Пора обрести надежду
Даже при всей серости обстоятельств должен оставаться хотя бы небольшой кусочек светлой надежды.
Кажется, никак не отреагировав на слова брата, Ребекка скинула туфли прямо у входа и прошла на кухню. Девушка вернулась спустя минуту с пустым стаканом в руках. Блондинка села на пол рядом с братом, нащупала рукой почти пустую бутылку спиртного и, вылив остатки коричневой жидкости в стакан, произнесла: — Ну, я готова выслушать эту увлекательную историю. У тебя же есть увлекательная история? — Я познакомился с ней в Мистик-Фоллс, — горько усмехнулся Клаус, — спас… — Где? — перебила Ребекка, нахмурив брови. — Маленький провинциальный городок в Вирджинии, — пояснил Никлаус и, сам не зная зачем, добавил: — Родина Стефана Сальваторе, твоего возлюбленного. Кстати, я слышал, он влип в историю… Ребекка проглотила остатки жидкости со дна стакана и поморщилась, словно то был яд. Меньше всего ей хотелось слышать о Стефане. Она всегда была эмоциональной и взрывной, словно то пламя, которое нельзя обуздать, будто всё спокойствие этого мира досталось Элайдже, и ей не перепало ни капли. Ей же достались отчаяние и неудержимость — кажется, даже сверх меры. Майклсон была влюбчива и, по мнению старшего брата, не разборчива. Но именно Стефан оставил в её душе след, который она так и не смогла стереть. Он не был единственным, но, похоже, стал тем самым… Однако после того, как их пути разошлись, слышать о нём она не желала. С неё достаточно боли. — Эй, мы не о Стефане, — Ребекка щёлкнула пальцами перед лицом брата. — Да, прости, — буркнул Клаус и увёл разговор в нужное русло. — Её звали Хейли. В одном из тёмных безлюдных переулков, недалеко от маленького круглосуточного магазинчика к ней пристала кучка хулиганов, ну я и объяснил недоумкам, что с дамой так обращаться нельзя. — Ну, ты прямо герой. — Я привёл её домой, мы поужинали, выпили. Я показал ей свои картины, правда, они её не впечатлили — сказала, что лишь от одной её не тошнит… — Клаус произнёс это с горечью, к своим картинам он относился очень трепетно. — Оказалось, что Хейли сирота и приехала в Мистик-Фоллс разыскать родителей…***
— Ты уверена, что это того стоит? — спросил Никлаус. — Если бы мне дали выбор, я предпочёл бы быть сиротой и никогда не знать людей, сломавших мою жизнь. — Фу, разве можно так о родителях? — надула губы брюнетка, побалтывая жидкостью в стакане, стоя в мастерской, где Клаус хранил свежие картины. — Можно, если оба они чудовища, — брезгливо бросил Майклсон, давая понять, что развивать тему он не намерен. Молодой человек вплотную подошёл к новой знакомой и прошептал на ухо: — Уйдёшь или останешься? Клаус Майклсон недостатка в женском внимании никогда не испытывал. Представительницы прекрасного пола всегда находили его привлекательным. То ли дело было в беспроигрышном сочетании природного обаяния и внешности, то ли в состоянии, которым владела его семья, то ли прекрасных мотыльков всегда влечёт пламя, способное опалить их крылья… Так или иначе, их было много, и все они были разными: одни были воплощением порока, как и он, другие — безумными, а были и такие, кого он предпочитал избегать и вовсе не касаться. Из таких была Камилла, смелая барменша, она была так прекрасна, что меньше всего Клаусу хотелось запачкать её свет своей тьмой. В его случайной знакомой тоже было нечто особенное, она напоминала ему волчонка. Потерянного, отбившегося от стаи, но в то же время гордого и готового сражаться. Хейли смотрела в его глаза гордо и с интересом, и явно не собиралась уходить. Решив, что её молчание означает не что иное, как согласие, Клаус рывком сорвал с неё лёгкую кофточку и опрокинул спиной прямо на журнальный столик.***
