Стамбульские чайки
Расстояние ничего не портит. Разница в возрасте ничего не портит. Мнение родителей ничего не портит. Всё портят люди. Сами.
Белокрылые чайки подлетали близко и совсем не боялись людей — видимо, привыкли, что здесь, на набережной Босфора, их часто подкармливают булочками или бубликами с кунжутом. Птица клевала крошки прямо с ладони, а Белль улыбалась. Голубые глаза сливались с бескрайним горизонтом и светились от счастья. Голд, наблюдая эту картину, тоже был безумно счастлив — наконец его любимая была прежней. Прежняя улыбка и радость во взгляде. Да, он выбил этот отпуск с трудом, и, наверное, прямо сейчас его команде приходится туго в борьбе с очередным чудовищем без одного агента и координатора, но смех Белль явно стоил того, чтобы сорваться и улететь. Кристиан был уверен — они поймут его, ведь иногда просто необходимо всё бросить и сбежать. И они сбежали. Великий Константинополь. Город на стыке двух морей, стоящий на двух континентах. Город контрастов, смешавший в себе Европу и Азию. Город с интереснейшей неповторимой историей. Ни в одном городе мира, кажется, нет столько мечетей, как в Стамбуле. Если посмотреть на него с высоты, то минареты виднеются буквально отовсюду и в положенное время, пять раз в день, с каждого из них доносился азан. Белль не очень-то верила в Бога. — Если бы Бог и правда существовал, вряд ли он бы создал столько монстров, — любила повторять она. Верить не верила, но звуки азана очаровывали её. Она обожала слушать их. Обожала сидеть на лавочке, крошить бублик и наблюдать, как красный шар солнца медленно скрывается в бирюзовых водах Босфора и как чайки улетают куда-то за горизонт. — Кристиан, а ты когда-нибудь задумывался, что будет с нами после смерти? — вдруг спросила она. Голд лишь пожал плечами, не отрывая взгляда от розовых облаков. — Я бы хотела стать чайкой после смерти… Летать над Босфором, и чтобы прохожие кормили меня с руки. Может быть, среди них я увижу родные лица… Тогда не придав значения её словам, теперь он вспоминал их очень часто.***
— Я где-то читала, что могила Хюррем Султан была засеяна фиолетовыми цветами, и что после её кончины падишах погрузил весь дворец в траур и безмолвие… — рассказывала Белль, когда они не спеша прогуливались по дворику великой Сулеймание. — Я его понимаю, случись такое, я бы весь мир возненавидел, — задумчиво произнёс Голд. — И вообще непонятно, зачем мир, в котором тебя нет? — Вот именно поэтому нам нужен ребёнок. Если кого-то из нас не станет, будет ради кого жить… Голд быстро перевёл тему, он вообще до зубного скрежета не любил все эти разговоры. Он смотрел смерти в лицо едва ли не каждый день, видел её в каких угодно обличиях и не хотел думать о том, какой она предстанет перед ним. Собор святой Софии, мечеть Султанахмет, парк Гюльхане, дворец Топкапы, площадь Ипподром, Висячий мост, Египетский базар, Девичья башня… Каждая из достопримечательностей великого города впечатляла и очаровывала. Его энергия будто бы исцелила Белль от хандры, и та сгинула в водах Босфора. Миссис Голд снова звонко смеялась, щёки вновь окрасились здоровым румянцем, взгляд наполнился жаждой жизни. Дни, проведённые в Стамбуле, стали самым ярким воспоминанием Голдов. Они словно очутились в другом мире, ярком и шумном. Нет, конечно, за каждым из этих окон тоже мог жить такой же убийца, которых они ловят каждый день, но здесь это их не касалось. Здесь они просто любили друг друга, очарованные новым неизведанным миром. Миром манящего и притягательного Востока. Его звуками, запахами, вкусом и колоритом. — Как ты думаешь, им здесь живётся счастливо? — спросила Белль у мужа, сидя на лавочке, щурясь от яркого солнца и глядя на проходящих мимо женщин в цветастых платках. — Как и всюду, Белль. Люди везде одинаковые, в какого бы Бога они не верили, на каком языке бы не говорили, они все по-своему несчастны и счастливы. Он помолчал немного и, внимательно присмотревшись к прохожим и окружающим, вдруг тихо произнёс: — Смотри! Мужчина указал пальцем на женщину, что играла с маленьким сыном на лужайке у набережной. Она играла с ним в мяч, кружила его на руках, а кудрявый ангел смеялся так звонко и громко, что, кажется, заглушал крики чаек. — Она иностранка. Говорит с сыном на русском. Белль удивлённо подняла брови, и Голд с улыбкой пояснил: — Слышал, как Эмили говорит на этом языке. Так вот, она русская. Может, ехала сюда за любимым мужчиной, может, вдохновилась историей предков, — он замолчал, напряжённо пытаясь что-то вспомнить. — Ты сегодня говорила… — Хюррем Султан. Александра, русская, — охотно включилась в разговор Белль. Кристиан кивнул. — Так или иначе, она выиграла и нашла, что искала. Следом он обратил свой взор на девушку на соседней скамейке — та сидела и, грустно глядя на маму с малышом, сжимала в руках небольшого плюшевого мишку. — Она тоже русская, хорошо понимает язык соотечественницы, — продолжил Голд, — и её это ранит, она тоскует по родине и по ребёнку, которого давно не видела. Они обе покинули родную страну и приехали сюда в поисках счастья. Кто-то нашёл его, кто-то нет. И с теми, кто здесь родился, так же. Все мы ищем счастья, и порой на это уходит вся жизнь.***
