Жить дальше
К внезапному удару не подготовишься. Невозможно собраться с духом. Он просто обрушивается из ниоткуда, и внезапно привычная жизнь обрывается. Навсегда.
Кристиан Голд стоял перед входом в кабинет и ждал, пока его пригласят. Сегодня наконец станет известно, что с его женой и как это побороть, а пока дверь врачебного кабинета была наглухо закрыта, он вспоминал лица. Лица всех тех, кого он и его команда буквально вырвала из лап смерти, успев в последний момент. Голд всех их помнил, поимённо, в мельчайших подробностях, он сохранял их в памяти для того, чтобы, когда будет туго, вспомнить, ради чего он всё начал, и продолжать, но сегодня это почему-то не помогало. Мужчина думал о людях, которых спас, и задавался только одним вопросом: неужели за всё, что он сделал для других, он не заслужил самую малость для себя — просто жить с любимой и сыном? Вместо этого приходится проходить очередное испытание на прочность. Однако весь секрет в том, что вся его работа имеет смысл лишь до того момента, пока делаешь её бескорыстно, не ожидая ничего взамен, кроме искренней благодарности спасённых — но кто в конечном счёте спасёт его самого? В кабинете врача было светло и просторно. Кристиан был на удивление спокоен, ему казалось, что сейчас он услышит хорошие новости, не зря же он привёз жену из Сиэтла в Лос-Анджелес; будь всё очень плохо, смертный приговор вынесли бы и местные эскулапы, не обязательно для этого ехать в другой город, да и врач, сидящий напротив, был абсолютно спокоен. Он был спокоен, седина давно покрыла его виски, а белых халат весь испятнан алой кровью, хоть и пятна эти невидимы для посторонних. Его плечи давно согнулись под тяжким грузом, но он продолжает его нести, ведь каждую работу кто-то должен делать. Перед ним лежала карта пациентки: молодая красивая женщина, не так давно ставшая матерью — ей всего тридцать, а тридцать шесть уже никогда не исполнится… — Результаты обследования показали, что это опухоль, причём уже в третьей стадии. Болезнь развивается около полутора лет. Если бы вы обратились раньше… При самом лучшем исходе она проживёт ещё около пяти лет… Кристиан слышал его голос словно бы через вату и не всегда понимал смысл сказанного. Просто весь его мир рухнул в одночасье, всё, что он построил с таким трудом, смыло разрушительной силой волны цунами. Пять лет — а что дальше, как ему дальше жить? Иногда они успевали за секунду, за секунду до того, как какой-нибудь психопат сожжёт или утопит в кислоте очередную жертву, за секунду до. И это было сродни чуду, он не раз видел подобные чудеса, но сейчас он сам, как никогда, нуждался в чуде. — Пойдёмте, обсудим с вашей женой план лечения, его стоит начать немедленно. Доктор встал, и Кристиан автоматически пошёл за ним, ничего не понимая и толком не разбирая дороги.***
— А сколько я проживу без лечения? — Простите? — растерялся доктор. — Сколько я проживу, если ничего не делать? — повторила свой вопрос Белль, когда доктор озвучил ей диагноз. — Два с половиной, может, три года, — доктор развёл руками, — не больше. — Я согласна на три, выписывайте меня. — Белль! Ты что? — Голд будто очнулся, он бросился к жене и, буквально упав перед её кроватью на колени, стал целовать её руки. — Ты что, нужно бороться! — Я боролась достаточно, — девушка улыбнулась, в голубых глазах, не было ни боли, ни страха, ни извечного «я не успела так много» — только неутомимая жажда жизни, как прежде. — Мы с тобой многие годы боролись со злом и побеждали, но иногда единственное, что необходимо для победы — сдаться. Я хочу сдаться и просто жить. Столько, сколько осталось. Видеть первые шаги Бэя, смотреть, как он катается на качелях, посадить цветы, покрасить изгородь и наконец познакомиться с соседками, а не лежать здесь и ждать смерти. Голд ошарашенно смотрел на неё, в тысячный раз убедившись, насколько бывает обманчива внешность. Она была красива и хрупка, как фарфоровая куколка, казалось, один сильный удар способен её сокрушить — но нет, на поверку она оказалась сильнее его самого. — Доктор, можно меня выписать? — она обратилась к врачу. — Я хочу к океану, а затем домой, к сыну.***
Белль несла обувь в одной руке, другой сжимала ладонь мужа и наслаждалась тем, как босые ноги утопают в горячем песке, тем, как шумит океан, и тем, как застыл мир. Казалось, он существует только в этом единственном моменте, больше ничего нет, нигде не идёт война, нигде не упал самолёт, и ей час назад не сообщили о скорой смерти — есть только океан и они двое. Она выглядела абсолютно умиротворённой, а Голду хотелось рвать и метать. Впервые в жизни ему захотелось накричать на неё, взять за плечи и потрясти, чтобы очнулась и пришла в себя. Однако, только мужчина хотел что-то сказать, как жена приложила палец к его губам. — Тшш, давай не будем о смерти? Давай о жизни? — Белль… — Давай строить планы, выбирать занавески, давай танцевать. Видишь, рядом океан… — Ты будто бы была готова, будто заранее смирилась, — Голд нахмурился, смотрел на неё и не узнавал. — Не ты ли учила меня — если есть, за что бороться, борись и не сдавайся? — Верно, и я буду бороться. За каждую секунду рядом с тобой и сыном, а не лежать вся в проводках одна в палате. Я не была готова, к такому нельзя подготовиться, но можно принять, как данность. — И что же дальше? — У нас самолёт вечером, а утром мы проснёмся просто жить. Весь полёт она мирно спала, а Голд, прислонившись лбом к стеклу иллюминатора, рыдал, как маленький мальчик. Он, конечно, понимал, что он мужчина, что должен быть сильным, должен собраться с духом, но сейчас это было невозможно. Сколько бы зла и боли ты ни увидел в жизни, как бы ни был закалён, к такому нельзя быть готовым. Никто никогда не будет готов к тому, что его привычная жизнь оборвалась в одночасье.***
