Лети
В продрогшем октябре китайской тушью Пронзителен на небе птичий клин. Ты по слогам читала мою душу, Но я останусь зимовать один. Лети на юг, я — северная птица, Не тронет лед сердечного тепла. Как тяжело в полете не разбиться, От твоего до моего крыла.
Зимы сменялись вёснами, солнце — ливнями, спокойствие — бурями, взрослели дети, и куда-то в небытие пропадали дни. Тревожный свет в доме Голдов теперь зажигался всё чаще. Белль становилось всё хуже, и отрицать неизбежность было всё сложнее. Оставалась лишь хрупкая надежда на то, что наступит она не так скоро, дав им ещё немного времени. Ей — побыть с сыном, ему — запомнить её улыбку, смех, взгляд, чтобы всегда иметь возможность рассказать о ней сыну. Бэй заметно подрос, пару недель назад ему исполнилось три года. Праздник отмечали с размахом, едва ли не всем Сторибруком. В кафе «У бабушки» накрыли столы, развесили шарики, играла громкая музыка. Белль суетилась с самого утра, по десять раз всё перепроверяя и стараясь ничего не забыть. Забывчивость отныне была её постоянным спутником и страхом. Иногда она не помнила, что болеет, иногда не помнила, кто она сама. Однажды она целый час не подпускала к себе Мэри Элис, утверждая, что в собственном доме её держат насильно. Врачи объяснили, что при подобных заболеваниях в первую очередь страдают те отделы мозга, куда давит опухоль — кто-то слепнет, кого-то парализует, у Белль же пострадали память и слух. Эскулапы лишь разводили руками, мол, процесс необратим, вы знали, что так будет, с самого начала. — Мы с таким размахом даже день города не отмечаем, — улыбнулся мэр Миллс, заглянув на день рождения Голда-младшего с большой блестящей коробкой. — Это тебе, малыш. — Мужчина присел на корточки. — Когда будешь задувать свечи, загадай желание. Бейлфаер был ещё слишком мал и не понимал, что значит загадать желание и как свечи помогут ему сбыться, но, следуя советам взрослых, решил попробовать, тем более, что одно желание у мальчишки всё же было. Когда принесли торт, Голд поднял сына на руки и с улыбкой сказал: — Сейчас закрой глаза, подумай, чего бы тебе больше всего хотелось, и задувай! — Давай вместе, пап… — смущённо прошептал малыш. Они оба сильно зажмурились, глубоко вдохнули и через мгновение свечи погасли. На несколько секунд в помещении воцарилась тишина. Все присутствующие точно знали, что загадали отец и сын, и каждый почувствовал горечь где-то внутри, но секунду спустя раздались аплодисменты и восторженные крики. Не стоило омрачать такой день, именинник должен быть счастлив.***
Бейлфаер с ранних лет стремился к самостоятельности. Мальчик хотел помогать маме и делал всё, что только было в его силах, однако Белль такое положение вещей не радовало, а, наоборот, вгоняло в депрессию. — Он ещё маленький, ему только три года, я должна о нём заботиться, готовить блинчики на завтрак, играть с ним, а я иной раз с кровати встать не могу, и мне приходится звать его, чтобы он позвал соседок на помощь. И хорошо, если я вспомню его и тех, кто придёт на зов. Почему мой сын должен весь день кричать, так, что под вечер теряет голос, потому что я его иначе не слышу… — шептала она, давясь слезами и косясь на приоткрытую дверь детской. — Почему эти звери ходят по земле, убивают других людей, а потом на пожизненном доживают век в здравии, почему я?.. Голд был растерян и не знал, что ответить. Всю свою жизнь она принимала всё, что с ней случалось, как данность, не роптала, не жаловалась, абсолютно во всём находила нечто хорошее, всегда. Впервые она задалась подобным вопросом, и впервые Кристиан не знал, что ей ответить, просто крепко обнял, в душе надеясь, что однажды отыщет ответ. Ночь снова выдалась тяжёлой. У Белль случился очередной приступ, она истошно кричала, выгибаясь. И ни у кого из присутствующих не находилось слов, чтобы это описать весь этот ужас. — Голд, её нужно привязать. Она что-нибудь себе сломает или упадёт с кровати! — Янг изо всех сил перекрикивала Белль. — У неё потом остаются следы от повязок, синяки! — крикнул мужчина в ответ. — Голд! — Нет, я