Чего ты хочешь?
Можно спрашивать совета у других. Окружить себя надёжными советчиками, но решать всё равно тебе. Когда приходит пора действовать, а ты один и некуда деваться, важен лишь тот голос, который звучит у тебя внутри. Он говорит тебе то, что ты и так уже знал. И он почти всегда прав.
Вистерия Лейн жила в своём обычном ритме. Вот Бри, как обычно в это время, сидела на корточках перед клумбой с розами и сосредоточено выполняла какие-то манипуляции. Габи своей профессионально-модельной походкой шла к дому, нагруженная очередным десятком пёстрых пакетов. Линетт, придерживая рукой свой довольно большой живот (соседка готовилась в четвёртый раз стать мамой), отчитывала сыновей-непосед за очередные проделки. И Сьюзен носилась по двору, пытаясь собрать мусор, что выпал из порвавшегося мусорного пакета, но ветер явно был не на её стороне. Всё, как всегда. Всё как раньше. Голд не спеша прогуливался по улице, на которой прожил уже больше шести лет. Вдыхал полной грудью утреннюю прохладу, понимая — это ненадолго, к полудню от июльской жары не будет спасения. Наблюдал за соседками, которые так или иначе уже стали ему родными людьми. И почти наслаждался жизнью… Вот, кажется, ещё мгновение, и появится Белль, пусть бледная и слабая, но всё с той же лучезарной улыбкой… И большего ему не нужно. Однако вместо жены перед Голдом совершенно неожиданно возникла Карен МакКласки. По взгляду старушки сразу было понятно: у неё есть что сказать, и так просто она не уйдёт. — Хочу кое-что сказать, Голд. О твоей жене, — она решила пропустить ту часть, где должны были быть приветствия и дежурные вопросы о здравии. — Миссис МаКкласки, лучше вам перестать говорить о моей жене, а то с вами могу перестать разговаривать я. — Кристиан был, как всегда, учтив, вежлив и улыбчив, только давалось ему это всё сложнее. — Не перестанешь, — заверила Карен, — тебе не с кем оставить сына, ты чёрта-с-два справишься один! «Ладно, говори, старая гарпия!» — про себя ругнулся Голд, не сдержавшись, но и не согласиться он с ней не мог — как ни крути, в помощи соседок он нуждался. — Сколько тебе, сорок… — Сорок четыре, — сухо бросил Голд, не понимая, причём здесь это. — А мне шестьдесят один, я на семнадцать лет старше тебя! И когда тебя только укачивали в колыбели, я уже набивала татуировку и курила марихуану, — она сказала это, с гордостью вскинув голову, будто считала бурную молодость своим достижением. — За все шестьдесят лет я не встречала человека более доброго и отзывчивого, чем твоя жена, она была воплощением доброты — видишь её и думаешь, что ангелы существуют. Такие люди, как она, достойны всего самого лучшего, — женщина пальцем поправила очки, — но уже три года твоя жена — это урна с прахом, закопанная под красивым надгробьем, ей больше ничего не нужно, но ты-то жив! — она от злости сжала кулаки. — Так живи, чёрт возьми! Кристиан Голд молчал. В данный момент он испытывал весьма противоречивые чувства. С одной стороны, его настолько стал раздражать тот факт, что другие буквально принуждают его «жить», и хотелось кричать от ярости. С другой — ему было приятно слышать эти слова о Белль, а ещё где-то в самой глубине души он понимал — старая грымза права. — Ты не один такой, — вновь заговорила МакКласки; она будто бы и не ждала ответной реакции. — Я похоронила единственного сына, когда тот был ещё ребёнком, я не как ты — три года, я уже несколько десятилетий живу с этой болью…***
Как только лифт открылся на нужном этаже, все почувствовали это раздражение в воздухе. Дженнифер, быстро разложив папки с текущими делами отдела, попутно лихорадочно решала, куда спрятаться. Пусть она совсем недолго работала в отделе, но уже успела выучить: разозлённый Голд — самая плохая из дурных примет. Несколько минут Дэвид и Джейсон наблюдали за тем, как Кристиан Голд отчаянно ищет, на ком или на чём сорваться. Джеро уже шла принять удар на себя, она всегда так делала, просто однажды решив, что, раз уж она занимает место Белль, то и все шишки пусть достаются ей. Однако на сей раз Гидеон решил её опередить. — Что случилось? — Ничего, — услышав голос друга за спиной, Кристиан яростно бросил папку на стол. — Просто пытаюсь понять, — бумаги из папки разлетелись в разные стороны просторного конференц-зала, а