— Ник, пожалуйста. Давай без пикантных подробностей, дальше-то что? — над ухом раздался голос Ребекки, вырвав Никлауса из прошлого. — Да ничего особенного. Переспали, а наутро она просто ушла, и больше я о ней ничего не слышал. Вчера в дверь позвонили, я открыл, а на пороге она… С парой детских вещичек и запиской, — Клаус протянул сестре смятый листок бумаги. — И ты решил, что это твоя дочь? — пробежавшись глазами по строкам, Ребекка развела руками. В записке, в общем-то, не было ничего содержательного, можно сказать — стандартный текст из фильмов про подкидышей. — Она едва тебя знала и переспала, она могла так и с любым другим… — Треугольник… — произнёс Клаус. Ребекка, поднявшись, приблизилась к малышке, которая кряхтела во сне. Блондинка аккуратно развернула ручку девочки, отодвинув рукав. На запястье девочки было родимое пятно в виде небольшого треугольника, такое же, как у Клауса. Именно эта отметина и сгубила жизнь Никлауса — как только она проявилась, Майкл понял, что не он отец Клауса, ведь он знал того, у кого было такое же пятно. — Эта моя дочка, и я прошу тебя о помощи, — Клаус с мольбой взглянул на младшую сестру. — Как бы мы не были различны, Ребекка, я никому не доверю жизнь своей дочери, кроме тебя. Вздохнув, блондинка присела на корточки, а малышка тем временем распахнула светло-зелёные глаза и с интересом смотрела на неё. Ребекка протянула руку, и маленькая ладошка обхватила её за палец. — Неужели после всего, что мы пережили, с нами наконец случилось что-то по-настоящему хорошее? — девушка подняла малютку на руки и, прижав её к себе, ощутила тепло. — Неужели не всё потеряно? Неужели осталась надежда? Как её зовут? Поначалу Клаус, растерявшись, хотел ответить «не знаю» — ведь об имени в записке от её матери ничего сказано не было, но слова сестры что-то всколыхнули в нём. Он вдруг понял, что пора обрести надежду. Надежду на то, что тьма в его душе однажды рассеется. — Хоуп. Её зовут Хоуп, — вслух произнёс Клаус и добавил: — Хоуп Ребекка Майклсон….***
Среди огромных небоскрёбов Бостона и многолюдных улиц Реджина чувствовала себя маленькой, как раньше. Миллс прожила в Бостоне первые пять лет своей жизни, потом отца назначили мэром Сторибрука, а уже оттуда мать увезла их с Зелиной в Сиэтл. Реджина не возвращалась сюда четырнадцать лет. Некоторые вещи в городе изменились до неузнаваемости, а некоторые остались такими же, как в её детстве. Например, тот магазинчик на углу, где продавали вкуснейшие на свете пончики и куда они с отцом заходили каждый его свободный день. Накупив пончиков, Миллс вышла на улицу и села на одну из скамеек на оживлённой площади, с интересом рассматривая быстро проходящих мимо людей, даже не надеясь увидеть знакомые лица. Она была уверена, что всех, кого она знала в детстве, жизнь давным-давно разбросала по разным уголкам земли. Чёрт его знает, как это произошло. Долгие годы после они будут удивляться этому, но так и не найдут ответа — как они вообще смогли узнать друг друга? Спустя четырнадцать лет, сохранив в памяти лишь расплывчатые черты, как он вообще смог узнать подругу детства во взрослом человеке? — Реджина? Реджина Миллс? Молодой светловолосый парень с короткой стрижкой, в форме шерифа, склонился над ней с улыбкой и звал её по имени. Реджина сдавленно улыбнулась в ответ и, нахмурив брови, пыталась отыскать в архивах памяти лицо незнакомца; спустя минуту просто так, совершенно ни на что не надеясь, ляпнула: — Дэвид? Дэвид Нолан. В далёком детстве они, несмотря на запреты Коры, были очень дружны, можно сказать, не разлей вода. Дэвид был из бедной семьи, его мать Руд работала на трёх работах и делала всё возможное, чтобы сводить концы с концами. Отец беспробудно пил, как раз до того дня, пока пьяным не свалился замертво прямо на улице, и Руд осталась одна. Точно сказать, стало ли ей легче после смерти мужа-пьянчуги или тяжелее, женщина не могла. Просто делала, что должно. По мнению Коры, подобные друзья были для их дочерей не ровней. Сама она даже не здоровалась с Руд. Однако у детей всё иначе, и дружат они не ради выгоды, а просто так. Реджина часто вспоминала закадычного друга по детсаду. У неё осталась куча совместных снимков, но адреса один за другим менялись, и пути окончательно разошлись. Она и не чаяла его увидеть, только надеялась, что у него всё сложилось, и, судя по форме шерифа, всё и вправду неплохо. — Сколько лет? — спросил парень, присаживаясь рядом. — Четырнадцать, — засмеялась Миллс, — мне тогда было пять, а тебе семь. С оживлённого Бостонского проспекта эти двое переместились в укромные закоулки своей памяти. Они проговорили несколько часов, вспоминали, какими хулиганами они были в детстве, рассказали друг другу, как прошли их школьные годы, и немного поведали о настоящем. Оказалось, Дэвид уже успел жениться и даже ждал первенца. Его жена, Мэри Маргарет — скромная учительница в местной школе. Он же — помощник шерифа в одном из городских участков. Миллс гордо рассказала о том, что она работает в ФБР, и аккуратно ушла от неловких разговоров о «личном». Их беседа уже подходила к концу, Дэвид как раз приглашал её завтра на семейный ужин, а она обещала подумать, как вдруг заметила его. Мимо него сновали люди, а он стоял среди оживлённой толпы и не двигался, из-за чего Реджина периодически теряла его из виду, когда кто-то из прохожих загораживал его собой.***