не буду связывать жену, как какого-то особо опасного психа! Мэри Элис решила сдаться. В этой дискуссии ей верх всё равно не одержать — он не мог её спасти, поэтому просто любил, и никто не вправе его судить за это. — Иди в комнату сына, я подежурю, — видя, что он собирается возразить, женщина произнесла: — Не нужно разбираться в людях, как ты, чтобы понять, что ты хочешь сказать. Ты не знаешь, сколько ещё раз ты сможешь проснуться и уснуть рядом с ней, время, отведённое врачами, вышло… но тебе нужно на работу, а для этого нужно спать. То ли у него не было сил спорить, то ли в глубине души он понимал правоту соседки, но, молча кивнув, мужчина отправился в детскую. Бэй делал вид, что спит. Закутался в одеяло, положил ладонь под щёку. Голд не сомневался, что крики жены разбудили сына, просто он уже перестал всякий раз выбегать из комнаты, испуганно бросаясь отцу на шею. Может, привык, а может, понял, что в такие моменты маме забота нужнее. Кристиан заботливо погладил сына по голове. Он гордился своим мальчиком — тот был ещё таким маленьким, но уже смелым и сообразительным; лишь бы смерть Белль не сломала его, ведь Голд точно знал — такие раны не заживают.***
С момента, как её смертный приговор был озвучен, прошло уже больше трёх лет. Голд ощущал, как смерть дышит им в спину, как бродит по их цветущим клумбам, но не переступает порог их дома, давая ещё немного времени. Мужчина чувствовал приближение конца и ненавидел себя за то, что никак не мог его отсрочить. Она почти перестала ходить, даже дойти до ванной ей теперь помогали, и почти каждое утро, просыпаясь, вместо мужа, который уже вовсю работал над новым делом, наблюдала фигуру в кресле. Отрывая тяжёлую голову от подушки, Белль облизывала пересохшие губы и хмурилась. — Я Линетт, доброе утро! Пойдём умываться? — видя, как нахмурились брови девушки, Скаво сразу поняла, что болезнь стёрла её из памяти Белль, и стоит представиться. Миссис Голд в ответ растерянно кивала и, полностью доверяясь незнакомому человеку, протягивала руку, чтобы ей помогли встать с кровати. Теперь перед тем, как выйти за порог дома, Голд то и дело повторял сыну, как мантру: — Мама очень любит тебя, и если вдруг она тебя не вспомнит, это не её вина. Удивительно — некоторые тратят безумно много сил, чтобы стереть что-то или кого-то из своей памяти, у других же самые ценные воспоминания отнимают силой. Проходя по длинным коридорам бюро, Кристиан всё время чувствовал на себе поток сочувствующих взглядов. Хоть это немного и раздражало, он мог их понять. Отдел — это одна большая семья, где все переживают друг за друга, просто они слишком не хотели лезть с расспросами, старались быть тактичными изо всех сил. Однако этим утром Кристиан сам подошёл к каждому из друзей.***
Она проснулась первой и с улыбкой любовалась спящим мужем, легонько перебирая пряди его волос. — Белль, ты что? — Голд проснулся то ли от легкой щекотки, то ли от зимнего солнца, что старательно пробивалось сквозь зашторенное окно. — Ничего, просто любуюсь. Так здорово проснуться рядом с тобой, а не с Габи или Бри. Нет, я, конечно, их всех люблю… Она не договорила. Кристиан накрыл губы жены поцелуем, но через минуту, нехотя отстранившись, спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Прекрасно! Она, зевнув, потянулась, а мужчина не поверил своим глазам: вернулся её природный румянец, да и на вид она была совершенно здорова. Голд не понимал, хорошо это или плохо и стоит ли ему радоваться. — Сейчас напеку вам с Бэем блинчиков и позавтракаем все вместе, а завтра давай соберём всех на барбекю? — предложила вдруг она, голос её был звонок и полон энтузиазма. — Всех соседей, наших с отдела — как зовут новеньких?.. — Морган и Хотч, — ответил мужчина и предпринял попытку мягко возразить жене. — Но, милая, мне кажется, для барбекю уже не время, завтра первое декабря, вчера лужи льдом покрылись… — проговорил Кристиан и сам себя укусил за язык — сейчас, может, и не время, но есть ли оно вообще? С удовольствием вернувшись к готовке, Белль испекла вкуснейшие блинчики. Они завтракали, шутили, смеялись. Голд всё время норовил сам себя ущипнуть. Было впечатление, что все они разом очнулись от страшного кошмара или, наоборот, пребывают в прекрасном сне. Пообещав всех пригласить, Кристиан сел в машину и, нажав на газ, отправился на работу. Проезжая мимо городской ратуши, мужчина невольно бросил взгляд на часы. Стрелки показывали восемь пятнадцать, а в сердце кольнуло; тогда он ещё не знал, что однажды время для него замрёт в таком положении стрелок.***