Этим утром домохозяйки с Вистерия Лейн спешно вышли во двор по делам, которые никак не терпели отлагательств. На самом деле, включить систему полива, проверить почту и выбросить мусор было лишь предлогом; все они хотели наконец увидеть таинственную миссис Голд. И вот такси притормозило у нужного дома, все срочно сделали вид, что обсуждают очередной очень важный вопрос и не смотрят в их сторону. Кристиан помог любимой выйти из авто. Дорога её жутко утомила, она была бледной, но бледность кожи не скрадывала природной красоты. — Чёрт побери, да она красотка! — ревниво произнесла Габриэль. Остальные лишь улыбнулись, глядя на неё. Солис совершенно искренне считала себя самой красивой женщиной в Сторибруке и не выносила конкуренции, а поскольку жена Голда и впрямь была красивой, Габи придётся весьма непросто. — Ну, вот смотри, наш новый дом, — Голд легонько придерживал жену за плечи, не обращая никакого внимания на соседок, буравящих взглядами спину. — Он очень красивый! Но пойдём скорее к сыну, — она схватила мужа за руку и потянула за собой. Едва услышав голос мамы, малыш повернул голову и буквально задёргался в руках Мэри Элис, тем самым требуя, чтобы его немедленно передали на руки матери. — Это моя жена Белль, а это наша соседка Мэри Элис Янг, — спешно представил их друг другу Кристиан. Белль лишь кивнула, всё её внимание было сосредоточено на сыне, разлука в пару недель показалась ей вечностью. А вот внимание Мэри Элис было сосредоточено на наконец воссоединившихся супругах, и кроме удивительной красоты миссис Голд, женщина подметила ещё кое-что. Если мать мальчика лучилась от счастья, то его отец даже не глядел в его сторону. Белль уселась в кресло и принялась сюсюкать с сыном, ни на что и ни на кого не обращая внимания, а Голд вышел во двор проводить соседку, и та наконец набралась смелости, чтобы спросить: — Всё плохо? — Три года. — Мне очень жаль… — Может, если бы раньше забить тревогу, а не списывать симптомы на беременность… Женщина тут же поняла причину его внезапной холодности к сыну, но ничего не сказала. Бывают такие моменты, когда слова не имеют ровным счётом никакой ценности и смысла. Ей никогда в полной мере не понять, что творится у него на душе, но он производил впечатление очень умного человека, и хотелось надеяться, что он преодолеет это. — Вы не одни, нас целая улица… Целый Сторибрук. Соседка ушла, а Голд остался стоять посреди двора. Солнце грело ещё очень сильно, но листья уже стали опадать, деревья понемногу готовились уснуть до зимы. Кристиану тоже хотелось забыться крепким сном, а потом проснуться и дальше жить. Мужчина вдруг вспомнил себя неделю назад, когда он отрешённо сидел в пустой и тёмной комнате, и ему казалось, что хуже уже не будет. Однако оказалось, что все эти дни он был вполне счастлив, пребывал в счастливом неведении, а потом жизнь вдруг взяла и запустила обратный отсчёт, но он не был готов, к этому, чёрт возьми, нельзя быть готовым! Хотелось упасть на землю и завыть, но это ничем ему не поможет. Голд обернулся и посмотрел в окно — Белль всё так же сидела в кресле и играла с сыном, она выглядела абсолютно счастливой, а он не мог даже войти в свой собственный дом и притворяться, что ничего не случилось. Размышляя над тем, откуда в его жене столько сил и как ей это удаётся, Кристиан не заметил, как к нему подошла Карен, или, как её величали на улице, старая грымза МакКласки. — Сколько ей осталось? — Пять лет, если лечить, и три, если нет, — ответил Голд, сам не зная, зачем вообще вступил в диалог, да и зачем вообще человеку, которого он знает несколько недель, знать всё это. Просто, насколько бы скрытным не был человек, приходит момент, когда молчание невыносимо и нужно хоть с кем-то да поделиться. Так почему бы и не поговорить с вредной старушкой? — Она выбрала второй вариант, и ты жутко недоволен? «Кто из нас профайлер?» — подумал Голд, поглядев на старушку. — Я просто не знаю, что делать с этим. — А что всегда делал? — спросила женщина и сама же ответила: — Просто люби её. Столько, сколько осталось… В следующую секунду женщина вспомнила, что не просто так ходит по улице, а с определённой целью, и снова принялась искать сбежавшего кота, а Кристиан потихоньку зашагал к своему дому, пытаясь осознать, что отныне его жизнь никогда не будет прежней; она изменилась снова. Когда он боялся впускать кого-либо в свою жизнь, думая, что в любой момент может обратиться в чудовище, и одному ему быть безопасней, но она вошла и принесла с собой свет; теперь он должен будет её отпустить — видно, вечным ничто не бывает, даже любовь, как бы нам ни хотелось верить в обратное. У нас нет вечности, но у нас всегда есть этот самый момент под названием «сейчас», чтобы жить, любить и сохранять в памяти самое лучшее.