Это произошло вчера, как раз за завтраком. Голд, неспешно читая свежую газету, иногда отрывал свой взгляд от букв и смотрел на сына. Бэйлфаер явно пребывал не в самом лучшем расположении духа, мальчик угрюмо глядел в тарелку, возюкая ложкой. — Бэй, что-то случилось? — Кристиан отложил газету в сторону. — Она обиделась на меня, да? — Ты о ком, сын? — Реджина. Пазл сложился. Он скучал по Реджине, той не было уже пару недель, она не звонила и общалась только с Джей-Джей. Кристиан с горечью осознал одну из истин: если ты что-то игнорируешь — не значит, что этого на самом деле нет. Между Реджиной и Бэем давно возникла прочная связь, как бы больно для Кристиана это ни было. Каждому нужна мать — и он выбрал её себе. Да и между ним самим и Реджиной давно всё не просто, хоть он это старательно игнорировал. Кажется, пришло время окончательно принять перемены. — Доедай, и я отведу тебя к миссис МакКласки. — Что? — мальчик посмотрел на отца глазами матери. — Но у тебя же сегодня выходной. Ещё никогда отец не оставлял его в свой выходной, в эти дни они всегда были вместе. Он надул нижнюю губу, но потом собрался с духом и спросил: — Опять плохие люди? Опять срочно? — На сей раз это не по работе, — ответил Голд. — Нужно вернуть Реджину домой, как ты считаешь? Спустя мгновение ложка застучала о тарелку с безумной скоростью, Бэй набирал полный рот, не успевая жевать, а отец лишь качал головой. Уже через пятнадцать минут мальчик, сияя, как новенькая монета, что только из-под чеканки, стоял на пороге соседки. «Опять? В воскресенье? У тебя совсем нет выходных? И совести тоже!» — всё это можно было бегущей строкой прочесть в глазах старушки, как только она открыла дверь. — Папа летит к Реджине! — громко и радостно объявил мальчик прежде, чем Карен начала ворчать. Старушка отошла на пару шагов, молча пропуская мальчика в дом. — Ты поступаешь правильно! — крикнула она ему в спину, прежде чем запереть дверь. — Думаете? — обернулся Голд. — Пора поверить, что будущее возможно. Пора обрести надежду.***
Однако стоило ему прилететь, стоило ему её найти, что, кстати, произошло совершенно случайно — когда Реджины не оказалось в гостинице, где она остановилась, Голд просто пошёл гулять по окрестностям и наткнулся на неё взглядом — Миллс была не одна, Кристиан как раз застал момент её прощания с Дэвидом. Мужчина засомневался, стоит ли подходить? Она в компании ровесника, и, кажется, вполне довольна жизнью. Но тут уже она заметила его. Реджина не могла понять, чем она больше шокирована — самим появлением Голда или его внешним видом. Белая рубашка, верхние пуговицы которой расстёгнуты, рукава закатаны до локтя, джинсы-капри… Она-то привыкла видеть его в костюмах. Заметив Голда, Реджина вдруг почувствовала, что, оказывается, все эти дни ей его не хватало, что ни говори. Преодолев первый порыв подбежать к нему, она поднялась и медленно пошла навстречу. Короткое летнее платье кремового цвета, волосы собраны в высокий хвост и босоножки на невысоком каблуке. Пожалуй, и он видел её такой едва ли не впервые. В отделе она всегда была в брюках и белой блузке. Пробравшись сквозь толпу, они застыли друг напротив друга на расстоянии двух шагов. Он готов был её коснуться. Она не знала, с чего начать разговор. Губы Реджины подрагивали, но озвучить хоть какие-то из спутанных мыслей она не успела — Голд легонько коснулся её губ своими, и все несказанные слова и незаданные вопросы застыли на них навечно.***
— Хоуп. Хорошее имя, правильное, — вторила брату Ребекка, как бы игнорируя тот факт, что второе имя он дал дочери в её честь. Блондинка улыбалась, надеясь, что брат без слов поймёт, как это значимо для неё. — Пора обрести надежду. Только, знаешь, можно я здесь не останусь… Маленький домик в пригороде и белый забор, вот что нам нужно… — Как скажешь, сестра, — улыбнулся Клаус, поднимаясь на ноги. — Лишь бы вы обе были счастливы…