Голд сорвался на крик, — какого чёрта все думают, что имеют право указывать, как мне жить! Росси обошёл его и присел на краешек стола. Он хотел видеть глаза друга, а не расстреливать фразами в спину. — Ты наш друг, Голд. И мы примем любой твой выбор, какой бы путь ты ни избрал. Хочешь — никто никогда не будет занимать её место в самолёте, хочешь — уволим Дженнифер, и тогда никто не будет занимать её место у доски. Хочешь, подыщем Реджине место в другом отделе. Это всё не вернёт её, Голд, но, возможно, сделает тебя счастливым. Ты этого хочешь? — Чего ты хочешь, Кристиан? — спросил Гидеон. — Жить прежней жизнью и утопать в горе? Быть ей верным до конца дней? Я понимаю, ты любишь жену, а Реджина — что ты чувствуешь к ней? Кристиан молчал, и даже не потому, что не хотел говорить — он просто не знал, что сказать. У него не было внятного ответа ни на один из этих вопросов. Мужчина вдруг осознал, что уже долгое время ведет борьбу, только вот с кем? С собой самим, не желая признать, что влюблён в другую девушку? С людьми, которые бывают навязчивы и бестактны, но искренне хотят ему лучшего? С собственными принципами и убеждениями? — Она умерла, Голд. Твоя жена мертва, — тихо произнёс Гидеон. И весь мир содрогнулся, по кабинету словно прошла вибрация небольшого землетрясения. Папки на полках и стеклянные статуэтки задрожали. Кажется, впервые с того самого дня это было сказано вслух. Все понимали, что происходит, но обходились общими фразами о сочувствии и соболезнованиях. А теперь это прозвучало, и прятаться от реальности больше не имело смысла. Осознав, что, похоже, проиграл битву с миром которой не было, а он всего лишь сражался сам с собой, Кристиан Голд опустился на стул, совершенно не представляя, что ему делать дальше. Мужчина поднял глаза и растерянно посмотрел на двух лучших друзей, которые были с ним всю жизнь, будто ожидая от них ответов на их же собственные вопросы. — Просто будь честным с самим собой. Чего действительно ты хочешь от жизни и что ты чувствуешь к Реджине? — Росси похлопал друга по плечу. — Как только ты это поймёшь, тьма рассеется. — Я даже не знаю, где она… — зачем-то пробормотал Голд. — Наверное, сильно испугал её, задав не вовремя один вопрос… — Всё ещё в Новом Орлеане, — прозвучал тихий женский голосок — Джей-Джей всё же осмелилась подойти. — Она пробудет там ещё несколько дней и уедет в Бостон, а оттуда вроде как вернётся домой. — Сказав это, блондинка протянула Голду фотоснимок. — Вот, прислала вчера почтой. Робко взяв его, мужчина всмотрелся в изображение. Мужская рубашка в красную клетку заправлена в джинсы, руки в карманах, чёрные, как смоль, волосы распущены, струятся по плечам, маленькая, еле заметная родинка над губой… Голд знал, что фотография — это всего лишь способ остановить мгновение, но как же много вмещает в себя этот миг. Она почти год была рядом с ним, но только этот миг, застывший в кадре киноплёнки, вдруг заставил его понять: она уже не маленькая дочка Генри Миллса — она красивая девушка, к которой он, похоже, неравнодушен…***
Улыбаясь Голду с фотографии, она наконец наслаждалась жизнью в реальности. Реджина не просто уехала в отпуск, она совершила побег из Сторибрука и, впрочем, была готова к тому, что все дни просидит в четырёх стенах отеля, просто побоится выходить на улицу. Первые дни после того, что с ней случилось, у всех мужчин было его лицо, лицо её мучителя. Потом она попала в Сторибрук, маленький городок, где почти не бывает чужих и все лица знакомы, а на заданиях с ней всегда была команда — бояться нечего. И вот впервые, спустя почти год после пережитого кошмара, она одна оказалась в незнакомом городе, среди бурлящей, незамолкающей толпы людей, чьи лица мелькали так быстро, что Миллс не успевала их разглядеть, не то что запомнить… И оказалось, что это совсем не страшно. Реджина вдруг поняла, что способна жить в этом мире одна. Что ей не нужен якорь в виде Голда, что пора бы перестать искать одобрение у матери и задаваться вопросом, почему Зелину она всегда любила больше. Однажды слившись с карнавальным шествием, потерявшись среди людей, что были одеты в яркие костюмы и чьи лица были спрятаны под масками, девушка совершенно неожиданно поняла, что свободна. Она может снять квартиру, устроиться на любую работу и жить там, где её никто не знает. Реджина в который раз убедилась — одной быть проще. Одной можно не бояться, что Кристиан в конце концов отвергнет её из-за её прошлого или невозможности иметь детей. Или не нужно бояться, что она всё равно всегда будет в тени первой миссис Голд. Одной можно жить. Реджина с головой ныряла в насыщенную жизнь Нового Орлеана, наслаждалась собой, присылая Джей-Джей яркие фотоснимки, выстраивая точки дальнейшего маршрута: Бостон, Чикаго… Сторибрук? Хочет ли она вернуться или это маршрут «туда без обратно», Миллс пока не решила.***