То ли дело было в профессионализме, то ли Голд просто угадал, но он был совершенно прав. Первую девушку звали Анной. Она приехала в столицу бывшей османской империи из Краснодара, вслед за возлюбленным, который учился с ней на одном курсе. Вообще Амир родился в бедной провинции. Его отец и мать положили жизнь на то, чтобы вырваться из нищеты, и вот спустя тридцать лет его семья владела крупной сетью аптек и смогла перебраться в престижный район Стамбула, и, конечно же, родители сыскали единственному сыну подходящую невестку из приличной семьи. Каково же было их удивление, быстро переросшее в негодование, когда прилежный сын их ослушался и, отказавшись брать Эсму в жёны, привел в дом русскую. Разгневанные родители разорвали с непослушным чадом всяческие отношения, лишили финансовой помощи и стали ждать, пребывая в полной уверенности, что привыкший к хорошему Амир быстро вернётся в отчий дом. Однако этого не произошло ни через месяц, ни даже через год. Сначала Аня и Амир ютились в маленькой комнатке, экономя буквально каждый куруш. * Спустя время Амира повысили на работе, а Анна смогла устроиться няней в дом к своей соотечественнице, что позволило им переехать в квартиру побольше, с просторной кухней и окнами на Босфор, а два года назад в семье родился долгожданный сын — Осман. Их жизнь была тихой размеренной и счастливой. Вопреки всеобщему убеждению, что ничего путного из этого союза не выйдет. Однако, ни языковой барьер, ни разница менталитетов, ни недовольство родителей их не сломали. Лишь только иногда, возвращаясь вечерами с прогулки домой, Анна спиной ощущала, как из припаркованной неподалёку дорогой машины за ней наблюдают глаза свекрови, что после смерти мужа осталась в одиночестве… Вторую девушку, ту, что, сидя на скамейке, пристально наблюдала за счастливой Анной, звали Ирой. Она попала на турецкий берег тем же путём, что и землячка — вслед за любимым. Когда несколько лет назад, после смерти матери, старшие сёстры стали делить двухкомнатную «хрущёвку», как стервятники добычу, Ира, не раздумывая, согласилась на предложение красавца Хасана уехать с ним на его родину. Ну и что, что она знала его три дня и даже примерно не представляла, что может ожидать её на чужбине — просто была уверена, что хуже, чем здесь, ей точно не будет. Осознание, что её жизнь не будет сладкой, как лукум, пришло быстро. Она почти всё время проводила дома, ни с кем не общаясь, работу найти тоже не смогла, да и муж не отпускал. Спустя три года она вовсе ему наскучила и оказалась на улице. Нет, конечно, она могла вернуться на родину, но возвращаться ей было, в сущности, некуда, да и здесь, в стране подлунного мира, осталась её дочь Сельма, и разве могла она её бросить? Ира сняла комнату и нашла работу официантки. Каждый день она приходила на набережную, чтобы издалека посмотреть, как Сельма гуляет с новой женщиной отца. Девушка, конечно, пыталась вернуть своего ребёнка, но что она могла в чужой стране и вообще без поддержки? Всё, что ей осталось — это хранить игрушки дочки, одну из которых она держала сейчас в руках. Видеть сны о родине и наблюдать издалека. Вот и теперь, высматривая среди бегающих детей свою дочку, она наблюдала то за землячкой, вслушиваясь в родную речь, то за счастливой парой на соседней скамейке…***
У каждого из нас своя родина. И она совершенно необязательно там, где мы появились на свет. Она всегда там, где наша душа обретает покой. Где мы чувствуем себя, как на своём месте. Иногда, чтобы обрести её, нужно уехать за тридевять земель, а иногда — вернуться обратно. — А где твоя родина, Кристиан? — совершенно неожиданно спросила Белль. — Там, где ты… И неважно, будут у нас дети или нет. У нас есть мы. Она, улыбнувшись, поцеловала мужа в губы и вновь обратила внимание на девушку с плюшевым мишкой в руках. — Может, дело в разнице менталитетов, культуры? — Белль, разница в возрасте, в культуре, в восприятии… — мужчина на мгновение замолчал. — Расстояния или родители ничего не портят, если люди действительно хотят быть вместе. Если бы другой герой этой истории, Лукас Ферраз, слышал бы сейчас Голда, то нашёл бы тысячу аргументов, чтобы возразить…***
Вся команда заметила в них перемены к лучшему, стоило им только вернуться из отпуска. Белль целую неделю всем в отделе рассказывала обо всём, что ей довелось увидеть, стараясь ничего не упустить. — Она снова прежняя, — с улыбкой сказал Гидеон, глядя на неё издалека. Очередным утром, когда вся команда собралась за круглым столом конференц-зала для ознакомления с новым делом, Белль, запыхавшись, вбежала туда последней. — Простите, простите, я немного опоздала, — и она быстро раздала присутствующим папки с материалами дела. Кристин был последним, кто взял папку у неё из рук, и, открыв её, не поверил своим глазам — вместо обычных страшных картинок с расстрелянными или вспоротыми телами на него смотрел жёлтый лист бумаги, и нанесённая на нём красным маркером надпись гласила: «У нас будет ребёнок!» — Итак, Северная Дакота. В своём доме найдены убитыми… — тем временем Белль, стоя у информационной доски, начала вводить коллег в курс дела. Но на этот раз Голд жену совсем не слушал. Он грезил об их счастливой жизни в будущем. В будущем, которого никому не дано знать… Вот и он не знал того, что не пройдёт и четырёх лет, как она, обернувшись белокрылой чайкой, покинет его навсегда…