредоточено разворачивала очередной фантик. — Как это не знаю? Это Элен и Николя, вот это Джоанна… — она аккуратно прикрепляла наклейку к холодильнику. Когда же место на холодильнике закончилось, она принялась за посуду. Глядя на свою кружку, всю обклеенную музыкантами и их девушками, он только и думал, как пойдёт с ней на работу — Гидон с Росси сразу станут подтрунивать… А впрочем, не всё ли равно? По утрам они входят в бюро не иначе, как за руки, о чём-то шепчутся в самолёте, пока летят на очередное убийство, вечером уходят тоже за руки и бубнят под нос популярные песенки. Все давно привыкли к их странностям и к тому, что порой язык, на котором они говорят, понятен лишь им двоим. Окружающие любили с улыбкой говорить: — Всё нормально, это мистер и миссис Голд. Об этом же твердил и автоответчик в их квартирке. «Вы позвонили в квартиру мистера и миссис Голд. Мы не можем ответить. Либо прямо сейчас мы избавляем мир от зла, либо создаём воспоминания. Оставьте сообщение.» Лишь одно омрачало эту жизнь — время шло, а завести ребёнка всё не получалось. И ведь оба были абсолютно здоровы. Пусть они не говорили об этом вслух, но Кристиан видел, как Белль мрачнеет с каждым днём всё больше. Очередным утром, когда мужчина снова ломал голову, как помочь любимой, ему на глаза вдруг попался старый журнал. На его обложке красовался город мечты — Стамбул. Голд вспомнил, с каким восторгом и восхищением жена говорила как-то о легендарном Константинополе и как хотела там побывать….***
Цифры и буквы уже давно сливались в большое чёрное пятно, мозг упрямо отказывался воспринимать какую-либо информацию. Голд бросил ручку и оторвался от бумаг. В попытке размять затёкшие мышцы шеи мужчина повертел головой, и его взгляд вдруг зацепился за жёлтую кружку, обклеенную наклейками с изображением сериальных героев. Затем он посмотрел на часы — 17:20, Реджина забрала Бэя минут пятнадцать назад, и если поторопиться… Голд взял пальто, трость и вышел из кабинета, заперев дверь на ключ. Убийцы и психопаты будут всегда, а сегодня у него кино с сыном и Реджиной… И пусть ответа на вопрос «Кто такая Реджина?» у него так и не было, да и вряд ли будет, но всё же… Идя по длинному коридору, мужчина улыбается, слыша где-то в голове голос любимой, что, улыбаясь, говорит: — Нельзя откладывать жизнь на потом…Это чувство утраты никогда не уйдёт. Но оно принесёт с собой моменты мучительной радости. Мы уходим, всюду оставляя фрагменты самих себя… как памятные сувениры… Целую жизнь воспоминаний, фотографий… безделушек… всего, что будет напоминать о нас, даже когда нас не станет.