В то утро Реджина уже по привычке зашла в бар к Ками, выпить кофе и немного поболтать. Их беседа, как всегда, была лёгкой и непринуждённой. Вдруг колокольчик на двери бара звякнул. Сидевшая спиной Миллс не видела вошедшего, но он сразу привлёк всё внимание барменши. — Не может быть! — всплеснула Камилла руками. — Ребекка Майклсон! Незнакомка подошла к стойке и села на соседний барный стул. Реджина позволила себе рассмотреть девушку. Яркая блондинка с длинными волосами. Серо-голубые выразительные глаза, пухлые губы, тонкие брови. Они с Ками были даже чем-то похожи. — Я думала, ты больше никогда не появишься в Новом Орлеане, — сказала барменша. — Подонку, которого мы обе любим — ты как мужчину, я как брата, — снова нужна помощь. — Реджина, познакомься, — Ками повернулась к брюнетке, — это Ребекка Майклсон. — Реджина кивнула, а О’Коннелл вновь обратила своё внимание на блондинку. Отчего-то её появление взбудоражило барменшу. — И что же такого случилось с Клаусом, что ты в который раз пожертвовала свободой, к которой стремилась всю жизнь? — Ты влюблена в моего брата по уши, но не знаешь, что происходит в его жизни? — усмехнулась Ребекка, закидывая ногу на ногу. Майклсон вдруг замолчала, с ностальгией вспомнив, как некоторое время назад под покровом ночи покидала Новый Орлеан. Она наконец вырвалась из-под контроля брата-тирана, который никогда не считался с ней. Сломленная, израненная, разбитая вдребезги, но с улыбкой, она сидела за рулём тёмно-вишнёвого кабриолета, чувствовала, как волосы развевает порывистый ветер, и мечтала о прекрасном будущем. И будущее это было действительно прекрасным. Маленькая церковь Сан-Витторе в Милане, очень романтичное место; магия северного сияния и каждый закоулок в Лувре, но… — Свобода имеет ценность только тогда, когда тебе есть куда вернуться домой, — вдруг произнесла Ребекка вслух, потягивая сок через соломинку. — Ник — самовлюблённый придурок, но он мой брат. Брат, который держал меня за руку в детстве, когда я боялась грозы. Одному быть проще, но у каждого должен быть тот, кто держит тебя за руку, отгоняя ночные кошмары…***
Голд неспешно шёл в сторону кладбища, всё ещё раздумывая, что он чувствует и чего на самом деле хочет. Вдруг в его сознание, полное нерешённых проблем, вторглись звонкие голоса соседок. Карен и Линнет обсуждали недавнюю смерть соседки Айды Гринберг. — Она была удивительной женщиной, а я даже не удосужилась это узнать, — едва не плача, произнесла Скаво. — Я развеяла её прах, но лучше бы сделала что-то до того, как она им стала. — Это урок, который все мы получаем, — вздохнула МакКласки. — Нужно ценить людей, пока они ещё с нами… «А что, если однажды и Реджины не станет?» — вдруг подумал Голд. — К тюряге? — в мысли Голда вновь проник голос Скаво. — А почему? — Это длинная история, — загадочно улыбнулась Карен, — для неё нужна кружка пива и тёмный бар… Кристиан неожиданно для себя прошёл мимо кладбищенских ворот. — Отличная идея, Карен. Дамы, разрешите составить вам компанию?***
Проведя вечер с соседками в баре и узнав о тех, с кем живёт бок о бок, много нового, Кристиан пришёл домой и запер двери на все замки. Ему пришлось признать, что, несмотря на все трудности жизни, в одном ему повезло: даже в самые тяжёлые времена он никогда не был один. Всегда в окружении верных друзей и надёжных советчиков. Однако в эту самую минуту он, совершенно один, глядя на фотографию Реджины, осознаёт, что, хоть он и припёрт к стенке, пришла пора наконец всё решить, настал момент действовать. И единственное, что может ему помочь — собственный внутренний голос, вот только прав ли он? Опыт подсказывал, что прав… Почти всегда.