Входи. Не заперто.
Слова «добро пожаловать» всегда таят в себе определенную долю риска. В конце концов, впустить к себе кого-нибудь в дом значит впустить его в свою жизнь. И никогда нельзя сказать наверняка, что принесет этот человек с собой…
Они спрятались внутри своих домов, искренне полагая, что их дом — это их крепость. Но зачем им крепость? Кто или что им угрожало? От кого или от чего эти два человека хотели спастись? И ведь правда. Наши дома — это наше убежище. Мы переступаем порог, надёжно закрываем дверь на засов, ограждая себя от внешнего зла. Однако, как бы крепки ни были наши стены и как бы плотно мы ни запирали дверь, от себя нам не спрятаться даже в собственном доме. Ведь свои мысли, чувства и страхи мы всегда носим с собой. Они были разного возраста, пола и происхождения. У них был совершенно разный жизненный опыт, но страшно им сейчас было одинаково. Вечер, который они провели вместе накануне, был замечательным. Они посетили один из самых лучших ресторанов Сиэтла. Мистер Голд был кавалером высшего класса, галантен, обходителен, да и беседа с ним всегда интересна, в этом она уже давно успела убедиться. Но вот стать для Голда чем-то большим, чем просто девушкой, которую он спас прошлой осенью, Реджина боялась. Она боялась, что станет для Кристиана просто неудачной попыткой жить дальше, а потом теплоты и доверия, которые возникли между ними, будет уже не вернуть. Как бы это ни было странно, Голд стал для неё самым близким человеком. Мать видела в ней лишь способ достижения цели, не ограничиваясь при этом средствами, даже позволила мужчине, которого Реджина едва знала, взять её силой и никак не отреагировала на дочкины мольбы о помощи, всё ради выгоды. Старшая сестра была копией матери, не только снаружи, но и изнутри. Отца не стало. Отныне маленький Сторибрук стал её убежищем, а Голд опорой, но надолго ли? Кристиан боялся не меньше. Она была прекрасной девушкой, первой, кто так быстро нашёл с Бэем общий язык, к тому же Голд хорошо знал её отца Генри Миллса. Но преступить невидимую черту оказалось слишком тяжело. Всё ещё мерещился скрип двери, как она открывается и входит Белль, он всё ещё чувствовал, что предаёт её. Но страх перемен внушало даже не это, проблема была в другом. Кристиан понимал — в прошлом Реджины немало разочарований. Если у них всё сложится, он предаст жену, если нет — Реджину. На теле Миллс — слишком много невидимых людскому взору ран, и только любовь сможет излечить их, но Кристиан знал: пообещай он ей любовь, в конце концов точно обманет, чего нет, того нет. Обманет и окончательно сломает её. Они оба понимали — их сближение будет болезненным и, возможно, убьёт их, но если часть души каждого из них мертва, так ли велик риск?***
Утром он припарковал машину на обычном месте. Ему пора было браться за новое дело, а Реджине — открывать бар. — Вы столько рассказывали о вашей жизни с Белль, но ни разу о том, как вы оказались в ФБР, — глядя на главный вход академии, произнесла девушка. — Это не так занимательно, — улыбнулся Голд и вдруг добавил: — Как все. — Как все? — Миллс непонимающе повела бровью. — За всеми, кто входит в эти двери, следует призрак прошлого. Люди, пришедшие сюда на службу, либо боятся стать чудовищем и поэтому хотят бороться с ними, каждый раз побеждая внутри себя, либо они сами жертвы чудовищ и больше не хотят быть ими. Мужчина скрылся из виду, а Реджина так и осталась стоять. До бара было семь минут ходьбы, а до его открытия — десять. Однако, вместо того, чтобы поспешить, она вслед за Голдом вошла в здание. — Реджина? — Кристиан был удивлён, но в то же время был уверен, что причина её появления банальна. — Что-то забыла в машине? — Хочу подать документы в академию, — она хватала ртом воздух, чтоб нагнать его; пришлось быстро бежать. — Возьмёте в ученицы? — Реджина… — Научи меня, как не быть жертвой! — она впервые перебила его и впервые обратилась на «ты», даже не заметив этого. Голд лишь на секунду взглянул ей в глаза и понял, что эта решимость во взгляде — неподдельная, и не исчезнет, а значит, она не передумает. Лифт тем временем открылся, и Кристиан, пропустив девушку вперёд, нажал кнопку одного из верхних этажей. Пока лифт поднимался, Кристиан надеялся на то, что Штраус ему не откажет… И всё же теория о том, что каждый человек, с которым мы сталкиваемся, должен нас чему-то научить, верна. Белль научила его видеть свет в кромешной тьме, Гидеон — смотреть в глаза своим демонам, теперь настал его черёд преподать другому важный урок. Взять молодую девушку на обучение в академию, когда уже большая часть учебного года позади, да ещё и прикрепить молодого стажёра сразу к отделу поведенческого анализа — такого раньше не было. Но обаяния Голду не занимать, и перед его чарами не устояла даже строгая Ирэн Штраус. С того дня для Реджины Миллс началась совершенно другая жизнь. Полосы препятствий, нормативы, стрельба и сложнейшие из теорий. Она позволила семье Скаво устроить в её баре небольшую пиццерию. Ушла из колледжа и, кажется, поселилась в стенах академии. Было сложно. Обливаясь потом, раня себя до крови, она вечерами рыдала в запертой ванной, но утром, перевязав раны, начинала всё заново. Теперь те, кто вначале не воспринял её всерьёз — мол, из такой молодой и хрупкой агента не выйдет, она устанет через пару недель, — больше не насмехались, а глядели с опаской. У Реджины была цель, а люди, вооружённые целью, способны на очень многое, если не на всё. Её цель — больше не быть жертвой, больше она не станет заложницей амбиций матери и сможет дать отпор любой силе. Полосы препятствий, бег и стрельба оказались не самым трудным в этой работе, она поняла это, стоило ей впервые увидеть жертв. Окровавленные изувеченные тела её ровесниц — она оказалась к этому не готова. Девушку рвало, в глазах потемнело, тело обдало сначала жаром, потом холодом. — Как вы это делаете? — спросила Реджина, подавляя рвотные позывы и одновременно давясь слезами. — А главное, зачем? Она взглянула на Эмили, которая всё это время терпеливо стояла рядом, держа в руках открытую бутылку воды, и понимающе гладила по плечу. Все они проходили через это. — Зачем вы каждый день смотрите на это? Смотрите в темноту… Ей прямо сейчас нужен был ответ, и Росси дал его, взамен оставив новые вопросы. — Поймёшь в конце, или не поймёшь. Тогда и будет ясно, задержишься ли ты здесь. Ещё никогда Миллс не видела такого взгляда. Его невозможно было описать, но он оставил отпечаток в самой глубине её души. Это был взгляд человека воскресшего, познавшего сильнейшее отчаяние, взгляд спасённой жертвы. И пусть сама Реджина почти ничего не сделала для её спасения, больше мешая и путаясь у остальных под ногами, на неё эта девушка тоже смотрела с непомерной благодарностью. Когда же Реджина увидела, как мать обнимает маленькую дочь, которую уже не чаяла увидеть, едва не простившись с жизнью в логове маньяка, она всё поняла.***
Маленький частный самолёт набрал высоту. Миллс прошлась по салону и остановилась возле Голда. Мужчина сидел у иллюминатора и всматривался в папку, на кресле рядом лежали другие папки, все знали — это место рядом с ним занято пожизненно. — Можно? — робко спросила Реджина, застыв в ожидании ответа. Вместе с ней застыла вся команда. Ничего не ответив, Кристиан убрал папки. Она осторожно присела рядом и зажмурилась, будто чувствуя себя не в своей тарелке. — Я поняла, — она обратилась одновременно и к Голду, и к Росси с Гидеоном, что сидели напротив, — поняла, зачем вы это делаете. — И тише добавила: — Некоторые выживают… — Ты здесь надолго, — проговорил Голд сквозь улыбку, так и не оторвав взгляда от папки. Не взглянув на Реджину, мужчина посмотрел на Гидеона, и в глазах друга читались его же слова: «Я же говорил, что рано или поздно кто-то займёт её кресло в нашем самолёте. Ты ведь и сам это знал.».***
Привыкнув подмечать мелочи за другими, он упустил из виду то, в какой именно момент он впустил её в свою жизнь. В какой из дней дверь оказалась не запертой, и она вошла. Вошла почти бесшумно. Они теперь почти всё время были рядом — вместе уезжали, вместе возвращались. Однажды, поднявшись на борт самолёта, Голд увидел, как Реджина сидит на месте его жены. Мужчина знал, что это будет больно, но, к его удивлению, боль эта была не смертельной, и, сжав зубы, он опустился рядом. — Когда? — спросил Гидеон у Кристиана, пока они шли к лифту. — Что когда? — немного раздражённо спросил тот. — Ты уже позволил ей войти, когда позволишь остаться? — дополнил вопрос Росси. — Помнится, однажды, я, послушав вашего совета, подошёл познакомиться с девушкой, — Голд шипел, добрая полуулыбка обернулась хищным оскалом. — Можно, я в этот раз без вас обойдусь, дорогуши?! — Помним, — подтвердили друзья в один голос, а после Дэвид лукаво добавил, что «в прошлый раз мы не ошиблись»…***
Сторибрук был переполнен ароматами наступившей весны. Во дворах домов распустились цветы, яркие пятна радовали глаз и поднимали настроение. В саду у Голда распустилась, зазеленела листвой чахлая яблоня. Жизнь возродилась, началась заново, и будущее неотвратимо, но какое оно? Что ждёт нас за поворотом, и будем ли мы к этому готовы? Кристиан посмотрел на небо. Он был уверен, что она где-то там, затаилась средь кучевых облаков и неустанно следит за ними, наверняка зная, что ждёт их с Бэем в будущем. И нравится ли ей самой это будущее, или оно причиняет ей боль? — Кристиан… Мужчина и не понял, как это вышло, но сейчас он стоял посреди своей гостиной, а перед ним стояла она. Принцесса из сказки, красавица в золотом платье. — Белль, но как? — Тсс… — она приложила палец к губам. — Мне больше ничего не нужно, слышишь? Ты дал мне всё, что мог. Теперь ты должен продолжать жить, просто не забывай меня, и однажды мы встретимся у нашего колодца. Я знаю, что ты придёшь… Громкий хлопок форточки резко разбудил его, задремавшего прямо на диване в гостиной, а через минуту в дверь позвонили. — Входи, Реджина, не заперто… — крикнул мужчина, не сомневаясь, что это именно она пришла. Наш дом — наша крепость. Мы прячемся в ней от внешнего мира, но однажды наступает момент, и мы отворяем дверь, на свой страх и риск позволяя кому-то войти. И никогда нельзя знать наверняка, задержится ли вошедший на один вечер или же на всю жизнь, что он принесёт с собой в твой дом — нестерпимую боль или долгожданное исцеление? И зачастую мы готовы рискнуть, даже осознавая, что это причинит нам нестерпимую боль и, возможно, даже погубит нас.