Погода была к ним благосклонна. День выдался тёплым и солнечным, столбики термометров уверенно показывали восемь градусов выше нуля. В едва прохладном воздухе витал запах первого снега, жареных сосисок и пряного глинтвейна. — Сегодня снег пойдёт, — проговорила Белль, глубоко вдохнув и сильнее закутавшись в тёплый плед. Наблюдая за весёлой суетой в своём дворе, Кристиан вдруг понял — понятия «не время» в принципе не существует, его придумали люди, чтобы оправдать нежелание или банальную лень. Время — субстанция странная, оно то ползёт, то летит, а то и вовсе заканчивается. Поэтому надо брать и решаться. Звать старых друзей на барбекю независимо от времени года и погоды, делать перестановку, выбрасывать хлам, танцевать и веселиться — сегодня. Никому не известно, наступит ли завтра. Они жарили продукты на гриле, кутались в шарфы и пледы, по бокалам струились вино и глинтвейн, в воздухе пахло зимой и дымом. Они говорили о чём угодно, только не о болезни и смерти, эти темы сегодня под запретом. Домохозяйки и агенты ФБР были сейчас одной большой семьёй, и Белль была безумно рада тому, что смогла собрать их всех вместе напоследок. Наблюдая за всем со стороны и видя, как сын снова испачкал пальцы в шоколадном креме торта, миссис Голд вдруг поняла, что, несмотря ни на что, она прожила очень хорошую жизнь. Встретила любовь (а ведь это удаётся не каждому), увидела мир, спасала жизни, стала мамой самого лучшего в мире мальчика. Это была превосходная жизнь, но, кажется, ей пора, и она готова. — Была рада знакомству, агент Хотчнер. — Взаимно, миссис Голд, будем рады видеть вас в отделе, когда вы поправитесь и вернётесь, — мужчина говорил как можно громче, чтобы она расслышала его. — Обязательно. После хозяйка и гость улыбнулись друг другу на прощание, хоть и оба понимали, что этого не случится — ей уже никогда не встать на ноги и не вернуться.***
Любая хозяйка знает, что даже после самой унылой вечеринки ей скучать не придётся, стоит только гостям разойтись. И только лучшие, проверенные жизнью друзья останутся допоздна, чтобы помочь с уборкой. Соседки снова сделали всё. Вымыли посуду, прибрались, а Линетт даже унесла к себе мирно спящего Бэя. Белль поцеловала его в макушку. — Доброй ночи, сынок, будь сильным и стойким, мама очень любит тебя … Линетт едва ли не разрыдалась — уж слишком всё походило на прощание, но то обстоятельство, что на её руках безмятежно спал малыш, заставило женщину сдержаться. Едва Линетт скрылась из виду, Голд на руках занёс жену в дом. Аккуратно опустив её на кровать, Кристиан заметил, что любимой тяжело дышать. — Сейчас, потерпи, сбегаю за Мэри Элис! — произнёс он как можно громче. — Стой, не ходи, — Белль что было сил ухватила мужа за рукав. — Не надо никого, врачей, «скорых» или соседей, просто возьми меня за руку. Голд прилёг рядом и обнял жену. Хотелось бежать, взять служебное оружие и пойти стрелять в прохожих, хотелось действовать, делать хоть что-то, но вместо этого он спокойно лежал и гладил её по голове. — Мне пора, любовь моя… — Я останусь зимовать один? — он не давал волю слезам, ибо она не плакала, а улыбалась. — Ты не один. Вас двое, и я уверена — вы справитесь. — Она глубоко вздохнула. — Мы расстаёмся на время, однажды ты вернёшься ко мне. — Лети… — он быстро утёр слезу, не дав ей упасть. — Обернись чайкой и лети на юг, к берегам Босфора. А я — птица северная… — Я же говорила, будет снег… Анна Белль Голд ушла из жизни первого декабря тысяча девятьсот девяноста восьмого года. В ту ночь маленький город Сторибрук весь был усыпан снегом…